Loe raamatut: «Полночные тайны»

Holly Race

A Gathering Midnight

© 2021 by Holly Race

© Т. В. Голубева, перевод, 2022

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2022

Издательство АЗБУКА®

* * *

Посвящается 126 000, и тем, кто такими считается, и тем, кто заботится о них

Нет большего стыда для человека, чем жестокость…

Эдмунд Спенсер. Королева фей

Пролог

Много лет назад, во времена, ставшие легендой…

Кузнечный горн горел сапфирами в свете многочисленных солнц Аннуна. Металл, который не был металлом, истекал вспышками инспайров в мерцающий воздух, обретая форму. Феи склонялись над их изделием, по очереди опуская молоты на лезвие. Мерлин, старший и сильнейший, сунул обнаженные руки в огонь, чтобы вылепить из тающих кристаллов эфес.

– Уже готово? – Голос прозвучал из темноты в глубине помещения.

– Скоро, – ответила Андраста¹, поднимая голову, чтобы перевести дыхание.

Морской ветер со свистом врывался в открытые двери холла. Острый привкус соленой воды и водорослей проник в горло Андрасты. Она бросила взгляд на своего возлюбленного, ожидавшего в тени.

– Осталось всего одно, – сказал Мерлин, когда эфес и лезвие с шипением соединились. – Ты уверен, что хочешь этого?

– Уверен, – ответил тот, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

Мерлин кивнул и положил на эфес морщинистую руку. Феи последовали его примеру. Андраста была последней. Ей бы следовало радоваться, делая это для него. Богиня и смертный. До этого она любила многих мужчин и женщин в Итхре, но никогда у нее не было такого, как он. Так почему ее терзает неуверенность? Почему ее кости – вернее, некое их подобие – дрожат при виде этого дара?

– Я в долгу перед вами, – сказал он, обращаясь как бы ко всем сразу.

Мерлин, конечно, подумал, что это относится к нему, но Андраста знала, что эти слова сказаны только для нее. Его голос прозвучал так искренне, что она отбросила свои опасения как сомнения гордой женщины. Она исполнила его приказы – согнула свою волю, чтобы сделать это. Кузнечная работа была самой легкой частью.

Они работали как единое целое, распутывая истории, что соединяли их, и находя общие нити. От Мерлина, перворожденного, взяли коварство. Нить Нимуэ² была более изысканной: сила духа. Нить Пака была яркой: он дал желание. Двойняшка Андрасты бог Луг дал силу. Дар Андрасты был множественным, и это была власть. Были и другие дары, помельче, от мириад фей: память, предвидение, обаяние… И каждый дар истекал из фей блистающим инспайром, прежде чем погрузиться в меч. Андраста ощущала, как ее собственная сила уменьшалась, когда она вжимала свой дар в металл. «Это ничего не значит, – думала она, – потому что, когда все будет сделано, для нас всех появятся истории».

Наконец, увидев, что все в порядке, феи отступили. Андраста подошла к возлюбленному и прижалась к его лбу своим блестящим от жары лбом. Он посмотрел ей в глаза тем взглядом, который ее восхищал: он говорил ей, что знает ее так, как никогда не знал ни один смертный.

– Готово, любимый, – произнесла она.

Он поцеловал ее в щеку, а потом шагнул мимо нее, чтобы посмотреть на то, что они сделали. Остальные, вся семья Андрасты, тяжело дышали. Свет инспайров, окружавший их, стал тусклым. Все они ослабели от усилий творения. И смотрели, как он достал оружие из огня. Оно зашипело, обжигая его ладонь, но он не обратил внимания на боль. Он взмахнул рукой, и инспайры потекли по его мышцам, исцеляя сожженную кожу.

А он пристально всмотрелся в меч.

– Он безупречен, – заверила его Андраста.

Она никогда не создавала ничего столь прекрасного и столь могучего. Нити фей вплелись фиолетовым с золотом рисунком в хрустальный эфес и в лезвие. Когда он поворачивал меч, свет, падавший в открытые двери, отражался на лицах окружавших разноцветными пятнами.

– Да, – наконец-то улыбнувшись, произнес он. – И вправду хорош.

То, как он это произнес, заставило Андрасту замереть. Она потянулась было к нему, но он небрежно отклонился, шагая к выходу.

– Мы свою часть сделки выполнили, – прохрипел Мерлин. – Ты у нас в долгу.

– Мы все получим свои истории, так или нет? – спросила Нимуэ. Ее высокий голос разнесся под сводами.

– Мы проголодались! – заявил Пак, подлетая к Андрасте. – Когда нас накормят?

Но Андраста промолчала. Она следом за возлюбленным вышла на свежий воздух. Снаружи с одной стороны перед ними расстилались волнистые равнины Дивнайнта. С другой – холмы Суморсэта подступали к морю, согретому солнцем.

– Мы собирались вместе восстановить Аннун, – грустно произнесла Андраста.

На лугах внизу резвились бесенята-импы и пикси. Вдали какой-то гигант затаился в тени, стараясь поймать морских духов.

– Это всё творения дьявола, – мягко произнес он, так что его могла услышать лишь Андраста. – Я не подвергну опасности моих подданных.

– Пожалуйста, милорд, – кивнула Андраста.

Но он отвернулся от нее, высоко поднимая меч. Он взревел – Андраста никогда не слышала ничего подобного ни от одного человеческого существа. И в то мгновение она окончательно поняла, что главная любовь всего ее бессмертного существования предала ее. Сердце Андрасты разбилось, и она поклялась, что однажды, пусть через много лет, она все исправит.

1

Теперь, во времена, когда легенды забыты…

– Пригнись, Ферн! – рявкнул Олли и, не трудясь проверить, услышала ли я его, швырнул свой чакрам³ прямо над моей головой.

Я уклонилась вовремя и почувствовала, как лезвия просвистели прямо по концам моих волос. Глухой удар сказал мне, что Олли поразил свою цель.

Я уже готова была обругать брата, когда жуткий вопль предупредил нас о появлении другого кошмара. На этот раз им оказалась женщина с ввалившимися щеками и спутанными волосами. Она напомнила мне бездомных, которые обитают у автобусных остановок в Стратфорде, рядом с моим домом. Но сейчас я не могла о них думать. Я развернула Лэм на месте, нажав лодыжками на ее бока, и ударила кошмар ятаганом в грудь. Лезвие прошло насквозь, и женщина вспыхнула, снова превращаясь в инспайра.

В наушниках моего шлема раздался голос Рейчел:

– Бедеверы, по переулку движутся еще такие же. С востока, поспешите.

Потом прозвучал голос Самсона. Он находился рядом с нами, мы едва ли не касались коленями, сидя верхом на лошадях, но я услышала его через шлем:

– Кантабрийское кольцо!

В ответ на его приказ мы должны были повернуть лошадей, выстроившись на улице в круг, лицом наружу. Мы находились неподалеку от больших музеев Кенсингтона, в пределах слышимости арий, звучавших в Альберт-холле, в нескольких кварталах от нас. Когда я только еще присоединилась к рыцарям, эти улицы были заполнены уличными музыкантами, сфинксами и редкими стаями яростных вервольфов. Теперь здесь бродили бесформенные инспайры, ожидая, когда кто-нибудь из тех, у кого еще осталось воображение, придаст им конкретный вид.

Наш патруль предположительно должен был пройти вокруг Трафальгарской площади в лабиринты Сохо, но полк гэвейнов подвергся нападению, так что Самсон вызвался закрыть оба маршрута. Многих это заставило недоуменно вскинуть брови, но я могу понять Самсона: он же командир рыцарей, а мы с Олли самый ценный актив танов⁴, и если кому-то и следовало взять на свои плечи лишний груз, так это нам.

Топот ног по асфальту становится громче – наши харкеры точно определили ситуацию. Но теперь это становится все труднее. Прежде кошмары было легко засечь. Они обычно бывали великанами, или эльфами, или огромными жуками… А теперь почти каждый кошмар имеет человеческий облик. Не то чтобы их невозможно было обнаружить, но это делает работу харкеров – и нашу собственную – сложнее с каждым днем.

Слышатся крики – вой и бормотание помесей людей и монстров. Лэм тихонько ржет, и я прижимаю ладонь к ее шее, стараясь успокоить лошадку.

Потом оглядываюсь на Олли:

– На этот раз я предпочла бы услышать предупреждение заблаговременно – ты едва не снес мне голову!

Олли в насмешливом салюте поднимает свой чакрам и усмехается, но это уже не та усмешка, какой он одарял меня год назад. Я строю гримасу, Вьен и Линнея позади меня хихикают. Это привычно для нас – так мы привносим немного легкости в темную работу, которую сейчас выполняем.

Первый из кошмаров стремительно выбегает из переулка, и мы создаем обработанную формацию. Эти кошмары имеют вид людей, но ведут они себя не по-человечески. Некоторые подпрыгивают и раскачиваются на фонарных столбах, другие скачут на четвереньках.

Мы принимаемся за дело по большей части молча, стараясь не обращать внимания на то, что у нас возникает ощущение, будто мы убиваем людей, а не ночные кошмары.

– Нужна помощь! – слышу я крик Линнеи.

Ее окружили кошмары, за ее спиной стена, а ее оружие – булава – лежит далеко, ей до него не дотянуться.

– Иду! – говорю я в шлем.

Прямо из седла я взлетаю в воздух, уворачиваясь на несколько мгновений от когтей привязанных к земле кошмаров. Вызывать мою силу, Иммрал, теперь становится легче, но все равно это требует немалого сосредоточения, а мне его не достичь, находясь в центре схватки. Знакомое потрескивание в затылке появляется быстро, и я бросаю всю силу на кошмары, окружившие Линнею. Они сопротивляются. Я ощущаю, как сотни воображений поддерживают их форму, волна страха и предубеждений придает им силу. Я чувствую инспайров, что тянутся сквозь кости, и мышцы, и кожу кошмаров, и мысленно выдергиваю их, складывая, как оригами. Головы к ногам, потом к поясу. Руки кошмаров слабеют и скручиваются, суставы лопаются. Это ужасно, но действенно. Линнея отпрыгивает в сторону, хватает свою булаву и присоединяется к схватке.

Было время, когда последний удар по стае кошмаров стал бы поводом к ликованию. Но теперь, когда Самсон подстреливает последний сон – старика с растрепанными волосами и еще более растрепанной бородой, – никто не радуется. Мы этого не говорим, но чувствуем. Эти кошмары обозначают огромные перемены в умах сновидцев. Их воображение сжалось, оно не в состоянии представить ничего более страшного, чем некто, похожий на них, но все-таки другой.

– Зовите команду чистильщиков, – говорит в свой шлем Самсон.

И через несколько мгновений улицы заполняются аптекарями и венеурами. Это нечто новое. Становится все труднее не задевать сновидцев во время таких схваток, поэтому нужны аптекари. А венеуры – это попытка хотя бы немного изменить умы ближайших сновидцев, дать им дружественный посыл, оттолкнуть от узконаправленного мышления, которое в последнее время становится преобладающим. Теперь стало обычным делом увидеть какого-нибудь морригана⁵, клюющего сновидца, или венеура, уводящего сновидца, чтобы удалить страх и гнев, въевшиеся в него, как оспины. Или как семена.

– Ты в порядке, старушка? – спрашивает у Лэм один из венеуров, возвращая меня к реальности.

На его плече сидит морриган с колпачком на голове и копается клювом в волосах венеура. Кого-то другого это определенно могло бы напугать – ведь морриганы питаются воображением и воспоминаниями, так что держать их подальше от собственных мозгов казалось бы наиболее разумным. Но этот венеур ничуть не тревожится.

– Эй, не называй мою малышку старухой, Брендон! – говорю я ему, стараясь сделать строгое лицо.

– Да она не против, правда, древнее существо? – откликается венеур, поглаживая морду Лэм. – О! – Он изумленно смотрит на меня. – Она меня куснула!

– Я предупреждала.

– Меня за всю жизнь не кусало ни одно животное!

– Лэм у нас особенная, – говорит Самсон, подъезжая к нам. – Думаю, ты нужен вон тому спящему, Брендон.

– Слушаюсь!

Брендон еще раз нежно поглаживает Лэм.

Лошадь настороженно поворачивает к нему уши. Я догадываюсь, что она относится к нему так же, как я: Брендон может раздражать, но в общем он просто щенок, и потому вполне сносен.

– Готова возвращаться? – спрашивает меня Самсон.

– И даже очень.

Возвращаясь в Тинтагель, мы куда тише, чем бывали когда-то. И нас преследуют не только кошмары. А еще и тишина. Аннун обычно наполнял шум. Это была настоящая какофония птичьих голосов, рева драконов, болтовни, криков и шепота миллионов спящих. Все это гудело в ушах и раздражало, а иногда просто невозможно было услышать собственные мысли. Но это было энергией. Жизнью.

Теперь мы слышим только стук копыт наших лошадей по булыжникам или горестный вой одинокого тюленя на берегу Темзы. И постоянным остается лишь тихое бормотание тысяч сновидцев: «Один голос. Один голос. Один голос».

Наш маршрут снова приводит нас к реке. Лишь несколько месяцев назад ее воды были наполнены дельфинами, а из обломков кораблей к нам взывали сирены. Теперь вода спокойна. Акул и водяных духов не видно с июля. И остальной Лондон выглядит не лучше. Улицы, по которым мы проезжаем, некогда были забиты торговцами и усталыми женщинами, делавшими покупки, да еще медведями и собаками, что сбежали от злых хозяев, заставлявших их драться. А здания менялись от простых бетонных конструкций Итхра семидесятых годов до тех, что были на их местах прежде, – бревна и штукатурка, камень и солома… Сейчас все представляет собой просто копию Итхра, если не считать того, что здания кажутся более серыми, чем в реальном мире.

– Иногда мне хочется, чтобы можно было просто взорвать все кошмары, с которыми мы встречаемся, – говорит Неризан, когда мы едем уже по Стрэнд. – Избавило бы нас от трудов. Вот было бы здорово!

– Говори за себя, – возражает Олли. – Некоторым тут нравится приносить пользу.

– Вот только Ферн не железная.

Самсон оглядывается на нас и одаряет меня редкой улыбкой. Они с Олли единственные в полку бедеверов, кто знает, как меня раздражает многое. Я должна беречь силы для по-настоящему опасных моментов, учитывая то, что я по-прежнему не могу пользоваться своим Иммралом, не зарабатывая при этом пульсирующую головную боль и кровотечение из носа. И мне неприятно, когда во мне видят нечто вроде всесильной богини всевозможных инспайров. Это лишь напоминает мне о моих недостатках.

– Нелегко это – быть Избранной? – шутит иной раз Олли.

И хотя я заставляю себя при этом улыбаться, мне бы хотелось вернуться к моему прежнему сварливому «я» и огрызнуться.

Да что ты можешь знать? У тебя лишь половина силы. А на меня все смотрят с надеждой!

И если я выгляжу унылой и раздраженной, так это потому, что я именно такова. Каждый раз, когда я вхожу в Аннун, то вспоминаю о своей слабости. Я люблю этот мир, но он умирает, и все потому, что я недостаточно сильна, чтобы спасти его.

2

Когда мы приближаемся к Тинтагелю, рееви на стенах останавливаются, чтобы приветствовать нас. Камни на этой части замка осыпаются многие месяцы, и это первый знак слабости, проявленный с тех пор, как он был построен в правление короля Артура. Теперь ремонт – ежедневное занятие, и ослабевшие камни становится все труднее укреплять.

– Нам может вскоре понадобиться твоя помощь! – кричит мне один из рееви, когда мы проезжаем мимо.

Я напряженно киваю.

– Попросите лорда Элленби, – говорит им Самсон. – Я не могу позволить себе надолго потерять одного из моих лейтенантов.

– Мы не можем позволить себе потерять никого, – слышу я голос одного из рыцарей-бедеверов, Майлоса. – Самайн⁶ не наступит скорее положенного.

Он абсолютно прав. Две наши битвы с трейтре Мидраута⁷ безнадежно обессилили нас, и не только рыцарей. Другие подразделения присоединились ко второй битве в прошлом году и были сурово за это наказаны – в конце концов, они ведь не были бойцами, так что оказались легкими мишенями для монстров. Мы видели, что ни один трейтре не рисковал приблизиться к Олли или ко мне, потому что мы теперь знали, как сокрушить их, нащупав их величайший страх. Но у нас по-прежнему не было достаточно людей, чтобы проводить регулярные и полные патрулирования Лондона. Нашей единственной надеждой оставался праздник Самайн, когда мы могли рекрутировать много новых танов.

Когда мы обогнули стены замка и подъехали к воротам, подъемный мост опустился, чтобы мы смогли проехать. Пес, окруженный голубым свечением инспайра, залаял при виде нас, но его мягко отогнали, когда он попытался побежать навстречу лошадям. В замке уже хватало животных, потерявших своих хозяев, – венеурам не хотелось брать под опеку еще одного. Во дворе аптекари занимались группой сновидцев, приведенных паломидами. Раньше меня потрясал их вид, но теперь это стало обычным делом – отсутствие ртов, дыры в затылках, через которые изгонялись независимые мысли… Работа Мидраута: часть его неустанных усилий подчинить всех его собственному видению будущего.

Мы отвели своих лошадей в конюшни и обтерли их, прежде чем отпустить пастись на лужайках замка.

– Только не ешь сирень! – предупредила я Лэм, на прощанье похлопывая ее по крупу. – Аптекари здорово отругали меня за это в прошлый раз. Сирень им нужда для морриганов.

Лэм повернула ко мне уши, словно говоря: «Ладно, ладно, как скажешь», и я посочувствовала ей, как никому другому.

Самсон присоединился ко мне, когда я шла от конюшен к замку. Так не терпелось очутиться в рыцарском зале, где меня ждало мое привычное кресло рядом с ревущим огнем камина. Это прекрасное бодрящее средство перед ночным патрулем.

– Ты в порядке? – спросил Самсон, переходя на мою сторону дорожки, чтобы пропустить толпу рееви.

Его рука задела мою руку, и мои щеки вспыхнули. «Боже, Ферн, – подумала я, – держи себя в руках!»

– А ты? – отозвалась я.

Он чуть заметно улыбнулся при моем отказе отвечать на вопрос.

– Я прежде терпеть не мог просыпаться и возвращаться в Итхр.

– А сейчас?

– Нет, мне все равно этого не хочется. – Он улыбнулся. – Но мне и в Аннун приходить противно.

– Да… – протянула я. – Это похоже на то, что тебе приходится наблюдать за тем, как медленно умирает кто-то любимый.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, ты их поддерживаешь, это ясно, но на самом деле тебе хочется лишь помнить, какими они были, когда были по-настоящему живыми. Я сделаю что угодно, чтобы защитить Аннун, что угодно. Но мне хочется вернуться в тот Аннун, каким он был, когда я только стала рыцарем.

– Вот именно, Ферн. Именно. Иногда… – Он немного помолчал, словно не будучи уверен, что следует в этом признаваться. – Наверное, это ужасно, что мне иногда хочется, чтобы вместо Райфа умер я. Нет-нет, – быстро добавил он, уловив мою тревогу, – нет, я не склонен к самоубийству или чему-то в этом роде. Я просто… Это как раз то, что ты сказала. Мне нравится помнить Аннун прежним, а не таким, какой он сейчас.

Поднимаясь по лестнице, мы погрузились в молчание. Самсон распахнул дверь и пропустил меня вперед. Внутри Тинтагеля все было так же шумно и суетливо, как всегда. Как в улье, все негромко гудело активностью и целенаправленностью. Справа от меня находился госпиталь, где аптекари занимались сновидцами и танами, врачуя их. Слева Майси, капитан харкеров, склонилась над Круглым столом. На первый взгляд ничего не изменилось. Но страх и тревога висели в замке устойчивым облаком.

– И к тому же, – сказала я Самсону, когда мы снова пошли рядом, – не думаю, чтобы Райфу так уж понравилась эта идея. Как и мне.

Это было самой большой дерзостью, какую только я ему говорила. И мое сердце громко застучало, испугавшись, что я сделала ложный шаг, неправильно истолковав наши чисто профессиональные отношения. Но Самсон улыбнулся.

– Все в порядке, Ферн. Я не из тех, кто отступает. Я увижу все до конца.

– Это не так утешает, как тебе может казаться, – ответила я.

Рейчел, харкер моего возраста, вскинула руку, когда мы проходили по галерее, где она работала.

– Хорошие отчеты сегодня! – крикнул ей Самсон.

Она не ответила, снова склонившись над записями. Я вопросительно посмотрела на Самсона. Совсем недавно Рейчел просияла бы даже при таком маленьком комплименте капитана рыцарей. И как минимум попыталась бы вовлечь нас в разговор: она называла нас ее полком, как будто не была харкером, а мы не были рыцарями.

– Значит… – попробовала я вернуться к разговору, но Самсон остановил меня, коснувшись моего плеча.

– Иди вперед, ладно, Ферн? – сказал он и повернул назад.

Я задержалась посреди галереи, наблюдая за тем, как он подходит к Рейчел. И мне стало стыдно. Вот почему лидер – Самсон, а не я. Я инстинктивно отметила странное поведение Рейчел, но пошла дальше, – меня это не касалось, пусть даже я полагала, что мы считаемся подругами. Но Самсон… Самсона это обеспокоило.

Вот почему ты никогда ему не понравишься.

Я развернулась на пятках и быстро зашагала к рыцарскому залу. Мне и не нужно нравиться Самсону. Я не хочу ему нравиться. Да и в любом случае у него ведь есть подруга. Он сам мне это сказал несколько месяцев назад.

В рыцарском зале я оставляю ятаган в своем шкафчике и сдвигаю кресла в некое подобие круга в одном из углов зала. Сажусь в одно из них и жду, когда вернутся из патруля другие лейтенанты. Приходит Олли вместе с Наташей, командиром гэвейнов. Следом – Амина, командир ланселотов.

– Спасибо, что помогла сегодня, – говорит Наташа, устраиваясь рядом со мной. – В Сохо трудно оказалось.

Олли занимает место по другую сторону от меня и легонько пинает меня под столом.

– Нет проблем. Просто маленькая услуга.

– Это не так, – возражает Наташа, сжимая мою руку. – Я же знаю, что это не так. Правда, спасибо тебе.

Командиры дневных патрулей присоединяются к нам, держа кружки с теплым, молочного цвета соком лотоса, готовясь к трудной смене, и разговор переходит на сравнение докладов ночных патрулей. Как обычно в случаях, когда рядом нет Самсона, чтобы поддерживать порядок, мы тут же увлекаемся другой темой. Мидраут…

– …Я действительно думаю, что нам необходимо обратиться к духам…

– …Ты видел, что он на днях сделал с той группой сновидцев? Он как будто пытался воткнуть что-то в их головы. Один из аптекарей сказал мне…

– …Моя сестра вчера забыла имя своей воображаемой подруги. Я понимаю, это может показаться глупым, но я невольно думаю, что и это как-то связано с Мидраутом…

– Можем мы сосредоточиться? – перебивает нас Самсон, становясь рядом с нами.

Когда я смотрю на него под таким углом, то замечаю, что он выглядит совсем по-другому. Это не усталость, такое описание не подходит. Это… тревога? Страх? Разочарование? Возможно, все вместе. Я могла бы спросить Олли, что он думает, но он лишь как-то странно мне улыбнулся бы и спросил, почему меня так интересуют эмоции Самсона.

Я готова уже заняться записями о сегодняшнем патруле, когда одна из рееви заглядывает в зал.

– Ферн? Тебя вызывают.

– Вот повезло! – усмехается Наташа.

Вставая, строю ей гримасу.

– Хочешь поменяться? Я в любой момент готова поменять Джин на отчет.

– Желаю повеселиться! – кивает Олли, хватая мою авторучку и бумагу.

– Мне всегда весело, – сладким тоном отвечаю я, заставляя всех вокруг стола и даже рееви фыркнуть.

Рееви ведет меня в путаницу коридоров рядом с госпиталем, к комнате, что спрятана в конце одного из них. Я неохотно стучу и вхожу, не ожидая ответа. Внутри комната тесная и темная, единственный источник света в ней – маленькое, высоко расположенное окно. Два кресла стоят лицом друг к другу. Одно из них занято одной из самых моих нелюбимых особ в мире. Список, вообще-то, длинный, но она в самом начале.

У Джин тонкое лицо и тонкие губы, и на первый взгляд она совсем не похожа на аптекаря. Она сидит выпрямившись, хотя кресло располагает к расслабленности.

– Снова заблудилась? – спрашивает Джин. – Я думала, твой Иммрал должен приводить тебя туда, куда нужно.

– Не-а. Я все еще обычный человек.

– Ладно, садись.

Мы с Джин смотрим друг на друга с едва скрытой ненавистью, когда я падаю в кресло и поджимаю под себя ноги, прямо в ботинках, просто чтобы позлить ее. Эти сеансы проходят еженедельно, или почти еженедельно, и я прилагаю все свои силы, чтобы избежать их. Но это обязательная терапия для рыцарей и харкеров, сражавшихся с трейтре. Вот только в часах, проведенных с Джин, нет ничего терапевтического.

– Итак, тебя все еще мучают головные боли? – спрашивает Джин.

Я пожимаю плечами, это мой обычный ответ на любой из ее вопросов.

– Хорошо. – Она, вскинув брови, смотрит в свои записи. – А как насчет последних новостей в Итхре? Хочешь чем-нибудь поделиться?

– Я не смотрю новости, – говорю я.

– В самом деле? Ты не следишь за деятельностью Мидраута?

– Не-а.

– И тебе не кажется, что это немного небрежно? Слегка неуважительно по отношению к твоей силе?

Я смотрю ей в глаза.

– Нет, это тебе так кажется.

Джин поджимает губы. Потом наклоняется – нет, качается – вперед.

– Я не смогу тебе помочь, Ферн, если ты не откроешься.

– Я в порядке, – отвечаю я. – Мне не нужно, чтобы кто-то вроде тебя копался в моей голове.

Джин превращается в воплощение презрения и насмешки.

– Ох, конечно, только иммралам позволено такое!

Я встаю.

– Это все?

На этот раз плечами пожимает Джин, и я принимаю это за подтверждение. Я уже проскакиваю половину коридора, когда дверь за моей спиной громко хлопает. Вырвавшись на свежий воздух Аннуна, я иду к платформе, с которой лежит мой путь обратно в мою спальню в Итхре. Другим нравится дразнить меня из-за моей вражды с Джин, но, честно говоря, она сама все начала.

Я была немножко взволнована перед первым сеансом с ней. Наташа говорила мне, что ей Джин принесла немалую пользу. А мне так многое нужно было выпустить наружу. Но, войдя в одну из тех комнат, я мгновенно наткнулась на сильнейшую неприязнь с ее стороны. То, как она смотрела на меня, то, как задавала вопросы о том, чувствую ли я, что сделала все возможное, чтобы спасти от смерти моих друзей… Сначала я растерялась, мне было больно, но вскоре я нашла способ вернуться в свою зону комфорта – туда, где я могла огрызаться на людей, защищаясь знанием того, что им ничего не должна.

Иногда я скучала по той прежней особе. Это ведь так утомительно – понимать других и заботиться о том, что они думают. Утомительно постоянно испытывать чувство, что я вроде как подвожу людей, которые стали мне нравиться, которых я даже полюбила. И в этом смысле, полагаю, Джин действительно помогает мне. Куда больше, чем сама осознает.