Не вижу смысла дальше говорить,
Мои слова пусты и одиноки.
Я начинаю небеса просить,
Чтобы вдохнули душу в эти строки.

Там место есть меж букв и запятых –
Огромное непаханое поле.
Велик простор для пяточек босых,
Следы шутя печатая на воле.

А ветер тёплый кроткий вслед за мной,
Пытаясь разобраться в закорючках,
Снимая медленно за слоем слой,
Искал творца печать в словесных кучках.

Но я забыл оставить кругляшок,
Намеренно скрыв истину меж строчек.
Решив, что я единственный пророк,
А тот, другой, – случайный ангелочек.

Обитель

Кто я? Обитель Дьявола иль Бога?
Я до сих пор понять хочу.
Проложена внутри меня дорога,
По ней повозку я качу.

А в той повозке смутных мыслей груда,
Окрашенных во все цвета.
Желаний низких ворох лилипута
И Гулливера доброта.

Такой бардак внутри одной повозки:
Сосуды со святой водой,
Бутылки пива, водка, папироски,
Кусочки страха и покой.

Скрипят, ворчат колёса у телеги,
Мешая мне понять, кто я.
Пройдя себя от Альфы до Омеги,
Познать, чьих я кровей дитя.

В поисках «Я»

Ищите «Я» в себе,
Себе не изменяя.
В покое и борьбе,
Всё время размышляя.

Где «Я» и что со мной,
И на какой планете?
Я образ свой земной
Похоронил в сюжете

Банальном и простом,
Без вишенки на торте.
Не блещущем умом
И прожитом в комфорте.

Ищите «Я» в себе
И, может быть, найдёте.
И в ряженой толпе
«Я» всё же обретёте…

Разговор с мамой во сне

Ты сказал ей во сне:
«Не хочу умирать!»
Написав на стене,
Чтоб не очень кричать.

«Я бессмертным хочу
Стать на этой Земле.
Взятку дать палачу,
Чтоб исчез он во мгле.

И пред Богом предстать
Без одежды, нагим.
Родила меня мать
Без изъянов, таким».

Ничего не сказав,
Повернувшись спиной,
На стене дописав,
Бог ушёл, весь смурной.

Ты её попросил
Прочитать те слова:
«Хз. Свободен. Простил.
Запросил ты лихва».

Поворот

Суметь с разгона бы вписаться в поворот,
Даже на миг не пригубив бы чашу страха.
Вкусив удачу, сделать всё наоборот,
Сорвав с себя враз облачение монаха.

И скомкав чёрное ненужное тряпьё,
Разжечь огонь и на съедение дьяволятам
Отдать обед безгрешия, пусть вороньё
Летает в дымке над палёным ароматом.

Азарт, мне в вены закачай адреналин,
Чтоб не осталось места там для капли крови.
Страсть, переделай моё тело в пластилин,
Меняющийся, словно ветер в поле.

Меня всего колбасит и на части рвёт.
И вдруг та часть, которая от прежней ипостаси,
Не молвив слова, рясу из костра берëт,
С укором смотрит и уходит восвояси.

Жизнь прожить…

Посвящается брату и другу Юрию Крикуну

Жизнь прожить – не поле перейти.
Выпить чашу полную до дна.
В ступоре вдруг встать на полпути,
Осознав: «Она же прожита!»

Впереди ещё ведь полпути,
Не устал я, вы скажите там…
Кто посмел так пошло развести,
Жизнь мою деля напополам?

В тот январский не морозный день
Солнце яркое, мне подмигнув,
Вдруг поджало хвост и скрылось в тень,
Ангела-хранителя спугнув.

«Папа, папа!» – слышал голоса,
Но не мог ответить сыновьям.
И пошла немая полоса,
Кровью харкая по всем щелям.

«Юра, Юра!» – крики вдалеке.
Палец дёрнулся, но это всё…
Всё, что мог… Простите, налегке
Я ушёл на «Волге» по шоссе.

Пророк

Не был б пророк пророком –
Не жил бы одиноко,
А был бы в браке, в фраке,
Питался бы как Бог.

И на столе икорка.
Вино, кино, танцорка,
А рядом, в полумраке –
Плывущий осьминог.

И денег в банке куча,
И яхточка плавуча,
И статус олигарха,
И жизнь на полных сто.

Но был пророк пророком.
И вышли ему боком
Дырявая рубаха
И выигрыш в Спортлото.

Шесть циферок в билете –
И все они в дуплете.
Тайны мироздания,
Секретный супершифр.

И жизнь теперь – дорога.
Судьбина педагога.
В части предсказания,
Что, где, за кем идёт…

А деньги обнулились.
В глазницах растворились.
Ведь там, где мысль пророка, –
Их близко даже нет.

Там на границах мира
Душевного эфира
Всевышнего истока
Не слышат звон монет.

P. S.

Пророком можешь ты не быть,
Но человеком быть обязан.
Но если ты уже пророк,
То путь назад тебе заказан.

Что-то неземное

Кто мне писал-писал стихи?
Кто диктовал все эти строки?
Кто ночью отпускал грехи,
А поутру – искал пороки?

Кто тот, стоящий за спиной,
Передвигающий фигуры?
Грозящий славой и сумой
Великий гений режиссуры?

Не выйдет никогда на свет,
Лицо всегда закрыто маской.
Не станет он держать ответ,
Боясь пред публикой огласки.

Он Бог иль всё же человек?
А может, что-то неземное…
Давным-давно
Он попросился на ночлег,
Оставшись жить всю жизнь за мною.

Пьяный

Не говорите мне, что я глупею пьяный,
Что я несу всё это время чушь.
Да просто грустью я по жизни обуянный
И становлюсь, похоже, неуклюж.

Я в точности похож на моряка при качке,
И брызги волн, как слёзы, на лице.
Я с регулярностью решаю по задачке:
А что в начале было, что – в конце?

Мне помнится: вначале был сосуд прозрачный –
В нём чистая вода из родника.
А взгляд на мир такой простой и однозначный,
И полная готовность для прыжка.

А что в конце? Сорокоградусная водка.
И огурец сиротский на столе.
Седая грустная облезлая бородка,
Потухший взор, повисший на стекле.

Где-то знают, как надо

Где-то знают, как надо.
Где-то знают, как жить.
Не меняя фасада,
Бунтарей не будить.

Они сверху приказы,
Они сверху мозги.
Нам простым и чумазым:
Мысли, взгляды, шаги.

Мы на ниточках люди
Смеха ради висим.
На нелепом этюде
Лишь в сторонке стоим.

Но спросите у «Гугла»
Про глобальный развод:
«Всё же кто из нас кукла,
Ну, а кто – кукловод?»

Если будет в настрое,
Он ответит тебе:
«Ты и то, и другое,
Я в тебе, ты во мне».

Дольмены

Из камня плиты, как вопросы,
Давя всей тяжестью на грунт,
Ведут уж сотни лет допросы –
Кто знает к душам их маршрут?

Кто наконец раскроет тайну,
Поняв их истинную цель,
В хитросплетениях бескрайних
Пророет к Логосу туннель?

И там, во чреве матерь-камня,
Прольётся серебристый свет.
А луч, немного хулиганя,
Покажет чёткий Божий след.

И тот поймёт, что эти камни –
Древнейший созданный портал,
Прямые связи с Небесами,
Переходящие в астрал.

Дольменов путь совсем неблизкий,
Они как тайный камертон,
Перед историей расписка
И скрытый смысл пред вечным сном.

Когда туристы стали разъезжаться…

Когда туристы стали разъезжаться
И с моря потянуло холодком,
Решили мысы бухты пообщаться
И вспомнить между делом о былом.

Того, кто слева, звали Толстым мысом.
Он с гордостью в руках держал маяк.
Смотрел он вдаль с таким глубоким смыслом,
Над ним светился словно Божий знак.

А справа нежился в лучах заката
Мыс Тонкий – утончений господин.
Играл он в паре роль аристократа,
Похож был на шикарный лимузин.

История в серёдке восседала,
Качаясь в центре бухты на буйке.
Чтоб не было меж мысами скандала
В дебатах жарких о Геленджике.

Ты виноват, что не такой как я

Ты виноват, что не такой как я,
На всё ты смотришь как-то по-другому.
И в зеркале сегодняшнего дня,
Себя ты видишь явно по чудному.

Мне не понять как твой устроен мозг,
Где он свободен, где на цепь посажен.
И где тебе так важен внешний лоск,
Когда труслив ты, а когда бесстрашен.

Меж нами просто пропасть пролегла,
И там на дне осколки нашей дружбы.
А мост сожжён уже давно до тла,
И диалог обоим нам не нужен.

Ну что война? Мы к этому пришли?
И мир, пусть катиться к чертям собачим?
А лица светлые лежат в пыли,
Как прошлый реквизит деньков ребячих.

Но стоп, постойте, есть же Бог!
Он должен нас обоих образумить,
И в споре нашем подвести итог,
Возникшему кровавому безумью.

Ночь. Темно. Ухожу

Ночь. Темно. Ухожу.
Ухожу навсегда.
Чуток мыслей сложу
В чемодан и – айда!

Вы забудьте, что жил.
Жил на этой земле.
Всем долги заплатил
И исчез вдруг во мгле.

Человечек простой.
Не высок, не урод,
Не весёлый, не злой –
Рядовой пешеход.

Круглый шарик меня
Приютил лишь на миг.
А теперь вот и я
Стал его выпускник.