Loe raamatut: «Джаз-банда»
Посвящается мне самому – тому, из прошлой жизни.
Всё это чистой воды вымысел и любые совпадения случайны.
Данный текст ничего не пропагандирует и никого не оскорбляет. Наркотики, насилие, криминал – это плохие вещи. Если при прочтении вам показалось иначе, то проблема в вас, а не в тексте.
Специально для любителей доносов – всё нехорошее в тексте описывается сугубо в негативном контексте. Не портите свою карму, пытаясь мне навредить.
Содержит нецензурную брань. 18 +, конечно же.
* * *
Все мы в рамках одной жизни проживаем несколько разных. И часто кажется – то, что происходит сегодня, это и есть наша основная жизнь, которая будет всегда. А спустя время оказывается, что это был только один из эпизодов.
Прошло много лет, и уже кажется – всё, о чём я расскажу, мне всего лишь приснилось.
Это был очень яркий эпизод. Я вспоминаю о нём почти каждый день. С мурашками по спине, а иногда – чего стесняться – со слезами на глазах.
И я благодарен Вселенной, что та жизнь осталась в прошлом. Что я не погряз в том болоте и увидел другие миры. Что проскочил тот период без серьёзных потерь, не умер, не лишился здоровья, не сел в тюрьму.
Я очень много рефлексировал. Жалею ли я о том, как прожил эти пять лет? Ну, а какой смысл жалеть, время вспять уже не повернуть. Да и хорошего там было немало, а уж интересного – хоть отбавляй. И наверняка приобретенный за это время специфический жизненный опыт куда важнее знаний, недополученных мной в университете. И, вообще, кто знает, как сейчас сложилась бы моя жизнь, пойди я по иному пути. Звучит банально, но ведь мы не были бы сейчас теми, кто есть, не будь нашего прошлого.
Одно могу сказать точно – жалею, что испортил свою карму плохими поступками. Всё плохое окольными путями постепенно мне возвращалось в последующие годы.
И отвечу-ка я, пожалуй, сам себе словами великого русского поэта Дмитрия Файна. Что было – то было, прошлого всё равно не переделать. Переоденусь в чистое, дуну и поеду уткой по-пекински обедать.
Часть 1. Матня
1
Вступление в группировку
Иду вступать в группировку.
Ведёт меня мой друг и поручитель Вован, весёлый парень с вальяжной походкой и чётками в руках. Сегодня таких рисуют в карикатурах и высмеивают в несмешных комедиях, а тогда это был типичный представитель социума. Таких динозавров и теперь можно немало встретить в глубинной России.
– Не ссы, – объясняет он. – Держись уверенно. Отвечай спокойно. Будут бить, главное – встать в отмах. Стормозишь или заочкуешь – хана, просто запинают как черта. Будешь жить потом как лох. Да не очкуй ты, через полчаса будешь в нашей джаз-банде.
Я, конечно, волнуюсь. Но ещё сильнее меня гложет любопытство.
Наш путь лежит на школьный стадион. По дороге попадаются компании гопников, со всеми здороваемся. Некоторые спрашивают Вована, кто я такой, и дальше идём вместе.
Картина на стадионе захватывала дух. Человек двести, все бритые наголо, в однообразных спортивных костюмах. И особая атмосфера в воздухе, которую трудно описать словами.
Сегодня, когда массовые сборища моментально привлекают внимание органов, такое трудно представить. Тогда же ни у кого не возникало вопросов, что происходит – ни у безмятежно гуляющих неподалеку родителей с колясками, ни у стариков на лавочках, ни у проезжающей мимо милиции. Не беспокоило это и большинство родителей, которые прекрасно понимали, куда их дети бегают как по расписанию и с какой компанией они связались. Хотя, кого-то, может, и беспокоило, кто-то, возможно, плёл родителям небылицы, а те верили. У меня такой проблемы не было, я тогда жил с бабушкой, которую моя жизнь не волновала.
Среди толпы образовался пятачок, в котором несколько парней постарше нас проводили собрание.
Мероприятие называлось сборами. У этого термина есть и другое значение – регулярные взносы в общак.
Парни что-то объясняли про какие-то разборки и давали наставления. Потом дело дошло до меня.
Я вышел в круг. Вован представил меня, сказал, что ручается. Один из старших задал несколько простых вопросов – кто, откуда, нет ли за мной косяков.
Вдруг из толпы на меня вылетели трое. Я ожидал этого, но не думал, что будет так внезапно. Успел ударить одного в лицо, второго слегка пнул ногой в колено, когда падал. И всё – добивать меня не стали. Позже мне объяснили, что бить ногами своих нельзя, это расценивается как унижение. Как и пощёчина вместо удара кулаком.
Мне помогли встать и дали салфетку, вытереть кровь из разбитого носа. Сказали короткую стандартную речь, которую я впоследствии здесь слышал не раз, что-то в духе «нормально делай – нормально будет». И Вовану напомнили, что с него за меня тоже спрос.
Вскоре нам было велено рассосаться, и толпа разбрелась по району.
Я купил литр водки и полтора пива. Мы впятером быстро распили в подъезде, без закуски, и отправились гулять по дворам. Остаток вечера помню плохо. Припоминаю, как пристали к незнакомому парню. На свою беду он оказался неместным и был бит. Начали снимать с него кроссовки, но почему-то передумали и ушли, оставив беднягу лежать на асфальте. Наверно, немодные были кроссы.
2
Атмосфера
Мне было семнадцать лет, и я только начал учиться в институте, приехав из деревни.
Город буквально погряз в криминале. Казалось бы, 90-е, которые чуть позже получили приставку «лихие», прошли, общественный хаос и повсеместный бандитизм постепенно уходили в прошлое. По крайней мере, создавалась видимость, и людям хотелось в это верить. Но в городе всё равно насчитывалось несколько десятков преступных группировок. Хотя им больше подходило прилагательное «молодёжные», потому что не каждый участник являлся преступником и имел злые намерения. Некоторые просто сбивались в стаи, чтобы не пропасть поодиночке. Для большинства это была вполне обычная форма существования в социуме.
Процентов семьдесят моих сверстников состояли в группировках. Ещё процентов двадцать так или иначе контактировали. И это было в порядке вещей. А вот если человек не имел никакого отношения к основной массе – это уже вызывало подозрение.
Все знакомые пацаны, с которыми я дружил в детстве, приезжая летом к бабушке, теперь «рыскали». Мне сразу же предложили подтянуться к ним, разъяснив, какие это сулит преимущества и каково будет в противном случае.
Я сразу согласился, даже не взяв тайм-аут на раздумья.
На следующий день после того, как я пополнил ряды городского криминала, в местной прессе вышли статьи с заголовками "Группировок в городе больше нет", "Власти объявили о победе над криминалом", "Милиция искоренила городские банды" и т.п.
У города в очередной раз сменился мэр. Новый, на тот момент ещё с приставкой «и.о.», был человеком приезжим, чем поначалу пользовались местные царьки, пуская ему пыль в глаза.
Пытаясь продемонстрировать политику открытости, на одно из первых совещаний с главами ведомств была приглашена пресса. (Очень быстро он понял, что так делать не нужно и вся эта открытость – шляпа для дураков).
Городские начальники, видимо опасаясь, что новая метла будет по-новому мести и начнутся кадровые перестановки, нахваливали себя кто во что горазд.
Не стал исключением и главный мент. Он заявил, что с организованной преступностью в городе покончено и такого позорного явления, как группировки, больше не существует.
Журналисты зафиксировали цитаты и передали населению.
Чуть позже мэр понял, что его злостно надули.
Что на самом деле организованная преступность никуда не исчезла. Более того – представляет собой примерно то же самое, что партия в Советском Союзе. Куда вступить почётно, а не вступить – отстойно. То, что раньше было октябрятами-пионерами-комсомольцами-коммунистами-партийными боссами, теперь стало пиздюками-молодыми-старшими-взрослыми-авторитетами.
Ещё он узнал, что главмент трахает в банях шлюх вместе с ОПГ-шными боссами.
Но уволен тот не был, ибо менять статус-кво себе дороже.
Кстати, мент не так уж и врал – группировок в городе на тот момент действительно почти не осталось. Просто большинство их трансформировалось в бригады. И даже самые одиозные классические районники стали делиться на более мелкие ячейки.
3
Район
В народе район назывался «Матня». Было несколько версий о происхождении названия. По одной из них когда-то здесь часто встречались неформалы с гривой на башке, «матнёй» (версия сомнительная, ибо неформалы во все времена боялись этого места как огня). По другой – когда район начали заселять, здесь было много молодых семей с детьми. И многие дети были предоставлены сами себе, «мотаясь» целыми днями по улицам. Были ещё варианты, уже не помню.
Несмотря на смешное название, район был одним из самых мощных в городе, и с матнёвскими предпочитали не связываться.
Занимала Матня почти треть муниципального образования «Восточный район». Восемь автобусных остановок в длину и четыре в ширину. Учитывая, что район был относительно новый, сплошь из многоэтажек, населения там проживало достаточно много. И процент молодёжи был велик. Соответственно, была многочисленной и одноимённая группировка. У страха глаза велики, и по городу ходили разговоры о нескольких тысячах. А школьники-понторезы это охотно подтверждали, рассказывая байки об общерайонных сборах, когда не хватало места на стадионе. На самом же деле в рядах состояло шестьсот-семьсот человек. Всё равно очень много. Для сравнения – соседний район, Стройдеталь, по площади вдвое меньше. Застроен хрущёвками, население больше взрослое, и в стройдеталевской банде было сотни полторы участников. Впрочем, этого хватило, чтобы в своё время навести шороху в городе.
Раньше на Матне вёлся строгий учет и в ходу были так называемые списки, куда вносился каждый новоприбывший и вычёркивался выбывший. С пометками, кто в каком возрасте, кем подтянут, по какой причине покинул ряды, если таковое случилось. Их вели специально уполномоченные на то люди, это была почётная обязанность. Но якобы менты очень уж хотели завладеть заветной амбарной книгой, потому от неё отказались. Хотя, подозреваю, причины более прозаичны – просто всем в лом было заморачиваться.
А зря – в организованной преступности порядок и систематизация очень важны. Не зря же она называется организованной. Именно из-за хаотичности в своё время некоторые банды приходили в упадок, а их члены становились лёгкой добычей для органов. Не удивлюсь, если современные группировки, идя в ногу со временем, взяли на вооружение модные CRM-системы. Ну, или как минимум ведут таблицу в Excel, хранимой на запароленном компьютере. Менты такие точно ведут – самому однажды довелось увидеть там своё ФИО. Меня и ещё двоих как-то приняли в профилактических целях и мариновали в отделе полдня. Тогда мент, играющий хорошего полицейского, показал на мониторе таблицу. Я напрягся, но более опытные ребята успокоили – мы, мол, по десять лет уж в их базах, и ничего.
Условно район делился на три крыла. То, в котором состоял ваш покорный слуга, называлось «черновским». Его возглавлял Толик Чернов, он же криминальный авторитет Чёрный.
Сам он появлялся на сборах редко, и вообще на район заглядывал нечастно. Жил он в элитном коттеджном посёлке недалеко от города, местном аналоге Рублёвки. Впоследствии выяснилось, что сам он был не так уж богат, как мы думали, а просто удачно женился.
Два других крыла, волынское и малютинское, базировались поближе к окраине. Малюту я видел всего несколько раз – здоровый бритый мужик, похож на правого. А вот кто был главным у волынских – даже и не знаю. Кажется, в то время он сидел. Да и не так уж были нужны мне эти знания, разве что при случае козырнуться информированностью перед такими же пиздюками.
Иерархия была проста. Младший возраст – средний – старший. Выше были «взрослые» – несколько человек, работавших непосредственно с Чёрным. Вернее, по принятой терминологии они тоже как бы «рыскали», но сомневаюсь, что на их уровне это воспринималось всерьёз. И если пиздюку, по ошибке представившемуся «рабочим» или «работающим», свои же накостыляли бы как за косяк, то для взрослых людей эти условности были не важны.
В бригадах – по сути, тех же группировках, только не привязанных к районам и с меньшим числом молодёжи – деление было более условным. Даже термин «возраст» почти не употреблялся. В основном – старшие и пиздюки. Кто-то был чьим-то старшим, при этом – чьим-то пиздюком. Глава бригады мог звать своих приближённых пиздюками, хотя каждый в отдельности был авторитетом, кто-то держал целые районы, а кто-то вообще был депутатом.
4
Сборы
Сборы проходили три раза в неделю (понедельник, среда, пятница), в семь вечера. Обсуждались насущные вопросы (в основном разборки с кем-то), кого-то подтягивали, кого-то отшивали. Поначалу это было интересно, всё в новинку, чувство единения с таким большим коллективом. Но эти сборища быстро стали напрягать. Всё происходящее на них превратилось в обыденность, и ходить туда регулярно стало просто лень. А пропускать нельзя – косяк. Приходилось жертвовать другими мероприятиями. Например, за весь первый курс я не побывал ни на одном студенческом вечере – все они выпадали на дни сборов.
Сборы пропустил – на следующих по шее получил, церемониться никто не станет. Перекличку сотен рыл, конечно, никто не проводил, но прогульщики как-то почти всегда вычислялись. А отпрашиваться глупо – не в школу ходишь, знал, что тебя ждёт.
Особенно сборы напрягали зимой. Нормальные люди собаку из дому не выгонят в такую погоду, а мы стоим тут, сопли морозим. А старшие подъедут и сидят в машине, выходить не торопятся. Потом бегом по подъездам греться, благо что тогда домофонов мало было. В любой заходи и делай что хочешь. Жильцы всё равно из квартир не выглянут, боятся.
На Стройдетали было ещё хуже – там сборы проходили каждый день, без выходных. Зачем – неясно, но факт есть факт. Причем младший и средний возрасты собирались отдельно – в пять и семь вечера.
После сборов нужно было находиться на районе. Хоть гуляй, хоть дома сиди, но в случае кипиша должен оперативно подорваться. А мобильные телефоны тогда были не у каждого, что усложняло быстрый подрыв. Мне повезло, на мой век масштабных боевых тревог не выпало.
Иногда я шёл домой учить лекции. Но это было скучное занятие, и я предпочитал допоздна ошиваться на улице. Тем более что родительского контроля за мной не было.
Ходили по хоженным-перехоженным улицам, и все разговоры сводились к одному – кто, кого, где и как побил, кто с кого получил. А ещё по сто раз обсуждали мифические будущие дела, которые сделают нас богатыми и авторитетными. Иногда выпивали, стараясь в такие моменты не попадаться старшим на глаза. Раньше младшему возрасту даже курить на улице запрещалось.
Особой удачей было поймать какого-нибудь чужака полоховатее. Попадались редко, про район гуляла слава, что сюда лучше не соваться. Поговорку, рождённую на Стройдетали – «Стройдеталь – страна чудес, зашёл в кроссовках, вышел без» – можно было применить и к Матне. Да и вообще почти к любому району города в то время.
Кулаки чесались, и иногда отрывались на бомжах и пьяницах. Но бомжей было мало – они постепенно перекочевали поближе к центру, где и сытнее, и бьют меньше. Местным алкашам же деваться было некуда. Чаще всего были биты без особых причин, и это всегда оставалось безнаказанным. Такой беспредел мы даже под идеологию подводили – якобы боремся за чистоту района.
Всегда – да не всегда.
Один раз трое деятелей с нашего звена отмудохали выпивоху, пробив башку и сломав руку. А он оказался отцом Эдика, волынского старшего. Причём кричал дуракам об этом, а те проигнорировали. Эдика они не знали, но прислушаться всё же стоило.
Эдик привёз папашу к нам на сборы и водил его от одного к другому, светя фонариком в лица. Мужик хоть и был в умат в момент избиения, но всех троих узнал.
Бил их Эдик примерно полчаса. Пару раз прерывался на перекуры. Ждал, когда поднимутся, и продолжал. Была почти зима, но он разделся до футболки. Бил в поте лица – в прямом смысле.
Ребята потом ссали кровью. Но если б другие старшие не успокоили Эдуарда, то отбитыми почками бы не обошлось.
Случалось, что добыча сама лезла в капкан. Помню, забрёл однажды на сборы один местный мужчина навеселе, и начал нас задирать. А нас ведь хлебом не корми – дай только накостылять кому.
Чел был контужен в Чечне. Фляга и так свистела, а под алко тем паче.
Ростом два метра и бывший боксёр, он был весьма опасен. Ходили слухи, что как-то раз он раскидал десяток омоновцев.
Минут пятнадцать мы не могли его свалить. Потом пинали полчаса.
У нас тогда говорилось – лучше от старших получить, чем от пиздюков. Чем младше – тем безбашеннее. Каждый стремится ударить, да посильнее, тормозов нет, о последствиях не задумываются. Я лично знал двоих, севших за бессмысленные жестокости, окончившиеся убийством.
Мы были уверены, что мужик двинет кони. Вызвали скорую, думая, что сразу в морг отвезут.
Характерная черта того времени – мы даже не спешили разойтись. Скорая забирала при нас, и никто ничего не спросил.
Через пару месяцев мужчина бодрячком шастал по району, вновь приставая к случайным людям.
5
Возрасты
В младшем возрасте, или же, привычнее – пиздюках, не все были таковыми по количеству прожитых лет. Здесь были и 14-летние, и 19-летние. Твой статус зависел от стажа в движении и собственной пронырливости.
Вот пример контрастов.
Был у нас один здоровенный тюлень по прозвищу Лось. Природа дала ему здоровье, но обделила умом. Он постоянно тупил и балансировал на грани отшивания. Сходил в армию и продолжил рыскать в пиздюках.
А был ещё Санёк Крючков, или Крючок-младший. С детства таскался за старшим братом, лет с одиннадцати ходил на сборы, в шестнадцать организовал парковку, взяв брата в партнеры. Короче, развит был не по годам, и в двадцать уже официально был старшим.
Слово «пиздюк» не оттого, что младший возраст – те, кто «недавно из пизды вылез», как иногда толкуется. Они – «пехота», «мясо», и при конфликтах их первыми бросали в бой. Их предназначение – драться, пиздиться.
Согласно другой версии, пиздюки – те, кого пиздят.
Давным-давно на сборах молодые били пиздюков и заставляли драться друг с другом. Воспитывали волков, как сказал Рамиль, мой сосед по лестничной клетке. Его юность пришлась на рубеж 80–90-х, когда порядки были строже. По крайней мере, по рассказам и слухам, в которых часто есть доля преувеличения и понтов. При прописке, по словам Рамиля, надо было пробежать коридор из двух десятков пацанов и не упасть. Или продержаться в сознании против троих пять минут. Две трети не выдерживали. А после прописки такая же бессмыслица каждый день на сборах.
– Это сейчас у вас понабрали всякую нечисть, – говорил Рамиль. – А тогда каждый против десяти мог выйти, не обосравшись.
В своё время он получил срок за тяжкие телесные, а после отсидки бросил босяцкую жизнь и пошёл на завод.
Не все рвались подняться в иерархии, некоторых вполне устраивало их положение. Можно ведь и в среднем возрасте шуршать по-молодецки, а в младшем быть на расслабоне. Как и везде, зависит от человека. Но всё же статус был важен. Хотя бы потому, что молодые меньше бегают с арматурой.
А ещё мне, например, гораздо приятней было сказать институтским приятелям, что я в среднем возрасте, чем в пиздюках. Вы спросите – зачем тебе вообще им представляться, чтобы пальцы погнуть? И это, конечно, чего уж скрывать. Почти все на факультете с кем-то работали или рыскали, кроме некоторых чертей и деревенских. Хотя последние, обживаясь в городе, тоже тянулись к плохому. И в этой среде нужно было идентифицироваться.
Ещё меня, как пиздюка, напрягала такая ситуация. Один деятель из среднего возраста корчил из себя авторитета, задирая младших. Это раздражало, тем более, что сам ещё даже школу не закончил. А осадить оборзевшего нельзя – не по уставу. И я думал, что стоит мне оказаться на одной ступени с ним, как первым делом пропишу ему по бороде. Поделился мыслью с Вованом, который уже полгода ходил в молодых. Он не стал дожидаться моего роста. На сборах придрался к тому типу по надуманному поводу и при всех щеманул его. Словесно, конечно, лишнее рукоприкладство на сборах не поощрялось. Но тот всё понял и остепенился.
И всё же в пиздюках я пробыл недолго. Может, и ещё бы побыл, но помог случай.
Стою на сборах, небритый неделю и опухший от двухдневного пьянства. Рядом бородатый чел по прозвищу Абрек. Бриться он начал лет в тринадцать, а к восемнадцати за три дня мог отрастить шикарную бороду.
А в тот раз сборы посетил сам Чёрный. Проходит мимо нас и останавливается.
– Нихуя ты джигит, – говорит Абреку. – Молодые?
– Пиздюки, – отвечаю.
Чёрный как заржёт. Потом поворачивается к старшим и говорит:
– Ну вы чё, до седых мудей их держать что ли будете?
После того, как он уехал, было объявлено, что мы теперь молодые. Никаких обрядов инициаций здесь уже не было.
В тот вечер мы с Абреком решили проставиться узкому кругу, но в итоге получилась попойка на крыльце школы человек на сорок. Тогда вроде отмудохали какого-то мужика. А ещё я подрался с кем-то из своих. Подробностей не помню, но, кажется, причиной стало замечание, чтоб я не особенно понторезил, ибо ещё сегодня пиздюком был.