Глава 10
– Что-нибудь получается? – спросил Алексей, которому надоело позировать.
– Уже устал? – спросила жена. – Можешь отдохнуть, но ко мне не заглядывай. Слышишь, приехали машины? Это, наверное, гости. Не хочешь посмотреть в окно? Отсюда должно быть видно, а они тебя не заметят.
– Что на них смотреть! – ответил он. – Их всех нужно быстрее убирать. Хорошо, что Сталин мне поверил, и не пришлось врать. Был заговор или его не было, но я постарался бы подвести его к этой мысли.
– Давай больше не будем о них говорить? – попросила Лида. – В самом деле, сколько можно! Как представлю всю эту огромную пирамиду полуграмотных партийных чиновников, озабоченных только личным благополучием и готовых из-за него лить кровь…
– Бог с тобой, малыш! Откуда ты это взяла? Если бы всё было так, как ты сказала, проще было пойти и повеситься! Какие тогда, к чёрту, реформы! В партии очень много порядочных людей, в том числе и на руководящих должностях. Конечно, они не ангелы, но и не дерьмо. Дерьмо по известному правилу всплывает на самый верх. Я не знаю, сколько сейчас членов в ЦК, но вряд ли больше сотни. И основная борьба после ликвидации верхушки разгорится там! Если удастся взять под контроль ЦК, никто из остальных и не пикнет! Можно заблокировать созыв съезда и постепенно разбираться со всеми секретарями обкомов и крайкомов, часть из которых заседает в том же Центральном Комитете.
– Всё, я неправа и молчу. Тебе видней, но давай на этом закончим. Ты вроде завтра должен был ехать в министерство?
– Поеду, если Старостин ничего не переиграет.
– Меня волнует твоя поездка. Ты что-нибудь знаешь о министре?
– Об Абакумове? Кое-что проходили в училище. Во время войны он возглавлял «СМЕРШ». Это военная контрразведка. В министерстве государственной безопасности практиковал пытки, а потом его самого арестовали, но сколько ни допрашивали, так и не выбили признания вины. Это всё, что вспоминается.
– Как ты думаешь, о чём будет разговор?
– А тут и думать нечего, ясно, что он попытается выяснить, кто я такой и откуда взялся. И я могу его понять. Если по моей вине что-нибудь случится с вождём, ему не поможет то, что на моём назначении настоял Сталин. Приказ был передан через Старостина и подтверждён Сталиным по телефону. Не осталось ни одной бумаги, всё было только на словах. И формально он мог не подчиниться.
– Что будешь отвечать?
– Хочу попросить Сталина написать ему записку и датировать её двумя днями раньше. Пусть письменно подтвердит свою просьбу и как-нибудь обоснует свой запрет на мою болтовню. Ему это нетрудно, а у министра появляется соломка, подстелить под задницу. Он и на меня не станет сильно давить. Если эти нахлебники долго не задержатся, сегодня же скажу Старостину.
«Нахлебники» уехали в девять вечера. Самохины поужинали и сидели на веранде, не включая свет, который легко было заметить от ворот даже со шторами, когда послышались голоса, смех и шум моторов нескольких машин.
– Пойдёшь? – спросила Лида. – Не поздно?
– Для него это не время, – ответил Алексей, поднимаясь с кресла, – а вот Старостин может уйти. Уже уехали, так что можешь включать свет.
Он вышел из гостиной и спустился по лестнице в коридор.
– А я к тебе, – сказал ему вышедший в коридор Старостин. – Он хочет тебя видеть.
– Это кстати, – отозвался Алексей, – а то я уже хотел обратиться к вам. Теперь скажу сам. Кто дежурит?
– Григорий Пушкарёв. Ты с ним ещё не встречался, так что я провожу. Пойдём, хозяин не в кабинете, а в рабочей комнате.
Пушкарёв – высокий, широкоплечий парень – дежурил в прихожей.
– Никуда не вышел? – спросил Старостин о Сталине. – Тогда заходим.
Сталин сидел за столом и что-то писал.
– Присядьте, – кивнул он на стулья. – Сейчас закончу.
Дописав,вложил бумагу в конверт и отдал Старостину.
– Оформи и отправь Поскрёбышеву. Теперь разберёмся с тобой. Просьбы ко мне есть?
– Есть, Иосиф Виссарионович, – ответил Алексей. – Мы с Михаилом Гавриловичем хотим завтра посетить Абакумова. Его заинтересовал такой мутный тип, как я. Мало того что я оказался в опасной близости от вас, так ещё нужно присвоить звание старшего офицера ГБ. Я и подумал, что неплохо было бы успокоить его вашей запиской. Всё-таки хоть какой-то документ. Телефонный звонок к делу не подошьёшь. Заодно в ней можно приписать, что вы запрещаете мне распространяться о себе. Наверняка он попытался навести справки, получил в результате дырку от бублика и теперь будет на меня давить. И о моей жене он уже знает и гадает, с чего это ей такая честь.
– Что-то уже придумал? – спросил Сталин.
– Лида хороший художник. Вот фотография портрета её матери.
– Работа мастера, – оценил Сталин, возвращая фото. – Хочет нарисовать меня?
– Я знаю, что вы не любите позировать, – сказал Алексей, – но это не потребует много времени. Она лишь сделает эскизы, а работать будет по ним. И это не к спеху, сейчас она взялась за мой портрет. Нужно вспомнить технику и потренироваться. А для Абакумова хоть и хилое, но объяснение.
– Это не объяснение, а так… – Сталин недовольно нахмурился, достал и раскурил трубку. – О вас скоро многие узнают, поэтому нужно придумать что-нибудь получше, а пока пусть будет портрет. И вот ещё что… От твоего устройства для чтения плёнок устают глаза. Мне сделают все книги, а тебе нужно написать свои объяснения, не дожидаясь, пока у меня появятся вопросы. Я не один буду их читать. Задача ясна? Завтра к вечеру должен подъехать один человек, и я вас познакомлю. А с Абакумовым будь осторожен. Когда оформят все документы?
– Завтра заберём форму, а послезавтра – документы, – ответил Старостин. – Это если ничего не помешает. Послезавтра же включим в работу. Думаю пока с его помощью потренировать ребят.
– Сможешь совмещать с записями? – спросил Сталин. – Ну раз сможешь, потренируй охрану. Это всё? Тогда я вас не держу.
– У руководства работа начинается в девять тридцать, – сказал Старостин, когда они вышли в прихожую. – Утром у Абакумова совещание, потом он с час работает в своём кабинете, а вот, когда закончит, мы и подойдём. Ехать здесь всего ничего, поэтому будь готов к одиннадцати. Шофёра брать не будем, поведу сам. Заодно и поговорим.
– Сказал? – спросила жена, когда он вошёл в гостиную.
– Сказал. Записку он напишет. Я предложил объяснить твоё пребывание на даче рисованием портрета, так он посмотрел на меня как на дурачка. Сказал, что придумает что-нибудь более жизненное. Плохо, что я почти ничего не знаю по этому времени и не узнаю, если буду сидеть на этой даче. Насколько всё было бы проще, если бы нас перенесли лет на двадцать позже.
– Толку об этом сокрушаться! Ты показывал ему фотографию? Тогда возвращай обратно. Когда едете?
– В одиннадцать нужно быть готовым.
–Позавтракаем, я поглажу брюки, и поедешь. Паспорт сейчас положу в пиджак. Когда поедем за одеждой?
– Не терпится натянуть брюки и посмотреть, как на тебя сделает стойку мужская часть населения дачи? Вынужден огорчить: ты завтра не поедешь. После министерства всё заберём. Это классное ателье: они шьют без повторных примерок, и никто не жалуется.
На следующий день Старостин появился чуть раньше.
– Броский костюм, – сказал он, осмотрев Алексея, – ну да ладно. Раз уже готов, выедем чуть раньше. Заскочим в Кремль кое-что отдать, а потом поедем в министерство.
– И меня туда пустят только по паспорту? – удивился Алексей.
– Конечно, нет. Постоишь на площади, а я обернусь за пять минут. Пошли к машине.
Машиной оказался уже старый ЗИС – 101.
– Удивлён? – усмехнулся Старостин. – Это разъездная машина для поездок вроде нашей. Хозяин и «девятка» ездят на бронированных сто пятнадцатых. В гараже их пять штук. «Девятка» – это у нас выездная группа охраны.
– А почему вы зовёте его Хозяином? – спросил Алексей, садясь на переднее сидение рядом с подполковником. – Он об этом знает?
– Это для посторонних. Между собой наши ребята зовут его Дедом. Тебе тоже не возбраняется, когда станешь для них своим.
Старостин завёл мотор и после проверки выехал за ворота.
– Хочу с тобой поговорить, – сказал он Алексею. – К тебе теперь многие будут присматриваться, а кое-кто попробует сблизиться. В глазах всех ты новый любимчик Сталина. Вынырнул неизвестно откуда, был обласкан и приближен, даже поселён на даче вместе с женой в комнаты для почётных гостей. Ты знаешь, что там жили Мао Дзэдун, Броз Тито и Черчилль? А теперь живёте вы. Почти наверняка об этом знают уже и Абакумов, и Берия. У них есть здесь свои люди. Не из телохранителей или «девятки», а их тех, кто сидит на воротах и патрулирует территорию. Буду удивлён, если никто не стучит Маленкову. О твоём геройстве в комнате отдыха тоже доложат. Я думаю, что Берия не утерпит и примчится на вас посмотреть.
– Как вы к нему относитесь?
– Нормально я к нему отношусь. И он относится к нашим парням так же. Частенько заходит поиграть в бильярд или сыграть в козла. Не веришь? Ну и зря. За проигрыш он даже лазил под стол. И давай на ты. А то я тебе тыкаю, а ты мне в ответ показываешь своё воспитание. Мы не сильно разнимся по возрасту и званию.
– Ты просто держал дистанцию, поэтому и такое обращение.
– Ладно, с этим закончили. Держи свою бумагу для Абакумова. Сталин вчера написал. Думаю, что она его удовлетворит. Если со Сталиным из-за тебя что-то случится, погоны он потеряет, но может сохранить голову. Войди в его положение и не обижайся: проверять тебя будут в любом случае. И на Власика будут давить, чтобы он держал тебя подальше от Сталина. Николай в данном случае ничего не решает, но Абакумов и здесь прикроется. Он принял меры, а если начальник Главного управления охраны не отреагировал должным образом, его и наказывайте. Так, теперь я остановлю машину, а ты выйдешь и немного подождёшь. Мне нужно передать пакет Поскрёбышеву, а он предупреждён и ждёт, так что я быстро обернусь.
Через пятнадцать минут Старостин вернулся, забрал Алексея и погнал машину на Лубянку. Приехали вовремя. Пропуск на Самохина был готов, поэтому быстро прошли проверку и поднялись на третий этаж. По засланному красной ковровой дорожкой коридору дошли до приёмной министра. Абакумов был у себя и сразу же их принял.
–Здравствуйте, Виктор Семёнович, – поздоровался Алексей. – Я пока не в штатах и в цивильном, поэтому не буду щёлкать каблуками.
– Здравствуй, – отозвался министр, с любопытством осматривая Самохина. – Не обижаешься, что на ты? Ну и прекрасно. Ты ещё не в штатах, а у меня из-за тебя уже прибавилось седых волос. Я не могу отказывать Иосифу Виссарионовичу в его просьбе, а выполнять не имею права! Извини, но ты очень подозрительная личность. У вас с женой ни документов, ни биографии. Вы, случайно, не с неба свалились? И такому человеку я должен присвоить звание майора и ввести в охрану Сталина!
– Я всё понимаю, товарищ генерал-лейтенант, но ничем не могу помочь, – сказал Алексей. – Мне запрещено говорить о своей семье. Прошу вас взять эту бумагу и ознакомиться.
– Ладно, к этому разговору мы ещё вернёмся, – сказал Абакумов, прочитав записку Сталина.
Он хорошо владел собой, но Алексей заметил мелькнувшее на лице удовлетворение. Они перебросились несколькими фразами, и Абакумов их отпустил.
– Завтра придётся приехать в отдел кадров, – сказал Алексею Старостин, – а сейчас едем за одеждой.
От министерства до ателье оказалось недалеко, а одежда была готова и оплачена, поэтому много времени не потратили.
– Тебе идёт форма, – сказала жена, после того как он по её просьбе надел на себя один комплект обмундирования. – Но я не могу смотреть без улыбки на эти галифе, хотя пошито качественно. Давай теперь я примерю.
– Начни с офицерской формы, – попросил он. – Ты, кажется, что-то меняла?
– Попросила больше приталить, и не делать такую широкую юбку. Постой здесь, а я переоденусь в спальне.
Она ушла в спальню и отсутствовала минут десять.
– Хотел тебя выругать из-за того, что слишком долго одеваешься, – признался Алексей, когда она вошла в гостиную и крутанулась на месте, показывая себя со всех сторон, – но сейчас не поворачивается язык. Я слышал, что для многих женщин мужчина в военной форме выглядит привлекательней. Так вот, хочу сказать, что эта форма и тебе добавила прелести. Так и хочется её с тебя…
– Тогда пойду в ней на обед! – решила Лида. – Посмотрю, один ты падкий на девчонок в форме или это у вас общий бзик. Жаль, в тапочках совсем не тот вид, но не надевать же туфли на моих каблуках. И пойдём быстрей, а то уже три часа, и я проголодалась. Костюм потом померю.
Увидевший их Пушкарёв на мгновение замер, а потом показал Самохину поднятый вверх большой палец.
– Ты ему понравилась, – сказал Алексей.
– Грише? Да, я заметила. Пошли быстрее, всё равно мужчин больше не будет.
Она ошиблась: когда они уже поели, отнесли на кухню подносы с грязной посудой и возвращались к себе, из кабинета вышел Сталин.
–Здравствуйте, Иосиф Виссарионович! – поздоровалась Лида.
– Здравствуй, – ответил он. – Постой на месте, посмотрю. Да, так лучше.
– Что он хотел этим сказать? – спросила жена, когда Сталин ушёл.
– Наверное, понравились твои усовершенствования формы, – предположил Алексей. – Теперь все будут щеголять в такой же, и ты сразу потеряешь половину своей привлекательности.
– Ничего, надену брючный костюм, в нём больше этой привлекательности!
– Может не надо? Вдруг я не выдержу, а на полный желудок…
– Слушай, Лёш, – она остановилась перед лестницей и прижалась к мужу. – Как ты думаешь, может у нас уже появиться ребёнок? Ты ведь много успел сделать…
– Тебе так не терпится стать матерью? – спросил он. – Мы сейчас в подвешенном состоянии, случиться может всё что угодно. Куда спешить?
– Было бы мне лет двадцать, я никуда не спешила бы!
– Ты знаешь, малыш, – задумчиво сказал Алексей, – мне кажется, что ты стала выглядеть заметно моложе.
– Ты знаешь, мне тоже! И почему-то это не радует, а пугает. И у тебя исчезли морщинки возле глаз.
– Надеюсь, это не зайдёт слишком далеко. Помолодеть, конечно, здорово, но если это станет очень заметно… Ладно, что мы застряли на лестнице, пошли в комнаты. Сегодня у меня последний нерабочий день, давай хоть его остаток посвятим друг другу.
На следующий день в министерство опять поехали вдвоём на той же машине. После проверки прошли в кадры, где пришлось расписаться в нескольких журналах, после чего выдали удостоверение и сказали, чтобы зашёл к начальнику.
– А Свинелупову что от тебя нужно? – удивился Старостин. – Тоже взыграло любопытство? Так вроде не тот человек. Ладно, давай быстрее, нам ещё нужно зайти в финансовый отдел за подъёмными.
Худой генерал-майор с невыразительным лицом не задержал, задал несколько ничего не значащих вопросов и отпустил. Наверное, ему действительно было интересно посмотреть на Самохина. На получение денег ушло минут десять, после чего они покинули министерство и направились к своей машине.
– Когда приедем, получишь оружие и начинай работать, – сказал Старостин. – Хватит уже бездельничать, а то скоро начнёт расти брюхо. Ношение формы необязательно, но я советую носить, хотя бы в первое время.
* * *
– Иосиф Виссарионович, прибыл Берия, – доложил Старостин.
– И где он? – спросил Сталин. – Ему нужно специальное приглашение?
– Столкнулся в коридоре с Самохиной. – Старостин замялся. – Вы же знаете Лаврентия Павловича. Чтобы он просто так прошёл мимо красивой женщины… Сейчас пробует её обхаживать.
– Скажи ему, Михаил, что если через минуту не будет здесь, может сразу же уезжать.
Подполковник вышел из кабинета и подошёл к Берии, который задержал Лиду в коридоре и сейчас о чём-то её расспрашивал.
– Лаврентий Павлович! Товарищ Сталин приказал передать, что у него мало времени, поэтому если вы сейчас же не пройдёте в его кабинет, он не сможет вам его уделить.
– Ну мы ещё поговорим! – сказал Лиде Берия, бросил недовольный взгляд на Михаила Гавриловича и скрылся в кабинете.
– Зря вы надели штаны, – с досадой сказал Старостин, – да ещё эти туфли. Он и так сделал бы на вас стойку, а теперь не отвяжется. Женщины – это его слабость. Вам ничего не сделает, а вот Алексею при случае может припомнить. На будущее советую одеваться не так вызывающе.
В кабинете Сталин, не отвечая на приветствие Берии, несколько минут рассматривал его оценивающим взглядом.
– Я в чём-то виноват? – забеспокоился тот. – Это из-за этой женщины, да? Михаил доложил? Так ничего не было, просто поговорили. Давно не видел таких красивых женщин, а эта ещё необычно одета.
– Можешь её не обхаживать, – сказал Сталин. – Ей нужен только муж, который открутит тебе шею. И не помогут твоё положение и охрана. Он и так тебя недолюбливает, не стоит давать повод для ненависти.
– И из-за чего у него ко мне неприязнь? – прищурился Берия. – Сам из-за меня пострадал или родные? Это ведь ваш новый майор? Я его знаю?
– Не знаешь, – Сталин достал и раскурил трубку. – И он тебя не знает, просто читал то, что писали другие. Я хотел вас познакомить.
– И что в нём ценного, что так обхаживают? Даже поселили на даче!
– Узнаешь. Для начала возьми эту книгу, садись на диван и читай.
– О Никите написали книгу? – удивился Берия, взглянув на фото титульного листа. – Это ведь не печать, а фотографии?
– Пока об этом любителе гопака никто книг не писал. Ты пропустил самое главное – дату.
– Но, товарищ Сталин, это же полная чушь, – растерянно сказал Берия. – Я в такое не верю!
– А тебе не надо верить или не верить! Я сказал читать, значит, читай! Начало, включая войну, можешь пропустить. Там есть интересные моменты, но не будем терять время. Захочешь – посмотришь потом. Читай до закладки, закончишь – скажешь. Я тоже пока почитаю.
Берия читал около часа. Дойдя до закладки, он закрыл книгу и поднялся с кресла.
– Дочитал? – спросил Сталин, отрываясь от своей книги. – И как тебе прочитанное? Сядь, разговор будет долгим.
– Откуда это? – охрипшим голосом сказал Берия. – Это принёс муж той женщины?
– Он мне, Лаврентий, принёс не только это, а вообще всю историю до конца века. И помимо книг были другие доказательства. Да и книги… Ты знаешь, что я недоверчивый человек и любого, пришедшего ко мне с дикой историей и пачкой отпечатанных листов, отдал бы разбираться тем, кому положено этим заниматься. Но этот поступил умно. Он сначала встретился с Василием и рассказал ему о моей смерти и о его собственной судьбе.
– И он поверил?
– Видимо, был готов к чему-то такому, – ответил Сталин. – И ему тоже дали почитать книгу. А там ведь не только текст, ещё много фотографий. И фотографии можно подделать, но не всегда и не в таком количестве. А в последних книгах на них такое, что не хватит фантазии придумать.
– И Василий примчался к вам?
– Сначала позвонил. Хоть в этом его приучили к порядку. Потом приехал, всё рассказал и оставил отданную ему часть книги.
– Почему отдали только часть?
– Потому что у них с собой не было фотографий, только это.
Сталин положил на стол устройство чтения и микрофиши.
– Это разрезанные на кусочки кадры фотоплёнки. Изображения очень маленькие и занимают мало места. А с помощью этого их можно читать. Вот сюда вставляешь, включаешь и читай. Смотри, какое качество фотографий и что на них показано. Сумеешь ты это подделать? А первую книгу он отпечатал уже здесь в фотоателье. Договорился с фотографом, потом оглушил, связал и сам выполнил всю работу. Деньги, говорит, заплатил, но на всю книгу не хватило бумаги. Я начал читать и не нашёл ничего такого, что не могло бы произойти. И ещё эти фотографии. Захотел дочитать до конца, поэтому позвонил сыну и сказал, что этот пришелец из будущего может меня навестить. Он и навестил, а заодно показал работу устройства связи. Размером и формой напоминает обычные часы, а позволяет не только переговариваться, но и видеть собеседника. И изображение цветное и объёмное. Помимо истории он принёс научные книги.
– А для чего он пришёл сюда, рискуя собой и женой? Не для того же, чтобы поселиться на вашей даче и стать майором нашего МГБ? Какая цель?
– Его никто не спрашивал. Люди и в будущем не умели такого делать. Советский Союз развалится, а он хотел это предотвратить. Он думает, что этого же хочет тот, кто сюда их послал.
– И кто это может быть?
– Он не знает. Давай поговорим о моей смерти. Лаврентий, скажи откровенно, ты мог бы меня убить?
– Да вы что! – вскочил Берия. – Я всем в своей жизни обязан вам!
– Сядь и не дёргайся! – приказал Сталин. – И не нужно мне врать! Сейчас ты мне не враг и не желаешь вреда, а что будет в пятьдесят третьем году, никто сказать не может. О моей смерти в этой книге почти ничего нет, но мой гость читал и другие, где об этом написано много всего. И точно известно только то, что меня отравили и в этом замешан Хрущёв. Под подозрение попали Маленков, Булганин и ты.
– Да я…
– Помолчи, я сказал! Я не могу исключить того, что и ты принимал в этом участие, но думаю, что тебя просто подставили. Потом, чтобы не копался в этом деле, повысили и дали МГБ. Ты читал, чем это для тебя закончилось. Я долго думал, прежде чем тебя позвать. Я прочитал все книги, а сейчас перечитываю их по второму разу. И знаешь, читая, понимаю, что после правления Хрущёва всё должно прийти к развалу. Наше будущее можно поменять, и мы его поменяем. Хрущёва нужно убрать в первую очередь. Насчёт Маленкова я до конца не решил, а Булганина заменим надёжным человеком. В том, что нужно сделать, потребуется поддержка армии. Основную работу придётся выполнить тебе. Даже если я не допущу своей смерти в пятьдесят третьем, долго оставаться у руля не получится. Силы уходят, и никаким врачам это не остановить. Пока смогу, я тебе помогу, а потом будешь работать сам. Слушай внимательно. Никиту нужно убрать, не привлекая министерство. У меня есть свои люди, но я не хочу их использовать. Что можешь посоветовать?
– Через Абакумова действовать нежелательно, – задумался Берия. – Привлечём слишком много внимания. Лучше обратиться к Судоплатову. Его можно использовать, ни во что не посвящая. У него много спецов, для которых это нетрудно сделать. Они не обсуждают приказы и будут молчать. Давайте я возьму это на себя. Как думаете, лучше всё сделать тихо, или, наоборот, нашуметь и использовать его смерть в своих интересах? Можно было бы под этот шум снять Абакумова и отдать министерство мне. Так было бы намного легче работать.
– Об этом ещё подумаем, – оборвал его Сталин. – Ты слушай дальше. Давно назрела необходимость провести чистку верхушки партии. Слишком много в ней тех, кто не хочет и не умеет работать и не даёт делать это другим. Ты знаешь, что они и мне не дали провести реформы десять лет назад. И свою опору Никита нашёл в них. Я написал Поскрёбышеву, чтобы собрал компромат на членов ЦК, особенно на тех, с кем дружен Хрущёв. По моему распоряжению он давно кое за кем присматривает. Я думаю арестовать тех, кто замаран, а остальных поставить перед фактом. Заодно выступлю с обращением к народу с просьбой о поддержке. Тогда уцелевшие члены ЦК будут сидеть тихо. Объявим, что со временем проведем внеочередной съезд партии, а сами развернём чистку секретарей обкомов и крайкомов. Всех, кто залит кровью, нужно убрать, причём сначала судить и всё освещать в печати. Народ должен это поддержать. И нужно передавать власть партии советским органам. Не всю, но большую часть. Тридцать первого августа должен умереть Жданов. Что вскинулся? Меня это резануло по сердцу. Один из единомышленников, можно сказать, друг. Я позвонил и узнал, что у него неважно с сердцем. Он и ко мне из-за этого не заезжает, видимся только в Кремле. И в августе он собрался в санаторий, всё как в книге. После его смерти начнут разбираться с врачами, большинство которых были евреями. Написано, что всех уцелевших потом реабилитировали. Надо проследить за этим делом и разобраться. Но меня в связи с его смертью интересуют не эти евреи с врачебными дипломами, а большая группа партийных и хозяйственных работников, которых расстреляли по делу, начатому Маленковым и Хрущёвым. Это Кузнецов, Вознесенский, Родионов и многие другие. Само дело высосано из пальца, но в результате погибли очень ценные работники. Я на них рассчитывал и непонятно, почему не вмешался. Написано только, что Хрущёв с Маленковым подсунули мне сфабрикованные доказательства их вины. Их осудила ночью партийная комиссия и через час всех расстреляли, так что, может быть, я просто не успел. Тебе они пригодятся. Эту книгу потом хорошо изучи. Почти все, с кем после моей смерти расправился Никита, оказались очень ценными работниками, например, Пономаренко. И неплохо бы тебе поближе сойтись с Алексеем. О его жене сразу забудь, и вообще пора тебе менять свою жизнь. За первыми лицами следит много глаз, а всем рты не заткнёшь.
– Если ваш Алексей меня невзлюбил…
– Я с ним поговорю, – пообещал Сталин. – Он не знает тебя, а судит только на основании публикаций. Если увидит, что ты работаешь на благо страны, и отношение будет другим. Он очень много знает и может быть полезным.
– А кто он? – спросил Берия.
– Управление разведки Генерального штаба. Он был капитаном в каких-то отрядах специального назначения. Слышал уже, как он разбрасывал орлов Власика?
– Передали, – кивнул Берия.
– Я поручил ему описание непонятных слов, которых много в книгах, а попутно пусть тренирует охрану.
– А кто его жена? Да я не в том смысле, просто интересно!
– Окончила Университет и два года работала директором завода. Сходи в охрану и передай Алексею, чтобы зашёл ко мне, а сам начинай заниматься Никитой. Только действуй осторожно. Может, не стоит обращаться к Судоплатову, а обойдёшься своими людьми?
– Я буду осторожен, товарищ Сталин, – пообещал Берия. – Судоплатов умный человек и знает, что Абакумов не будет вечно сидеть на своём посту, а в этом министерстве при чистках замы часто идут довеском к руководству. А я всё ещё ваш человек. Поэтому попробую подключить его, а если не получится, буду действовать сам. Пойду в охрану, сегодня уже не увидимся. Постараюсь заехать завтра почитать эту книгу.
Через пятнадцать минут после его ухода постучался Рыбин и доложил, что прибыл Самохин.
– Вызывали? – спросил Алексей, заходя в кабинет.
– Видел Лаврентия? – спросил Сталин. – А теперь садись, поговорим. Как ты представляешь чистку партийных рядов? Убрали Хрущёва с Маленковым или Берию, и всё партийное руководство разом поумнело, перестало зубами держаться за власть и лить кровь? Ты их не знаешь, а я знаю. Знаешь, кто делает революции? Большинство – это неудачники, у которых не хватило ума или способностей устроиться в жизни. Поэтому, вместо того чтобы менять себя, они пытаются изменить окружающий мир. А меньшинство, к которому отношусь и я, думает уже не только о себе, но и о других. Нельзя изменить мир к лучшему, думая только о себе. Вот ты взъелся на Лаврентия из-за того, что кто-то вылил на него ведро помоев. Но это книжный Лаврентий, настоящего ты не знаешь. А он у нас очень способный человек, не заваливший пока ни одного поручения. Одна слабость – бабы. Но идеальные люди встречаются редко, а во власти их нет вообще. Для чистки партийных рядов это идеальная кандидатура. И я не верю в то, что он принимал участие в покушении. Не стал разбираться, потому что меня уже не вернуть, а своя шкура одна и другой не будет. Ну и кость ему бросили, чтобы успокоить. И всё ещё только должно произойти, но не произойдёт, если мы это переиграем. У нас есть много молодых и способных, но им рано брать власть, они её не удержат, а Лаврентий сможет удержать и не дать их на расправу.
– Мало он сам их репрессировал? – недовольно буркнул Алексей.
– Немало, – согласился Сталин, – но меньше, чем другие. И у него были связаны руки. Я сам часто вынужден был делать не то, что хотелось, а то, что позволяли. Всё не мог делать даже император. И потом ты судишь с позиции своего времени. Сунуть бы тебя в те годы! Ты знаешь, что половина высланных и расстрелянных этого заслуживала? А почти все остальные проходили по обкомовским спискам, и я не мог их не подписывать. Мне тогда много чего припомнили бы, хотя бы то, что уравнял в избирательных правах рабочих и колхозников, или альтернативные выборы, которые так и не состоялись. Уклонение от ленинской линии партии и ревизионизм! Какие могут быть альтернативные кандидаты, если есть секретарь обкома? Ну проявил бы я тогда принципиальность, думаешь, было бы лучше? Меня убрали бы, а эти списки визировал бы кто-нибудь другой, и не только тогда, но и сейчас! Пётр Первый лил людскую кровь, как водицу, думаешь, ему это доставляло удовольствие? А не делал бы, и где бы мы сейчас жили? В какой-нибудь Германии, Англии или даже Голландии. Не было бы ни СССР, ни Российской Империи! Я мог бы не убеждать, а приказать, но хочется, чтобы ты помогал Лаврентию делать дело от души, а не по приказу. Если кто и сможет удержать в узде партию, сохранить государство и сделать его сильным и богатым, то это он. Есть и другие, но ему это проще. А потом он уйдёт, и на его место придут те, кого ты имел в виду.