Loe raamatut: «Прозвища казаков донских и кубанских станиц. Казачья жизнь»

© Геннадий Иванович Коваленко, 2016

ISBN 978-5-4483-4580-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть первая. Прозвища донских казачьих станиц

Вступление

Есть у казаков такое обыкновение: давать прозвище-кличку каждой станице. И так это прозвище прочно и крепко приклеивается, что никакими средствами его не отклеишь. Любят казаки подтрунить друг над другом – глядишь, в самый неподходящий момент и напомнит казак собеседнику: «а как вашу станицу дразнят («дражнют»)? Как ни открещивается казак, как ни отпирается, горячо доказывая, что его станица – «самая беспорочная», все равно толку не будет: задавший коварный вопрос знает, конечно, про станицу всю подноготную. И станичнику ничего другого не остается, как тут же взять реванш: задать встречный вопрос зубоскалу: «а твою как?»…

Эта, столь обычная в казачьем быту, словесная перестрелка проходит обыкновенно в добродушном, веселом тоне: тут нет желания обидеть, все делается «любя»… На родине, правда, случалось и иначе (на пример, во время майских лагерных сборов), особенно в тех случаях, когда подтрунивание неосторожно переходило известную границу, когда оно грубо задевало самолюбие целой станицы, превращалось в издевательство: тогда дело доходило иногда и до очень серьезного.

Каждое прозвище имеет свое объяснение, свою, так сказать, историю. Многие из этих «историй» носят такой характер («неудобосказуемый»), что их будет очень трудно изложить в печати. Нельзя сказать, чтобы объяснения прозвищ отличались особым остроумием или глубиной, но все же мы считаем полезным запечатлеть их на страницах нашего – семейного, так сказать – казачьего журнала, чтобы сохранить их для будущего.

Станичников, которые прочтут здесь о своих станицах, просим не обижаться: делаем мы это – печатаем – «любя», стремясь сохранить везде, где только можно, каждую черточку нашего казачьего быта. А если, прочитав про вашу станицу, сосед начнет зубоскалить – утешьтесь: напечатаем потом и об его станице.

Начинаем со старшего брата – Тихого Дона, расскажем и о станицах Вольной Кубани и Бурного Терека, не забудем, и об остальных казачьих Войсках. Просим только помочь нам присылкой необходимых сведений о всех станицах – кто о какой знает. Мы понимаем, что о своей станице писать неудобно и на этом не настаиваем, но почему же не написать о соседней, памятуя, что сосед все равно напишет о вашей станице?

Пока печатаем то, что любовно собрано и прислано нам сотрудником-донцом Борисом Кундрюцковым (у него запас большой и не только о Войске Донском), а к тому времени, когда его список будет исчерпан, надеемся получить подкрепление и от вас, наш читатель.

Н. Мельников.

Аксайская станица. «Чулок с сюзьмой»

На Дону из заквашенного молока готовили кисломолочный продукт, называли его сюзьмой. Для этого его выливали в холщовый мешочек и давали жидкости в течении суток стечь, после чего подавали к столу.

«Чулок с сюзьмой» так дразнят казаков станицы Аксайской. Связанно это с тем, что аксайские казачки решили сэкономить на мешочках для сюзьмы, и стали её готовить в своих чулках, решив, что большой беды в том не будет. И в таком виде они носили сюзьму продавать на базар. Казаки соседних станиц, узнав об этом, ославили как аксайских женщин, так и казаков аксайчан на всё Войско. Чтобы им впредь было неповадно торговать сюзьмой в своих чулках.

По другой версии, мать одного казака отправила с оказией сыну на службу гостинцы. Когда казак стал разлаживать присланную из дома снедь, то всех его товарищей заинтересовало, что ему прислали в чулке. Когда чулок развязали, то выяснилось, что там сюзьма.

Александровская станица. «Армяшка казачку обманул» или «а пол чистый!»

Александровскую станицу дразнили «армяшка казачку обманул» или «а пол чистый!». А всё почему? Да из-за игривого характера местных жалмерок. Казаки то на службе, а они без мужского внимания, а соблазнов то в городе пруд пруди. Как говориться: грех воровать, а не миновать. Кавалеры всегда найдутся утешить. Александровские казачки носили в Нахичевань на базар кислое молоко, каймак, сыр и прочее и иногда «грешили» там с местными армянами. Те, парни горячие, обходительные.

И вот один раз, когда казачки возвращаясь гурьбой из Нахичевани в станицу, одна другую спрашивает: «кума, а чего у тебя вся спина в пыли?» Другая, в ей в ответ: «У, проклятый армяшка, а сказал, что пол чистый». А тут, как на грех, в толпе были казачки из другой станицы, и услышали весь их разговор. С тех пор и приклеилось к александровцам это насмешливое прозвище. Долго потом соседи потешались над незадачливыми станичниками.

Аржановская станица. «Овцы»

Обидное для казаков прозвище, что тут скажешь, да сами виноваты, коль чабаны пьяницы придурковаты. По словам Е. Н. Ермакова, весной аржановские станичники собирали хозяйских овец в одну отару и выгоняли на пастбище. И всё б ничего, да нанялся к станичникам чабан. Чабан как чабан и герлыга при нём, и куцый имеется, да в голове ветер веется. Погнал он овец пасти и искать станичникам напасти. Захотелось чабану выпить, да денег чёртма, не поможет и кума. А душа то горит.

Глядит по дороге купцы-шибаи едут скот скупать. Совсем невтерпёж ему стало. Говорят не пьёт казак на небеси, а тут, кому не поднеси. Эх, была, не была, думает чабан, глядишь шибаи стаканчик поднесут. А те ни в какую. Ты, говорят ему, овец нам продай, а потом и про магарыч дело веди. Подумал чабан и продал всю отару купцам

Денег полон гаманец и пошёл гулять подлец. Как говориться, пока казак в седле, он не пьян, а навеселе. Где шинок да кабачок, там и наш казачок. А чтобы станичники особо не волновались, он вывесил на своём балагане бумагу:

Не тужите аржановцы,

Не пропали ваши овцы,

Старые и малые,

Все пошли по одной цене.

Однако другие соседи аржановцев уверяют, что дело отнюдь не так было. Говорят, будто продал чабан станичную отару проезжим купцам, да «честным» человеком оказался. Решил повиниться, мол повинную голову и меч не сечёт. На следующий день станичникам заявил, что овец бирюки порезали. Казаки на коней и в степь, а овец и след простыл. Ни крови, ни шерсти. Прознали о том соседи и сочинили о них частушки, а самих аржановцев «овцами» прозвали.

«Не тужите, аржановцы,

Не пропали ваши овцы,

Все по трёшнице пошли».

Этой частушкой намекали о том, как нанятый аржановцами чабан продал их овец проезжим купцам, свалив пропажу на волков.

Арчадинская станица. «Гуси», «Гусаки»

Прозвище своё казаки Арчадинской станицы получили за свою любовь к гусятине, которая и сгубила их репутацию. Не весть в каком году, служили арчадинцы в Польше. Всё б хорошо, да не подают к казачьему столу гусятину. Оно то и свинина с говядиной, не постная пшёнка, да просит душа гусёнка. Вот и решили арчадинские казаки гусей украсть да оскоромиться. Сказано сделано, в воскресный день, стащили они у одного поляка пару молодых гусаков, сунули их в оклунок и айда в ближайший лесок. А тут как на грех полковой командир на коляске едет. Казаки во фрунт встали, глазами начальство едят.

– И куда это вы станичники путь держите? – спашивает он их.

– Да вот, ваше высоко благородие, видите ли куцый наш сотенный сдох, похоронить хотим.

Только они так сказали, как оклунок зашевелился и гусаки загоготали. Полковой командир то же не дурак был, враз сообразил в чём дела.

– Ах вашу мать, перемать, бесовы вы гусаки! Под арест мерзавцев на десять суток!

Так и приклеилось это прозвище за арчадинцами -«Гусаки». Как их иностаничники увидят, так и начинают по гусиному гоготать.

Багаевская станица. «Лапшу в самоваре варили»

Это сегодня Багаевская славна огурцами да помидорами. Лет 100 – 150 назад станичников называли лапшуками или лапшевниками. А пошло всё из-за того, что багаевцы приноровились варить лапшу в… самоваре: уверяли, что так она получается вкуснее всего. Как говорится, на Дону, брат, самовар, варит и лапшу, и взвар. Впрочем, самовар самовару рознь. Тогда в самоварах не только воду кипятили, но на полевых работах и борщ варили и кашу. И эта багаевская привычка забавляла казаков из других хуторов и станиц, ещё не оценивших достоинство таких самоваров.

Баклановская станица. «На бороне бурдюк перевозили через Дон», «Бурханы»

В перечне станичных прозвищ Н. Е. Ермакова Баклановскую «дражнят» – «На бороне бурдюк перевозили через Дон». Это не совсем точно. Пустой бурдюк не было никакого смысла укладывать на борону и плавить через Дон. (Раньше железных борон не было. И казаки пользовались деревянными боронами. Они конечно под тяжестью груза могли притопляться, но крепко притороченный груз не мог утонуть). Следовательно, бурдюк был не пустой, а что-то имел в себе, раз был положен на борону. Но что? Вот об этом было подробно рассказано в стихотворении, которое было прибито на стенке в комнате вахмистра 3-ей сотни 2-го Донского казачьего полка. К сожалению, эти замечательные стихи, где главным действующим лицом был казак Семен, я не помню. Но в 1923 г. в Болгарии мне рассказал его хорунжий Е. Е Канканов (из урядников) Н. Курмоярской станицы, отбывавший действительную службу в 3-ей сотне 2-го Донского Казачьего полка. История эта приблизительно такова.

Дело было в стародавние времена, когда станица называлась еще Гугнинской. Станица была расположена на правом берегу Дона. И с восточной, и западной сторон она была окружена непроходимыми чиганаками (болотами). Бродов ни в станице, ни в ее окрестностях не было. Для переправы на левую сторону Дона – пешие переправлялись на баркасах, а конные – вплавь. В те времена казаки станицы часто делали набеги в калмыцкие степи. После каждой переправы в набег, баркас из предосторожности отводился обратно на правую сторону. На случай же погони калмыков, что случалось часто, когда на вызов баркасов не было времени, на левом берегу были сложены бороны для перевозки на них в таких случаях добычи и седел.

В один из таких набегов гугнинцы (ныне баклановцы) ограбили калмыцкий молельный дом (хурул) и взяли там золотую статуэтку Будды (изображение калмыцкого бога – в казачьем наименовании «Бурхана») и положили ее в бурдюк, который нашли там же. Калмыки организовали погоню. Перед казаками, прискакавшими к Дону, встал вопрос: Как же быть с «Бурханом»? Вот тут-то казак Семен и дал совет укрепить бурдюк с «Бурханом» на бороне и таким образом переправить его через Дон. Так и было сделано. Но история кражи гугнинцами калмыцкого бога «Бурхана» и переправа его через Дон в бурдюке на бороне стала быстро известна по соседним станицам. С тех пор гугнинцев (баклановцев) и стали величать «Бурханами».

Б. Кундрюцков.

В интернете часто приводится другое прозвище казаков станицы Баклановской: «На баране бурдюк перевозили». Однако нигде толкование этого «дражнения» не даётся. И надо думать, что это обычная опечатка, когда вместо слово «борона», было написано «барана».

Бессергеневская станица. «Гужееды»

А вот приезд в станицу Бессергеневскую архиепископа Новочеркасского оказался смазан банальным воровством. От того и прозвище бессергеневцы получили. Собрались почти все бессергеневцы в станичной церкви, не каждый год сам архиепископ службу проводит. Пока тот вёл службу в храме, нескольким вороватым казакам глянулись гужи на архиепископских лошадях, доставивших владыку. Славная была упряжь, наборным серебром украшенная. Вот её то казаки и украли, не побоявшись божьего гнева.

Когда вышел владыка из церкви, то обомлел: лошади стояли распряжёнными. Даже дара речи лишился. Стоит на паперти глаз выпучив, как рыба воздух ртом глотает. Отошёл маленько – разошёлся. А потом видит, что толку от этого чуть, обозвал бессергеневцев «Гужееды вы окаянные!». Махнул с досады рукой и велел атаману новую упряжь найти, да коней запрягать. А высказанное в сердцах обидное слово закрепилось за бессергеневцами. А тут, как на грех, казаки из соседних станиц понаехали на владыку посмотреть и прозвали станичников гужеедами. Так и прилипло это прозвище.

Бело-Калитвенская станица. «Теплошапки» или «Папахи»

Казаки Бело-Калитвенской станицы и зимой и летом в папахах гуляют. Солнце жарит во всю, духота – мочи нет, а они – в папахах. Пот так с них и льет, усы, слипшиеся, мочалкой висят и по ним пот на землю течет, а не снимают они шапок. Как говорится, пар костей не ломит. Жалко их даже. И чего они мучаются?

А получили белокалитвенцы своё прозвище так. Ехали как—то казаки через их станицу. Смотрят, станичники стоят у крайнего куреня. Все как один средь лета в шапках. Удивительно стало заезжим гостям.

«Ей, станишники, вы чего в теплых шапках ходите?»

«Убирайся-ка ты, человек, по добру, по здорову…»

«Чего-то серчаете вы очень?»

«Не лезь не в свое дело… Ты откедова знаешь, какая через час погода может быть? Как трахнет мороз, тридесят градусов, нам и переодеваться не надо, а тебе шло домой бежать… Во-о понял?»

«Понял…».

Посмеялись гости проезжие, а прозвище к ним так и прилипло на мертво. И стали их казаки соседних станиц дразнить: «теплошапками» или «папахами».

Было ещё одно совсем неприличное прозвище белокалитвенцев – «верблюдка». Объяснение его считалось невозможным. А потому и мы не будем его здесь приводить.

Богоявленская станица. «Половинка»

От чего казаки станицы Богоявленской такое прозвище получили не известно. Однако есть воспоминание казака Фомина об этом прозвище, мы его и приведём.

Вот за эту «половинку» мне чуть было сильно не влетело от моего сотенного вахмистра Т. О. Богаевского. (Кстати, Н. Е. Ермаков не упомянул, что Богоявленскую станицу дразнят «половинкой»). Вахмистр был как раз Богоявленской станицы. Был он строгим, но и справедливым. Однажды после утренней уборки зовет меня вахмистр и говорит: «Вот тебе кусок латки, иголка и нитка – почини мне этот матрас». Это был матрас, на котором казаки приседают после прыжка через кобылу. Я примерил латку на дыру, она оказалась мала. Я и говорю вахмистру: «Господин вахмистр, эта половинка мала…». Вахмистр вспылил: «Што, што ты сказал?» – по видимому, он подумал, что я его дразню «половинкой»… Не знаю, чем бы это кончилось, но выручил меня мой взводный урядник: «Господин вахмистр, он еще молод и не знает, что значить слово «половинка»… Он говорит, что эта латка слишком маленькая, чтобы залатать дыру…». Вахмистр строго посмотрел на меня и сменил гнев на милость: «Если этот кусок мал, возьми другой…».

Фомин.

Верхне-Кундрюченская станица. «Воробьи». «Воробьи хлеб склевали»

Говорят, что казаки ст. Верхне-Кундрюченской получили своё прозвище из – за своей жадности. Полагалось станичникам иметь в станице хлебный магазин, куда каждый казак-домохозяин должен был ссыпать часть своего урожая, для общественных и войсковых нужд. А тут неурожай. Призадумались казаки, и так, мол хлеба мало, а тут ещё в хлебный магазин ссыпай. Собрались на сбор. покумекали и решили, в этом году хлеб в него не ссыпать, авось окружное начальство и не прознает, а на следующий год, мол, мы засыплем. Да недаром ведь говорят, что авось с небосем водились, да оба в яму свалились. Понадеялись, что авоська парень добрый: или выручит, или выучит.

А он взял да выучил. Как на грех, вскоре окружной атаман с проверкой приехал. Встретили его казаки честь по чести. Льготные казаки при полном параде на майдане выстроились – приветствуют. Да видать, кто то атаману доложил о непорядке с хлебным магазином. Требует он его открыть для ревизования. Делать нечего, отомкнул станичный атаман замок, распахнул двери, а там хлеба кот наплакал. Спрашивает окружной, а хлеб, мол, где господа казаки? А станичный, возьми да брякни, что это, мол, жиды (воробьи) в магазин залетели, да и хлеб склевали.

Долго бушевал окружной, судом да карами грозился. Дошла молва о том конфузе кундрюченцев до соседей и те прозвали их «воробьями».