Биотенсегрити. Как работают Анатомические поезда, остеопатия и кинезиология и что может сделать эти техники максимально эффективными

Tekst
3
Arvustused
Loe katkendit
Märgi loetuks
Kuidas lugeda raamatut pärast ostmist
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

Именно в этом и состоит задача данной книги – через понимание биотенсегрити помочь читателю лучше разобраться с тем, как устроена природа на нашем осязаемом человеческом уровне и сделать из этого выводы, напрямую применимые в функциональной анатомии, клинической практике, реабилитации, оздоровлении и других отраслях медицины.

Рис. 1.7. Базовый икосаэдр приобретает вид сферы, если разделить его грани на меньшие треугольники (2-я и 4-я частоты)[3]


История геодезического купола

Предпосылки

На первый взгляд, в подходе Фуллера, основанном на сфере, не видно явного отхода от стандартной геометрии. Казалось бы, сфера она и есть сфера. Но на самом деле различия весьма радикальны.

Обозначив сферу как элемент максимального сжатия, поскольку она равномерно и одновременно противостоит компрессии со всех сторон (всенаправленно), Фуллер сделал следующий важный шаг. Основываясь на динамике взаимодействий между элементами, в качестве фундамента своей синергетической геометрии он выбрал икосаэдр.

На первый взгляд, это странное решение, поскольку икосаэдр (двадцатигранник) – это геометрический объект, который не совпадает с классической сферой по форме!

Выбор Фуллера основывался на другом: икосаэдр – это форма, которая наиболее точно отображает функциональную, динамическую энергоструктуру, а не просто внешний вид сферического взаимодействия. Хотя для начала он имеет всего лишь 20 треугольных граней, но каждую из них можно разделить на вложенные треугольники снова и снова, формируя так называемый высокочастотный икосаэдр, который все больше приближается к сфере, при этом каждая его грань эквивалентна всем остальным (Fuller, 1975, с. 58; Edmondson, 2007, с. 263).

Примечание редактора

То есть в основании геометрии Фуллера лежит вписанный функциональный высокочастотный многогранник, а не описанная гладкая сфера. Он отошел от круглой сферы и заменил ее на икосаэдр как энергоструктуроформу, которая, с его точки зрения, наиболее точно отображает сферические взаимодействия в реальном мире с точки зрения динамических взаимоотношений.

Таким образом, он одновременно решил несколько задач и обозначил целый ряд принципов.

Во-первых, высокочастотный икосаэдр Фуллера в классической интерпретации становится вписанным многогранником с n-вершин и граней, сколь угодно точно приближающимся к «классической» гладкой сфере стандартной геометрии как к пределу. То есть классическая круглая сфера – это вырожденный предельный случай для высокочастотных икосаэдров Фуллера.

При этом, выбрав икосаэдр как центр своей системы отсчета, Фуллер сохранил преемственность между разными масштабами через понятие частот – икосаэдр напрямую связывается с тетраэдром через понижение частот как геометроэнергоформой, обладающей наибольшей структурной стабильностью и в классической геометрии, и в геометрии Фуллера.

Таким образом достигаются структурная преемственность и сохранение принципа минимальных энергозатрат на поддержание любой формы, лежащей в диапазоне частот от тетраэдра, до сколь угодно точного приближения к сфере. А значит, появляется возможность переходов между ними в диапазоне от минимума объема внутри заданной поверхности (тетраэдр) до максимума объема внутри заданной поверхности (сфера).


Рис. 1.8. Геодезический купол, разработанный Бакминстером Фуллером для Монреальской всемирной выставки (Expo) в 1967 году. (Воспроизведено с © D.-C. Martin: Living Biotensegrity, Kiener, Munich, 2016)


В результате вместо абстрактного континуума идеальных n-гранных многогранников классической геометрии, в котором возможно все, у Фуллера есть четкая иерархия, восходящая от самых базовых геометроэнергоформ с возможностью ее развития через вложенности и создания различных комбинаций, которые при этом четко отслеживаются и складываются подобно оригами. Иными словами, если в стандартной геометрии может быть 100-гранник, 999-гранник, 1000000-гранник и т. д. как отдельные классы «полиэдров», то для Фуллера каждое повышение частоты, очень конкретно и дискретно и не теряет связи с исходным 20-гранником икосаэдром и 4-гранником тетраэдром. Это означает, что какие-то комбинации будут получаться легче и естественнее с минимумом энергозатрат, а какие-то комбинации граней будут энергетически запрещены. Очевидно, что такая геометрия имеет большее сродство с природными процессами, в которых есть явно выраженные энергоструктурные предпочтения.

Кроме того, Фуллер четко обозначает примат внутренних взаимодействий над внешними через саму процедуру вписывания путем поднятия частоты деления граней исходного икосаэдра.

Геодезический купол – функциональная, а не идеальная сфера

Фуллер не просто создал свою новую теорию, но и реализовал ее на практике. Он сделал икосаэдр культурным феноменом, который закрепился в общественном сознании и научно-популярной литературе. Образ Фуллера в мировой культуре неразрывно связан с геодезическим куполом – центральным элементом синергетической архитектуры.

Геодезический купол реализован в его самой известной конструкции – здании Павильона США на всемирной выставке 1967 года в г. Монреале. (Сегодня это Монреальский биосферный купол – BioDome), Это здание представляет собой пузырчатый, прозрачный купол из стали и оргстекла, диаметром в 250 футов (76,2 м), созданный на основе высокочастотного икосаэдра и являвшийся на тот момент самым большим куполом в мире (рис. 1.8) (Krausse & Lichtenstein, 1999; Jáuregui, 2010).

Геодезический купол прочен, устойчив и стабилен, при этом легок, дешев и прост в изготовлении, поскольку в нем используются практически одинаковые компоненты. Как внутренние, так и внешние нагрузки распределяются в нем по всей структуре, делая ее относительно невосприимчивой к воздействиям окружающей среды, что объясняет использование мотивов геодезического купола в покрытиях метеостанций, радиолокационных установок и спутников.

Помимо непосредственного внедрения в строительство, архитектуру, технологии геодезический купол стал базисом для многих важных научных открытий, в том числе и удостоенных Нобелевской премии (Kroto, 1996).

Именно геометрия геодезических куполов была источником вдохновения, позволившего определить внешнюю структуру сферических вирусов (Caspar, 1980), о которых мы поговорим подробнее в следующих главах, а также послужила той «эврикой», которая привела к открытию третьей формы углерода: молекулы фуллерена C60 (Kroto, 1988).

Фуллер считал, что устойчивость геодезического купола определяется синергией действующих вместе сил растяжения и сжатия, и что это «встроено в саму его структуру».

На примере архитектуры геодезического купола Фуллер на практике доказал жизнеспособность своей синергетической геометрии. На сегодняшний день в мире построено как минимум 100 тыс. геодезических куполов.

Однако этой демонстрации и воплощения своей геометрии в материале Фуллеру было недостаточно, он хотел еще более явно продемонстрировать различие и синергию элементов натяжения и сжатия. Так как геодезический купол – это жесткая конструкция, использующая относительно стандартные инженерные и строительные материалы, то функциональные различия элементов сжатия и натяжения в нем не самоочевидны.

Именно поэтому еще задолго до встречи со Снельсоном Фуллер искал модель, которая позволила бы проиллюстрировать различие, синергию и взаимозависимость этих двух сил – сжатия и натяжения – в явном виде.

До появления тенсегрити-конструкции Снельсона наиболее подходящей демонстрацией синергетического взаимодействия натяжения и сжатия Фуллер считал велосипедное колесо (рис. 1.9) (Fuller, 1961).

Велосипедное колесо

Гениальность Фуллера заключалась в способности распознавать скрытую глубину и смыслы в самых привычных и обыденных предметах. То, как Фуллер подметил фундаментальность различий между внутренней структурой стандартных жестких колес и велосипедных колес как совершенно отдельного класса, прекрасно иллюстрирует это.

Обычное жесткое компрессионное колесо – колесо телеги с жесткими спицами, как и автомобильное колесо, которое просто смягчено прокладками в виде шин, – это простая компрессионная структура, где нагрузка реакции опоры передается от обода (периметр) к ступице (центр) через жесткую связь.

Фуллер обратил внимание, что велосипедное колесо – это принципиально иная структура, которую можно назвать мягким натяжным колесом. В отличие от жесткого колеса телеги центральная ступица (ось) велосипедного колеса, по сути, подвешена между натянутыми спицами, прикрепленными к внешнему ободу колеса. При этом принципиально важно, что поскольку все спицы находятся в натяжении, то они неспособны напрямую передавать компрессионную нагрузку от обода к ступице.

В отличие от жесткого компрессионного колеса, где сжатие извне передается напрямую жесткой внутренней компрессионной спице и суммируется с ней в давлении на центр (ступицу); в велосипедном колесе все спицы натянуты, поэтому не могут передать компрессию от обода в центр. А значит, в велосипедном колесе имеет место совершенно другая ситуация. Силы внешней компрессии и внутренние силы натяжения разнонаправленные и поэтому должны вычитаться, а не складываться!

 

Рис. 1.9. (А) Осевой вид велосипедного колеса; (В) Крупный план сжатого обода и спиц; (С) Поперечное сечение, показывающее натянутые спицы, уравновешенные сжатой ступицей и ободом.


Примечание редактора

Информация к размышлению. Попробуйте приложить эти новые понимания к анализу, например вертикального положения человека. Все мы привыкли думать, что ноги, как и жесткие спицы колеса телеги, напрямую передают нагрузку от обода (подошва стопы) к тазу и поддерживают туловище

Так ли это? На самом деле все обстоит ровно наоборот. Ноги – это мягкие элементы, силы в которых передаются по натяжным путям, то есть по фасциям и мышцам. Значит, какая модель более подходящая? Модель велосипедного колеса с натяжными спицами.

Но это означает взрывающее мозг откровение: оказывается, не ноги поддерживают туловище, а туловище удерживает ноги за счет своих дополнительных натяжений, не давая им подгибаться при контакте стопы с землей!


Поэтому для понимания механики велосипедного колеса потребовалось принципиально иное объяснение. Оказалось, что ступица и обод действуют в синергии как изолированные и прерывистые элементы сжатия, удерживаемые вместе непрерывными натянутыми спицами. Этот баланс работает только совместно и поддерживает целостность всего колеса: элементы натяжения и сжатия отделены друг от друга, но при этом функция каждого из них зависит от стабильности всех других.

Совместное усилие и синергетический прорыв – от геодезического купола к тенсегрити

Геодезический купол (объемная, но жесткая полая структура) и велосипедное колесо (мягкая натяжная структура, но «плоский» тороид) занимали центральное место в представлениях Фуллера о целостности самонатяжения, когда он читал лекции в Black Mountain College в 1948 году.

Однако у него не хватало наглядной иллюстрации, позволившей бы дополнить пример с велосипедным колесом до «мягкого самонатяжного» объема.

И только Снельсон обнаружил ключ к тому, как натяженно подвесить компрессионные элементы в объемной структуре! Тем самым Снельсон восполнил пробел в воплощениях синергогеометрии и разрешил проблему, с которой Фуллер не мог справиться на протяжении многих лет.

Не завися больше от жесткости геодезического купола и велосипедного колеса, Фуллер с энтузиазмом писал Снельсону: «Если бы вы продемонстрировали эту конструкцию аудитории, связанной с искусством, она бы вряд ли получила бы у них такой отклик в сравнении с тем, который она вызвала во мне, долго пытавшемся отыскать эту структуру в энергетической геометрии» (Р. Бакминстер Фуллер в Motro, 2003, с. 224).

Таким образом, и Фуллер, и Снельсон – оба внесли свой вклад в развитие тенсегрити, хоть в итоге их пути и разошлись. К 1970 годам Фуллер стал знаменит своими повсеместно вырастающими геодезическими куполами, но он всегда придерживался идеи о том, что именно «мягкий» самонатяжной объем тенсегрити, а не жесткий геодезический купол в действительности является основным принципом синергетического строения в природе (Fuller, 1975, 203.04).

Снельсон построил карьеру очень успешного скульптора, получившего мировое признание, но как человек, далекий от науки, остался убежден, что тенсегрити не имеет реальной практической ценности, кроме как в искусстве (Motro, 2003, с. 225).

Однако ирония истории заключается в том, что именно скульптуры Снельсона стали источником вдохновения для нового поколения исследователей, изучающих тенсегрити-структуру и синергетическую геометрию в биологическом контексте, в итоге приведя к первым пробным формулировкам биотенсегрити (рис. 1.10).

Тенсегрити-конструкции как модели тенсегрити-структур – это физическое отображение действующих внутри них «запертых» и потому внешне «невидимых» сил.

В дальнейшем в этой книге мы рассмотрим, как эти силы взаимодействуют, создавая многообразие проявлений и очертаний, которые можно наблюдать в живых организмах и процессах. С помощью синергетической геометрии, ее геодезической динамической составляющей, объяснений Фуллера и скульптур Снельсона ценность тенсегрити-подхода в качестве структурной и энергетической основы анализа биологических систем станет нам очевидной в последующих главах.

Примечание редактора

Сейчас, 50 лет спустя после Всемирной выставки 1967 года в Монреале, нам сложно в полной мере оценить масштаб фигуры Р.Б. Фуллера для его современников. К XXI веку статус EXPO, Всемирной выставки, существенно упал. Сейчас Олимпиады и чемпионаты мира по футболу считаются более крупными событиями, хотя Всемирную выставку 2016 года в Милане посетили более 60 млн человек.

Однако на протяжении более чем 100 лет, вплоть до 1980-х годов, Всемирные выставки EXPO были абсолютно крупнейшими мировыми культурными и научными форумами, ради которых реконструировали целые города и столицы. Достаточно вспомнить, что Эйфелева башня была построена в Париже именно к Всемирной выставке.

То, что Р.Б. Фуллеру было доверено строительство здания Павильона США на Всемирной выставке 1967 года, – это высший уровень признания, который только может быть у архитектора, по сути, делающий его архитектором № 1 в стране, а если эта страна США, то и в мире.

Более того, размер купола, не имеющего внутренних опорных конструкций, – это своего рода теорема Ферма в архитектуре. На протяжении почти 2000 лет никому в мире не удавалось превзойти 43-метровый купол Римского Пантеона, даже 42-метровому куполу Флорентийского собора, созданному гением мировой архитектуры Филиппо Брунеллески (1377–1446), однако до сих пор так и не понято, как ему это удалось, поэтому на протяжении сотен лет и этот результат оставался недосягаемым.

Своим геодезическим куполом на Всемирной выставке 1967 года Фуллер превзошел их все, всю плеяду гениальных архитекторов, веками пытавшихся построить соборы с самым большим куполом.


Рис. 1.10. Кеннет Снельсон, Макет без названия, 1975 год, алюминий и нержавеющая сталь. (Музей Хиршхорна, Вашингтон, округ Колумбия)


Не говоря уже о том, что его решение было самым быстрым, дешевым, легким и, главное, масштабируемым.

По сути, Фуллер в одиночку решил проблему строительства масштабных куполов, над которой лучшие инженеры и архитекторы человечества бились 2000 лет.

Нам важно понимать, что, возвращаясь к теме тенсегрити сегодня, в XXI веке, мы имеем дело с очень масштабным и общественно признанным феноменом середины XX века, который хотя в последующие десятилетия и выпал из трендов, но от этого не сделался менее значимым и фундаментальным в контексте человеческой истории.

2
Простая геометрия сложных организмов

У меня не было намерения спроектировать геодезический купол. Я хотел познать законы мироздания и понять принципы, по которым работает Вселенная. Я не знал и не загадывал, что именно я открою на этом пути, этим скрытым «что-то» Вселенной могло оказаться все что угодно, вплоть до пары летающих домашних тапочек.

Р. Бакминстер Фуллер (Edmondson, 2007, с. 287)

Ключевые моменты: основные принципы, простая нативная геометрия природы, синергия.

Введение

Примечание редактора

Б. Фуллер одновременно сочетал в себе архитектора, поэта, ученого, изобретателя, популяризатора науки, эколога, за что и был назван американским Леонардо. Такая многогранность с трудом вписывается в жесткий канон академической науки. По складу своей личности он действительно был в большей степени человеком Ренессанса, чем ученым в понимании XX века. Именно этим и объясняется, вероятнее всего, и его огромная популярность при жизни, и неоднозначность его восприятия потомками.

Такая многогранность привела и к тому, что Фуллер не только легко изобретал новые термины, но и вкладывал совершенно новые значения в устоявшиеся, особенно в геометрические и физические. В результате разобраться в этих переплетениях стандартного и нового непросто даже в английском оригинале, не говоря уже о переводе на другой язык.

Эта глава, пожалуй, наиболее сложная во всей книге, здесь множество примечаний редактора, проясняющих контекст и смыслы с учетом терминологии и понятий, сложившихся в русском языке.

Тем не менее, с моей точки зрения, это скорее ее достоинство, позволяющее читателю задуматься над самыми основами восприятия физической реальности, которые мы часто оставляем за кадром.

После такой проработки читать последующие главы будет значительно проще, понятнее и продуктивнее.


В то время как одни считают Бакминстера Фуллера гением XX века, другие воспринимают его как автора, не представляющего большой важности. Конечно, если читать его произведения буквально, строчка за строчкой, они могут показаться довольно загадочными и неоднозначными. Для того чтобы правильно оценить ценность работ Фуллера, нужно отказаться от того, чтобы воспринимать их как чисто научные труды, поскольку они выходят за рамки не только отдельных научных дисциплин, но и классической науки как метода в целом. Главное, что в них содержатся идеи, революционные по своим масштабам и глубине (Fuller, 1961; Krausse & Lichtenstein, 1999).

Фуллер рассматривал глобальные проблемы, стоящие перед человечеством на «космическом корабле Земля», и пришел к выводу, что большая часть научных подходов и порождаемых ими технологий, используемых сегодня для решения этих проблем, неадекватна. Он был убежден, что попытка отделить науку и технологии от мира природы глубоко ошибочна; поскольку природа уже потратила миллионы лет на создание самостабилизирующихся, динамичных, легких и эффективных конструкций. Поэтому вместо преодоления и преобразования природы у нее нужно учиться. Он подчеркивал, что в природе чаще всего встречаются простые узоры, структуры и формы, которые не возникают случайно и из ниоткуда, а являются результатом взаимодействия между первопринципами физики (first principles/basic laws), которых на самом деле очень немного (Ball, 2016).

Примечание редактора

Термин «первопринципы» (first principles) и «основные фундаментальные законы физики/природы» использовались Фуллером часто и взаимозаменяемо. Это хороший пример того, как в очередной раз многозначная терминология Фуллера ставит нам ментальную ловушку при попытке трактовать его мышление. При словах «основные законы природы» вроде бы все понятно – он говорит о законах физики, а значит, о том, что всем в науке хорошо известно, о физических явлениях, есть уравнения классической и квантовой геометрофизики, области применимости масштабов, зависимости масса-скорость и т. д.

На самом деле, говоря о законах физики (природы), он имел в виду совершенно другое – физичность мира как реального, материально проявленного, данного нам в ощущениях и о том, что у этого физического мира (мироздания) есть законы. При этом он считал очевидным необходимость открытия более общих «законов мироздания», чем те формулы, с которыми отождествляют их современная наука о физике. Для Фуллера слово «физика» – это синоним «мироздания» в целом, в максимально широком смысле натурфилософии познания бытия, а не текущая конкретная версия физики как науки о мироздании в соответствии с классификацией современной академической науки.

Иначе говоря, для Фуллера то, что мир физичен и у него есть законы, было ясно. А вот с тем, что эти законы ограничены только теми формулами, которыми их считает современная наука о физике, он был не согласен.


Фуллер представлял себе будущее, в котором человечество живет в гармонии с природой. Он считал, что для этого нужно перейти от науки геометро-физики к синергетике (синергогеометрии систем), то есть ввести совершенно новый подход к геометрии, опирающийся непосредственно на «первичные (основные) принципы» «натяженного пространства» (Fuller, 1975, 200.00; Edmondson, 2007).

Примечание редактора

Понятие «первичные (основные) принципы» – первопринципы – является основополагающим для всего здания физики в широком смысле как науки об устройстве мироздания (науке о физике мира/Вселенной). Примерами могут служить принципы Ньютона (об эквивалентности статики и равномерного движения в отсутствии действия сил); принцип относительности Эйнштейна (об эквивалентности инерционных и гравитационных масс); принцип наименьшего действия, и др. За всю историю физики таких фундаментальных принципов было выдвинуто очень немного, и все они связаны с именами гениальных ученых – Евклид, И. Ньютон, К. Гаусс, Г. Герц, А. Эйнштейн… Можно сказать, что открытие одного принципа порождает сотни тысяч публикаций и исследований, которые его раскрывают и ищут для него области применения, постепенно делясь на все более мелкие и частные ветки, веточки и листья, которые и есть так называемая научная рутинная работа.

 

Проблема в том, что понятие «законы природы» присвоено физикой как исторически сложившимся форматом науки о мироздании. Все ученые на протяжении последних 300 лет считают, что уравнения теоретической физики – это и есть законы природы.

Для Фуллера вопрос о содержании законов природы всегда был открытым. Иначе говоря, да, у природы (мироздания), безусловно, есть законы, но, с его точки зрения, физика не имеет права присваивать себе знание законов, поскольку ее геометрия и уравнения искусственны, а не природны. Природа не решает уравнения, а значит, истинные законы природы еще предстоит открыть.

Поэтому в науке заявление о возврате к основным первопринципам – это вызов всей научной системе, эквивалентный словам: «Вы зашли в тупик; дальнейшее ветвление бесперспективно; надо прекращать научную работу, возвращаться обратно и переосмысливать сами первоосновы (основополагающие принципы)». Именно в этом смысл утверждений Фуллера, и именно поэтому так важен контекст понимания его фигуры как Пикассо науки о природе, об устройстве мироздания.


Слово «синергия» отражает поведение системы, которая является чем-то большим, чем просто сумма ее отдельных частей, и к тому моменту, когда К. Снельсон впервые проиллюстрировал Тенсегрити своей Х-скульптурой, Фуллер уже работал над концепцией синергетики на протяжении более 20 лет.

Примечание редактора

В очередной раз нам придется поработать над смыслами и пониманием временного контекста. Сегодня слово «система» встречается повсеместно, и каждый школьник знает, что система – это что-то большее, чем просто сумма ее отдельных частей. Однако уже следующие вопросы: а чем именно большим? как нужно определять целое, как выделять части и как их потом объединять? порождают огромное количество разночтений даже среди маститых ученых.


В чем же отличие синергии Фуллера от общепринятого системного подхода?

Во-первых, Фуллер и был одним из пионеров системного подхода, наряду с Л. Берталанффи (1901–1972) и кибернетиками, и сегодняшняя повсеместность систем и синергий в значительной мере его заслуга.

Во-вторых, синергетический подход Фуллера указывает на то, что самоорганизация в «системы» – это не просто «философия», а первичное, фундаментальное свойство синергогеометрии пространства/мироздания. В понятие «синергии» Фуллер также закладывает не просто аморфное: «нечто большее, чем просто сумма отдельных частей», а выдвигает гипотезу того, по какой именно встроенной внутрь геометрии работает природная синергия и почему «части» пространства в природе самоориентируются и самоорганизуются только очень определенным образом, а не как угодно.

Третье, и, наверное, самое главное: Фуллера интересовало именно исследование систем как отношений между взаимосвязанными событиями, как взаимодействие частей и целого. Но для того чтобы определить целое, нужно в первую очередь установить, что есть внутреннее, а что по отношению к нему внешнее.

Для этого нужно отграничение. В объемном пространстве однозначная идентификация наименьшего внутреннего целого через отграничение требует четырех точек и шести взаимосвязей между ними. (Edmondson, 2007, с. 26, 33). Тем самым одновременно задается и все внешнее относительно данного внутреннего, порождая дуальность: внутри границ и вовне. Но одновременно возникает и следующий уровень дуальности: четыре точки однозначно задают как четырехгранник, так и сферу. Удивительно то, насколько этот принцип одномоментного возникновения двух вложенных дуальностей совпадает с основами восточной философии (инь-янь монада).

В этом смысле Фуллера можно и нужно рассматривать как предвестника математики нейронных сетей. Но во времена Фуллера такого математического инструмента, как нейросети с глубоким обучением, еще не было.

Поэтому для Фуллера геометрия – это всего лишь наиболее удобный и строгий способ исследования целого через построения диаграмм взаимосвязей, выраженных в многогранниках и сферах.

То есть синергогеометрия Фуллера – это язык системного подхода, а не математика измерений или фигур, которая лежит в основаниях традиционной геометрии (стандартной). Именно поэтому в его синергогеометрии отсутствуют понятие длины и понятие измерения как таковые. Да, он использовал численные обозначения для углов (600, 900), но эти цифры были просто способами отслеживать деление целого на части, а не самостоятельными/содержательными измерениями через связь с внешним эталоном.

Фуллер исходил из того, что он пытался разобраться в устройстве мироздания, заново переоткрывая законы природы/мироздания, по-детски непосредственно, с нуля, для себя самого. Именно этим и определяется его отношение к стандартной геометрии, ведущей отсчет от древнегреческих математиков, как к уже существующему, более-менее подходящему языку, которым можно пользоваться, но требующему значительной переделки в силу содержательной ошибочности, заложенной в античности и впоследствии так и не искорененной.

Декларация Фуллера о необходимости возврата к первопринципам звучала вызовом науке XX века, даже если бы он отнес ее только к какому-то из разделов физики. Но он пошел дальше и глубже – к самым истокам современной науки, усомнившись и затребовав пересмотра самих оснований геометрии, которая является предтечей натурфилософии и основанием физики как науки о мироздании. Именно поэтому в дальнейшем тексте мы часто называем современную физику геометрофизикой, чтобы подчеркнуть встроенный в нее геометрический базис и инструментарий.

В геометрии уровню основных первопринципов соответствуют аксиомы (например, «через две точки можно провести только одну прямую»), за которыми стоят самые базовые определения – точка, прямая, отрезок, плоскость, пространство, углы, направления, фигуры (геометрическое место точек), ребра, грани, расстояния. Все эти понятия пришли к нам от древнегреческих математиков, живших за сотни лет до нашей эры, и, как ни удивительно, по своей сути сохранились в неизменном виде до наших дней. Вся остальная наука о мироздании менялась, ветвилась и расширялась, особенно физика, а эти основания – никогда. Они настолько глубоко «вшиты» в наше восприятие пространства, предметов и явлений, что мы их не замечаем, не рефлексируем, и пользуемся ими везде – в жизни, в быту, в производстве, в науке. Поэтому, говоря «физика» как синоним науки о мироздании, мы имеем в виду геометрофизику, даже с учетом того, что основной язык сегодняшней физики – это уравнения и алгоритмы. Когда мы, например, слышим слово «куб», то воспринимаем это понятие одинаково и визуализируем одно и то же: равные стороны, квадратные грани, прямые углы и пр. То есть стандартная геометрия буквально пропитывает все наши представления о мире, даже среди тех, кто бесконечно далек от более высокой математики.

Так что нам необходимо совершенно четко представлять себе масштаб заявлений Фуллера о новой геометрии и о пересмотре первопринципов. Он действительно имел в виду рефлексию и последующий пересмотр первооснов всей науки о мироздании, а заодно и всех наук, и научных работ, созданных начиная с Галилея и Ньютона. Неудивительно, что при такой научной дерзости мнения о его фигуре столь полярны!

В этой главе изложены основные принципы геометрии Фуллера, без которых не получится осознать те новые возможности, которые она дает для понимания биологии, анатомии, деформаций и болезней тела, а главное – для терапии, реабилитации и фитнеса. По сути, синергогеометрия Фуллера дает нам независимый, совершенно самостоятельный географический атлас новых карт для понимания природной реальной территории человеческого тела и его функционирования.

Целью данной книги не является обращение читателя в новую геометрическую веру. Наша задача в том, чтобы максимально корректно показать читателю, что существуют совершенно новые карты природных форм, сильно отличающиеся от тех, что предлагают современная геометрофизика и ее производные в виде анатомии, физиологии и т. д. Через эти фуллеровские карты мы сможем совершенно по-новому увидеть природу в целом и человека в частности.

Расширенная версия «Синергетики» Фуллера составляет около 4000 страниц. Наша задача в этой главе – в упрощенном виде познакомить читателя с его основными принципами и методами, по возможности не перегружая сложной для визуализации геометрией.

Начнем с главного: что интересовало Фуллера больше всего? Формообразование в ходе тесных, близких взаимодействий и динамическая связность – возникновение, формирование, рост и развитие природных форм; отношения целого и частей; самосохранение, самостабилизация, самоподдержание природных структур во времени.

А что лежит в основе современной геометрии и физики? Движение и расстояния (положения в пространстве, скорости, ускорения, силы; столкновения, соударения, разрушения и слияния).

3Икосаэдр – двадцатигранник. – Примеч. перев.