Loe raamatut: «Жизнь Бальзака»

ГРЭМ РОББ, ТАКОЙ ЖЕ НЕПРИНУЖДЕННЫЙ И ИЗЫСКАННЫЙ, КАК ЕГО ГЕРОЙ, УВЕРЕННЫМИ МАЗКАМИ РИСУЕТ ОБШИРНЫЕ ПРОСТРАНСТВА ЖИЗНИ БАЛЬЗАКА В НЕОБЫЧАЙНО ОСТРОУМНОЙ БИОГРАФИИ, КОТОРАЯ МЕСТАМИ ЧИТАЕТСЯ КАК ДЕТЕКТИВ, ОСОБЕННО КОГДА РОББ ОТЫСКИВАЕТ ТОЧКИ СОПРИКОСНОВЕНИЯ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА ВЕЛИКОГО РОМАНИСТА ДЕВЯТНАДЦАТОГО ВЕКА.

New York Times Books of the Year

ЗАХВАТЫВАЮЩАЯ, ОСТРОПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ, ОСТРОУМНО НАПИСАННАЯ КНИГА – НАСТОЯЩИЙ ПОДАРОК ПЫТЛИВОМУ УМУ!

Observer

ГРЭМ РОББ СОЗДАЛ ШЕДЕВР БАЛЬЗАК НА ЕГО СТРАНИЦАХ БУКВАЛЬНО ОЖИВАЕТ, СТАНОВЯСЬ ГЕРОЕМ ЯРКОГО И РАЗНООБРАЗНОГО МИРА, КОТОРЫЙ САМ СОЗДАЛ. УМЕЛО СОЕДИНЯЯ ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО ПИСАТЕЛЯ, РОББ РИСУЕТ НЕЗАБЫВАЕМЫЙ ПОРТРЕТ ОДНОГО ИЗ ВЕЛИЧАЙШИХ ТРАГИКОМИЧЕСКИХ ТИТАНОВ ДЕВЯТНАДЦАТОГО ВЕКА, ОКАЗАВШЕГО И ДО СИХ ПОР ОКАЗЫВАЮЩЕГО ОГРОМНОЕ ВЛИЯНИЕ НА ЖИЗНЬ КАК СВОЕЙ РОДНОЙ ФРАНЦИИ, ТАК И ЗА ЕЕ ПРЕДЕЛАМИ. ГРЭМУ РОББУ ЗАМЕЧАТЕЛЬНО УДАЛОСЬ ПОКАЗАТЬ ГЕНИЯ СО ВСЕМИ ЕГО НЕЛЕПЫМИ НЕДОСТАТКАМИ И ПРОТИВОРЕЧИЯМИ, КОТОРЫЕ ЛИШЬ ПОДЧЕРКИВАЮТ ВЕЛИЧИЕ.

Sunday Independent

БЬЮЩАЯ ЧЕРЕЗ КРАЙ ТВОРЧЕСКАЯ ЭНЕРГИЯ И ПРОНИЦАТЕЛЬНЫЙ УМ ПОЗВОЛИЛИ Г. РОББУ ДО МЕЛОЧЕЙ ПОНЯТЬ ПИСАТЕЛЯ, НЕ ТОЛЬКО СТАВШЕГО ОСНОВОПОЛОЖНИКОМ СОВРЕМЕННОГО РОМАНА, НО И ОКАЗАВШЕГО БОЛЬШОЕ ВЛИЯНИЕ НА ДОСТОЕВСКОГО, ФЛОБЕРА, ГЕНРИ ДЖЕЙМСА И ДРУГИХ ВЕЛИКИХ ЛЮДЕЙ.

Evening Standard

ГРЭМ РОББ НАПИСАЛ БЛЕСТЯЩУЮ БИОГРАФИЮ, КОТОРАЯ ДЕЛАЕТ ЧЕСТЬ ЕЕ ГЕРОЮ. АВТОР И ГЕРОЙ РАВНЫ В УСЕРДИИ И ПЛОДОВИТОСТИ. СКОЛЬКО ПОНАДОБИЛОСЬ ТРУДОВ И СИЛ, ЧТОБЫ СЛЕДОВАТЬ ЗА БАЛЬЗАКОМ, НЕ ОТСТАВАЯ НИ НА ШАГ, ОТ ОДНОГО ПРИКЛЮЧЕНИЯ К ДРУГОМУ! СТИЛИСТИЧЕСКИ БЕЗУПРЕЧНАЯ, НАПИСАННАЯ ЖИВЫМ ЯЗЫКОМ, КНИГА ЛЕГКО ЧИТАЕТСЯ И ЗАПОМИНАЕТСЯ НАДОЛГО.

Irish Times

ЭТА КНИГА ОТЛИЧАЕТСЯ ПОРАЗИТЕЛЬНОЙ ТОЧНОСТЬЮ, ВНИМАНИЕМ К ВАЖНЫМ ПОДРОБНОСТЯМ ЖИЗНИ БАЛЬЗАКА. Г.РОББ АВТОРИТЕТНО И ВСЕСТОРОННЕ ИССЛЕДУЕТ НЕКОТОРЫЕ «ТЕМНЫЕ МЕСТА» ЕГО БИОГРАФИИ, ПРЕЖДЕ ВЫЗЫВАВШИЕ ВОПРОСЫ У ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО СООБЩЕСТВА.

Spectator

ГРЭМ РОББ МАСТЕРСКИ СВЕЛ ВОЕДИНО РЕЗУЛЬТАТЫ САМЫХ СОВРЕМЕННЫХ НАУЧНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ, СОЗДАВ ЗАНИМАТЕЛЬНУЮ И В ВЫСШЕЙ СТЕПЕНИ УДОБОЧИТАЕМУЮ БИОГРАФИЮ ВЕЛИКОГО ЧЕЛОВЕКА, САМА ЖИЗНЬ КОТОРОГО ОТРИЦАЛА КРАТКОСТЬ.

Philadelphia Enquirer

«ЖИЗНЬ БАЛЬЗАКА» – ВЫДАЮЩЕЕСЯ ДОСТИЖЕНИЕ Г. РОББА. ЭТО НЕ ТОЛЬКО СОЛИДНЫЙ НАУЧНЫЙ ТРУД, НО И НЕОБЫЧАЙНО ЗАНИМАТЕЛЬНОЕ ЧТЕНИЕ. АВТОР УМЕЛО СМЕШИВАЕТ В ТОЧНОЙ ПРОПОРЦИИ НЕОПРОВЕРЖИМЫЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА И ЗАБАВНЫЕ ИСТОРИИ ИЗ ЖИЗНИ, ВЗВЕШЕННУЮ ОЦЕНКУ И ОСТРОУМНЫЕ ОТСТУПЛЕНИЯ ОТ ТЕМЫ

Guardian

GRAHAM ROBB

BALZAC

Copyright © 1994 by Graham Robb

Предисловие

Хотя Бальзак интересует нас прежде всего как один из величайших европейских писателей, он, помимо того что стал основоположником современного романа, был также любовником, бизнесменом, политиком, туристом, охотником за приданым, мошенником и дизайнером интерьеров. Он так активно, так пылко жил в описываемом им столетии, что становится великолепным героем биографии. Покидая пределы своего кабинета, Бальзак, в отличие от многих, не был соломинкой, которую несет по течению реки жизни. Бальзака можно сравнить с настоящей землечерпалкой. Двигаясь вперед, он сам прокладывал себе русло, и события его жизни в замечательной степени служат отражением его характера.

Бальзак – одновременно олицетворение своего века и самое яркое исключение из него. Он приехал в Париж из провинции в то время, когда межклассовые границы начали стираться, и довершил взлет своего отца, крестьянского сына, подружившись с банкирами, дипломатами и политиками, сотрудничая или враждуя почти со всеми писателями, достойными упоминания. Среди его любовниц были две герцогини, а впоследствии он женился на графине-польке, с которой переписывался целых шестнадцать лет. С того мгновения, как Бальзак положил себе стать гением, его жизнь напоминала энциклопедию, объединенную общим сюжетом. Он учился на юридическом факультете, подвергал себя добровольному заточению в мансарде, откуда надеялся выйти великим философом и поэтом. Изнанка жизни большого города очаровала его. Первые романы вышли в свет под псевдонимами; они отличались кровожадностью, сентиментальностью и откровенной слабостью.

Его деловые предприятия, которые оканчивались катастрофой, помогли ему лучше разобраться во всех сторонах книгоиздательского и книготоргового дела, описанных позднее в «Утраченных иллюзиях». В 1831 г., когда Бальзак прославился после выхода в свет «Шагреневой кожи» и его называли розовощеким, пухлым романтиком, его противоречия буквально бросались в глаза. Будучи рационалистом, он очень интересовался сверхъестественными силами; зоркий наблюдатель за жизнью общества, он считал своих героев реальными людьми. Людей настоящих он любил, соблазнял или делал прототипами своих персонажей. Великий фантазер, он верил, что количество жизненного флюида, известного под названием «сила воли», уменьшается с каждым желанием. Защитник семьи, он стал отцом по крайней мере одного незаконнорожденного ребенка и отличался широтой сексуальных пристрастий. Бальзака, человека с феноменальной способностью к самообману, по словам Генри Джеймса, можно считать «окончательным авторитетом в вопросах человеческого характера»¹. Со временем странности и противоречия лишь усиливались. Бальзак – реалист и провидец. Он политик и мыслитель, защищавший парламент и осуждавший пороки демократии; монархист, которого марксисты провозгласили революционером – именно поэтому его книги широко издавались в коммунистических странах. Бальзак стал последним традиционным рассказчиком и отцом современного романа, оказавшим влияние почти на все современные критические школы.

Все творцы растворяются в своих творениях; но таким образом они раскрывают тайны, с которыми не справились при жизни и которые иногда даже не сформулировали для себя до конца. Главное творение Бальзака – «Человеческая комедия», состоящая из ста с лишним романов, повестей, этюдов и нескольких неоконченных произведений. С политической и нравственной точки зрения эпоха, отображенная в «Человеческой комедии», – важная веха европейской истории, время революций, время начала индустриализации до тех пор во многом феодального общества. Эпопея Бальзака о современной ему жизни отражает стремление писателя осмыслить мир во всем его многообразии и изменить его к лучшему, нарисовать всеобъемлющую, цельную, научную картину общества и человеческого опыта. Этой задаче отвечает и подчеркнутое внимание к повседневным мелочам, и подробное, детальное описание того, как работает машина государственной власти. Наряду с Шекспиром и Диккенсом Бальзак – наиболее плодовитый создатель запоминающихся персонажей в западной литературе: только в «Человеческой комедии» их более двух тысяч. Они связаны между собой сложными родственными и неродственными отношениями (генеалогическая таблица персонажей Бальзака занимает три стены отдельного зала в его парижском Доме-музее). Хотя, если добавить сюда персонажей, вычеркнутых при правке, тех, о чьем существовании упоминается лишь вскользь, а также представителей животного мира, изображенных очень ярко, общее количество перевалит за 3500.

«Человеческая комедия» – всего лишь величайший континент на планете Бальзака. Помимо нее, в его творчество входят ранние «коммерческие» романы, от которых он отрекся и позже переиздал под другими названиями; несколько еще более ранних попыток нащупать почву почти во всех мыслимых жанрах; свыше тридцати эротических рассказов, изящно стилизованных Бальзаком в форме средневековых французских фаблио; несколько пьес – комедий и драм. Кроме того, Бальзак два десятилетия трудился в жанре литературной критики и написал немало политических статей. Интересны его свидетельства очевидца о Франции эпохи Луи-Филиппа. Нельзя забывать и о пяти томах писем – длинных, дополненных еще пятью сотнями рассказов о финансовых и душевных катастрофах и триумфах, которые читаются как романы с продолжением. Письма Бальзака к будущей жене, вышедшие отдельным изданием, составили необыкновенно подробный писательский дневник – точнее, гигантский роман с реальными прототипами, объем которого равен примерно четверти «Человеческой комедии». Есть также записки, наброски, отрывки, книги, подписанные другими, самореклама, предисловия, манифесты, памфлеты, проекты законов, анекдоты, афоризмы и несколько интереснейших дорожных записок XIX в., или, говоря современным языком, травелогов.

Необъятность творческого наследия Бальзака обеспечила основу для данной биографии. Каждое его произведение автор прочел, в большинстве случаев, не менее двух раз, понимая, что подобный метод грешит одним существенным изъяном. Биограф невольно пропитывается неискоренимо бальзаковским взглядом на жизнь и тем самым лишается объективности. И все же Бальзака вряд ли можно охватить, не совершив хотя бы одного кругосветного плавания по сотворенному и населенному им миру. Бальзак и сам признавал это, когда писал графине Маффеи в 1837 г.: «Я считаю за оскорбление, когда обо мне говорят, что я глубок, и вместе с тем пытаются узнать меня за пять минут. Между нами, я не глубок, зато очень широк, и на то, чтобы обойти вокруг меня, требуется время»². (Правда, он надеялся, что графиня попробует проверить его утверждение на практике.)

С тех пор как семнадцать лет назад, еще в аспирантуре, я отправился в свое путешествие, я прошагал, надеюсь, достаточно, чтобы создать по крайней мере иллюзию трехмерного пространства.

Жизнь Бальзака в описаниях, сделанных другими, сама почти достойна отдельной биографии. После нежных воспоминаний о нем сестры и Теофиля Готье Бальзак надолго превратился в героя многочисленных анекдотов. Его изображали либо опасно развращенным выскочкой с крестьянской внешностью и крестьянскими мозгами, который одевался как аристократ и имел аристократические же претензии, либо как неумелого путаника, гения по наитию, неспособного отличить явь от вымысла. Став знаменитым, Бальзак породил и собственный образ, который до сих пор играет с ним злую шутку, – кофеман, прикованный к письменному столу с полуночи до полудня, который сочиняет порнографические истории, надев монашескую рясу; нелюбимый ребенок, который появился на свет по ошибке, наделенный всеми умственными и душевными недостатками.

Столкнувшись с набором расхожих выдумок, первые биографы Бальзака как будто задавали себе первый философский вопрос, которым задавался Витгенштейн: «Зачем говорить правду, если выгоднее солгать?» Им, во всяком случае, не удалось найти на этот вопрос убедительный ответ. Некоторые самые отталкивающие, корыстолюбивые персонажи Бальзака отомстили своему создателю в скудных, несправедливых биографиях, где добродетельные сентенции идут рука об руку с плагиатом и где причинно-следственные связи устанавливаются с поразительной уверенностью, где непредсказуемость жизни признается только на словах. С появлением солидных, научных трудов Андре Бийи (1944), Стефана Цвейга (1946) и Андре Моруа (1965) посмертная судьба Бальзака изменилась. Менее предвзятое отношение к его творчеству постепенно способствовало признанию того, кто так убедительно сам творил из себя легенду. Едва ли такой человек способен был пронестись над более чем полувековой историей французского общества на облаке бессознательности. В этих биографиях вырисовывается Бальзак более закрытый и не уверенный в себе. Позднейших биографов – Пьера Ситрона и Мориса Бардеша – прежде всего интересовали страсти, описанные в романах Бальзака, многообразные страсти, превратившие критику «Человеческой комедии» из подсматривания в замочную скважину в любование действием на широком экране. Однако было бы жаль, если бы бальзаковедение добралось лишь до развилки: пойдешь в одну сторону – попадешь в зачарованный лес, полный легенд (в котором, разумеется, спит сам романист), пойдешь в другую сторону – попадешь на каменистое поле фактов и подробностей, из которых Бальзака надо выкапывать лопатой. Совершенно не нужно полагать, что какие-либо грани творчества Бальзака – в том числе и те, что по традиции считаются заповедником научного сообщества, – непременно скучны по самой своей сути. Точно так же ошибочно считать, будто интересное изложение непременно обесценит научные факты. При подобном подходе теряется лишь одно – иллюзорное нравственное превосходство исследователя, вызванное гордостью за самого себя: он приобрел новые знания, превозмогая скуку!

Позволив Бальзаку убедить себя в том, что фантазия – союзница победы, я с радостью и добровольно попался в ловушку. Иногда, вытянув нить из запутанного клубка, начинаешь кое-что понимать, хотя было бы куда приятнее оставаться в сомнениях. Тем не менее я постарался привести доказательства своих мыслей таким образом, чтобы читатель имел все основания не согласиться со мной – а если со мной согласятся все, мне вряд ли удастся объявить, что я представил Бальзака во всей его непостижимой жизнестойкости. Все забавные истории о Бальзаке, призванные расцветить его биографию, либо подтверждаются многочисленными свидетельствами, либо рождены самим Бальзаком и стали частью придуманного им образа.

Эта книга – первая полная биография Бальзака на английском языке после трудов Мэри Сэндерс (1904), Фредерика Лоутона (1910) и Фрэнсиса Гриббла (1930). Позже на английский язык перевели биографии Бальзака, написанные Цвейгом и Моруа. Превосходную краткую биографию Бальзака составил один из лучших его переводчиков на английский, Герберт Дж. Хант (1957), также достоин всяческих похвал прекрасно иллюстрированный труд В.С. Притчетта (1973), основанный на книгах Бийи, Цвейга и Моруа. Интерес к Бальзаку – не только в англоязычном мире – продолжает расти. После биографического исследования творчества Бальзака, сделанного Морисом Бардешем в 1980 г., в свет вышло еще несколько тысяч статей и книг; стали известны новые факты. Появилось двенадцатитомное издание «Человеческой комедии» под редакцией Пьера Жоржа Кастекса, Рожер Пьеро выпустил обновленное издание писем к Эвелине Ганской, а юношеские сочинения Бальзака и его цикл «Озорные рассказы» вышли в новом издании в 1990 г., составив сборник «Избранные произведения». Все путешественники по реальной и вымышленной вселенным Бальзака чувствуют себя в таком неоплатном долгу перед теми, кто проложил для них прямые дороги и позволил восхищаться пейзажами, что легко забыть, какой героизм вселял Бальзак в своих поклонников. Я воспользовался всеми имеющимися материалами, а также сам внес некоторый вклад в развитие темы, представив вниманию читателей факты, истории и версии, предложил несколько разгадок и, конечно, вопросов. Ничто другое не в состоянии извинить огромное тщеславие, подвигнувшее меня взяться за биографию одного из лучших в мире выдумщиков.

Приведены названия произведений на французском; список всех произведений с переводом названий дается в приложении¹. Для англоязычных читателей почти все названия не представят трудностей.

Все отрывки, которые приводятся в тексте, переведены мною; многие куски и даже названия фигурируют на английском языке впервые².

Источники цитат приводятся в примечаниях, кроме тех случаев, когда оригинал установить легко, например по дате письма. Иногда, чтобы избежать нагромождения ссылок в тексте, цитаты, относящиеся к одному и тому же источнику, объединяются в одну ссылку.

Для того чтобы прочесть биографию Бальзака, не обязательно быть бальзаковедом, хотя отчасти я написал свою книгу для того, чтобы у читателей возникло желание открыть для себя мир его произведений. Биографию можно сравнить с дрессировкой льва, лишенной риска. К Бальзаку, возможно, чаще, чем к любому другому писателю, относились снисходительно-покровительственно. Иногда подобный подход применяется ко всему прошлому в целом. У читателя невольно возникает подозрение в том, что биограф хочет насладиться своим конечным превосходством: превосходством жизни над смертью. Когда речь идет о Бальзаке, ни о каком подобном превосходстве речи быть не может. Предчувствие Оскара Уайльда о том, что он превращается в бальзаковский персонаж, должно послужить предостережением всякому, кто решит снисходительно отнестись к великой эпопее XIX в. с ее сотней открытых дверей и лишь одним выходом: «Почитайте-ка Бальзака как следует, и наши живущие ныне друзья окажутся просто тенями, наши знакомые – тенями теней. Его персонажи живут своей яркой, пылкой жизнью, полной страстей. Они возвышаются над нами и борются с неверием. Одна из величайших трагедий моей жизни – смерть Люсьена де Рюбампре. От этого горя я так и не сумел исцелиться до конца. Оно преследует меня в минуты радости. Я вспоминаю о нем, когда смеюсь. Но Бальзак – не более реалист, чем был реалистом Гольбейн. Он создавал жизнь, а не копировал ее».

По мере того как я писал о Бальзаке и близко общался с его героями, я понял, что побочный эффект, замеченный Оскаром Уайльдом, можно нейтрализовать и даже обратить вспять. В последнее время велось много дискуссий о биографии как таковой. Многие считают биографию скрытой автобиографией (в то время как автобиографию считают повествованием о вымышленном персонаже). Однако участники подобных дискуссий все время упускают из виду один важный побудительный мотив для написания биографии: возможность подвергнуть испытанию друзей и целые учреждения. Я воспользовался такой возможностью со всем пылом, соответствующим сути дела.

Клод Пишуа, который стал моим первым проводником по улицам и салонам «Кузины Бетты» и в ряде случаев помог мне продлить вид на жительство (carte de séjour) в XIX в., прочел машинописный текст рукописи и внес несколько весьма важных замечаний и исправлений. Я сердечно благодарен Питеру Стросу и Стерлингу Лоуренсу, которым удалось сделать свои замечания одновременно ехидными и вдохновляющими. Стивен Робертс указал на существенные недостатки книги, хотя на первый взгляд хвалил ее. Поистине бесценными оказались для меня эрудиция и гостеприимство Джеффри Нита. Я благодарен Жану Бруно за его замечания и помощь.

Особая благодарность – моему агенту, Джил Кольридж, которая в ответе за эту книгу и в буквальном, и в метафизическом, неосязаемом смысле.

Большое спасибо тем, кто терпеливо отвечал на мои вопросы и помог собирать материалы. Перечисляю их в алфавитном порядке. Жан-Поль Авис из Исторической библиотеки в Париже, Тьерри Боден, Ален Брюне (за помощь при работе над главой 13), Николь Динзар из Муниципальной библиотеки Тура, Хелен Доре, Филип Коллинс, Георг Крейсел, Гислен Курте, Анна Панчо, Хелен и Реймонд Подженберг (за книги и кров), Эдвард Престон, Эверард Робинсон (за эквивалент замка Саше), Клер Томален, Грегори Хатчинсон, Джим Хиддлстон, Жан Циглер и Пьер Энкель (за слова, найденные только у Бальзака).

Я много почерпнул в научных учреждениях и библиотеках. Во Франции большую помощь мне оказали: Национальная библиотека, Библиотека Института (собрание Спульберга де Ловенжуля), Дом-музей Бальзака в Пасси, замок Саше, Музей изящных искусств в Туре, Музей Виль-д’Авре, Музей изящных искусств Безансона, архивы Орлеана, Архивы Виллербана. В Великобритании: Библиотека Тейлора, Бодлеанская библиотека, Национальная портретная галерея и автоматическая библиотечная служба Оксфордского университета. В Соединенных Штатах: Центр У.Т. Банди по изучению Бодлера в Университете Вандербильта. Кроме того, благодарю за помощь Американское и Британское общества психиатров.

Я собирался посвятить «Бальзака» Маргарет, но она внесла столько ценных замечаний и исправлений и с самого начала была так неотразимо искренна, что стала практически моим соавтором.

Г. М. Р.

Часть первая

Глава 1
Провинциальная жизнь (1799—1814)

Утверждение, типичное для Бальзака: «Несущественного не бывает». Важно все: питание матери, мужская сила отца и, самое главное, «поза» родителей во время зачатия³. Страсть к генетике Бальзак унаследовал от отца, который вынашивал «странные идеи» улучшения человеческой расы. К сожалению, отец никогда не рассказывал будущему великому писателю, в какой позе он был зачат. Для нас история жизни Бальзака должна начинаться с его рождения. Он родился в Туре 20 мая 1799 г. в 11 часов утра.

Почти через сто лет Генри Джеймс, который отправился в паломничество «по бальзаковским местам» в долину Луары, был потрясен, узнав, что человек, который «больше, чем кто-либо после Шекспира, разбирался в человеческой жизни», родился в скромном жилище, «стоящем в сплошном ряду домов с общей стеной». Более того, он появился на свет в доме, которому к моменту его рождения «было всего двадцать лет». «Если уж жилье, которому выпала такая честь, не было старинным, потемневшим от времени, ему следовало хотя бы стоять особняком»⁴. И все же кажется символичным, что человек, посвятивший жизнь наблюдению за личной жизнью современников, провел первые годы в пределах слышимости соседей.

Сам Бальзак с удовольствием относился к своим «исходным данным». Рожденный в 1799 г., он считал, что имеет запас прочности на сто лет и вполне может застать три века. 1799 г. оказался знаменательным и с исторической точки зрения: тогда Бонапарт стал первым консулом. Впоследствии Бальзак тоже построит свою империю. Придуманный им мир окажется таким реальным, что в словах Оскара Уайльда, сказавшего, что Бальзак «изобрел девятнадцатый век», похоже, только доля шутки.

Ну а дом, так разочаровавший Генри Джеймса, стоял в деловом центре Тура, на улице «с тротуарами с обеих сторон», более того, «на единственной приличной улице Тура», ибо остальные были «темными, извилистыми, узкими и сырыми». Той улице, по мнению Бальзака, недоставало лишь одного: памятника Декарту и Рабле, самым прославленным уроженцам края⁵. Благодаря теплому климату и изобилию Турень всегда служила настоящей питательной средой для гениев. Вернувшись позже на родину, Бальзак испытает восхитительное чувство, похожее на то, как если бы его зарыли по шею в огромный паштет фуа-гра⁶. Для него в Турени причудливо сплетались романтическая экзотика и домашний уют. Наверное, сходное чувство испытывает ребенок во чреве матери. Турень стала для него землей лотофагов в центре Франции. Попадая туда, утверждал он, люди становятся «вялыми, праздными и счастливыми». Правда, сам Бальзак был другим. Он страдал бы от «пересадки», которая, по его словам, помогает уроженцу Турени приносить плоды⁷.

Наконец, он получил имя, достойное гения. Фамилия его отца – Бальса. Эта фамилия в нескольких вариантах до сих пор остается весьма распространенной в горах Оверни. Ее носят крестьяне, уроженцы высокогорья. Поднявшись по социальной лестнице, отец Бальзака изменил фамилию, притязая на родство со старинным дворянским родом, а впоследствии и добавил к ней аристократическую частицу «де». Ему нравилась звучность и решительность фамилии Бальзак. Она стала не ярлыком, но мощным талисманом. По теории одного из бальзаковских персонажей, «“з” взлетает, как ракета»⁸.

Такой образ легко приложим к отцу Бальзака⁹. Бернар Франсуа Бальса родился в 1746 г. в крестьянской семье, жившей на хуторе возле Альби на юге Франции. Он стал старшим из одиннадцати детей. Так как перспектива работать в поле, как отец, его не прельщала, он попросил приходского священника научить его грамоте и скоро стал клерком в конторе стряпчего. Там он открыл для себя устройство французского общества и, когда ему не исполнилось и двадцати лет, отправился в Париж искать счастья.

К тридцати годам Бернар Франсуа достиг того, на что обычно уходят усилия нескольких поколений. Сначала он устроился учеником в контору государственного обвинителя, затем, в 1776 г., стал секретарем Королевского совета. Благодаря своему посту он обзавелся несколькими влиятельными знакомыми. Его карьере, несомненно, помогло и то, что он стал масоном. Во время Великой французской революции он благоразумно держал нос по ветру. Сначала он как будто заразился революционной лихорадкой. По сведениям из полицейского рапорта, гражданина Бальзака видели ночью 6 августа 1792 г. Он размахивал саблей и «призывал обезглавить короля и королеву». Как обычно, он был на шаг впереди своих современников. Его воодушевление выходило за рамки политики. В годы террора он помог нескольким своим бывшим покровителям эмигрировать из страны. Бернар Франсуа сильно рисковал. От последствий его спас неизвестный благодетель, возможно Дантон. Бернара Франсуа послали на север страны и поручили организовать поставки продовольствия в армию. В 1795 г. его перевели в Тур; он по-прежнему занимался снабжением.

На новом месте Бернару Франсуа очень понравилось. Он наслаждался в стране Рабле, «прославленного выдумщика с непоколебимым добродушием»¹⁰. Он даже начал считать Турень своей настоящей родиной. Хотя Бернара Франсуа считали чудаком, ему покровительствовал местный префект генерал Померель, тоже масон. Как-то предложили Бернару Франсуа стать мэром города. Он отказался, предпочитая тратить свою неукротимую энергию на руководство больницей, к которому он приступил в 1803 г. На своем посту он с одинаковым рвением боролся и с болезнями, и с чиновниками.

Головокружительный взлет Бернара Франсуа объяснить непросто. Бальзак-сын, что для него типично, считал, что все дело в огромном запасе у его отца загадочной физической субстанции – силы воли. В доказательство он обычно рассказывал о случае, произошедшем с его отцом, когда он только приехал в Париж: «Его поселил у себя прокурор. По обычаям того времени, клерки питались за одним столом с хозяевами. Как-то к обеду подали куропаток. Жена прокурора, не сводившая глаз с нового клерка, спросила его: “Мсье Бальзак, вы умеете разделывать куропатку?” – “Да, мадам”, – ответил молодой человек, покраснев до корней волос. Он набрался смелости и взял нож и вилку. Хотя он понятия не имел о правилах разделки птицы, он все же разрезал куропатку на четыре части, но так усердно, что разбил блюдо, порвал скатерть и поцарапал столешницу. Не слишком ловкий его поступок произвел огромное впечатление. Жена прокурора улыбнулась, и с того дня в доме относились к молодому клерку с большим уважением»¹¹.

В 1797 г. Бернар Франсуа наконец решил жениться на Анне Шарлотте Лоре Саламбье, хорошенькой дочери галантерейщика. Ее «приличные» и «тщеславные» родители жили в парижском округе Маре. Свадьбу устроил ее отец, бывший коллега Бернара Франсуа. Лоре было всего восемнадцать, а ее мужу – пятьдесят. Даже для того времени брак был необычным; но от него выиграли оба. Бернар Франсуа, который намеревался остаток жизни наслаждаться покоем, позволил своим иждивенцам «свободу, которую он хотел для себя»¹². Для Лоры же супруг со старомодными представлениями о терпимости в браке стал гарантом независимости.

Не будь у нас других источников информации, можно было бы предположить, что Бернара Франсуа выдумал его сын. Он обладал качеством, которое обычно встречается лишь у героев комических романов: несокрушимой верой, что он может влиять на законы природы. Родная дочь сравнивает Бернара Франсуа с дядюшкой Тоби из «Тристрама Шенди». Самым большим его хобби было долголетие. Он считал, что «жизненные силы» – свежий воздух, удобная одежда, умеренность во всем и одна груша на ужин – помогут ему дожить до ста лет. Уверенный в успехе, он вложил почти все свое состояние в тонтину, систему страхования с общим фондом, при которой всю сумму страховки получает член фонда, переживший остальных. Бернар Франсуа, таким образом, превосходно позаботился о том, чтобы родные ухаживали за ним в преклонном возрасте. Позже Бальзак сделал вывод, ставший одним из примеров его нестандартного мышления: хотите жить долго – обзаведитесь захватывающим хобби.

Через год и четыре месяца после свадьбы у супругов родился первенец. Луи-Даниэль появился на свет 20 мая 1798 г. Он прожил всего тридцать три дня¹³.

Оноре родился ровно через год после Луи-Даниэля, 20 мая 1799 г. Отец не придал значения тому, что многие сочли бы дурным предзнаменованием, и назвал сына в честь святого Оноре, на чей день пришлось рождение мальчика. Затем, словно желая подчеркнуть, что он не заражен религиозными предрассудками, он отказался крестить сына.

Позже первая любовница Бальзака, желая сделать ему комплимент, говорила, что он «орел, высиженный гусыней»¹⁴. Бальзак с ней согласился. В подтверждение он мог бы заметить, что через несколько часов после рождения его перевезли в дом кормилицы. Печальный пример поэтической несправедливости: его отправили в дом человека, торговавшего птицей.

Сестра Бальзака, Лора, весьма типично для себя объясняет такой поступок родителей в краткой биографии брата, которую она издала после его смерти: «Матушка потеряла первенца, так как хотела кормить его сама. Когда на свет появился малыш Оноре, ему подобрали опрятную кормилицу, жившую на окраине города в славном, светлом домике, окруженном садом». В свидетельстве о смерти Луи-Даниэля действительно записано, что мать кормила его сама. Хотя умер ребенок все-таки не дома, а у птичницы на соседней улице¹⁵.

Видимо, г-жа Бальзак подчинилась влиянию мужа, который убеждал ее растить первенца в соответствии с наставлениями, изложенными в «Эмиле» Руссо. В свидетельстве о рождении Оноре имеется запись N.P.E. – nourri par étrangère, то есть «вскормлен не дома». Запись доказывает, что г-жа Бальзак не стала повторять опыт со вторым ребенком. К несчастью для Оноре, смерть брата была не единственной причиной своеобразного отношения к нему матери, которое он позже расценил как отказ от себя. В 1799 г. общественная жизнь оживала после долгих лет революции, и молодая мать Оноре поспешила воспользоваться удобным случаем. Как указывает Бальзак, более откровенно, чем многие его биографы, и все же с ноткой горечи, «женщины сражались из-за героев империи, и девяносто девять процентов матерей отдавали младенцев кормилицам»¹⁶. В письмах он также намекает на то, что Луи-Даниэль имеет какое-то отношение к его судьбе: «Мать возненавидела меня еще до того, как я родился…»¹⁷

Для отца Бальзака кормилица стала разумным компромиссом: крестьяне ведут более здоровую жизнь, чем так называемые «цивилизованные люди»; воздух на окраине города чище, чем в центре, и вообще в кормилице нет ничего дурного. Самого Бернара Франсуа в детстве подкладывали к козе, у которой он пил молоко. Как ехидно предполагает анонимный биограф¹⁸, именно поэтому позже он вел себя как козел. Козье молоко Бернар Франсуа считал одной из составляющих своего железного здоровья: разве младенца Зевса не вскормила коза по имени Амалфея?

Ранние годы Бальзака сопровождаются не таким большим количеством мифов, отчасти потому, что в его вымышленном мире достаточно кормилиц, которые встречаются в любых положениях и событиях. Еще больше затемняют суть дела «реалистические» приемы Бальзака: истории, которые на первый взгляд кажутся «истинной правдой», оказываются выдумкой, зато события, окруженные ореолом нереальности, происходили на самом деле, хотя позже и были слегка видоизменены. Впрочем, сейчас можно развенчать одну легенду, которую упорно повторяли многие биографы. Считалось, что первые годы жизни Оноре провел в доме жандарма. В письме будущей жене он утверждал, что его отдали кормилице, chez un gendarme¹⁹. Как то часто бывает с Бальзаком, самая утешительная версия – будущий смутьян, выросший в доме опоры общества, – оказалась ложной. Бальзак обозвал «жандармом» саму кормилицу, употребив это слово в его разговорном значении: грозная, вздорная женщина²⁰.