Maht 240 lehekülge
1998 aasta
Ромовый дневник
Raamatust
Пуэрто-Рико.
Остров, на котором невозможно работать – а можно сойти с ума, спиться или влюбиться. Или все сразу.
Здесь теплая компания журналистов коротает время в местном кабаке, где они методично наливаются ромом и ведут беседы о том, как дошли до жизни такой.
Здесь молодой репортер Пол Кемп получает важные профессиональные и жизненные уроки.
Здесь скучно и нечего делать.
Именно поэтому то, что начиналось как ленивый южный адюльтер, семимильными шагами мчится к настоящей трагедии…
Любовь, выпивка, смерть – а что, собственно, нужно еще?
Бесподобная проза Хантера Томпсона, одна из лучших его книг после «Страха и ненависти в Лас-Вегасе». Более понятная и доступная, читается легко и даже подойдет для отпуска. Сразу погружаешься в атмосферу жаркого, расслабленного и липкого Пуэрто-Рико 50-х, внутренней кухни местной газетенки. Ярко показана грань между коренным населением и богатыми инвесторами запада, по кускам раскупающими местные земли. Существует одноименный фильм с Джонни Деппом, который был близким другом писателя при жизни. Неплохой, но книга все же лучше.
Хорошая, крепкая книга для отпуска. Лучше всего читается на пляже, под ярким солнцем, начинаешь переносить некоторые высказывания автора в свои жизненные истории. Честно, автор немного перегнул с количеством алкогольных сцен, но это на мой субъективный взгляд. Начинайте читать эту книгу, она обязательно оставит свой след в вашей душе и затронет ваше сознание.
Пожалуй, с этого момента Хантер С. Томпсон действительно раскрылся для меня как писатель. Все-таки "Страх и ненависть в Лас-Вегасе" были хороши, но чересчур гротескны, с терпкой ноткой несерьезности, забивающей другие, более тонкие тона. А вот с этой книгой история совсем другая. Не верьте тем, кто пишет, что в "Ромовом дневнике" Томпсон пишет про безмятежные деньки в бананово-кокосовом раю. То ли ванильные обострения и фильм с Деппом этому виной, то ли это люди из тех, что и с поминок возвращаются натанцевавшись. И метафора с поминками тут отнюдь не случайна: по сути, на протяжении всей книги главный герой постоянно что-то хоронит. Он хоронит свою молодость, свои мечты, свои надежды, свои амбиции, свою честность, части себя самого, одну за другой. Он в чужой стране, он в западне, он в липко-пыльном тропическом аду, меж грязных аборигенов и грязных американских дельцов. Первые его ненавидят, вторые презирают. К первым он равнодушен, вторым платит той же монетой. Хотя долго так продолжаться не может, он не в силах что-либо изменить, будучи лишен точки опоры. Остается лишь принять очередную дозу анестезии - рома. Эта субстанция буквально пропитывает книгу и сочится со страниц. Лишь когда тонкий слой рома обволакивает улицы Сан-Хуана, они становятся безопасны для прикосновения. Невозможно выносить невыносимость этого невесомого существования без должной дозы алкоголя. И ром здесь - примета места и образа жизни, а вовсе не карибский вариант dolce vita. Если бы Томпсон писал роман о русском перекати-поле-журналисте, который в поисках длинного рубля приехал в гордый южный регион, куда из центра текут большие инвестиции, то эта книга называлась бы "Водочный дневник". Причем водка была бы отнюдь не Smirnoff, а какая-нибудь затрапезная "Путинка". Ром у Томпсона - это не веселый угар карнавала, это дыхание приближающегося запоя, предотвратить который может лишь какая-нибудь катастрофа, которая потом станет провоцировать приближение нового запоя. Столь тонко видеть и чувствовать, и быть вынужденным глушить рефлексию и мечты алкоголем - что может быть ужаснее? И знаете, хотя я плохо переношу холод и по моему скромному мнению на улице сейчас ледяной ад, с Полом Кемпом я бы ни за что не согласился поменяться местами. Лучше уж кофта, двойные шерстяные носки дома и висковая рецензия.
Зарисовки из жизни незаурядного человека с писательским талантом. Бесшабашный искренний рассказ о нескольких месяцах на Карибах
прочитала книгу и фильм смотреть неохота:) жаль редактора газеты Лотиермана. какая то непонятная безнадега и потерянность на протяжении всей книги. сейчас наверно так тусят в Тае: якобы непризнанные гении..бездельники, потеряшки и алкоголики ..
— Счастлива, — пробормотал я, пытаясь удержать это слово в уме. Но это было одно из тех слов, вроде Любви, значение которых я всегда не вполне понимал. Большинство людей, постоянно имеющих дело со словами, не слишком в них верят, и я не исключение. Особенно мало я верю в большие слова вроде Счастливый, Любимый, Честный и Сильный. Они слишком размыты и относительны, когда сравниваешь их с резкими, гадкими словечками вроде Подлый, Дешевый и Фальшивый. с Этими словами я чувствую себя легко и свободно, ибо они тощие и запросто лепятся на место, а большие слова тяжелы — чтобы наверняка с ними сладить, нужен или священник, или кретин
Большинство людей, постоянно имеющих дело со словами, не слишком в них верят, и я не исключение. Особенно мало я верю в большие слова вроде Счастливый, Любимый, Честный и Сильный. Они слишком размыты и относительны, когда сравниваешь их с резкими, гадкими словечками вроде Подлый, Дешевый и Фальшивый. С этими словами я чувствую себя легко и свободно, ибо они тощие и запросто лепятся на место, а большие слова тяжелы – чтобы наверняка с ними сладить...
Это не навсегда. Ничего не бывает навсегда.
Таким образом рассеивалась дурманящая иллюзия, что человек может прожить достойную жизнь, не сдавая себя в наем в качестве Иуды.
...самоуверенность типа «а фиг с ним», что обретает человек, когда ветер дует в спину и он по четкой прямой начинает двигаться к неведомому горизонту
Ülevaated, 64 ülevaadet64