Loe raamatut: «Горький мед»

Герт Нюгордсхауг

Font:

GERT NYGERDSHAUG

Honningkrukken

1985

Перевел с норвежского Л. Жданов

Впервые опубликовано Cappelen Damm, 1993

Издано по соглашению с Immaterial Agents совместно с Livia Stoia Literary Agency

Honningkrukken © Gert Nygerdshaug

1
Фредрик Дрюм падает и ползет, но покушается на бутылку «Шато Шеваль Блан», 1961

Что за чертовщина! Подлесок становился все гуще и гуще; он продирался сквозь высокий папоротник. Тропа, куда подевалась тропа?

Внезапно взгляд его остановился на чем-то желтом, болтающемся на ветке впереди слева. Тряпка? Любопытно. Раздвигая кусты, Фредрик взял курс на желтое пятно.

И тут земля под ним разверзлась.

Он провалился в яму в гуще папоротника, и грудь его словно зажало в тисках. Фредрик Дрюм застрял в подземной воронке, ниже которой простиралась пустота. Ноги его болтались в воздухе то ли над входом в пещеру, то ли над бездной. Голова осталась торчать над землей, папоротник щекотал лицо, и он чихнул.

От этого чиха Фредрик Дрюм погрузился еще глубже в воронку. С трудом выпростав одну руку, он попытался за что-нибудь ухватиться, но надежной опоры не было. Вырвал с корнем несколько кустиков папоротника, вертелся и так и сяк, но с каждым движением только съезжал дальше вниз, миллиметр за миллиметром.

Несколько минут он висел, не двигаясь. Слышал, как все чаще колотится сердце, чувствовал, как растет давление на грудную клетку. Во рту пересохло, и он слизнул с верхней губы капельки пота. Только не поддаваться панике… Он попытался крикнуть, но вместо крика получился сдавленный стон.

Да и какой смысл кричать здесь, в лесу, ему никто не встретился, и никто его не услышит.

Фредрик Дрюм поболтал ногами в воздухе – без толку, пустота неумолимо засасывала его. Какая здесь глубина, сколько метров до дна? Десятки, сотни?

Миллиметр за миллиметром. С каждым вдохом. Задерживая дыхание, напрягая грудную клетку, он останавливался, но нельзя все время не дышать. Так-то, Фредрик Дрюм, конец тебе, сейчас провалишься в бездонную шахту в департаменте Жиронда на юге Франции, вдали от родного дома, и разобьешься насмерть! Никто тебя не найдет, пропадешь без вести. В буквальном смысле слова исчезнешь с лица земли. В отчаянной попытке за что-то зацепиться он уперся подбородком в обросший мхом скользкий камень. Закрыл глаза и затаил дыхание.

Кололо в висках, в голове гудела кровь, чудился нестройный хор голосов. Французские и норвежские, норвежские и французские вперемешку. Вот голос его друга Тоба – Турбьёрна Тиндердала: «Копченая грудинка глухаря, печеночный паштет в коньячном соусе. Бутылка „Шато Толбэт“. Что ты скажешь на это, Фредрик?» Голос их подруги Майи Мануэллы: «Медок, Фредрик, Медок – вот где производят самые лучшие вина. Только представь себе эти города – Марго, Пойак, Сент-Эстеф, все на полуострове Медок». Многоголосое собрание виноторговцев и виноделов: «Дегустация, превосходное вино, лучшее в Сент-Эмильоне, „Гран-Крю“, „Гран-Крю-Класс“, „Премьер-Гран-Крю-Класс“, попробуйте мое, попробуйте вино урожая вот этого года!»

Миллиметр за миллиметром. Подбородок сполз на шершавый известняк, и Фредрик Дрюм попытался дышать, не напрягая грудную клетку. Откинув голову назад, он видел трепещущий от ветерка папоротник, видел облезлый древесный ствол, видел ветки и листья – красные, зеленые, желтые. Глаза заливал едкий пот. Хоть бы нащупать ногами опору, хоть бы до дна оставалось не больше метра!

Неужели ему написана на роду такая смерть? Неужели так суждено умереть Фредрику Дрюму по прозвищу Пилигрим? Навеки бесследно исчезнуть в недрах земли… Многие станут искать, но никто не найдет.

Воронка сдирала с него рубашку, лохмотья обмотались вокруг плеч и шеи. Бугристый влажный известняк впивался в спину и грудь, раздирая кожу по мере того, как Фредрик Дрюм неудержимо продолжал съезжать вниз. Скоро воронка расступится, скоро он рухнет в бездонный мрак и разобьется на острых камнях. Вся нижняя часть тела уже свободно болталась в воздухе, он продолжал отчаянно искать опору ногами, но находил одну лишь пустоту. Обе руки очутились в тисках, он не мог шевелить ими, только голова двигалась, и он впился в известняк зубами. Может быть, так удержится? Зубы противно скрипели по горной породе, из десен сочилась кровь, последние силы покидали его.

Остановился? Больше не съезжает? Слизнув с губы несколько капель соленого пота, он закрыл глаза – на не сколько секунд или минут? – и почувствовал, что висит совсем неподвижно. Осторожно сделал несколько вдохов. Прислушался. Где-то вдали лаяла собака. Где-то вблизи треснула ветка. Треснула ветка! Кто-то идет, кто-то приближается? Фредрик издал хриплый крик и, когда кончился воздух в легких, сорвался вниз.

Городская площадь в Сент-Эмильоне, ослепительно белый окоем над морем в районе Медока далеко на юго-западе… Красивый средневековый городок на пригорке к северу от реки Дордонь – Мекка ценителей вин, Сент-Эмильон… Само название обладало качествами доброго вина. Журчащие гласные, обволакивающие язык. Долгий отзвук, как стойкий аромат.

Четыре дня назад Фредрик Дрюм приехал сюда закупить хороших вин для их маленького ресторанчика «Кастрюлька» в Норвегии. «Ресторан „КАСТРЮЛЬКА“ – интимная обстановка. Только шесть столиков. Меню для гурманов. Предварительная запись по телефону». С такого объявления начинали они свое дело. Все шесть столиков были заняты почти каждый вечер. Дела шли хорошо, очень хорошо.

Сент-Эмильон. Он успел уже познакомиться со многими виноторговцами, как мелкими предпринимателями, так и гордыми повелителями подвалов, заведующими хранением и созреванием вин. Сегодня Фредрик Дрюм сидел за одним из облюбованных ими столиков вокруг большого дуба в центре площади. Яркий осенний свет с юго-запада не слепил глаза.

Дискуссии через столики, между столиками. Бурно жестикулирующие руки. Громкие голоса. Серьезные разговоры. Но говорили не о винах. Не о футболе. И не о политике. Страшная трагедия поразила прелестный городок виноделов Сент-Эмильон.

Непостижимая загадка.

В августе и сентябре бесследно исчезли семь человек. Семь человек в возрасте от девяти до шестидесяти трех лет. Все – жители Сент-Эмильона или его окрестностей.

Шпиль средневековой церкви отбрасывал на площадь длинную мрачную тень.

Он барахтался в темноте. Как же темно кругом. И жестко. Но ведь в Сент-Эмильоне светло? Площадь, белая площадь… Разве он не на площади? Или ему снится сон? Тогда пора уже проснуться! Площадь в Сент-Эмильоне, столики вокруг дуба, знатоки вин, владельцы замков и он. Беседуют о винах? Нет, не о винах, о чем-то другом, печальном. Стоп, что-то не так, здесь же совсем темно, жестко, какие-то твердые бугорки! И больно – боль в груди, бедрах, саднит кожу лица. Кто-то сказал ему, что в лесу за Шато Фрижак есть тропа, отличная тропа, кратчайший путь до Шато Шеваль Блан. У Фредрика Дрюма было условлено с управляющим Шеваль Блан, что он посетит замок, придет дегустировать вина. Ты спишь, Фредрик, на площади Сент-Эмильона светло!

Фредрик Дрюм совершенно пришел в себя, и мысли перестали путаться. Он упал. Провалился в какую-то яму. Он жив. Наверно покалечился, но не разбился насмерть. У него был обморок. Теперь он лежал, глядя на щель далеко вверху, откуда пробивался свет. Как далеко? От такого падения должны быть серьезные травмы. Собраться с духом и проверить?

Он собрался с духом. Пошевелил конечностями – порядок. Неплохо. Переломов нет? Нет, обошлось. Как с внутренними органами? Он прокашлялся, сплюнул. Вкуса крови не ощутил. Хотя чувствовал сильную боль в груди, голове и бедре.

Фредрик Дрюм лежал на куче веток и прелых листьев. Куча была изрядная. Это она смягчила падение. Кругом откуда-то капала вода. Кап-кап…

С великим трудом он сел. Удивительно: сразу боль в голове поумерилась. Хуже было с бедром, его сковала острая боль. И все же Фредрик Дрюм с радостью заключил, что жив и не изувечен. Хотя провалился в глубокую темную яму.

Что-то не так, этого не может быть, и тем не менее в голове вертелась тревожная мысль: уж не таким ли образом исчезли за два месяца семь человек? Подобно ему провалились в щели в земле, не оставив никаких следов? Да нет, это невозможно, все семь пропавших – местные жители, они прекрасно знали здешние катакомбы. Ибо Сент-Эмильон известен не только своими винами: множество подземных галерей тянется здесь вдоль и поперек, чуть ли не при каждом замке есть своя пещера, приспособленная для хранения вин.

Исчезли. Семь человек. Теперь еще один, норвежец.

Он встал и боднул головой какой-то выступ, да так, что искры из глаз посыпались, но устоял на ногах. Его окружал почти кромешный мрак, свет из щели вверху не доходил до дна провала. Фредрик Дрюм прикинул, что до щели метров семь-восемь. Повел руками вдоль стен… Может быть, есть какой-нибудь выход? В сторону, вверх? Нигде никакого просвета, кроме того, что над ним.

Шагая вслепую, он спотыкался о ветки, скользил на влажных камнях. Какой-то камень с гулким стуком, словно полый внутри, покатился по дну провала, задетый его ногой. Гулкий стук? Полый камень? От страшной догадки у Фредрика побежали мурашки по спине. Опустившись на колени, он принялся искать ощупью и нашел – нашел то, что поразило его своим звучанием. Секунду-другую подержал в руках и поспешно выпустил, точно обжегся.

Это был череп, человеческий череп. Стало быть, он не первый в этой ловушке. Из горла Фредрика Дрюма вырвался протяжный тоскливый вой.

– Нет, поезжай в Медок, Марго или Сен-Жюльен. Может быть, там лучше вино, – настаивала Майя Мануэлла, слегка коверкая норвежскую речь.

– Не пытайся меня переубедить, – отвечал Фредрик. – Я выбираю Сент-Эмильон. И дело не только в вине. Там удивительно красивые места. Средневековый городок. Следующий раз – твоя очередь закупать вино, Майя, можешь тогда отправляться в Медок. А то все Мадейра да Мадейра.

Майя Мануэлла Гардиллейро была родом с острова Мадейра, из селения Каникаль, где обосновались китобои. Там у нее остались мать и брат. Отец жил в Норвегии, но с ним она не виделась. Фредрик и Тоб не пытались выяснить причину. Догадывались, что в семье не все ладно. Майя уже много лет как перебралась в Норвегию и вполне прилично говорила по-норвежски.

Они тянули жребий, кому первому ехать закупать вино, и Фредрик выиграл. У них было условленно, что раз в год кто-то из троих отправляется в известные винодельческие районы за винами для их ресторанчика; естественно, с государственной лицензией. Хороший стол требует хорошего вина, это было совершенно ясно. Самого хорошего.

– По-моему, ты глупый, ты пожалеешь, – сказала Майя, поднося ко рту бокал.

Втроем – Тоб, Майя и Фредрик – они сидели за своим особым столиком в «Кастрюльке». У них было заведено после закрытия вместе распить бутылочку доброго вина.

– Пусть Фредрик решает сам, – заключил Тоб, протирая круглые стекла очков. – И почему бы не Сент-Эмильон? Там производят одно из моих любимых вин – «Шато Павье».

Ему следовало послушать Майю Мануэллу. Следовало выбрать Медок. Но кто же мог знать, чем это обернется…

Прислонясь к большому влажному камню, Фредрик Дрюм уставился на трещину, через которую сверху просачивался свет. Пробормотал что-то про себя и вытащил из кармана предмет, с которым никогда не расставался, куда бы ни заносила его судьба. Это был кристалл в виде пятиконечной звезды размером с пятак, но намного толще, около сантиметра. Выточенный для него по специальному заказу после того, как несколько лет назад он прочитал книгу о таинственных свойствах и роли кристаллов в жизни людей. Суеверие было чуждо Фредрику Дрюму, но факт оставался фактом: каким-то образом этот кристалл контактировал с ним. Все зависело от верного толкования его окраски при преломлении света в пятиконечной призме.

Фредрик поднял звезду над головой. Она окрасилась в невыразительный желтоватый цвет.

Дальше начались странные маневры. Ползая на четвереньках по дну пещеры, он время от времени подносил кристалл почти вплотную к правому глазу, зажмуривая левый. И приговаривал про себя:

– Желтый… почти белый, голубоватый? Нет, поглядим теперь… снова желтый… желтый, черт бы его побрал! А здесь, здесь – красноватый? Розовый… точно, розовый… ближе к этой стене… осторожно голову… теперь красный… точно… красный, совсем красный! Так-так, спокойно, главное теперь – спокойствие.

Лежа у самой стены, Фредрик ощупывал руками бугристый известняк, нажимал, стучал костяшками пальцев. Внезапно от стены отделился большой камень и упал подле него, сопровождаемый множеством мелких камешков и песка.

– Вот так! – воскликнул Фредрик, чихнул и протер запорошенные пылью глаза.

Отверстие в стене дохнуло на него затхлой сыростью. Изрядная по величине дыра, за которой тянулся какой-то проход. Фредрик сунул кристалл в карман и пополз вперед. В проходе было тесно, невероятно тесно, но он упорно протискивался метр за метром. Через некоторое время ход расширился, и он без особого труда смог двигаться на четвереньках. Но затем стенки почти сомкнулись, и он решил передохнуть.

Куда ведет этот тоннель? В недра земли? Может быть, это древний канал, проложенный лавой?

Фредрик снова двинулся вперед, хотя проход становился все теснее и теснее. Кое-где ему стоило больших усилий протиснуться между стенками. Несколько раз он едва не впал в панику. Стало жарко, он обливался потом и заметно устал. Дальше, дальше! Фредрик заставлял себя думать о приятных вещах, вспоминать «Кастрюльку» – лучший маленький ресторанчик в Осло, меню которого нет равных во всей Северной Европе. Пройдет не так уж много дней, и он снова будет сидеть там со своими друзьями и компаньонами – Тобом и Майей Мануэллой, рассказывая о поездке в Сент-Эмильон и отмечая бокалом доброго вина очередной успешный день их заведения! Они будут обсуждать завтрашнее меню: вымоченные в коньяке жареные оленьи почки с тушеным мелким картофелем и с горчицей из Дижона…

Думай, Фредрик, думай!

Неожиданно начался крутой, местами почти вертикальный спуск, и, сползая по нему головой вперед, он понимал, что обратно пути уже не будет. Хоть бы стало немного просторнее! Не дай бог, если выйдет наоборот… Он продирался вниз метр за метром.

Думай, думай о чем-нибудь другом! И ползи, Фредрик, ползи!

Сколько он уже прополз? Сто метров, пятьсот, километр? И какое время суток сейчас, сколько он тут барахтается? Будет ли конец этому кошмару? Его силы были на исходе.

Фредрик боднул макушкой камень – в сотый раз? – и остановился. Тесно, теснее, еще теснее. Нечем дышать. Ты задохнешься, Фредрик!

Цепляясь пальцами за выступы, толкаясь ногами, он продвинулся еще на несколько метров. Когда же кончится этот спуск?

Перед глазами плясали во мраке красные искры, в голове кружил рой мерцающих красных жалящих мошек. Он замер, ощущая спиной тысячетонное давление скального массива.

Разноцветье домов вокруг площади. «Мясо», «Колбасы», «Булочная». И множество людей за столиками подле дуба, местное вино в маленьких кружках. И все говорят, оживленно дискутируют. Уже три дня, как пропал Жан-Мари Ласкомб. Семнадцатилетний парень, изучавший ампелографию и проходивший практику в Шато Босежур Беко. Жил дома у родителей, в самом Сент-Эмильоне. Но три дня назад не вернулся домой к восьми вечера, как было заведено. Никто из друзей не видел его. Управляющий Шато Босежур Беко сообщил, что Жан-Мари, как обычно, покинул замок около половины восьмого. С этой минуты никто его не встречал.

Не стал ли Жан-Мари Ласкомб седьмым в ряду исчезнувших?

Фредрик прислушивался, рассматривая окружающие его серьезные лица и понимая, что в мирном городке виноградарей разыгралась трагедия. Но он приехал сюда по делу. Дегустировать и закупать вина. Несмотря на гнетущую атмосферу, договаривался с виноделами. Сегодня его ждали в Шато Шеваль Блан. Самом роскошном замке в округе, наряду с Шато Озон. Эти два замка пользовались особенной славой. Он предвкушал встречу с управляющим Шато Шеваль Блан.

Как быстрее пройти туда? Этот вопрос он задавал с утра многим на площади и получил много ответов. Они сходились в одном: через лес за Шато Фижак ведет тропа, хорошая широкая тропа. Пустившись в путь во второй половине дня, Фредрик нашел эту тропу. Но в гуще леса она разветвлялась, и он увидел стрелку с надписью «Шато Шеваль Блан». Естественно, Фредрик направился туда, куда указывала стрелка. Однако тропа скоро кончилась, пошел сплошной папоротник. Он уже приготовился повернуть назад, но тут на глаза ему попалась висящая на ветке желтая тряпка. Которую он посчитал указателем.

Дыши, Фредрик, дыши!

Он обливался потом – ну и жарища! Кажется, он вздремнул? Вперед! Вперед? Он уперся ногами, продвинулся сантиметров на десять, уперся покрепче… Полметра, метр, по-прежнему под уклон. Чего доброго, скоро свалится в озеро кипящей лавы. Сдавайся, Фредрик, тебе не остается ничего другого!

Ни за что! Фредрик Дрюм не сдается. Первый раз, что ли, ему бывать в переделке? И ведь справлялся? То-то, за свою короткую жизнь этот Дрюм немало трудностей одолел. Сдаваться? Ну уж нет! Он откашливался, плевками очищал рот от пыли.

Ободранные шершавым известняком кончики пальцев кровоточили. Все мышцы болели, но Фредрик упорно протискивался вперед. Сантиметры складывались в метры. Внезапно он ощутил на лице слабое веяние. Откуда-то дует! И вроде бы стало прохладнее? Это открытие придало ему новые силы, и он продвинулся сразу на несколько метров.

Все прохладнее и прохладнее. И тоннель расширился настолько, что Фредрик мог ползти на четвереньках. Одолеваемый нетерпением, он уже не прощупывал путь руками и вдруг ударился обо что-то головой. Из глаз посыпались искры, но придя в себя, он разобрал, что преградило ему путь. Проволочная сетка! Тоннель перегорожен сеткой… Он соскреб с нее что-то мягкое, похожее на пух. Паутина.

Ошалев от радости, Фредрик из последних сил принялся колотить сетку кулаками… Трах! Сетка исчезла, и послышался лязг, подхваченный гулким эхом, наводящим на мысль о просторных залах.

Понятно: тоннель заканчивается отверстием в стене обширной пещеры. Но что там внизу зазвенело?

Кажется, он догадывается…

Поднатужившись, он развернулся и осторожно просунул ноги в отверстие. За ногами последовал корпус. И вот уже он стоит на чем-то неровном, скользком. На всякий случай Фредрик присел и пощупал опору руками. Ну конечно – он приземлился на сложенные рядами бутылки. Тоннель привел его в винный подвал в пещере под каким-то замком. Другими словами: он спасен!

Спустившись с огромного, в несколько рядов, штабеля, он ступил на цементный пол. Ноги подкосились, он был вынужден сесть. Потом лечь навзничь. Лежа на спине, Фредрик Дрюм вольно дышал, наслаждаясь чистым прохладным воздухом, и ничто не давило на его тело.

Он засмеялся. Громко, неудержимо. Ему ответило жутковатое эхо в обширном подземелье.

Он продолжал лежать, отдыхая, чувствуя, как сердце бьется все ровнее. Сколько длилось его испытание? Сколько часов, суток барахтался он в толще известняка? Поди угадай. Фредрик Дрюм по прозвищу Пилигрим никогда не носил часов.

Все мышцы болели, казалось, тело его – сплошная рана. Одежда превратилась в лохмотья. В желудке урчало, и Фредрик вдруг ощутил сильный голод. Целая вечность прошла с тех пор, как в уютном ресторанчике «Ле Бон Виньерон» на площади Букейр в Сент-Эмильоне он вкушал утку по-бордоски.

Итак, он находится в Сент-Эмильоне. По-прежнему.

Фредрик встал, оперся о стену и заковылял вдоль бутылочных штабелей. Есть тут где-нибудь выключатель? Ему осточертела темнота.

Вскоре он набрел на то, что явно служило выходом на волю: массивную стальную дверь с задвижками и кучей замочных скважин. Стучать и кричать он не стал, полагая, что давно наступила ночь.

Зато возле двери Фредрик нащупал выключатель, и разом вокруг загорелось множество лампочек – под сводами, над каждым штабелем. Яркая вспышка ослепила его, он зажмурился, и прошло несколько секунд, прежде чем смог различать окружающее.

На красиво оформленной дощечке над дверью он прочел: «Гран Кав де Шато Шеваль Блан». Итак, Фредрик Дрюм все же добрался до Шеваль Блан. Хотелось бы знать, сколько покупателей попадало сюда этим путем.

Фредрик Дрюм, великий любитель вин, – в одном из самых знаменитых в мире подвалов! Он и больше никого. Невероятно. «Гран Кав де Шато Шеваль Блан»!

Видели бы его сейчас Тоб и Майя Мануэлла! Тоб, с неизменным воодушевлением снующий между кастрюлями на кухне – тут помешать, там пригубить… Майя с ее бесчисленными идеями и экзотическими рецептами… Втроем они составляли сплоченную команду; в чистых сорочках, в больших белых фартуках чередовались в обслуживании посетителей и приготовлении пищи. Неразлучные друзья – Тоб, Майя и Фредрик. В свободные минуты присаживались у своего столика за полками с разноцветьем бутылок, следя за посетителями при помощи искусно расположенных зеркал.

В самом деле – видели бы они его сейчас!

Прихрамывая, Фредрик неуклюже ковылял туда-сюда в огромной пещере. Кругом сплошные штабеля бутылок. Пыль – на одних слой потолще, на других потоньше. Над каждым – дощечка с указанием года. 1978: хватает пыли. 1976: большой штабель, но вино не лучшего урожая. 1975: очень хороший год, бутылок не так уж много. И так далее, год за годом, вдоль всех стен и в нишах.

Фредрик остановился у маленького штабеля. Всего несколько сот бутылок. 1961 – всем годам год, в нашем столетии не было равных ему по качеству красного вина. Счастливый год для виноделов.

Попробовать?

Какие могут быть сомнения! Если в эту минуту кто-то на свете заслужил право отведать доброго красного вина, так кто же, как не он – Фредрик Дрюм? Благоговейно взяв одну бутылку, он стер с нее пыль. У двери Фредрик приметил полку с бокалами «Для дегустации» и штопор.

Он откупорил бутылку. Захватив бокал, нашел укромное местечко в глубине подвала, за высоким штабелем. Подложил для сидения несколько досок и картон.

Какой букет! Тысячи не поддающихся точному определению ароматов. Мягкий глубокий вкус. Никаких следов таннидов. После каждого глотка вкус несколько минут сохранялся во рту, обволакивая всю носоглотку. Вот это вино!

Фредрик продолжал наслаждаться. Большие глотки, маленькие глоточки. «Шато Шеваль Блан», 1961. Кровоточащие пальцы силились крепко держать бокал.

Он почти ополовинил бутылку и пребывал в отличнейшем настроении, когда в голову вдруг пришла ужасная мысль: что если случившееся с ним было подстроено?!

Тропа в лесу. Развилка. Стрелка с надписью «Шеваль Блан», которая ввела его в заблуждение. Кто-то мог повернуть указатель. Кто-то мог подвесить желтую тряпку, чтобы заманить его в ловушку. Он ведь неспроста пошел через папоротник, был какой-то намек на тропинку? Словно кто-то проходил там до него. Достаточно было одному человеку проложить путь, чтобы создалось впечатление, будто среди папоротника есть тропа. Ведущая прямо к тряпке. Прямо к яме.

Стоп, Фредрик, опять ты даешь волю своей фантазии. Конечно, в твои тридцать два года ты успел пережить самые невероятные приключения, недаром тебя прозвали Пилигримом, но это уж чересчур. Бредовая идея. Он попытался задушить ее в зародыше.

Увы… Чем ближе дно бутылки, тем больше крепло подозрение. Страшное подозрение.

Утром на площади многие слышали, что он собирается посетить Шато Шеваль Блан. Многие говорили ему про тропу. Кого-то из них он уже знал по имени, лица других память не сохранила.

Вздор! Чепуха!

Времени на то, чтобы повернуть указатель и повесить тряпку, было предостаточно. Да только чем Фредрик мог не угодить здешним жителям, он вообще впервые приехал во Францию. Нелепо думать, будто кому-то здесь вздумалось тебя убить.

Вот и управился с бутылкой, а навязчивая мысль все не покидает его. Смутная и путаная, она упорно вертелась в голове. Поднимаясь на ноги, чтобы взять другую бутылку (нет-нет, теперь не 1961 года, уважение к хорошим винам не позволяло ему переходить меру, он выбрал 1978), захмелевший Фредрик слегка пошатывался, но духом не пал. Главное – он жив!

Продолжая дегустацию, он неожиданно вспомнил звук, который донесся до его ушей перед тем, как он упал на дно провала. Громкий треск ломающейся ветки, Фредрик тогда еще попробовал звать на помощь. Ветку мог сломать ветер. Но в тот день не было ветра. Ветка могла надломиться сама собой. Могла… Но могло быть и другое…

«Трам-там-там, – напевал он про себя. – Драм-драм-друм. Продолжай, Дрюм, давай! Фредрик Обезглавленный, Исцарапанный, Освежеванный. Прислушайся к духовому оркестру, выдели барабаны. Трам-тарарам-тарарам-тарарам, дрюм-дурурюм-дурурюм-дурурюм! Барабаны, ха-ха-ха!»

Фредрик Дрюм повалился на бок; смятая картонная коробка заменила ему подушку. Основательно наклюкавшись, он погрузился в сон.

Он проснулся внезапно. Грохот открывающейся двери отозвался дребезжанием в бутылочных штабелях. Прошло несколько минут, прежде чем до сознания Фредрика Дрюма дошло, где он находится и как сюда попал. На душе было гадко, он чувствовал себя примерно, как гроздь винограда, по которой основательно потоптались. Голова? Тут она, тут, еще как.

Уйти отсюда. Он должен выбраться на волю. Незаметно.

С трудом поднявшись на ноги, Фредрик обогнул ближайший штабель и осторожно выглянул. Никого. Путь свободен. Дверь открыта. Прихрамывая, он просеменил к выходу, выскользнул на шуршащую гравием дорожку, юркнул в сторону и присел за кустами, обозревая открывшуюся картину.

Сам замок Шеваль Блан возвышался метрах в двухстах от него. Слева совсем близко жались друг к другу маленькие домики. Направо – лес. Тот самый? Возле замка яростно залаяла какая-то собака. Чертов барбос!

Он взял курс на лес. Ступал осторожно, каждый шаг отдавался болью во всем теле. Попадись он кому-нибудь на глаза в этом роскошном поместье – оборванный, весь в крови, – немедленно вызовут жандармов, как пить дать. И придется ему отвечать за то, что без позволения покусился на дорогие вина. Очень дорогие.

Идя вдоль опушки, Фредрик увидел начало тропы и стрелку с надписью «Сент-Эмильон». Вот она, его тропа. Он передернулся, вспоминая, как час за часом с муками продирался под землей. И ведь продрался, видит Бог, продрался!

Тропа была широкая, битая. Прошагав несколько сот метров, он обнаружил знакомое место. Та самая развилка. И указатель с надписью «Шеваль Блан».

Замок остался у него за спиной.

Вчера стрелка указывала в другую сторону. На ложную тропу, которая привела его к провалу.

По спине Фредрика Дрюма пробежал озноб.