Loe raamatut: «Четырнадцать часов», lehekülg 2

Так что, всё можно объяснить. Но это будет взрослое объяснение. А Димка не смог бы в то время даже правильно задать вопросы. И тем более на них правильно ответить. А даже и если смог бы и задать, и ответить, то всё равно не смог бы принять этого. Так что, он решил, что ему плохо от того, что этот маленький город – плохой. И что если он уедет жить в тот большой город, то всё у него станет хорошо.

Димка сказал родителям, что хочет жить в Большом городе. Они ответили, что когда он станет взрослым, и будет сам зарабатывать деньги себе на жизнь, только тогда он всё поймет, и получит право что-то решать. Димка понял только, что они не хотят возвращаться в Большой город. Тогда он решил, что когда-нибудь вернется туда один, пусть даже без них. Когда-нибудь, когда вырастет. Когда закончит школу. Он стал мечтать, как он это сделает. Как он поедет туда, в свой большой город, навсегда. На поезде, или на самолете. Иногда ему хотелось уйти туда хоть пешком. Прямо сейчас, встать из-за стола, открыть дверь, и выйти из дома. Пройти до конца улицы, до городской черты, перейти этот горный хребет, и следующий за ним. Затем пустыню, и все остальные горы, равнины, поля, и реки, и всё, что там ещё встретится. Он знал, что никогда так не сделает, что по карте, это получится больше тысячи километров, по прямой. Но всё равно хотел этого.

В тот раз, о котором пойдет речь, Димка уехал в свой большой город с отцом, а обратно возвращался с матерью. В тот год они с матерью сначала летели самолетом до столицы нашей необъятной родины, там пересаживались на поезд, ехали в этом поезде несколько суток до одного, тоже очень большого портового города, затем сутки плыли на морском пароме до другого портового города, и в конце ещё три часа ехали на автобусе. Это был один из вариантов, как добраться из Большого города до Маленького. И больше всего на свете, Димка хотел бы прокрутить этот маршрут в обратном направлении. В аэропорту, или на вокзале Большого города Димка всегда плакал. Даже сидя в самолете, уже выруливавшем на взлетную полосу, он до последнего надеялся, что сейчас что-нибудь случится, что самолет сломается и рейс отменят. Он знал, что это только отсрочка, что они всё равно улетят позже, другим рейсом, но всё равно хотел этого. Он не хотел возвращаться. Но самолет начинал разгоняться, а потом взлетал, и Димкин любимый большой город оставался у него за спиной. Тогда только Димка постепенно успокаивался, и сразу начинал ждать следующего лета.

В столице нашей огромной страны, по дороге из аэропорта до железнодорожного вокзала, Димка с матерью заехали в магазин «Детский Мир». Мать купила Димке обувь и школьную форму. Помните, раньше была такая школьная форма, синие брюки и куртка, которые нужно было носить с белой рубашкой и красным пионерским галстуком? Ну, или с октябрятским значком. У девочек – школьниц тоже была своя форма. Нечто чёрное и безобразное, похожее на рясу, которую сбежавшая из монастыря послушница, спьяну, решила перешить в женское платье. Однажды, в один год, мать не смогла купить Димке к школе эту самую школьную форму. Не было его размера в магазинах, всё раскупили. Тогда она, из темно-синей ткани, сшила Димке форму сама. По крою эта форма ничем не отличалась от настоящей, только по цвету отличалась, оттенком, совсем немножко, и не было шеврона с раскрытой книгой на рукаве. Димка проходил в этой форме в школу пару месяцев, его всё время ругали за то, что у него форма не настоящая. Так что, в конце концов, пришлось Димкиным родителям купить ему настоящую форму.

В «Детском Мире», в отделе игрушек, Димка увидел очень красивый игрушечный пистолет, совсем как настоящий. Игрушка была дорогая, и мать сказала, что купит её, при условии что больше, целый год никаких игрушек ему покупать не будут. Зря он тогда отказался. Целый год – это очень долго, мать всё равно забыла бы о своем обещании. У Димки, вообще-то было много игрушек. Целый деревянный ящик, доверху набитый игрушками стоял на балконе его квартиры в Маленьком городе. Машинки, солдатики, конструкторы, самолеты, пистолеты и автоматы. Отец говорил Димке, что пройдет пара лет, и все эти игрушки станут ему не интересны и не нужны, и он уже не станет ими играть, потому что у него появятся другие интересы. Когда-то, когда Димка ещё был совсем маленьким, ещё даже не ходил в школу, у него была особенная, самая любимая игрушка. Её звали «Пушок». Пушок был котенком, или каким-то сказочным добрым зверьком, это смотря по Димкиному настроению. Он был его ребенком, о котором Димка заботился. Димка брал его с собой в постель, строил для него домик из картонной коробки и деревянных палочек, и любил его больше всех остальных своих игрушек. Вообще-то Пушок был круглой, обшитой мехом бомбошкой, на кожаном ремешке – завязке, споротым с воротника старой маминой шубы. Куда бы Димка ни шёл, он брал Пушка с собой. Поэтому, рано или поздно, а всё равно бы Пушок потерялся.

Однажды, Димка с матерью были в каком-то кафе, и там, сидя за столиком, Димка положил Пушка на пустой стул рядом с собой, а когда они уходили, то забыл про него. И вспомнил только в автобусе, когда возвращаться за ним было уже поздно. Димка ревел, в голос, наверное, три часа, останавливался, и начинал снова, никак не мог успокоиться, и потом ещё очень долго горевал о нем. После этого, у него никогда не было игрушки, которую он бы любил так же как этот мягкий комочек. Только когда Димка вырос и стал взрослым, он понял, что терять тех, кого мы больше всего любим, это нормально. Рано или поздно, это всё равно с нами случается. И всю жизнь он ненавидел, когда кто-нибудь из родных начинал ему рассказывать что-нибудь про его детство.

Димкина мама была очень красивой женщиной. У нее были длинные светлые волосы, очень красивые и выразительные голубые глаза. На железнодорожном вокзале, когда они стояли в очереди к билетным кассам, к ним подошел какой-то молодой мужчина. Он спросил о чём-то Димкину маму, она ему ответила, он о чем-то пошутил, она рассмеялась, и после этого он ушел. Димка не обратил на всё это никакого внимания, и сразу же забыл об этом. Он всё ещё сожалел об игрушечном пистолете. Временами к нему ещё возвращались мысли о том, что гораздо больше достойно сожаления, о его Большом городе, который он теперь ещё почти целый год не увидит. Димка гнал от себя эти мысли, и представлял себе, как они скоро сядут в вагон поезда, и что когда поезд поедет, он будет лежать на верхней полке и смотреть в окно.