Я не люблю читать нечто подобное:
"Тотализация настоящего как времени Однообразия приводит к исчезновению того отсутствия, которое изымает Другого из наличия".
А книга Хана Бён-Чхоля "Агония эроса" примерно на 99 % состоит из такого.
Однако, не рекомендовать книгу не могу. Автор заставил меня всерьёз задуматься о важных (по крайней мере для меня) вопросах: о самопринуждении, о свойстве памяти, о "феминизации" любви и позитивизации жизни, а также о высоком уровне информационного шума в современном обществе.
Книга любопытная, но сложная для понимания не-специалиста. Автор оперирует понятиями и концепциями, не объясняя их. Всем, кто знаком с философией так же мало, как я, я бы рекомендовала сначала прочитать другую книгу автора – «Общество усталости». После неё всё становится на места.
Еще одна книжка современного философа Бён-Чхоль Хана о болевых точках нашего мира. Маленькая, афористичная, перенасыщенная смыслами, как и остальные его сочинения. Он намеренно выбирает лаконичный стиль — у сегодняшних читателей времени в обрез. Клиповое мышление — клиповая философия.
Поскольку все проблемы взаимосвязаны, книги Хана тоже перетекают одна в другую, и в этой снова упоминаются экономика успешности с самоэксплуатацией, мнимая свобода и выгорание, информационный шум, убивающий мысль, засилье позитивности с ее безжизненностью и отсутствием полутонов, кризис литературы, превращенной в рекламный сторителлинг. Подробно об этом было в «Обществе усталости» и «Кризисе повествования».
И еще одно звено той же цепочки — агония эроса, которому откуда же взяться в плоском, прозрачном, ровном, унифицированном мире без тайны и фантазии.
«Пороги и переходы — это зоны таинственного и загадочного, с которых начинается атопический Другой. Вместе с границами и порогами исчезают и фантазии о Другом. Без негативности порогов, без пограничного опыта фантазия увядает. Сегодняшний кризис искусства и литературы объясняется кризисом фантазии, исчезновением Другого, т. е. агонией эроса».
Любовь приравнена к сексуальности и также переходит в сферу достижений, услуг, конкуренции и приумножения капитала.
«Тело с его выставочной стоимостью приравнивается к товару. Другой сексуализируется в качестве возбуждающего объекта. Другого, у которого отняли всю его инаковость, нельзя любить, его можно только потреблять. В равной мере он перестает быть и личностью».
«Любовь сегодня позитивизируется до формулы наслаждения. Она должна прежде всего вызывать приятные чувства. Она является уже не действием, нарративом, драмой, а бесплодной эмоцией и возбуждением».
Негативность и позитивность у этого автора — противоположности, противоречия, необходимые для динамики жизни: «у простой позитивности нет этой живительной силы».
Таким образом, немецко-корейский автор считает, что у кризисов литературы, коммуникации и эроса — одни истоки и причины.
Наблюдение, показавшееся любопытным:
«С помощью цифровых медиа сегодня мы пытаемся держать Другого как можно ближе, уничтожить дистанцию между нами, чтобы создать близость. Однако тем самым мы получаем не больше Другого, но скорее способствуем его исчезновению».
И слова мыслителя эпохи Возрождения Марсилио Фичино о том, что власть эроса, в отличие от отношений господства и подчинения, заставляет утрачивать себя в Другом, а тот затем вновь тебя восстанавливает:
«Когда я люблю тебя, любящего меня, я нахожу себя в тебе, думающем обо мне, и, отказавшись от самого себя, я возвращаюсь к себе в тебе, ведь ты содержишь меня».
Напомнило песенку «я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, чтоб посмотреть, не оглянулся ли я».
И о связи логоса и эроса:
«Алкивиад рассказывает, что Перикл или другие хорошие ораторы, в отличие от Сократа, его не захватывают и не беспокоят. В их словах отсутствует эротическая сила соблазна. Эрос соблазняет и ведет мышление по неисхоженному, сквозь атопическое Другое».
Arvustused raamatule «Агония эроса. Любовь и желание в нарциссическом обществе», 5 arvustust