Loe raamatut: «Одзёсама»

«Данная книга является художественным произведением, не пропагандирует и не призывает к употреблению наркотиков, алкоголя и сигарет. Книга содержит изобразительные описания противоправных действий, но такие описания являются художественным, образным, и творческим замыслом, не являются призывом к совершению запрещенных действий. Автор осуждает употребление наркотиков, алкоголя и сигарет. Пожалуйста, обратитесь к врачу для получения помощи и борьбы с зависимостью».

P. S. «Все персонажи и события в книге являются вымышленными, и не относятся к жизни автора. Имена героев и судьбы – выдуманы. Любые совпадения с реальными людьми и их жизнью – случайны».

«Если бы мне дали выбор прожить свою жизнь с самого начала, я бы сделала это, только лишь ради того, чтобы найти настоящую себя». Цубурая Ацу.

Глава 1
Патриархат. Власть. Уважение

– Тридцать девять баллов из ста – это не семьдесят, но шанс есть, – отец кинул на стол мой лист с результатом экзамена по математике. – Даже у Широ было восемьдесят шесть, а у него был всего один репетитор.

– Тупица, – Сабуро плюнул мне косточкой от маслины в щёку.

– Ай! – Я прислонила ладонь к правой стороне лица и посмотрела невинным взглядом на отца.

– Ацу, не позорь меня, – отец взял со стола ложку.

Мама отвела взгляд в сторону, она всегда так делала, когда отец бил меня. Она никогда не говорила ему что-то против. Отец начал бить меня ложкой по голове, ровно столько раз, сколько баллов я получила на экзамене.

В это время в прихожей послышался голос Джиро, он опять пришёл пьяным.

– Только десять утра, а этот мудак уже успел напиться, – отец покачал головой.

– Здравствуйте, – поздоровался один из парней. Джиро привезли два друга.

– И как вы тут? Скучали? – Он висел на их плечах.

– Проспись, ахо! – Рявкнул отец.

Я вздрогнула и нечаянно разбила блюдце. Джиро отвели к себе в комнату.

– А у тебя что?! – отец обернулся ко мне. – Вечно из-за никчёмных детей приходится краснеть!

Он ушёл в свой кабинет, мама начала собирать грязную посуду со стола.

– Надо было на один балл сдать, всё равно его гнев был бы таким же. Зато ударов меньше, – усмехнулся Сабуро, смяв бумажную салфетку, бросил её себе в тарелку.

Я собрала осколки от блюдца и стала помогать маме с уборкой. Два часа пролетели незаметно. Я поставила чистый сервиз в шкаф за стекло. Повесила фартук на место и поднялась к себе в комнату. Отец, в своем кабинете, опять с кем-то ругался по телефону. Мне было не интересно слушать его, я достала наушники и плеер. Сделав музыку погромче и закрыв дверь, я легла на кровать. Осталось три дня до зачисления в университет. Я хотела поступить на факультет английского языка, а отец хотел, чтобы я поступила на юридический. Экзамен по математике я завалила, поэтому точно знала, что на юридический не поступлю. Единственный выбор, которого я добилась сама.

Меня зовут Цубурая Ацу, но при рождении мне дали два имени. Эцуко, что означает – восхитительный ребёнок. Это имя дала мне мама. Отец назвал Ацу, в этих двух слогах кроется значение «грусть» и «слабость». Чаще всего меня называют вторым именем, оно короткое и все быстрее запоминают его. Оно несёт отрицательную энергию, но никто этого не знает, кроме меня. Я самый младший ребёнок в семье. У меня есть четыре брата: Ичиро, Джиро, Сабуро и Широ. Отец любит их, но не меня. Я не оправдала его надежд. Отец не разрешал мне ходить в школу, все двенадцать лет я обучалась дома. А вот в университет отец решился отпустить меня. В нашей семье царит патриархат. Видимо, поэтому женщина здесь ни чем не отличается от вещи.

Моя мама, Хитоми, с детства скромная и уступчивая. Они познакомились с моим отцом в школе. Отец женился, потому что хотел, чтобы она принадлежала ему. Мама красивая, тихая и послушная женщина. Никогда ни в чём не обвиняла и прощала его. Отец, человек, который привык выбирать сам и брать, то, что ему нравится, при этом, не давая выбора «жертве». Мама прекрасно знала, что его отец (мой дед) якудза, но всё равно вышла замуж, любовь слепа… С первого дня замужества отец унижает и оскорбляет маму. Он начал её бить, после того, как она родила меня. Отец не хотел ещё одного ребёнка и приказал ей сделать аборт, но мама отказалась. Поэтому в семье, я, как бельмо на глазу. Мама старается избегать разговоров со мной, потому что боится отца. За тридцать лет брака мама так и не стала любимой женой. Она лишь угасает от его гнёта. Отец использует её по сей день. Он, как узурпатор заставил своей силой всех уважать только его. Так как я единственная дочь, то отец берёт меня на все «мафиозные» развлечения с моими ненормальными братьями.

Ичиро, старший брат ему недавно исполнилось 29 лет. В 24 года он женился. Но этот брак разрушился спустя три месяца. Наш отец подарил им путёвки в Италию. Казалось бы, что может быть лучше? Но мой брат всегда найдёт к чему придраться, и в этот раз объектом стала его собственная жена. Ичиро приревновал Камэко к официанту. Прилетев домой избил её, не смотря на то, что этот брак был нужен обоим семействам. Наш отец хотел загладить поступок Ичиро, но отец девушки отказался от перемирия. После развода Ичиро подсел на жёсткий героин, отец год лечил его в больнице. Несмотря, на то, что его жена была дочерью якудза, брат все равно поднял на неё руку (и не только руку, в ход шли и ноги). Уже пять лет Ичиро живёт с нами, и помогает отцу по бизнесу. Похоже, что брат больше не собирается жениться. Я часто вижу его с разными женщинами, но они не задерживаются дольше, чем на неделю.

Джиро, ему 26 лет. Помимо содержания трёх клубов на Сибуя и двух ресторанов в Акихабаре, он занимается профессионально вокалом и танцами. Три года назад он мог бы дебютировать в группе, но сорвался и здорово напился. Его откачивали в главной токийской больнице. Джиро по – прежнему поёт в барах, клубах, у друзей и т.д. Каждый день он приходит пьяным домой, точнее его привозят. У него есть пять гоночных машин, на которых он гоняет, когда напьётся. Отец уже не переживает, что сын попадёт в аварию. Пожалуй, Джиро любимый сын отца, потому что он позволяет ему всё. Отец заплатил таким брендам, как «Dior», «Gucci» и «Balenciaga», чтобы они взяли Джиро моделью к себе на обложку. Брат строит карьеру по линии падшего человека. Он не ценит то, что отец вкладывает в него. Ему интереснее низшие потребности: алкоголь, наркотики и деньги.

Сабуро, третий сын, ему через две недели будет 23. Он закончил престижный вуз, факультет восточных языков. Сабуро специалист по китайскому языку, но не знает ни слова. Отец купил ему диплом. Сабуро летал на год в Америку, но там его тоже не заметили. Сейчас он, как и Ичиро помогает отцу в бизнесе. Джиро тоже имеет к этому отношение, но он не часто ездит на деловые встречи. Отец пообещал, что подарит Сабуро клуб в Гиндзе, если тот будет регулярно посещать с ним все мероприятия, что собственно, и делает сын. У Сабуро чёрный пояс по каратэ. В отличие от Джиро (этот занимался дзюдо), он не прогуливал занятия, и достиг больших успехов. Сабуро хуже всех относится ко мне, это ему доставляет удовольствие.

Широ, четвёртый сын, летом исполнится 20 лет, наша разница всего один год. Он учится на врача, а именно психотерапевта. Сабуро часто шутит, что Широ единственный, кто сможет вылечить нашу семейку. Широ занимался айкидо, но потом перешёл на тхэквондо. Ичиро пытался научить его боксу, но сломал нос и челюсть, когда брату было 15 лет. Широ непосредственный член нашей патриархатной семьи «якудза». Иногда шутки Широ переходят все границы, но он хотя-бы не распускает руки, как это делают другие братья, чтобы поиздеваться надо мной. Он самостоятельно овладел тайским языком. Широ увлекается аниме, его комната вся обклеена плакатами и стикерами. Любая одежда – отсылка к какому нибудь аниме.

За ужином все собрались за столом. Мама взяла чайник, чтобы налить чай.

– Хитоми, сядь. Это сделает Ацу, – отец посмотрел на меня грозным взглядом.

Я поправила платье и встала со стула.

– Шевелись! – Он ударил меня по спине, по всему телу прозвучал гул.

Сначала, я налила чай отцу, потом пошла к маме.

– Матери после Широ! – Приказным тоном рявкнул отец.

Я подошла к Ичиро, наполнив его кружку, следующий был Джиро, он что-то рассматривал в своей тарелке. Его мешки под глазами стали ещё больше и темнее. Сабуро перевернул кружку, из-за этого я обожгла его руку, которую он специально подставил.

– Больно! – Крикнул Сабуро.

– Ацу! – сквозь зубы просипел отец. – Не балуйся!

– Извини, – я опустила глаза в пол.

– Юбка короткая, – Сабуро ударил меня рукой по ногам.

– Отвали, – фыркнула я.

– Что за манеры! – отец обратился ко мне. – Извинись перед братом!

– Он же первый начал! – возмутилась я.

– Ацу!

– Отец!

– Ацу! – Рявкнул отец.

– Извини, – я посмотрела на Сабуро.

– Да, спасибо. Извинения приняты.

Я наполнила чашку Широ, он поблагодарил меня. Когда очередь дошла до моей кружки, то чай закончился.

– Лишняя, – усмехнулся Сабуро.

– Это ещё не доказано, – я взяла палочки в правую руку.

Отцу кто-то позвонил, он ушёл в прихожую.

– Так докажи, – Сабуро упрямо смотрел на меня. – Ты ошибка! – Мать пожалела тебя и не сделала аборт.

– Наоборот! – я отложила палочки.

– Ты женщина, закрой рот.

– Только после тебя.

У нас назревал спор, это обычное явление для наших отношений с Сабуро.

– Тэмаэ, – брат оскалился.

– Кусотарэ.

– Умрёшь в одиночестве, с таким стервозным характером.

– Вся в тебя, братик.

– Старая дева.

– Что случилось, брат? Хламидиоз замучил?

– Ахах, – усмехнулся Джиро.

– Ну, всё, началось, – вздохнул Широ, и поднял тарелку с салатом со стола.

– Дарасинай!!!

– Ксо яро!!! – Я взяла в руку тарелку с рыбным салатом, и швырнула Сабуро в лицо.

– Дура! – Он кинул в меня кусок стейка.

– Кусо! – Воскликнул Ичиро, и ушёл из-за стола.

Джиро достал телефон, и начал снимать весь этот цирк.

– Как же я тебя ненавижу! – Я облила белую рубашку Сабуро красным вином из бокала отца.

– У нас всё взаимно сестрёнка! – Он плеснул мне в лицо гранатовым соком.

– Точняк на лям лайков потянет! – Засмеялся Джиро.

На это чп пришёл отец. Он не знал, с чего началось это шоу, но я – то знала, какое наказание ждёт меня. Так хотелось доказать правду, но никто не слушал.

– Что за! Ацу! Сабуро! Джиро, ты что делаешь?! Камеру выключи!

Я стояла в кабинете отца, он отпил из бутылки три глотка холодной воды, и сел на диван.

– Сабуро, как всегда, ни в чём не виноват? – Я сжала кулаки.

– Молчи, я не давал права говорить тебе.

Стрелка часов передвинулась с 25 на 30 минут. Отец закурил, открыв окно, он посмотрел на меня.

– Ацу, ты же не глупая девочка, – отец сел напротив меня. – Двадцать раз хватит, – он достал из стола розгу.

Я опустила глаза в пол и повернулась спиной к отцу. Зажмурив глаза, я услышала, как он замахнулся. Этот звук пронзил моё тело. Я напряглась, ручка двери опустилась, в кабинет зашёл Осаму. Отец опустил розгу, и поздоровался с ним.

– Что-то случилось? – Отец убрал орудие битья обратно в стол.

– Нет, я приехал, чтобы занести одни бумаги, – Осаму посмотрел на меня затяжным взглядом. Это был высокий и крупный мужчина 39 – ти лет. Его остроскулое лицо всегда чисто выбрито, без единой царапинки. Лицо Осаму как обычно было задумчивым и мрачным, словно он нёс самую тяжёлую ношу. Припухлые розовые губы аккуратно смотрелись на его лице. Острый нос с горбинкой и высокой переносицей придавал гордый и уверенный вид.

Миндалевидные глаза накрывало веко, от чего взгляд Осаму был прищуренный с оттенком хмурости. Прямые брови никак не отражали его настроение, как будто они были нарисованы.

– Давай их сюда, – отец протянул правую руку.

– Ацу снова что-то натворила? – Осаму не поворачивался ко мне.

– Да, – вздохнул отец. – Даже чужие люди замечают, как тебе не стыдно! – он включил ноутбук. – Ей и двадцать раз розгой мало.

– Двадцать для такой хрупкой девчонки? – Осаму обернулся.

– Чем больше закалки получит в семье, тем легче будет в семейной жизни.

– Горо – сан, позвольте мне предложить вам наказание для Ацу? – Осаму немного поклонился.

– Ну?!

– Она должна написать иероглиф «бян» 1000 раз.

– «Бян»? – Отец приложил карандаш к губам. – Да, думаю, это хорошая идея. Утомительно и раздражительно. Иди вместе с Ацу в её комнату и контролируй её, – приказал отец.

Мы зашли в мой уголок мира и спокойствия. Осаму тихо прикрыл дверь. Я достала несколько тетрадей по 96 листов, и десять черных маркеров.

– Преподавательница одного китайского университета очень строго относится к опозданиям студентов и раньше заставляла писать их за это 1000 английских слов. Но как-то раз она увидела этот иероглиф и подумала, что это наказание куда лучше предыдущего! И, несмотря на то, что по количеству текста 1000 иероглифов занимает меньше места, чем 1000 английских слов, студенты начинают сходить с ума уже на 200-м иероглифе и обещают впредь никогда не опаздывать, – произнес Осаму, подходя к столу. – За рамками пыточных фантазий китайской преподавательницы этот иероглиф можно встретить лишь в одном месте: в лапшичных провинции Шэнси, которая специализируется на продаже Лапши Бянбян. Посмотрев на вывеску, можно узнать ужасную правду об иероглифе: даже в том единственном случае, когда он действительно к месту, его нужно написать дважды.

– Даже не знаю, благодарить вас или проклинать, – я подняла взгляд на Осаму.

– Пусть болят руки, чем синяки по всему телу, – он слегка улыбнулся, но в его глазах по прежнему стоял мрак и бесконечный туман.

Я закончила своё наказание в час ночи.

– Ровно 1000! – Гордо произнёс Осаму. – Пойду покажу твоему отцу, – он собрал тетради со стола.

– Отец уехал.

– Куда? Как ты можешь это знать?

– Каждую ночь он уезжает к ней.

– К кому?

– Женщина, он встречается с ней десять лет. Раньше у него было много ночных спутниц, теперь отец выбрал одну.

– А мама?

– Она не нужна ему, как и я. По существу, – я посмотрела в окно. – Ему нужны только деньги. Я ненавижу его.

– Он твой отец.

– У вас был отец?

– Конечно.

– Он унижал вас? Бил за каждое неправильное слово? Оскорблял за то, что вы правы?

– Нет.

– Тогда вы никогда не поймёте меня. Доброй ночи.

– Возможно, ты права. Я был вторым сыном в семье. Мне не понять твоих чувств.

– Вы бы изменяли своей жене? – Я в упор смотрела на него.

– К сожалению, на этот вопрос, я не смогу ответить.

– У вас нет жены. Вы такой далёкий человек. Хочется оскорбить вас, чтобы облегчить свою душу, – я стиснула зубы.

– Не сдерживайся, иначе так и будешь марионеткой в руках мужчин.

– Синдзимаэ! – Крикнула я.

Через три дня пришел отказ из университета, в который я стремилась попасть. Меня не приняли, не хватило трёх баллов по родному языку. Закрыв почту, я выключила ноутбук и невидящим взглядом уставилась в пол. Было горько осознавать, что последний шанс провалился. Чтобы не погрузиться в депрессию, я решила отвлечь себя, чем нибудь приятным. Набрав ванну, я погрузилась в горячую воду и расслабилась. Ну что ж, мне ничего не оставалось, как готовиться к следующему экзамену. Я так задумалась, что вздрогнула от стука в дверь.

– Занято! – Крикнула я.

Но это не остановило посетителя, я, кажется, даже догадываюсь, кто это может быть, только моего глупого брата Джиро, ничто не может остановить, если он что – то задумал. Он сломал ручку и зашёл в ванную комнату.

– Эй! Совсем уже?! – Я схватила с бортика ванной полотенце и прикрылась.

– Не переживай, я же не извращенец, – фыркнул братец.

– В это мне слабо верится, что тебе здесь надо?

– Замолкни, – Джиро что-то искал в шкафу. – Ты не видела мою бритву? С голубой ручкой.

– Зачем она мне?

– Я просто спросил, я же не говорил, что ты её украла.

– Из твоих уст, это звучит, как обвинение.

– Хватит прикрывать то, чего нет, – посмотрев на меня в упор, с сарказмом произнёс брат. – Хотя-бы для приличия ирэдзуми набила, а то совсем голая.

Он взял пену для бритья и, хлопнув дверью так, что она отскочила обратно, замок то теперь сломан, ушёл. Настрой на расслабление был испорчен, поэтому я обмоталась полотенцем и вернулась в свою комнату.

Эти упыри всегда оскорбляют меня. Они заставляют чувствовать себя чужой в этом доме, не смотря на то, что я имею полное право, как и они. Братья называют меня «Хадака», что означает «Голый». Практически все мужчины у якудза носят различные ирэдзуми, которые украшают их тело, и заменяют одежду, когда мужчины собираются в своём кругу.

Некоторые женщины тоже имеют татуировки, кто-то по желанию, кто-то из-за гнёта владельца. Чаще всего второй вариант это те женщины, которые работают в сексуальных сферах. Они украшают своё тело цветными ирэдзуми, без причины и долга. Эти женщины показывают свое обнажённое тело мужчинам, поэтому татуировки, это их вторая одежда. Но не всегда только ойран и подобные им женщины делали ирэдзуми. Гейши тоже могли делать себе тату. Вопреки расхожему мнению, гейши не были проститутками. Не знакомые с этой культурой люди путают гейш с ойран, «онсэн-гейся» или собирательным названием юдзё. Японки таких профессий назывались «женщинами для удовольствия» и оказывали сексуальные услуги за деньги. Но для гейш был наложен запрет на оказание подобных услуг за деньги.

Татуировки для гейш имели особое значение. Они стали своеобразным способом обойти законодательный запрет на демонстрацию оголенного тела. Гейши покрывали витиеватыми узорами разноцветных татуировок тело, оставляя открытыми лишь ладони, лицо, шею и ступни. Покрытая узорами кожа гейши создавала имитацию одежды, делая женщину еще более привлекательной и соблазнительной. У гейш часто были постоянные клиенты, которые относились к ним так уважительно, как к своим вторым женам. Нередко между гейшей и ее клиентом возникали сильные чувства. В таком случае татуировки гейши были одним из пяти доказательств любви, в то время как первыми четырьмя были остригание волос, ногтей, написание клятвы о любви и верности, а также отрезание мизинца. Влюбленная гейша и ее клиент могли сделать татуировки вместе. Например, в знак верности они наносили друг другу на руки родинки, чтобы при скреплении ладоней эти метки взаимно перекрывались большими пальцами рук. Скрытые татуировки гейш под названием какуси – боро. В обычном состоянии организма такая татуировка была невидимая. Рисунок проявлялся лишь в определенных условиях, а именно когда тело было разгоряченным, например, после купания, принятия алкоголя. Такую татуировку выполняли путем втирания рисовой пудры в небольшие разрезы на коже. В результате, когда температура тела немного поднималась и кожа краснела, на татуированном месте проявлялся белый рисунок. Такие татуировки выполнялись зачастую на плечах и считались самыми интригующими.

Отец не разрешает делать ирэдзуми ни маме, ни мне. Он считает, что женщина должна быть чистой, как вода. И изящной, подобно сакуре. Но отец не учёл тот факт, что любая вода со временем мутнеет, если в неё кидать грязь, в виде слов и аморального поведения. А сакура прекрасна лишь две недели. Потом все забывают о ней, как и он забыл о маме.

У меня никогда не было ревности к отцу, я не считаю его оядзи, из-за этого он злиться ещё больше.

Одевшись после ванной, я спустилась в столовую для совместной трапезы. Взяв палочками сашими, я положила кусочек мяса к себе на тарелку. Мама поставила на стол сукияки.

– Сегодня я еду по делам, – отец искоса посмотрел на меня. – Ацу, ты поедешь с нами.

– Я…

– Я так сказал.

– Она же девушка, – мама скромно посмотрела на отца. Это была её первая фраза, которая прозвучала в моё оправдание.

– Хитоми, я мужчина и я принимаю решения. Если я приказал Ацу, значит, она должна выполнить мой приказ. Или я не прав?

– Прости, – мама поклонилась и ушла мыть посуду.

Меня раздражало надменное поведение отца. Он заставлял маму пожизненно чувствовать себя виноватой.

– Помоги матери, даю тебе тридцать минут, – отец вытер руки об салфетку и ушёл.

Я осталась одна за пустым столом. Собрав посуду, я отнесла её маме. Её глаза опять были мокрыми от слёз.

– Сегодня солнечный день, – я взяла полотенце, чтобы протереть мокрые тарелки.

Мама кивнула и продолжила намыливать чашки.

– Мам, сходим по магазинам? Купим себе новую одежду. Мы уже лет восемь никуда вместе не ходили, – предложила я.

– Да, можно, – сухо ответила она.

Со спины мама была всё та же двадцатилетняя девушка, которую я видела на фотографиях. Длинные чёрные волосы ниже плеч, тонкая талия, стройные ноги, она выглядела, ровно так же, как и 30 лет назад. Но спустя столько лет лишь фигура осталась без изменений. Лицо уже не выглядит таким жизнерадостным и свежим. На нём много морщин, кожа стала мраморно – белой, без румянца.

Потухшие глаза и грустный взгляд, но для меня она всегда выглядела очаровательно… Как жаль, что только в моих глазах мама была всегда привлекательной, в любом возрасте.

Пухлые красные губы украшали её овальное лицо. Поблёкшая улыбка выражает грусть и боль, которую мама получает от отца день за днём. Агатовые глаза потеряли тот девичий блеск. Осоловелый взгляд убивал все надежды на лучшее. На фотографиях, где маме было 20 лет, её продолговатые глаза были полны сумасшествия и счастья. Как быстро отец смог задушить в ней это.

Я вышла на улицу в джинсах и тонком свитере. Отец ждал меня возле своего автомобиля.

– Ты не прошла вступительный экзамен, – он потушил сигарету и сел за руль.

– Знаю, – я села на переднее сидение.

– Почему все женщины тупые? Неужели, так сложно включить мозги? Ты вся в мать, такая же тупоголовая и безмозглая. Страшно подумать, кому достанется такое сокровище. Я же пытаюсь дать тебе достойное образование, чтобы перед людьми не стыдно было.

– Пап… Почему ты запретил ходить мне в школу?

– Больше не нашла, что спросить? Чем вообще забита твоя голова?

– Почему? Тебе так сложно ответить? Ты же мужчина.

– Не надо со мной так разговаривать.

– А как?

– Молчи.

– Ответь, пожалуйста, – я прикусила нижнюю губу.

– Потому что ты позор моей семьи. Потому что ты никчёмная. Потому что ты испортила мой род своим появлением на свет. Потому что ты делаешь всё наоборот. Ты слабая и неуклюжая. Ты девушка, этим всё сказано. Нет смысла возвращаться к этой теме. Нового для себя ты не откроешь.

– Так плохо быть девушкой?

– Ты сама понимаешь, что твоему рождению никто не был рад. Всё испортила в один миг. Сломала мою репутацию и живёшь, как ни в чём не бывало. Был бы шанс, отдал бы тебя куда нибудь, но уже всё. Твоя мать везде появлялась с животом. А я ей говорил. Что за малоумная женщина!

– Избавься от меня сейчас.

– Когда о тебе все уже знают?! Что за глупости ты говоришь?! Если в школе о тебе никто не знал, то в университете так не выйдет. Придётся ходить.

– Я не против.

– Господи, – вздохнул отец. – Поступи, а потом говори.

– Я же могу попробовать поступить в другой университет, где не требуется высшая математика.

– Нет! Ты поступишь туда, куда я сказал. На днях собирался поговорить с Сугино – саном. Поступишь в октябре или раньше, будет видно. Эти пять месяцев погоду не сделают, зато в престижном университете учиться будешь. Стыдно тебя своим коллегам представить, у них у всех сыновья, а тут четыре пацана и девочка. Анекдот!

Мы подъехали к трёхэтажному зданию. Я хотела идти отдельно от отца, но он схватил меня за руку. Братья шли сзади.

– Платье не нашла? – Недовольно пробурчал отец.

Я промолчала.

Отец открыл дверь, мы зашли в большой коридор. Он снял с себя плащ и повесил на вешалку.

– Не отставай, – подгонял Ичиро.

Они быстро шагали своими длинными ногами, я еле – еле успевала за ними.

Все мужчины заняли свои места за прямоугольным столом. Мне не хватило стула. Один из мужчин в малиновом пиджаке уступил своё место.

– Твоя? – Мужчина в зелёной рубашке показал на меня пальцем.

– Моя, – отец сделал глоток вина.

– Как зовут? – Мужчина обратился ко мне.

– Сколько ей лет? – Кто-то крикнул из-за стола.

– Жених имеется? – Прозвучал надменный голос.

Я замялась, мои щёки начали гореть, а нос чесаться.

– Парни, не грузите ее вопросами, она у меня скромная, – отец похлопал меня по плечу.

– Это видно, – сказал мужчина напротив меня.

– Ацу, самая мелкая в семье, – отец посмотрел на меня. – Ей в этом году будет девятнадцать.

– Может, мужа ей найдём? – предложил мужчина в зелёной рубашке. – Что скажешь, Горо? – он посмотрел на отца.

– Ой, не знаю, не знаю, – отец покачал головой. – Кано, ты говорил у тебя сын есть. Как насчёт него?

– Ему уже 35, – засмеялся мужчина.

– Возраст только красит, – отец поддержал его смех.

– У него есть жена, – Кано выпил сакэ.

– Когда успел жениться?!

– Год назад, я же говорил.

– Столько событий, – отец поправил галстук.

Трапеза продолжалась три часа. Я наелась за пять минут. Мужчины постоянно о чём-то разговаривали. Когда кто-то матерился, извинялся, т.к. за столом сидела одна единственная девушка. Но это было до того момента, пока все не напились сакэ и вина.

Я не смотрела ни на одного мужчину, потому что все они были неприятной внешности и со злыми взглядами. Казалось, что если не туда посмотрю, то меня начнут бить. Скорее всего, это мой страх из-за отца и братьев. Я копалась в своей тарелке, выбирая кукурузу и зелёный горошек. Ичиро старался много не пить. Джиро положил под язык три таблетки. Сабуро разговаривал с каким-то парнем. Широ, молча, играл в телефон. Отец бурно обсуждал с Кано и другими мужчинами, какие – то дела.

У якудза не принято женщине сидеть за одним столом с мужчинами. Впрочем, такие правила есть у любых бандитов. Какой толк от женщин. Разговор поддержать не может. Пить много не хочет. Одна головная боль.

Мне разрешили, потому что я первый раз оказалась в этом логове. После «длительного» обеда все мужчины ушли в игровой зал.

– Эй, Ацу, не оставайся здесь одна. Пошли, – Широ взял меня за руку и привёл в другую комнату.

Я села на диван и наблюдала за действиями мужчин, которые играли в карты. Через пару часов, я почувствовала, что хочу спать. На часах было семь вечера. Моя спина устала находиться в одном положении.

– Ацу – тян, иди к нам, – крикнул Кано – сан.

– Она не умеет играть, – отец кинул лёд в бокал с виски.

– Научим, – засмеялся Кано – сан.

Я подошла к отцу, скромно скрестив руки.

– Садись, – отец посадил меня рядом с собой.

Кано – сан объяснил правила игры, которые я не запомнила. Когда раздали карты, я впервые видела такие картинки.

– У тебя плохой расклад, – Широ стоял сзади меня.

– Так, уйди, – отец оттолкнул его. – Пусть сама учится.

Я проиграла, так продолжалось двенадцать раз. Мужчины всячески обзывали меня. Эти слова были не оскорбительными, но обидными для меня. В этом обществе, я чувствовала себя пустой, словно из меня выкачали всю энергию. Ситуация была похожа на страшный сон, где двадцать шесть мужчин пытается кинуть в тебя своё пошлое слово. Для кого-то это нормально, но не для такого ранимого человека, как я. Под конец каждой игры, когда я проигрывала, у меня в горле стоял ком. Отец был пьян, из трезвых только мой брат Широ.

– Горо, пусть идёт к девчонкам, Ацу, наверное, скучно, – сказал Кано – сан.

Широ проводил меня к двери.

– На себя открывается, – это было последняя его фраза, после которой он ушёл.

Приоткрыв дверь, из – за дыма я не сразу заметила там женщин, которые сидели на полу с сигаретами в руках.

Они враждебно посмотрели на меня.

– Кто такая? – Нагло спросила одна из женщин.

– Цубурая Ацу.

– Дочь Горо?

– Угу, – я кивнула.

– У него есть дочь? – Спросила женщина с каре.

– Видимо, да, – блондинка выпустила дым изо рта.

– Можно мне у вас посидеть? – Сдерживая кашель спросила я.

– Садись. Но нужно снять одежду, – блондинка приняла неприличную позу.

– Зачем? – Я смотрела на неё.

– Дресс – код у нас такой, – засмеялась женщина с каре, и затушила окурок в пепельнице.

Приглядевшись, я заметила, что женщины были в нижнем белье. На их теле было много ирэдзуми, которые прикрывали их голое тело.

Я сняла свитер и джинсы, положив вещи в угол и села на пол.

Комната была средних размеров, воздух спёртый с запахом алкоголя и ментола. На окне висели жалюзи жёлтого цвета или они пожелтели от дыма. На подоконнике стояло радио, оно работало тихо, доносились тихие отголоски скрипки и пианино.

– Держи, – блондинка протянула мне сигарету.

– Иди- ка сюда, – женщина с красной помадой достала спички.

Я закурила, это было неприятное ощущение. В горле всё горело, от ядовитого дыма.

– У тебя совсем татуировок нет? – Спросила женщина с каре.

– Она же дочь Горо, – усмехнулась блондинка.

– Сколько тебе?

– 18, скоро 19.

– Молодая, – блондинка докурила сигарету, и начала новую. – А мне уже 25. Сацу 26, – блондинка показала пальцем на женщину с каре.

– Мне 26 в сентябре будет, – перебила Сацу.

– Я Нагиса, – блондинка посмотрела на меня.

– Приятно познакомиться, – я слегка улыбнулась.

– Акаги, – сказала женщина с красной помадой.

– Это Мисата, Нозоми, Орина, Кури и Хикара, – блондинка налила всем сакэ.

– Кем вы здесь работаете? – Я пригубила сакэ.

– Мы ойран, – вежливо сказала Нозоми.

– Помпезные ойран?

– М? – Нахмурилась Нагиса.

– Ойран и таю часто становились аристократки. Но гейши вытеснили их.

– Ах, ну, что ж. Тогда мы простые жрицы любви, – засмеялась Акаги.

– В Японии запрещена с 1956 года, – я посмотрела на женщин, они явно не понимали, о чем я говорю. – Ойран и таю развлекали элиту японского общества и сами имитировали стиль знатных женщин – разговаривали на вычурном придворном языке, были помешаны на дворцовом этикете. У каждой ойран была целая свита из слуг и учениц. Случайный человек, даже очень богатый, не мог просто так воспользоваться ее услугами – для этого нужно было знакомство с другим ее постоянным клиентом. Если в гейши шли дочери крестьян, рыбаков и вообще простолюдинки, то ойран и таю очень часто становились аристократки.

– Восток – дело тонкое, – Нагиса сбросила пепел в пепельницу.

– Гейши изначально были более доступным развлечением, их главными клиентами сначала были купцы. Поэтому вечеринки с гейшами в чайном домике долгое время были единственным доступным светским развлечением для предпринимателей. В обществе гейш каждый мог почувствовать себя уважаемым человеком. При этом гейши не спали со своими клиентами, – я поставила пустую чашку от сакэ на татами.

– Так мы не гейши, – Мисата прикрыла пальцами рот.

– Выходит, нас обманули, – Нагиса засмеялась.

– При этом гейши действительно воздерживались от свиданий, а первые гейши вообще были мужчинами – актерами и музыкантами. Гейши чутко отзывались на все веяния моды. Так гейши вытеснили ойран и таю. Разумеется, гейша не соблюдала целибат, однако она была не обязана ублажать клиента в постели. Как правило, у нее был один покровитель, который оплачивал все ее текущие расходы и обеспечивал ее рекламой.