Loe raamatut: «Белградское трио»

Font:

Любая история должна быть прошлым, и чем более она – прошлое, тем лучше и для ее особенностей как истории, и для рассказчика, который бормочет свои заклинания над прошедшими временами¹.
ТОМАС МАНН, «ВОЛШЕБНАЯ ГОРА»

Истинно только личное, истории – всего лишь мираж!
ЖАК ДЕРРИДА

Порнография – это все то, в чем нет истории.
ЭНДИ УОРХОЛ

GORAN MARKOVIĆ

BEOGRADSKI TRIO

Published by agreement with Laguna, Serbia.

Об авторе

ГОРАН МАРКОВИЧ (Белград, 1946), кино- и театральный режиссер, сценарист и писатель, получил диплом по кинорежиссуре в Праге в 1970 году в знаменитой киноакадемии ФАМУ. После окончания обучения снял как режиссер около пятидесяти документальных фильмов, а с 1976 года занимается исключительно написанием и режиссурой полнометражных фильмов.

До настоящего времени снял одиннадцать полнометражных фильмов, в основном по собственным сценариям («Специальное воспитание», «Национальный класс», «Мастера, мастера», «Вариола вера», «Уже виденное», «Сборный центр», «Тито и я», «Оглушительная трагедия», «Кордон», «Водяная лилия», «Турне», «Фальсификатор», «Слепой пассажир на корабле дураков»). Кроме того, был режиссером одного телевизионного сериала, написал семь театральных пьес и поставил несколько театральных спектаклей.

Награжден более чем тридцатью отечественными и иностранными наградами и премиями за работу над кинофильмами и театральными спектаклями. К наиболее значительным наградам относятся две премии «Золотая арена» кинофестиваля в Пуле, награда за лучшую режиссерскую работу в фильме «Тито и я» на кинофестивале в Сан Себастьяне, Гран-при фестиваля в Монреале за «Кордон», а кроме того, награда за лучший современный текст в «Турне». Награжден офицерской степенью французского ордена Искусства и литературы.

Профессор ФДИ в Белграде.

Автор нескольких книг прозы отмеченных вниманием: «Чешская школа не существует», 1990 г., «Тито и я», 1992 г., «Один год», 2000 г., «Маленькие тайны», 2008 г., «Три истории о самоубийствах», 2015 г.

Живет в Белграде.

От автора

Перед читателем – своего рода архивные материалы.

Эта груда бумаги переезжала со мной с места на место более двадцати пяти лет; именно столько я ее собирал. Она содержит различные хронологически последовательные материалы: протоколы, сообщения, дипломатическую переписку и служебные записи, отрывки из одного дневника, кучу писем от одной молодой женщины и многочисленные документы от полицейских, военных и метеорологических сообщений до свидетельств о браке, а также о дорожных картах, шифрованных шпионских заданиях и всевозможных квитанциях за выданное снаряжение, а также еще много не связанных между собой свидетельств о событиях, о которых я намеревался рассказать.

Кроме того, я внимательно прочитал несколько романов, тех, что могли бы иметь связь с интересующим меня материалом, который я собирал. Я решил, несмотря на ненадежность, которую сама по себе носит любая выдумка, приложить цитаты из этих книг к общей, и без того разнородной, куче упомянутых документов, считая, что вымыслы, если они часть художественного действия, некоторым образом представляют собой достоверное свидетельство².

С поэтами нелегко

Судно: «Звезда Бразилии»
Из: Буэнос-Айрес
В: Ливерпуль
С заходом: в Рио-де-Жанейро, Лиссабон
Порт убытия: Центральный порт, авеню Томаса А. Эдисона
Капитан: Э. Ф. Гильберт
БИЛЕТ ПАССАЖИРОВ ПЕРВОГО КЛАССА
Каюта номер: 8
Имя и фамилия пассажиров: Лоренс Даррелл и Эва Коэн
Цена билетов: 39 фунтов, в одном направлении

Комиссия дирекции Британского совета в составе сэра Рональда Адама, председателя, сэра Малькольма Робертсона и Дороти Кимберли 20 января 1948 года провела разговор с господином Лоренсом Дарреллом, преподавателем английского языка и литературы при канцелярии в Буэнос-Айресе. Поводом этого разговора было исключение господина Даррела из Британского совета в Аргентине и его возвращение в Англию. Такое решение принял директор канцелярии в Буэнос-Айресе господин Питер Клиффорд после ряда выявленных недочетов в работе и поведении господина Даррелла.

До сведения Даррелла было доведено, что решение Клиффорда принято на основании многочисленных замечаний как студентов, которые обвиняли его в лени и частом игнорировании занятий, так и служащих Британского посольства, многих его коллег, знакомых и соседа-аргентинца, упрекавших его в аморальном образе жизни и организации попоек, которые принимали образ настоящих оргий.

Даррелл не отрицал высказанных комиссией обвинений, однако объяснял, что он поэт, а поэты, как известно, «ищут рациональные доводы для веры в абсурдное». На настойчивую просьбу более подробно объяснить свою мысль он сказал, что «мораль ничего собой не представляет, если она сведена к форме хорошего поведения». На замечание госпожи Кимберли, что имеются сведения о его промискуитетной жизни в Буэнос-Айресе, Даррелл ответил: «Каждый мужчина состоит из глины и демона, и нет женщины, которая может удовлетворить и одно, и другое».

Дальнейшей ход разговора касался семейной ситуации Даррелла. Ему 36 лет, он разведен с первой женой Нэнси Изабель Майерс, дочь Пенелопа осталась у матери по причине доказанного насилия над супругой со стороны мужа. С декабря прошлого года он обручен с барышней Эвой Коэн. На вопрос о роли, которую в его жизни сыграл во время многолетнего пребывания в Греции всем известный Генри Миллер, американский писатель, автор нескольких спорных книг с сексом в центре внимания, спрашиваемый ответил: «Он мне помог понять сущность любви. Она представляет собой нечто абсолютное; нечто, забирающее все или ничего». На вопрос о том, какова природа этой дружбы, которая, похоже, разыгрывалась вчетвером – учитывая, что Даррелл, его тогдашняя супруга Нэнси, господин Миллер и его сотрудница Анаис Нин некоторое время жили вместе, сняв виллу на Корфу, – Даррелл процитировал Зигмунда Фрейда: «Привыкаю к мысли, что рассматриваю любой сексуальный акт как процесс, в котором задействованы четыре лица».

На основании всего этого комиссия заключила, что поведение господина Даррелла не соответствует принципам и нормам, которые служащие Британского совета должны уважать, и в соответствии с этим его дальнейшая помощь больше не требуется. Предлагаем прекратить сотрудничество с ним со дня расторжения договора № 5902/47.

Сэр Малкольм Робертсон-старший,
Лондон, 20 января 1948 г.

* * *

Дорогая мама,

Пишу тебе лишь спустя несколько дней, которые потребовались мне после возвращения из Аргентины, чтобы прийти в себя. Дорога была весьма тяжелой, Атлантический океан необычно разбушевался, а прислуга оказалась кошмарной. Лоренс все время был в нескрываемо плохом настроении, и это понятно – учитывая то, что наше возвращение оказалось столь внезапным, неожиданным. Он считает, что решение убрать его из Буэнос-Айреса – это следствие сплетен и провинциального мировоззрения небольшой группки британцев, толкущихся вокруг Совета, с чем я совершенно согласна. Возможно, Ларри, если принять во внимание его профессию, раньше вел себя в определенном смысле свободнее, но перестал с того момента, как мы обручились. Он теперь совершенно другой человек, поверьте мне. Однако давление мелкобуржуазной среды не уменьшалось, и в конце концов нам пришлось вернуться назад, в Англию.

Лоренс в настоящее время без работы, чем он пользуется для завершения своей новой театральной пьесы. Название ее необычное: «Сапфо»! Пьесу я еще не читала (он не показывает незаконченные рукописи), и поэтому не могу сказать тебе, о чем она. С нетерпением жду возможности заглянуть в эту драму. Я буду первой читательницей чего-то, что (я в этом уверена) взбудоражит нашу культурную общественность!

Также я жду не дождусь увидеть папу и тебя. Поскольку Лоренс очень занят поисками новой работы и завершением пьесы, может быть, я в следующем месяце могла бы приехать к вам в Оксфорд? На одну-две недели. А с моим женихом вы познакомитесь, когда приедете в Лондон, не так ли?

Итак, до скорого свидания!

Твоя единственная дочь Эва

P. S. Лоренс просит папу подумать о небольшом займе, который он ему вернет, как только найдет работу или получит первый гонорар за «Сапфо».

* * *

Уважаемый господин Даррелл,

У нас нет возможности ввести в наш репертуар вашу драму в стихах «Сапфо». По нашему мнению, она неприемлема для сценического исполнения, слишком растянута и изобилует текстом, при том что собственно действия в ней очень мало. По нашему мнению «Сапфо» скорее могла бы быть поэтическим сборником, а не театральным спектаклем.

Примите наш сердечный привет,

Хью Вонтнер
Директор театра «Савой»

* * *

Ларри, друг мой,

Сидишь в том вонючем городе, а мы с Анаис – на другой стороне канала, всего в нескольких сотнях миль от тебя! Почему бы тебе не заглянуть к нам?

Раз уж речь зашла об Анаис, знаешь ли ты, что она мне сказала спустя некоторое время? «Нужно было еще десять лет назад сбежать с Корфу вместе с Ларри!» Я ей на это ответил: «А меня бросить с той фригидной Нэнси?» Вообще-то, я не уверен, что речь шла столько же о либидо, сколько и о предрассудках.

Я серьезно, Ларри. Сядь в поезд и притащи свою жопу в Париж. Этот город лечит все раны, особенно открытые, о которых мы сейчас не хотим говорить.

Ждем тебя!

Твой Генри

РАСШИФРОВКА GU/093

2: Этот разговор происходит в стенах СИС, Бродвей-хаус, в четверг, 25 марта 1948 года. Сейчас 10 часов и 10 минут.
1: Добрый день. Вы готовы?
Д: Как заряженное ружье.
1: Вы в какой-то момент покинули Великобританию?
Д: Да. Думаю, это было в 1935 году. Сразу же после свадьбы с Нэнси. Мы поехали на Корфу и там и остались.
1: Что было причиной такого решения?
Д: Причиной? У нас не было об этом какого-то определенного разговора. Просто нам там понравилось, и мы решили не возвращаться.
2: Всего лишь?
Д: Да. Ладно, еще кое-что: приятный климат и дешевая жизнь. Несколько издателей отвергли «Флейтиста-любовника», и мы оказались в незавидной финансовой ситуации.
2: Флейтиста?
Д: …любовника. Мой роман.
3: Ясно… Вы упоминаете вашу супругу. Нэнси…
Д: Майерс. Она больше не моя супруга. Мы развелись.
2: Есть ли у вас дети?
Д: Дочь. Пенелопа.
1: Она с вами?
Д: Решением суда она осталась с матерью.
1: В чем причина такого решения?
Д: Не знаю.
3: Что написано в решении суда?
Д: Не знаю. Не читал.
2: Позвольте вернуться к вашему пребыванию в Греции. Где вы жили, пока находились на Корфу?
Д: В доме одного из моих друзей.
2: Он тоже писатель?
Д: Нет.
3: Может быть, это автор тех, назовем их обсценными, произведений…
Д: Вы имеете в виду Генри Миллера? Нет, это был не он. И его книги вообще не «обсценные».
1: Хорошо, оставим это. Скажите нам, каковы ваши политические взгляды?
Д: Мои? Не знаю… Никакие.
2: Неужели вы в студенчестве не симпатизировали социалистам?
Д: Да, совсем недолго. Но сейчас я так не думаю.
3: Что же изменилось?
Д: Все. Я считаю, что коммунисты злоупотребили благородными идеями, от которых я в молодости приходил в восторг.
3: «Благородными идеями»?
Д: Да, социальное равноправие и тому подобное.
1: А сейчас вы думаете иначе?
Д: Насколько я вижу, коммунизм безнадежен; анализ человека с позиции экономического бихевиоризма отнимает у жизни все, что весело, а лишать его личной психики – это безрассудство.
1: Хорошо, думаю, что на сегодня достаточно. Продолжим завтра, если вы не против?
Д: Как скажете. У меня в распоряжении все время этого мира.

РАСШИФРОВКА ХМ/102

3: Продолжение разговора с господином Д в помещениях СИС, Бродвей-хаус. Пятница, 26 марта 1948 года, 10 часов и 20 минут.
2: Вы упомянули, что жили в доме вашего приятеля и что это был не Генри Миллер.
Д: Он появился позже.
3: Один?
Д: С Анаис.
1: Кто она ему? Жена?
Д: Нет. Хотя по сути дела – да. В том смысле, что он живет с ней.
3: И все вы тоже жили в этом же доме?
Д: Нет. Нэнси, Генри, Анаис и я спали в отдельном домике для прислуги, совсем рядом.
3: И сколько там было комнат?
Д: Две.
3: Две спальни?
Д: Две комнаты. Обычные.
2: Какими были ваши отношения?
Д: Что вы имеете в виду?
2: Кто вы? Друзья, семейные друзья или что-то третье?
Д: Я не понимаю вопроса.
1: Откуда взялась дружба с ним, а не с кем-то другим? Например, с каким-нибудь родственником или товарищем по школе.
Д: Зачем мне дружить с товарищами по школе? Или с родственниками? Я так и не понимаю вопроса.
3: Оставим это в стороне. Вы пишете?
Д: Да.
3: Какого рода литературу?
Д: Каким временем вы располагаете?
3: Кратко, прошу вас.
Д: Пишу в основном романы.
2: Шпионские?
Д: Нет.
2. Но вы любите читать шпионские романы?
Д: Нет.
1: А если бы вас кто-то нанял, заплатил, чтобы вы написали шпионский роман, вы бы пошли на это?
Д. Не знаю. Если бы я оказался в отчаянном финансовом положении, то, вероятно, согласился бы.
3. Каково ваше финансовое положение, господин Даррелл?

* * *

Суббота, 1 мая

Рассвел дивный весенний день, словно по заказу для праздника. Мы с Борой вышли около десяти и направились к Нижнему городу, на Калемегдан. Там уже было много наших товарищей и подруг, все в прекрасном настроении, веселые, счастливые. Встретились нам и генералы – Арсо Йованович и Ранко Чаджа Стричевич, друзья Боры по Академии. Однако они были в плохом настроении, отошли в сторону и что-то громко обсуждали. Когда позже я, возвращаясь домой, спросила Бору, о чем была беседа, он ответил мне коротко: «Ни о чем. Это, Вера, мужской разговор».

Придя домой, Бора закрылся в рабочем кабинете и долго слушал «Радио Москва». Думаю, что его опасения, как и опасения его друзей, относились к некоторым вещам, о которых лишь перешептываются, но открыто не говорит никто. Мне трудно это вообразить, но похоже, что между нашим и советским руководством существует какой-то конфликт. Но может быть, все-таки речь идет лишь о слухах и непроверенных сообщениях, которые распространяет антикоммунистическая агентура на Западе?

Вечером я занималась переводом романа « Доводы рассудка» Джейн Остин. Хотя эта история далека от нашей реальности и касается общества, которое давно уже изжило себя, меня эта книга привлекает непреодолимо. У меня нет никакого договора ни с каким издательством, и за эту работу я взялась просто для собственного удовольствия. В настоящий момент я на 22-й странице, на эпизоде, когда над Энн и Фредериком нависает опасность разлуки.

«Нависает»… Это правильно – так сказать? Интересно, что после возвращения с учебы в Оксфорде (точнее говоря, после вынужденного перерыва в годы войны) я обнаружила, что стала терять наши слова. За два года и десять месяцев, проведенных в Англии, я отлично выучила их язык, однако немного забыла свой. Сейчас, взявшись за нынешнюю работу, я начала побаиваться, что, видимо, до нее не доросла.

Поздно, почти полночь. Я опасаюсь того невысказанного, что висит в воздухе. И хотя оно не имеет облика, но начинает страшно давить. Тем не менее надеюсь, что это всего лишь кризис, через который проходит социализм, и что вскоре мы снова будем на том пути, которым идем, между прочим, уже четыре года.

* * *

Дорогая мама,

Наши планы стремительно изменились. Лоренсу доверили важную государственную работу. Он будет работать в Министерстве иностранных дел! Не могу описать тебе, как я счастлива. На прошлой неделе он был там на собеседовании, а сегодня ему сообщили, что он принят. Мы все еще не знаем куда поедем, но это наверняка будет какая-нибудь далекая экзотическая страна! Сейчас ему предстоит пройти в министерстве краткий курс, и потом мы уедем! Не могу дождаться!

Вы, конечно, поймете, что сейчас визит к вам невозможен. У нас очень много дел. Мне нужно покупать целый гардероб и кое-что для путешествия. Мы, правда, пока не знаем, какой климат ждет нас там, но я уже могу приобрести основные вещи. Возможно, у вас будет шанс познакомиться с Лоренсом, когда вы навестите нас, где бы мы ни были.

Я счастлива, мамочка. Хочу, чтобы ты это знала.

Люблю вас, ваша Эва

P. S. Сейчас вы можете послать нам немного денег, а мы их вернем вам как только получим первую (дипломатскую) зарплату.

СЕКРЕТНАЯ РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНАЯ СЛУЖБА

Криптографический отдел GCHQ

Пусть М=С=Z26. Этим определяется, что шифрованные сообщения вместе с пробелами обозначаются массивом 26 чисел; напр. А=0, B=1, …, Z =25.

Допустим, у нас есть таблица соответствий для шифрования сообщения:

Это означает, что код 0 заменяется кодом 21, вместо кода 1 пишется код 12 и т. д. Ключ не используется.

Предположим, что передано:

IT WILL HAPPEN AGAIN³.

Шифрованная передача: YL GYDD PXCCQF XUXYF (пробелы не зашифрованы).

Таблица соответствий для дешифровки выглядит так:

Итак, дешифрованное послание таково:

IT WILL HAPPEN AGAIN.

РЕЗОЛЮЦИЯ ИНФОРМАЦИОННОГО БЮРО КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ О ПОЛОЖЕНИИ В КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ ЮГОСЛАВИИ

28 июня 1948 г.

Информационное бюро в составе представителей: Болгарской рабочей партии (коммунистов), Румынской рабочей партии, Венгерской партии трудящихся, Польской рабочей партии, Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков), Компартии Франции, Компартии Чехословакии и Компартии Италии, обсудив вопрос о положении в Коммунистической партии Югославии и констатируя, что представители Компартии Югославии отказались от явки на заседание Информбюро, единодушно согласилось о следующих выводах:

1. Информбюро отмечает, что руководство Югославской компартии за последнее время проводит в основных вопросах внешней и внутренней политики неправильную линию, представляющую отход от марксизма-ленинизма. В связи с этим Информационное бюро одобряет действия ЦК ВКП(б), взявшего на себя инициативу в разоблачении неправильной политики тт. Тито, Карделя, Джиласа, Ранковича.

2. Информбюро констатирует, что руководство Югославской компартии проводит недружелюбную по отношению к Советскому Союзу и к ВКП(б) политику. В Югославии была допущена недостойная политика шельмования советских военных специалистов и дискредитации Советской Армии. Для советских гражданских специалистов в Югославии был создан специальный режим, в силу которого они были отданы под надзор органов госбезопасности Югославии и за ними была учинена слежка. Такой же слежке и надзору со стороны органов госбезопасности Югославии были подвергнуты представитель ВКП(б) в Информбюро тов. Юдин и ряд официальных представителей СССР в Югославии. Все эти и им подобные факты свидетельствуют о том, что руководители Компартии Югославии заняли недостойную для коммунистов позицию, в силу которой югославские руководители стали отождествлять внешнюю политику СССР с внешней политикой империалистических держав и ведут себя в отношении СССР так же, как они ведут себя по отношению к буржуазным государствам. Именно в силу этой антисоветской установки в ЦК компартии Югославии получила распространение заимствованная из арсенала контрреволюционного троцкизма клеветническая пропаганда о «перерождении» ВКП(б), о «перерождении» СССР и. т. п. Информбюро осуждает эти антисоветские установки руководителей КПЮ, несовместимые с марксизмом-ленинизмом и приличествующие лишь националистам⁴.

МИНИСТЕРСТВО ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ СОДРУЖЕСТВА НАЦИЙ

ГЛАВНЫЙ СКЛАД

1. Карманный револьвер BRITISH BULLDOG, калибр 42, 500 пуль

2. Микрокамера THE MINOX TLK 8245, шесть катушек кинопленки 8×11 мм

3. Бинокль TASCO BINOCULARS модель 304, 7×35, кожаное покрытие, легкий

4. Компас US FOREST SERVICE модель 183, в деревянной коробке

5. Куртка HINSON HUNTIG, размер 44

6. 2 бамбуковых рыболовных удочки STONE HARBOR в полотняным чехле

29 июня 1948, выдал S. Long

ЗАЯВЛЕНИЕ ЦЕНТРАЛЬНОГО КОМИТЕТА КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ ЮГОСЛАВИИ В СВЯЗИ С РЕЗОЛЮЦИЕЙ ИНФОРМАЦИОННОГО БЮРО КОММУНИСТИЧЕСКИХ ПАРТИЙ О ПОЛОЖЕНИИ В КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ ЮГОСЛАВИИ

29 июня 1948 года

В связи с публикацией Резолюции Информбюро, Центральный комитет Коммунистической партии Югославии заявляет следующее:

Критика в Резолюции основана на неточных и необоснованных утверждениях и представляет собой попытку разрушить авторитет Коммунистической партии Югославии как за границей, так и у нас в стране, вызвать волнение в массах и у нас, и в международном рабочем движении, ослабить единство КПЮ и ее руководящую роль. Тем более удивительно, что ЦК ВКП(б) отказался тут же проверить свои утверждения, как это предложил ЦК КПЮ в своем письме от 13 апреля с. г.

В резолюции без единого доказательства утверждается, что руководство КПЮ ведет враждебную политику по отношению к Советскому Союзу. Утверждение, что в Югославии ни во что не ставят советских военных специалистов и что гражданские специалисты подвергались слежке со стороны органов безопасности, абсолютно не соответствует истине. Эти утверждения, а в особенности то, которое связано с товарищем Юдиным, имеет исключительно одну цель – дискредитировать КПЮ и ее руководство перед другими партиями.

Напротив, точным является наше утверждение, высказанное в письме Центральному комитету ЦК ВКП(б) от 13 апреля и основанное на ряде заявлений членов КПЮ, предоставленных в партийные организации, а также и других граждан нашей страны от освобождения и до нынешних дней, которое состоит в том, что их вербовали органы советской разведслужбы. ЦК КПЮ считало и продолжает считать, что такое отношение к стране, в которой правящая партия это коммунисты и которая идет в социализм, это недопустимое отношение, которое ведет к деморализации граждан ФНРЮ и ослаблению и подрыву государственного и партийного руководства. ЦК КПЮ считало и считает что отношение Югославии к СССР должно быть основано исключительно на доверии и искренности и согласно такому принципу югославским государственным органам никогда бы не пришло в голову следить за гражданами Советского Союза или еще каким-либо другим способом контролировать их в Югославии.

* * *

Дорогая мама!

Наконец-то мы прибыли к нашему пункту назначения – Белграду. Я все еще не могу описать тебе, что это за город (здесь мы всего лишь второй день), но должна сказать, что наш путь сюда напоминал ночной кошмар.

На наших проводах в Лондоне присутствовал лично генерал Джон Синклер. Его мне Лоренс представил как своего шефа, но там был и еще один человек. Оказалось, что это не кто другой как Петр, последний король Югославии! Он торжественным тоном сообщил Лоренсу, что глаза всех порабощенных югославов обращены сейчас к нему! Я была более чем изумлена почестями, оказанными моему мужу.

Между тем нам пришлось прервать путешествие сразу после его начала. На вокзале в Париже нас ждал американский писатель Генри Миллер, которого сопровождала некая Анаис Нин, дама неопределенных занятий и крайне необычной внешности. Этот Миллер предложил нам покинуть поезд и задержаться у них хотя бы на два дня?! Лоренс согласился остаться на 24 часа и вынудил меня покинуть вагон вместе со всей нашей горой чемоданов. Должна сказать тебе сразу – этот Миллер своим странным поведением, не хочу употреблять какое-нибудь более тяжелое слово (например – извращенным), произвел на меня ошеломляющее впечатление. Еще больше меня смутило, что он и Лоренс прекрасно понимают друг друга и что, несомненно, за их отношениями стоит нечто мистическое, ужасающее! Что именно – не вполне ясно, но это несомненно что-то мрачное и нездоровое.

На следующий день мы продолжили наше путешествие «Восточным экспрессом» по направлению к Балканам. В спальных вагонах (вполне приемлемых, удовлетворительно чистых) поспать как следует нам не удалось. Все время нашего путешествия мы провели в обсуждении того, что он назвал вопросами, касающимися «свободы поэта». Я потребовала объяснений его поведения по отношению к тому, образно говоря, странному американцу и его удивительной любовнице, но Лоренс на это ответил: «Анаис всегда казалась мне лунатиком, которого увидели шагающим по опасной ровной оловянной крыше высокой башни, и любая попытка разбудить ее выкриками могла бы привести к несчастному случаю». И что на это скажешь?

Первая встреча с Югославией была удручающей. На границе аккуратная прислуга покинула железнодорожный состав, а их место заняла группа небритых кондукторов, которые не знали ни одного иностранного языка. После них появилось несколько агентов в кожаных пальто, они пристально изучили наши паспорта. На первой же станции в поезд набилась целая орда пассажиров, которые толкались и постоянно что-то выкрикивали. Мы попытались протестовать, так как в коридоре нашего спального вагона поселилось несколько крестьян с набитыми чем-то корзинами, и только после пантомимической дискуссии с кондуктором тот согласился загнать пришельцев в другой вагон. Думаю, нет смысла уточнять, что и во вторую ночь мы не сомкнули глаз.

По прибытии в Белград нас поселили в прекрасной вилле, которая находится, если так можно выразиться, в элитной части города, которая называется Дедине. Лоренс как атташе по печати будет получать зарплату в 5.000 фунтов в год, а также льготы, компенсации и оплаченное жилье. (Да, мы вышлем деньги, которые вы дали нам взаймы, как только Лоренс получит первую зарплату.) Поскольку дом практически пуст, за исключением каких-то отвратительных довоенных предметов мебели, мне придется срочно заняться покупками. Одна весьма любезная госпожа из посольства, Алисон Харди, обещала мне помочь в поисках необходимых вещей. Хотя люди здесь живут на грани нищеты, а в магазинах, похоже, ничего нет, она сообщила мне хорошую новость – для дипломатов существуют особые склады, где, по ее словам, можно найти достаточно нужного.

Заглянув в буфет и большой комод, которые стояли в доме, я нашла фотографии и письма предыдущих владельцев. Одно из писем было на английском и адресовано какому-то далекому родственнику в Америке, однако, похоже, его так и не отправили. Дата на нем стояла, если не ошибаюсь, 17 октября 1944 года. В письме говорилось о «красных, которые приближаются и наверняка будут вести себя как гунны и авары»! Письмо целиком состоит из драматических воплей боли и выражений надежды, что кто-нибудь из родственников добудет от американских властей разрешение на выезд из страны. Меня заинтересовало, что с ними стало и где они сейчас, однако Лоренс на этот вопрос ответил кратко: «Ты, дорогая, действительно все еще наивная девочка».

Я надеюсь, что эти первые мрачные впечатления все же не окончательная картина страны, в которой мы проведем следующие годы. Я по-другому представляла себе наше пребывание за пределами острова, но надеюсь, что все будет в порядке. Вы ведь приедете к нам, когда мы понемногу наладим нашу жизнь? Должны же вы наконец познакомиться с моим будущим мужем!

Поцелуй папу, а тебя любит твоя Эва.

1.Пер. В. Станевич и В. Куреллы. – Здесь и далее примеч. ред., если не указано иное.

2.Все высказывания, выделенные курсивом, – это цитаты из романов Даррелла «Александрийский квартет» (в переводе Оли Петронич и Александра Найгебауэра) и «Белые орлы над Сербией» (в переводе Александра Давича), а отдельные выписанные куски представляют собой фрагменты из книги «Введение в основные приемы криптографии», учебника Марины Петрович «Английский для начинающих» и биографической монографии Гордона Боукера «Сквозь темный лабиринт: биография Лоренса Даррелла» (в переводе Сони Василевич).

3.Это случится снова (англ.).

4.Цитируется по изданию: Сталин И. В. Сочинения. – Т. 18. – Тверь: Информационно-издательский центр «Союз», 2006.

Tasuta katkend on lõppenud.