Повернув голову в сторону голоса, Леман увидел сидящую подле него на стуле Рику. Попытавшись приподняться, он почувствовал, как через все тело прошел сильный импульс, похожий на разряд электричества. Чтобы вновь не потерять сознание ему пришлось опять расслабить мышцы и не двигаться.

– Что происходит? – прохрипел он и сил на это ушло больше, чем если бы в обычный день ему приказали десять раз подряд вскарабкаться на крышу пятидесятиэтажного здания.

– Все же, как оказалось, паренек-вампир отделал тебя очень даже неплохо, – хмыкнула девушка. – В твоем теле сломанных костей больше, чем здоровых. Внутренне кровотечение. Но лекари сказали, что угрозы жизни нет и тебе можно лежать у себя дома, только под чьим-нибудь присмотром.

– Тебе Зорич приказал?

– А это важно? – она посмотрела на него, но все же ответила. – Нет, я сама вызвалась. А ты бы хотел видеть на моем месте Ло?

– Нет, конечно. Спасибо.

Какое-то время они молчали.

– Как ты?

– Плохо.

– Я имею в виду, – она замялась. – То, что произошло… если хочешь поговорить, я готова выслушать.

– Я выполнял приказ, Рика, – поняв, к чему она клонит, ответил Леман. – Каждый из нас бы это сделал.

– Да, – кивнула она, – но ты не должен относиться к этому легко.

– Я и не пытаюсь.

– Знаешь, это даже с какой-то стороны хорошо, что он погиб от твоей руки, – вдруг сказала она, видимо, все же желая как-нибудь утешить Лемана. – Я слышала, что после смерти на душе человека может отразиться то, от чьей руки погибло его тело. Тебе это не доставило удовольствия. Я видела это по твоим глазам.

Леман благодарно кивнул.

– Насколько все плохо? Долго мне здесь лежать?

– Точно неизвестно, но, скорее всего, тебе нельзя вставать с постели не меньше трех дней. На самостоятельное лечение ушло бы около недели, но с помощью препаратов все должно быть куда быстрее, – она кивнула в сторону капельницы, стоявшей рядом с изголовьем кровати. На тумбочке присутствовали пять упаковок с какими-то пилюлями.

Еще раз кивнув, Леман потратил последние силы на то, чтобы вновь повернуть свою голову и посмотреть в потолок. Закрыв глаза, он на мгновение увидел Киру. Ее образ появился непроизвольно. Она стояла за прилавком, убирая пульверизаторы и то и дело взмахивая своими необычными волосами, и вдруг ее лицо озарила та самая улыбка. На ее щеках появились те самые ямочки, и Леман почувствовал, как боль немного отступила. Отступила лишь от одного воспоминанья ее улыбки.

«Что же было бы, – вдруг подумал солдат, – если бы она была тут? Я бы встал на ноги всего за пару часов»

Он непроизвольно улыбнулся, ощущая себя идиотом, а не суровым Черным Крестом, каковым он должен быть (и был до знакомства с девчонкой), а сидящая рядом с кроватью Кира, заметив эту улыбку, долгое время гадала, что же она могла означать.

Часть вторая
Бункер
Глава восьмая
Перемены

в то же время где-то в лесу

Крутя педали и изнывая от каждого мгновения этого занятия, Саймон сдернул с ручки небольшое махровое полотенце бордового цвета и оттер им свой мокрый лоб. Чувствуя неприятное напряжение в своих худых, подрагивающих от усилий ногах, паренек взял бутылку с водой из подставки, сделал несколько жадных глотков, а затем увеличил громкость на своем белом плеере и ускорил темп. Чем усерднее он поработает, тем быстрее закончит. Таков был сформулированный лично им «закон велотренажера».

Наблюдая за тем, как счетчик расстояния с каждым прокручиванием педалей бутафорского велосипеда становится все больше и больше, Саймон ждал, когда цифры наконец-то доползут до отметки в две тысячи метров. Резвая музыка прибавляла сил, задавала ритм, а когда ускорялась, даже помогала пареньку набирать частоту оборотов. «Раз, два. Раз, два. Раз, два» и так сотни десятков раз без остановки.

Переведя взгляд направо, Саймон посмотрел на свою сестру, находившуюся на тот момент к нему спиной. Десятилетняя светловолосая девочка, время от времени поправляя синюю спортивную повязку на голове, топтала крутящуюся ленту беговой дорожки и одновременно с этим сотый раз пересматривала свой любимый мультфильм о медвежонке Тилли Ту и его друге-собаке Готго по телевизору.

Посмотрев этот, как ему казалось глупый мультфильм пару минут, на том моменте, когда медвежонок спускался с горы на сноуборде и пел песню о настоящей дружбе, Саймон почувствовал, как ушло сопротивление и педали стали крутиться намного легче и быстрее.

Увидев на ярком дисплее «2000» внутри градуированного круга, паренек остановился и, тяжело дыша, некоторое время сидел и ждал, пока восстановиться ритм его дыхания. Это был один из тех моментов, когда Саймона очень сильно раздражала мать, ведь именно она неуклонно настаивала на этой ежедневной тренировке, но при этом сама приходила в тренажерный зал лишь для того, чтобы протереть пыль или понаблюдать, как занимаются ее дети.

Спустя пару минут после завершения «заезда» Саймон выключил музыку, оборвав грандиозное соло электрогитары на середине выступления и, засунув плеер в карман своих шорт, слез с тренажера и на подгибающихся от усталости ногах направился в сторону выхода из спортзала.

Ника в это время, как ни в чем не бывало, продолжала бежать, посмеиваясь иногда над смешными моментами мультика. Саймону казалось, что ей нравиться вот так бегать, и это для него было очень странно. Какой смысл тренироваться, если они все равно с самого рождения сидят в бункере и никуда из него не выходят? Это равносильно тому, что учиться военной стратегии и драться на мечах в мире, который населяют лишь плюшевые котята, питающиеся исключительно розовой сахарной ватой.

На самом деле Саймон, конечно же, понимал, зачем. Если бы он перестал заниматься, то это практически исключило бы из его жизни какие-либо значительные физические нагрузки, и спустя некоторое время он бы и тарелку овсяной каши с трудом поднимал… но все же Саймон этого не признавал ни перед матерью, ни даже перед самим собой, продолжая стенать каждый раз, когда приходило время отправляться на тренировку.

Вытирая по пути к ванной комнате лицо все тем же полотенцем, Саймон услышал оклик матери, донесшийся из дверного проема, ведущего на кухню, мимо которого он в этот момент проходил.

– Ты закончил?!

– Да! – ответил подросток, не замедляя при этом своих шагов.

Пройдя до конца коридора и взглянув на большую массивную дверь их личного бункера, Саймон на Т-образном разветвлении свернул налево и спустя несколько шагов уперся в дверь из черного дерева, ведущую в ванную комнату. Попав внутрь, он включил свет и заперся.

Стоя с закрытыми глазами под горячими струями воды, подросток оперся руками о стену и чувствовал, как массируется его шея и как его конечности поглощает приятное онемение. В подобные моменты ему казалось, что он способен простоять такой неподвижной обтачиваемой водопадом скалой целую вечность.

Услышав спустя какое-то время предупреждающий сигнал, Саймон отстранился от стены, в которую упирался лбом и руками, и посмотрел на висящий на стене под самым потолком объемный бойлер. На небольшом экране конец шкалы наполненности располагался примерно посередине всей возможной длины и горел желтым (но уже ближе к оранжевому) цветом, что означало осушение бака приблизительно на пятьдесят процентов.

Вымыв голову и тело с лимонным шампунем, Саймон медленно отключил воду и нехотя вылез из ванной. Обернув вокруг пояса чистое полотенце, он какое-то время постоял напротив запотевшего зеркала. Для его немаленького роста – в подростке было сто восемьдесят сантиметров, и это при том, что ему всего 16 лет – оно висело слишком низко и обрезало верхнюю часть его головы. Вздохнув и взъерошив свои средней длины светлые жидковатые волосы, он вышел из ванной комнаты.

Понаблюдав секунду за тем, как пар повалил к потолку коридора и начал оставлять на нем влажные капли, Саймон направился к себе в комнату и по пути встретился с сестрой, идущей в противоположном направлении.

– Как всегда всю воду вылил? – спросила Ника, снимая повязку с головы и разметая такие же светлые, как и у него, но более густые волосы по своим маленьким плечикам.

– На тебя хватит, малявка, – ответил брат и дал ей шуточный щелбан.

Она улыбнулась и пошла дальше.

Попав в свою комнату, Саймон прикрыл за собой дверь, повесил полотенце сушиться на спинку стула и оделся в чистую одежду, чуть пахнущую мятой. Посмотрев на часы, он понял, что до обеда еще полчаса. Размышляя о том, чем бы себя занять, мальчик выглянул из комнаты и, убедившись, что мама готовит на кухне, запер дверь и подошел к кровати. Приподняв матрас, подросток вытащил из небольшого, но достаточно широкого зазора меч.

Все эти методы предосторожности были неспроста – если бы мать увидела своего дитя с оружием в руках, то ее бы хватил удар, а она и так в последнее время стала слабее, чем раньше. Мало спала, под глазами у нее формировались жуткие синяки, начала пить какие-то таблетки, и всегда старалась делать так, чтобы дети этого не видели. Но Саймон видел.

Неуклюже вытащив оружие из ножен, он бросил их на свою кровать и принялся аккуратно размахивать мечом. Представив себя одним из эльфов, равным по силе Леголасу (ведь эльфы тоже худые, высокие и светловолосые, как Саймон), подросток воображал, как он сражался сразу с толпой орков. Они нападали со всех сторон, держа ржавые клинки в своих мерзких серых руках, покрытых рытвинами и грубыми наростами, а Саймон чуть ли не с легкостью отбивал все их атаки и направо и налево разбрасывал чудовищ…

Вдруг он не рассчитал и случайно ударил мечом по лестнице, ведущей на второй этаж двухъярусной кровати. Раньше его занимала сестра, но полгода назад, сказав маме, что «я уже взрослая и не боюсь спасть одна», она переехала в другую комнату.

– Дерьмо, – зашипел Саймон и, опустив клинок, осмотрел появившуюся на деревянной поверхности зарубку.

– Что ты там сказал?! – послышался неожиданный вопрос матери из-за двери.

– Я?! – он на мгновение замер, растерявшись.

– Да, ты!

– Ничего, все нормально!

– Открой дверь.

– Я голый! – сказал первое, что пришло в голову Саймон.

– Почему? – спустя несколько секунд озадаченно спросила мама.

– Я… я облился водой и переодеваюсь! – удачно придумал подросток, а затем поднял матрас и засунул меч в зазор.

Быстро достав из шкафа новые футболку и трико, Саймон наспех облил их водой из бутылки и отпер дверь.

– Вот, – он продемонстрировал мокрые вещи, а затем обошел ее, направился на кухню и повесил их там на сушилку.

– Садись есть, – войдя следом за ним, сказала мама.

Кивнув, Саймон потер указательным пальцем под носом и уселся на свое место. Перед ним уже стояла глубокая тарелка с тушеным мясом, блюдце с куском свежеиспеченного хлеба, и чашка чая. Почувствовав урчание в животе, он принялся за еду.

Максимально за все свои попытки подростку удалось задержать дыхание лишь на четыре минуты.

Вынырнув на поверхность и одновременно с этим остановив секундомер, Саймон взглянул на дисплей. Недолго порадовавшись тому, что ему удалось побить свой же предыдущий рекорд на целых пятнадцать секунд, он положил прибор на мокрый бортик и поплыл к лестнице. Когда его ноги коснулись плиточного пола, Саймон вытер лицо и, неторопливо передвигая ноги, вышел из бассейна.

Обтершись насухо полотенцем, он направился к себе в комнату и попутно с этим думал, посмотреть ли ему фильм или дочитать книгу. Но спустя несколько секунд он решил, что для книги сегодня он слишком устал (на удивление насыщенный денек выдался), поэтому решил остановиться на фильме и стал думать, какой стоит посмотреть из…

– Саймон! – услышал он материнский зов, прервавший его размышления.

Уже почти дойдя до комнаты, он со вздохом развернулся и направился в обратную сторону. Гадая о том, откуда его звала мама, он заглянул на кухню, и она оказалась там. И Ника тоже. Сестра, стоя на специальной подставке, что-то лепила вместе с мамой.

– Что? – спросил Саймон так и оставшись одной половиной тела на кухне, а другой в коридоре.

– Принеси, пожалуйста, из кладовки парочку упаковок муки.

– Хорошо, – кивнул юноша и, вздохнув еще глубже, направился выполнять поручение.

Пройдя мимо поворота, ведущего в бассейн, он прошел по коридору и завернул на винтовую лестницу. Держась левой рукой за перила, подросток спустился вниз на три этажа и, нащупав переключатель, включил свет. Спустя мгновение тьма рассеялась, и перед Саймоном предстало объемное помещение, примерно наполовину своей вместимости забитое продовольствием.

Помня наизусть, что где лежит, подросток направился прямо к нужной полке. Найдя взглядом муку и напевая себе под нос лад недавно прослушанной и запавшей в душу песни, Саймон взял, как и просила мать, две пачки и, расположив их подмышками и не переставая посвистывать, направился обратно к лестнице. Нажав коленкой на выключатель, он поднялся по лестнице и вернулся на кухню.

– Ты свет не забыл выключить? – спросила его мама, пододвигая одну из принесенных и поставленных перед ней пачек и разрезая ее сверху одним ловким, отработанным сотни раз, движением ножа.

– Нет, – покачал головой Саймон, – не забыл.

Открыв одну из кухонных шкафов, Кларисса достала объемную миску и высыпала в нее муку. Отойдя в сторону, Саймон сел на один из стульев рядом с обеденным столом. Именно в такие моменты люди выглядели (и были) абсолютно счастливы. Мама что-то объясняла Нике, попутно с этим показывая дело на практике. Допустив какую-то ошибку, дочь посмотрела на Клариссу, и мать, засмеявшись, легонько коснулась указательным пальцем кончика носа девочки и испачкала его в муке. Ника захихикала и принялась вытирать чистым основанием ладони испачканную кожу.

Улыбнувшись, подросток еще несколько минут понаблюдал за «женщинами», как их при жизни называл отец, а затем вышел из кухни и направился к себе.

Посмотрев два фильма подряд, на начале титров подросток нажал кнопку паузы, перевернулся на спину, потянулся и захрипел. Полежав с минуту в таком положении и промотав у себя в голове заключительные десять минут последнего фильма, состоявших из эффектного эпического сражения, он поднялся, собрал с пола полдюжины фантиков от конфет, запихал их к себе в карманы, а после выключил телевизор и вышел из комнаты.

Охоты спать не было, потому он решил немного повременить и заняться своим, наверно, самым любимым делом из доступных в бункере. Не желая быть замеченным, подросток, аккуратно ступая по полу, пошел в сторону Т-образного разветвления к двери бункера, но на этот раз повернул налево. Войдя в комнату, Саймон включил свет на половину его мощности и плотно закрыл за собой дверь, чтобы он не просачивался в коридор и не выдал его присутствия.

Пройдя к единственному столу в комнате, мальчик уселся на мягкий стул и постучал пальцем по плоской шершавой панели управления. Экраны, висящие напротив него, вышли из спящего режима и перед подростком предстал полный отчет о состоянии бункера. Влажность и чистота воздуха, цельность двери, и тому подобное. Выключив это все, Саймон вывел на все экраны изображения с камер видеонаблюдения, расставленных на поверхности рядом с их убежищем. Перед ним предстали знакомые картинки ночного леса.

Откинувшись на спинку стула, подросток грустно вздохнул и принялся тыкать указательным пальцем по панели управления, поочередно выводя разные изображения на экран. Перед взглядом представали деревья, полянки, малые опушки и неглубокие впадины, много чего чарующе прекрасного, но остановился он на своей любимой камере, той, что демонстрировала реку. Она была небольшой, но дьявольски стремительной. Наблюдая за ее течением, Саймон почувствовал, как на душе вместо обычного наслаждения заскребли кошки. Подросток чувствовал себя в тюрьме.

Ведь, какой бы она ни была комфортабельной и удобной, сколько бы в ней ни было удобств, какой бы она ни была красивой, все равно клетка навсегда останется клеткой, и Саймон, никогда за всю свою жизнь не выходивший наружу, чувствовал себя в неволе. Чувствовал кровью. Человек – свободолюбивое животное, но вдобавок к этому еще и разумное. Когда он понимает, что сидит в каком-то запертом помещении и не выходит из него не потому, что сам так хочет, а потому, что его не выпускают… это добавляет «хвороста в костер» и заставляет человека хотеть на свободу еще сильнее.

Единственный раз, когда он помнил открытие дверей бункера, было три года назад, когда умер их отец. Мать хоронила его сама и не разрешила детям покинуть убежище. Ее не было около четырех часов, и практически все это время Саймон наблюдал за ней через камеру, сидя на этом самом месте и укачивая на коленках сестру.

Сколько раз он уговаривал Клариссу разрешить ему выйти наружу, позволить подышать настоящим, не прогнанным через десятки очищающих фильтров воздухом и походить по настоящей земле хотя бы пару минут, но мать оставалась непреклонна, аргументируя свой отказ вечным «там слишком опасно» и «там полно чудовищ».

Каждый такой разговор заканчивался тем, что психующий Саймон убегал к себе в комнату и, не выходя оттуда полдня, развлекал себя, как мог, устраивая марафоны сериалов, рисуя, читая, даже медитируя (он вычитал об этом в одной книге), и все равно продолжая при этом чувствовать себя очень паршиво. И тогда он начинал мечтать. Мечтал о том, как покинет бункер, как найдет безопасную зону (которая – он был уверен – где-то еще наверняка существовала) и других людей, друзей, возможно даже девушку. Как начнет заниматься чем-то полезным и интересным, увидит новые места и ощутит новые чувства, о которых на этот момент даже не догадывается… и ему становится легче. Надежда на лучшее – единственное, что сохраняет у человека желание жить и не дает ему свихнуться и провалиться в глубокую черную меланхолию. Когда она пропадает, можно считать, что твоя жизнь закончена, ведь вместе с ней пропадает и цель, и интерес, и все остальное, что к этому прилагается. Такой человек становиться похожим на засыхающий цветок, который отгородили от солнечных лучей навесом и перестали поливать. Хуже этого что-то и вообразить тяжело.

Посидев еще какое-то время у мониторов и не испытав привычного удовольствия, Саймон решил завершить «сеанс» и вышел из-за стола. Проведя по сенсорной панели три раза, он убрал изображение стремнины с экрана, погрузил мониторы в спящий режим и, чувствуя, как глаза начинают слипаться, покинул комнату и направился к себе в спальню, но перед этим решил сначала сходить на кухню, попить воды и вытряхнуть обертки от конфет из карманов.

Подойдя к приоткрытой двери, он остановился и увидев маму, стоящую в ночнушке и держащую в руках небольшую квадратную упаковку. Щелкнув несколько раз, она забросила таблетки в рот и, взяв стакан со столешницы, сделала предварительный глоток, а затем спустя несколько секунд залпом осушила остатки жидкости. Повернувшись, она увидела стоящего на пороге и окутанного полумраком сына и вздрогнула от испуга.

– Господи, Саймон! – воскликнула она и оперлась левой рукой о столешницу.

– Что это за таблетки, мама? – спросил он у нее, проходя на кухню. – Тебе плохо?

– Нет. Все нормально. Это витамины, – сразу же ответила она. – Женские витамины, которые уже положено пить в моем возрасте. А ты почему еще не спишь?

– Я в туалет вышел, захотел воды, – на ходу соврал подросток. – Зачем ты пьешь витамины так поздно ночью? – продолжали обмениваться вопросами (и, судя по всему, обманчивыми ответами) сын и мать.

– Мне не спиться, – ответила Кларисса и, взяв стакан, налила в него воды и передала Саймону.

Взяв его, подросток выпил все его содержимое до дна и поставил посуду на место.

– Слушай, сынок, – когда они вышли в коридор, позвала его Кларисса.

– Да?

– Ты же помнишь про мою шкатулку для украшений? Та, что в шкафу?

– Конечно, – кивнул Саймон. – А что такое?

– Да так, ничего, – ответила она, улыбнувшись при этом с какой-то странной проникновенной добротой. Нечасто подросток видел подобное. – Все хорошо, просто хотела знать, что ты не забыл о ней. Спокойной ночи.

– Ага. Спокойно ночи.

Подросток развернулся и направился к себе в комнату, но его остановил оклик Клариссы.

– Саймон?

– Что?

– Я люблю тебя.

– Я знаю, мам, – кивнула он. – Я тебя тоже.

Когда она скрылась у себя в спальне и прикрыла за собой дверь, Саймон направился к себе и, чувствуя какую-то необъяснимую тревогу, лег в кровать и почти сразу же отключился.

Несмотря на быстрое засыпание, ночка выдалась беспокойная. Проспав всего часа четыре, он пробудился от какого-то нехорошего сна, суть которого позабыл уже спустя несколько минут, и все остальное время до утра провел в раздражительном полудреме. Ворочаясь с бока на бок, потом на спину, затем на живот, а потом обратно на бок, он перекручивал свое одеяло всевозможными способами, но найти удобное положение подростку так и не удалось. За полчаса до подъема он плюнул на попытки нормально заснуть и, встав, взял с полки свой плеер.

Воткнув наушники и включив громкость на среднюю мощность, Саймон вновь лег на кровать, прикрыл одеялом ноги так, чтобы скрыта была только их часть ниже колен, и, сложив руки под голову, принялся прослушивать сборник своих любимых песен, помещенных в отдельную папку.

Подрыгивая ногами в такт ритму музыки, Саймон чуть слышно подпевал солисту, как вдруг в его плечо что-то постучало. Вздрогнув, он открыл глаза и увидел перед собой чуть одутловатое ото сна лицо Ники.

Выдохнув, брат вытащил из левого уха наушник и услышал мелодию своего будильника.

– Доброе утро, – сказала ему сестра.

Время пролетело незаметно.

– Ага, доброе, – кивнул ей Саймон и, поднявшись, торопливо подошел к столу и отключил будильник.

Развернувшись, он увидел опустевшую комнату и услышал шлепающие звуки ног в коридоре неподалеку от его двери. Выдернув из уха второй наушник, подросток потянулся и направился на утренние процедуры.

Войдя в ванную комнату, он подошел к раковине и увидел по краям пятна свежей зубной пасты. Вздохнув, Саймон открыл воду и принялся их отмывать, одновременно с этим представляя, как он после пойдет и начнет ругать за это сестру.

Почистив зубы и умывшись, подросток направился по обратному пути, коридору, который он уже обошел миллион раз, но на счет плана с Никой передумал и вернулся в свою комнату. Заперев за собой дверь, он вздохнул, уперев при этом кулаки в бока с мыслью «ох, еще один скучный однообразный денек», а затем направился к своему письменному столу и вытащил из шкафа учебники и тетради. Ему хотелось сразу окончательно отделаться от домашней работы, которую ему задает мама в начале каждой новой недели.

Открыв учебник по математике, он нашел нужное задание и провел еще влажным пальцем по сухой странице…

Вдруг раздался крик Ники. Опешив, Саймон замер. Мальчик еще не знал, что стряслось, но внутри него все буквально оборвалось, казалось, словно кто-то окатил его нутро ушатом ледяной воды.

Крик сестры был не таким, как если бы она упала и больно ударилась ногой, или вроде того. В нем присутствовало что-то такое, что до сих пор не было знакомо подростку.

Не отдавая отчета своим действиям и чувствуя, как сердце ускорилось в груди до сумасшедшего ритма, он резко встал со стула и ударился бедром о край стола, но даже не заметил этого. Как и перевернувшегося и с грохотом упавшего стула.

Быстрым шагом преодолев расстояние до двери, он услышал еще один крик, который на этот раз был словом, но подросток его не смог разобрать из-за крови, бурным водопадом шумящей в ушах. «Чух-чух, чух-чух». Распахнув дверь, Саймон перешел на легкий бег, и вдруг ему навстречу из материнской спальни вышла Ника. Она всегда приходила утром к Клариссе и лежала с ней какое-то время в кровати, пока мать не решала встать. Девочке это нравилось.

Увидев брата, она застопорилась на пороге и посмотрела на него остекленевшими, но в то же время полными растерянности и ужаса глазами, в которых дрожали слезы. Прошло всего несколько секунд, но они показались обоим детям вечностью.

Не задавая каких-либо вопросов, Саймон, даже не пытаясь уложить бардак, происходивший в его голове в этот момент, ринулся вперед и заглянул в комнату. Все его внутренности разом рухнули куда-то вниз. Словно кто-то открыл в его груди дверь и высыпал все, что было внутри в какую-то нескончаемую черную бездну, голодную и жадно пожирающую без остатка даже сам свет.

Она была на полу. Лежала на спине, раскинув руки в стороны, словно какая-то морская звезда. Ее волосы разметались вокруг головы. Она не двигалась.

Протиснувшись в комнату, Саймон подбежал к маме, упал на колени и взглянул в ее чуть посеревшее и потерявшее жизненное сияние лицо. Его половина была перекошена и обвисла вниз, и, сам не зная, откуда, подросток отдаленной частью мозга, свободной от паники, понял, что у Клариссы случился инсульт, и похоже настолько сильный, что она свалилась на пол. Об этом можно было судить по тому, как одеяло наполовину своей длины свисало с кровати. Казалось бы, в такой ситуации Саймон должен был быть в таком шоке, что подобное даже бы не прокралось в его мысли, но это было не так. Несмотря на полную замешательство и страх, он замечал каждую мелочь.

Дрожа так, будто через него пропустили все электричество, которое только осталось на планете, Саймон коснулся трясущейся рукой руки мамы и не почувствовал того тепла, к которому привык. Жизнь покинуло его навсегда, душа покинула его, и осталась лишь оболочка, лишь этот холодный слепок человеческого тела.

Услышав всхлипы, Саймон автоматически обернулся и увидел стоящую рядом Нику. Быстро поднявшись на ноги, старший брат схватил сестру на руки и выбежал из спальни. Занеся ее в ее комнату, он посадил девочку на кровать и, задыхаясь, все же каким-то чудом смог вымолвить:

– Не… не.. не выходи отсюда, пока я не… приду. Поняла? Ты поняла меня?

Не дожидаясь ответа, бедный подросток пулей вылетел из комнаты и, промчавшись мимо входа в спальню матери, двинулся по коридору в сторону лестницы.

Быстро спустившись на нужный этаж, он подбежал к полке. Он знал, что нужно делать. Когда умер отец, он был уже в сознательном возрасте и помнил, как поступала мама. Вытащив несколько чистых простыней, он побежал в обратный путь. Поднявшись так быстро, как никогда в жизни не поднимался, Саймон вернулся к Клариссе. Он и раньше понимал, что когда-нибудь что-то такое случиться, но не представлял, что настолько рано. Да что уж тут говорить, подходящего времени для подобного события никогда не бывает.

И тут силы оставили его. Все это время в подростка будто были вставлены мощные батарейки, и он работал с помощью их энергии, но вдруг их кто-то вынул и оставил бедного мальчика без капли сил в самый нужный момент. В момент, так неминуемо надвигавшийся к ним всем, и Клариссе, и Саймону, и Нике.

И тут он наконец заплакал. В тот момент, когда ему нужно быть сильным ради себя, и еще более ради сестры, он дал волю своим чувствам. Горячие слезы стекали по худым щекам и падали на пол.

Чтобы вконец не расклеиться и, к тому же, не имея более сил смотреть на это безжизненное лицо одного из самых близких людей в жизни каждого человека, по которому словно сама Смерть провела своей хладной костлявой рукой, Саймон расправил еще сильнее задрожавшими руками одну из простыней и накрыл ею мать. В этот момент его шеи коснулись ручки Ники, не послушавшейся его и зашедшей обратно в спальню.

– Зачем ты вышла? Я же с-с-сказал тебе сидеть в комнате.

Но она не ответила и продолжала стоять, уткнувшись в его плечо.

Теперь они остались одни. Но спасеньем было то, что у них был рядом другой человек. Саймон не представлял, что бы с ним было, если бы не сестра. Теперь они остались вдвоем против целого мира, недоброжелательного, опасного и враждебного, от которого их так старательно пытались отгородить. Но, как выяснилось, вечно прятаться нельзя. Нельзя.