Tsitaadid raamatust «Бэзил Хоу. Наши перспективы (сборник)»
"Я не верю в Великих Молчальников. Если человеку в самом деле есть что сказать, нечто по-настоящему новое, важное или занятное, он естественным образом стремится избавиться от этого знания как можно скорее".
– Бэзил! – с сердечной улыбкой воскликнул Валентин, увидев своего сумрачного кузена, и протянул ему руку. – Я не знал, что ты здесь.
– Я тоже, – ответил Бэзил, учтиво приветствуя его. – Мне казалось, я давно умер и истлел. А как ты, муза все еще тебя посещает?
– Бывает, – ответил польщенный Валентин.
– Я на самом деле чуть более в своем уме, чем вам могло показаться, – проговорил он с улыбкой. – Не нужно извинений. Очень многие думают, что моя крыша являет собой не лучший образец кровельного искусства. Но, поверьте, я не причиню вам зла.
Надо полагать, первые год или два своего существования она большую часть времени пронзительно орала, и у гостей складывалось впечатление, что она так и была создана с широко открытым ртом и легионом бесов внутри.
Не стану вас более задерживать, у вас ведь наверняка много ненужных дел, которые всегда отнимают столько времени. Со своей стороны, я должен вернуться к лежанию на траве, которое я так безответственно оставил.
– Я всегда полагал, что наилучший способ добиться устойчивости лодки, – заметил он с ученым видом, – это пришвартовать к ней берег.
Доверяйте человеческому сердцу: оно слепо и неразборчиво, но, сдается мне, это лучшее, что у нас есть. Оно бьет точнее нашей логики: в конце концов, именно оно реально. Мы не в силах им повелевать, так доверимся же ему.
– У меня нет зонта. Мой зонт – вселенная, – очень серьезно ответил Хоу. – Что ж, это хороший опыт, как обыкновенно говорят, когда имеют в виду что-нибудь невыносимо отвратительное.
Гертруда легко разгадала выражение его лица, поняла, что он увидел, о чем подумал и о чем предпочел промолчать.
Мне всего двадцать три года (я строен, изящен, весьма привлекателен), но я повидал жизнь и говорю вам: сберегите в себе любовь, она обеспечит вам комфортабельное жилище даже посреди самого отчаянного одиночества.
