Время золота и кандалов (австралийские приключения)

Дело было ранним утром. Все обитатели белого домика еще спали, когда в дверь забухали тяжелые удары, а колокольчик, который обычно издавал мелодичный звон, оглушительно затрезвонил.

Впопыхах едва одетая Эмми отворила дверь, и в дом ввалились четверо полицейских с носилками, на которых лежал и громко стонал их бывший начальник. За ними шла заплаканная женщина.

Эдвард и Генри, спешно поднятые с постелей, вскоре были в своей операционной. Уже через десять минут было понятно, что господина Хиггинса свалил жесточайший воспалительный процесс в правой подвздошной области. Диагноз был однозначный – воспаление слепой кишки, или иначе – тифлит, паратифлит, перитифлит, аппендицит. Шансов на облегчение состояния больного не было. Спасти могла только операция по удалению червеобразного отростка. Иначе – гнойный перитонит. И он, скорее всего, уже развивался, поскольку старый вояка терпел нестерпимую боль третьи сутки, никого не подпуская к себе.

На тот момент никто в мире не делал таких операций. Оставалось одно: лапаротомия и дренирование брюшной полости в правом нижнем квадранте живота. Были случаи, когда этого было достаточно. Но не в этот раз.

Когда в операционной появился срочно приглашенный на консультацию модный доктор Хэмфри, недовольно поглядывавший на удачливых конкурентов, бедный пациент уже не дышал.

Хэмфри подошел к операционному столу, откинул простынку, взглянул на дренаж и презрительно громко произнес: «Дилетанты». Правда, не уточнил, что стал бы делать сам, будучи не дилетантом.

Эдварду Грину семья покойного не заплатила ни копейки, обвинив в смерти главы семейства, зато отвалила огромный гонорар доктору Хэмфри за появление в операционной после остановки сердца пациента

Репутации медицинского кабинета был нанесен сокрушительный удар, а слово «дилетанты» покатилось по салонам города. С этого дня ни один солидный клиент не переступал порог «Медицинского кабинета доктора Эдварда Грина. Женские, мужские и детские болезни». Приходили только не очень платежеспособные пациенты, не способные улучшить финансовое состояние молодых лекарей. Ни один из новоприобретенных друзей, которые пользовались до того услугами Генри и Эдварда, не желали больше лечиться у них. Даже их первая клиентка миссис Маргарет Тайлер презрительно фыркала, когда встречалась на улице, и переходила на другую сторону дороги.

Опечаленный дядюшка Эдварда, который искренне переживал неудачу племянника, пытался изо всех сил изменить ситуацию через администрацию губернатора. Он регулярно рассказывал о докторе Грине в кулуарах заведения, но никто не хотел идти лечиться, может, и к милым, но таким неудачливым докторам. Не помогло даже то, что дядюшка сказался тяжело больным, демонстративно ездил в кабинет к Эдварду, громко стонал, выйдя из экипажа, и довольно выходил из дверей, показывая облегчение болей. Спектакль не удался, пациентов не прибавилось.

Единственным результатом дядюшкиных хлопот было подписание, наконец, прошения о помиловании для ассистента доктора Генри Картера. Теперь он был свободен и волен в передвижении.

Друзья-приятели Эдвард и Генри, а они стали именно друзьями за время работы и возникших неприятностей, отправились отмечать получение бумаг о помиловании и освобождении в любимое заведение – ресторацию «Голубка», а потом к девицам Мари и Жюли в заведение мадам Бонбон.

Громкий хохот, довольные выкрики и узнаваемый словарный запас они услышали сразу, как только переступили через порог, переглянулись и с криками «Рыжий!» бросились в гостиную.

Посреди гостиной, на очаровательном тонконогом диванчике в розовый цветочек, в окружении стайки девиц, сидел и наслаждался жизнью боцман Рыжий Люк.

Глава 3 Элис в дороге

Почти через два с половиной года после памятного рейса «Утренней зари», в пассажирском порту Портсмута на пристани стояла скромно одетая девушка и взволнованно смотрела на покачивающееся у причала судно «Любезная Николетта». Рядом с ней суетились толстая служанка, возможно, няня, и высокий худой старик.

– Мисс Элис, оставьте эту затею. Куда вы собрались? Дорогая дальняя, опасная. Люди говорят, что бывают бури страшные в океанах этих. Чудовища морские так и норовят сожрать. Умирают там часто, не приведи Всевышний! – толстушка судорожно закрестилась, другой рукой вытирая обильно катившиеся по мясистым щекам крупные слезы. – А вы девушка нежная, воспитанная. Куда вам туда, к этим страшным морякам и этим, как их, абери… аберигентам жутким, безбожным. Я про них в газетах читала – сущие нелюди!

– Ах, оставь, нянюшка. Ты же знаешь, что я все решила. В Австралию уже простые люди едут, не только несчастные каторжники. Смотри, сколько приличных людей садятся. Вон даже с детьми – ты видишь?

– Ах, мисс Элис. Оповестят мистера Генри об освобождении. На это есть государственные люди. Они пошлют туда, в эту Австралию документ об освобождении, и вернется мистер Генри сам. Зачем вам самой ехать? Это лишнее. Дома ждите его. Так уж хорошо заживем! Я каждый день пироги печь буду.

– Молли, как не понимаешь! Генри оболгали нечестно, он за чужое преступление там страдает. Королевские служители все долго будут делать. Вдруг потеряют документы, и он так и останется там страдать? Нет, я так не могу. Я сама съезжу. Даже не уговаривай, нянюшка.

Высокий старик гулко откашлялся и обратился к Элис:

– Мисс Элис, я пойду багаж грузить?

– Иди, дорогой Пит. Саквояж я сама понесу. Молли, перестань плакать. Я не собираюсь умирать, попадать в пасть к морским чудовищам и воевать с аборигенами. Я тихо и спокойно доплыву до Австралии в своей отдельной каюте. Найду Генри и сообщу, что его полностью оправдали, потому что разобрались в невиновности. Его сразу отпустят, и мы вернемся в Лондон. Вы нас ждите, все будет хорошо. Тогда и пироги напечешь, нянюшка.

Молли залилась новой порцией горючих слез, а Пит подхватил огромный чемодан и направился к сходням, волоча за собой большой сундук. Там он встал в длинную очередь людей с сундуками, чемоданами, узлами, взявших билеты трюмных пассажиров. Через не очень продолжительное время их начнут называть пассажирами третьего класса. Уже не просто вповалку едущие в трюме, а солидно, по пять-восемь человек в наспех отгороженных каютах, но все в том же трюме.

***

Каютка Элис была крохотная. Она была самой дешевой из тех, которые могла предоставить «Любезная Николетта». Большой трюм бывшего торгового судна разбили легкими перегородками на каюты, на пять-восемь человек каждая. Кровати или нары были расположены в два уровня.

Одноместная каютка, которую купила Элис, оказалось одноместной из-за конструктива внутреннего пространства. Деревянный массивный брус обшивки не давал сделать в этом месте большую многоместную каюту, поэтому получился совсем закуток, где стояла только привинченная к полу кровать. Она была одноуровневой из-за нависающей балки. Ни стол, ни шкаф не предусматривались. Но это была совершенно отдельная каюта!

Старый слуга Пит затащил вещи в эту клетушку, и Элис поняла, что ей даже встать негде. Но девушка оптимистично решила, что будет заниматься новомодной гимнастикой, и станет перемещаться по каюте по своим чемодану и сундуку, уложенным на полу.

Пит и Молли помогли девушке достать одеяло и подушку, которые требовалось взять с собой согласно купленному билету, и Элис решительно выгнала стариков домой, потому что уже не могла выносить непрерывный плач няни и смрадный дух замкнутого пространства. В каюты справа и слева заселялись целыми семьями с детьми. Стоял оглушительный шум, крики, рев детей, визг женщин и перебранка мужчин.

Элис и старики с трудом выбрались наружу и еще долго стояли на палубе. Старая Молли, не веря в то, что трюмных пассажиров будут кормить, хотя это и было обещано по билету, насовала в чемодан рис, фасоль, сухари, сухое мясо, сушеные фрукты и еще какие-то продукты. И сейчас она уже в тысячный раз рассказывала, что можно приготовить из этого. Походный котелок и небольшой чайник висели, привязанные к ручке чемодана.

Наконец, капитан дал команду, и матросы принялись выгонять всех провожающих. Молли и Пит спустились на причал, и Молли еще что-то долго кричала оттуда. Сквозь шум Элис изредка слышала ее голос: «Сухари… каша… сушеные яблоки». Элис ничего не понимала, но энергично кивала головой и махала рукой. Все время, пока «Любезная Николетта» выполняла маневры и отползала от причала, Элис видела стариков и, наконец, дала волю слезам. Все последние дни она держала себя в ежовых рукавицах и старалась ничем не выдать своего страха перед дальней дорогой. Девушка не хотела, чтобы старики, единственно оставшиеся от прежнего родительского дома, видели, как ей сложно и боязно.

***

После памятного суда отец надолго слег. А когда встал, то уже не был тем молодцеватым, прожженным коммерсантом. Огромная брешь в финансах, нанесенная неведомым вором, так и не была преодолена. В магазине пришлось делать большие скидки, чтобы распродать товары и заплатить за полученные кредиты. Потом пришлось сдавать комнаты, чтобы свести концы с концами. Следом рассчитали почти всю прислугу. За конторкой в магазине теперь стоял сам хозяин. Но ничего не помогало.

Отец захотел выдать Элис замуж, чтобы она не нуждалась после его ухода, но здесь обычно послушная дочь встала против его воли. Оба предложенных им варианта она с негодованием отвергла.

Так несчастный отец ничего не смог сделать с непокорной дочерью, и в ночь на католическую пасху тихо отошел. Через две недели пришло сообщение, что найдены неопровержимые доказательства, что Генри Картер не совершал преступление, за которое был осужден. Элис потратила немало денег, чтобы получить документы, удостоверяющие, что Генри Картер невиновен и освобождается от дальнейшего наказания.

Элис не хотела вспоминать, как она хоронила единственного близкого человека, как за бесценок продала дом с лавкой отцовскому конкуренту с Очард стрит, купила маленький домик в пригороде, где поселила своих верных слуг Пита и Молли. На вырученные деньги она купила самый дешевый билет на «Любезную Николетту», везущую в Австралию переселенцев. У нее в дороге будет свое личное пространство, и это главное.

Когда ей говорили о сложности дороги в Австралию, она думала только, что едет туда свободным человеком, а Генри везли как опасного заключенного.

Когда фигурки на пристани стали совсем крохотными, народ, оккупировавший весь участок палубы, выделенный для трюмных пассажиров, стал расходиться. Элис тоже спустилась в свою каюту. Назад дороги нет.

***

Первый день плавания прошел для Элис в шуме, неразберихе, решении организационных вопросов. Как оказалось, трюмные пассажиры были обязаны выделять из своей среды дежурные бригады, которые следили за порядком и чистотой.

Когда первая суета утихла, вдруг обнаружилось, что морская болезнь не щадит большую часть пассажиров. Было редкой удачей, если в семье или группе совместно едущих пассажиров оказывался хотя бы один человек, не подверженный этой напасти. Все бывшее трюмное помещение, разбитое на каюты, наполнилось стонами и детским плачем.

Вопреки опасениям заботливой Молли, на судне кормили даже трюмных пассажиров. Кормили, конечно, скудно, дурно, но три раза в день пассажиры получали порцию варева. В трюм спускали огромные котлы, и к ним сразу выстраивались длинные очереди из пассажиров, держащих свои тарелки и кружки. Маленьким детям такая еда не подходила, потому было выделено место на палубе, где мамаши могли сварить что-то более подходящее для детских желудков.

Элис чувствовала легкую дурноту, но вполне могла себя обслужить, даже немного поела. Мучительно болела голова от сильных эмоций последних дней, от прощания со стариками, от шума, детского плача, мыслей о будущем.

Она забралась в свою крохотную каютку, нащупала на груди сверток, в котором хранился заветный документ об освобождении любимого, подаренная отцом китайская подвеска – камея, изображавшая дракончика, и деньги, которые она смогла набрать на эту далекую дорогу. Потом укрылась с головой и дала волю слезам.

Она сильная, она очень сильная, но иногда самый сильный человек уже не может выдержать те испытания, которые дает ему судьба.

***

Первые дни дороги были очень сложны. Судно почти сразу оказалось в зоне свежих ветров. Ощутимо качало. Людям, запертым внутри огромного помещения, казалось, что пришел их последний час. В целях безопасности были закрыты все вентиляционные отверстия и люки, погашены масляные фонари, затушен огонь в печах. В кромешной тьме из каждой каюты слышались стоны, плач детей, перебранка взрослых и молитвы к Всевышнему о спасении. Запахи были настолько резкими, что вызывали слезотечение.

Когда принесли котлы с едой, остался чуть приоткрытым грузовой люк, к тому же, кухонного рабочего сопровождал юнга, державший в руках зажженную лампу. Стало чуть светлее, и Элис смогла сходить и получить свою порцию каши. Очереди к раздаче почти не было, потому что пассажиры лежали вповалку.

Элис проглотила несколько ложек того, что называлось кашей, и вдруг услышала, как за тонкой стенкой ребенок просит у мамы есть, а мама, видимо, была не в состоянии ему ответить или что-то сделать. Оказалось, организм детей был крепче организма взрослого.

Она с трудом встала, добралась до двери в соседнюю каюту и постучала. Ответа не было, даже ребенок, видно, от страха, замолчал.

– Есть тут кто? – девушка спросила удушливую тьму. – Малыш, ты кушать хочешь? Давай миску, я принесу.

Из тьмы донеслось невнятное бормотание, раздалось бряцание, и в руки Элис ткнулась миска. Элис с трудом дотащилась, стараясь удержать равновесие, до ругающегося кока, получила новую порцию каши и отправилась назад. У входа в соседнюю каюту она позвала:

– Малыш, иди ко мне, я тебя покормлю. Пусть мама отдыхает. Миссис, я в соседней каюте, хорошо себя чувствую и покормлю вашего ребенка. Не беспокойтесь.

В темноте раздалось снова какое-то бормотание, прерываемое рвотными спазмами, и в Элис ткнулось маленькое тело. Она схватила малыша и потянула его в свою каюту. Сидя на кровати, большой и маленький пассажиры поели остывающую кашу. Потом улеглись, Элис обняла маленького подопечного, и они оба уснули.

В темном трюме, разбитом на клетушки-каюты, было непонятно, день или ночь. Только появление кухонного работника могло внести какую-то ясность. Он говорил, что это – завтрак или ужин.

В следующий раз Элис отправилась за едой уже вместе с маленьким Беном. Они пришли со своими мисками в каюту, и Элис усадила малыша кушать. Сама заглянула в каюту к соседям, сказала, что у Бена все нормально. В ответ сдавленный женский голос попросил взять к себе дочку. Через минуту из тьмы каюты показалась лохматая девчушка с миской в руках.

Пришлось Элис еще раз идти к кухонному работнику, который ругался и грозился уйти, если никто больше не подойдет за своей пайкой. Она уговорила его немного подождать, отвела девочку в свою каюту, усадила рядом с братом. Потом постучала в несколько ближайших кают и спросила, нужно ли кому принести еду. Результатом этого похода стало появление в ее каюте еще двух детей. Определенно, дети крепче родителей. Плохо было то, что один из детей был слишком мал, и его было страшно кормить довольно грубой кашей. Страдающая мать посоветовала размочить сухарь в воде. Так и сделали.

В крошечной каюте Элис было очень тесно. Она сама сидела на чемодане на полу, на ощупь помогая детям есть. Дверь она закрыла, чтобы хоть как-то защититься от зловония отовсюду. Потом забралась на кровать, обняла самого маленького Тони, остальные прижались к ней со всех сторон. Девушка укрыла всех одним одеялом и все снова уснули. Только Элис долго не спала, слушая, как сопит ей в шею малыш, как шумят волны за бортом и угрожающе скрипят переборки. Потом глаза устало закрылись, пришел сон.

Она еще не открыла глаза, а уже поняла, что погода стала чуть лучше, и народ пошел на поправку. Уже не так качало, а за закрытой дверью раздавались не только стоны, а вполне вменяемые разговоры. Дети рядом с ней зашевелились, а малышка Эшли захныкала и позвала маму. Почти сразу в дверь постучали, и мужской голос неуверенно спросил:

– Эшли, крошка, ты здесь?

Элис открыла дверь. Было довольно светло от уже зажженных фонарей. По коридору ходили, пошатываясь, люди. Она отдала малышку ее отцу. Потом пришли за маленьким Тони. Последней открылась соседняя дверь, и в коридор выползла довольно помятая женщина. Дети Бен и Мэй с радостным визгом бросились к матери.

– Спасибо, мисс, – женщина еще не совсем оправилась, поэтому довольно скомкано поблагодарила девушку, и увела детей к себе.

Элис осталась одна. Она поправила измятое спальное место, стряхнула крошки и с наслаждением вытянулась во весь рост. И сразу нахлынули мысли о Генри.

***

Потянулись утомительные, однообразные дни. К счастью, у Элис уже появились знакомые среди пассажиров, потому стало гораздо веселее. Малыши, которых она опекала, пока родители боролись с морской болезнью, очень привязались к своей случайной няне. Их родители тоже были преисполнены благодарности и старались при возможности чем-то помочь.

Отцы семейств взяли ее под защиту и помогли отвадить нежданно объявившегося поклонника, которому явно понравилось, что у симпатичной девушки отдельная каюта. Он очень навязчиво демонстрировал свой интерес, хотя Элис упорно показывала, что ей не интересно это общение. Увидев нежелание девушки продолжать неприятное знакомство, мистеры Сандерс и Годор отвели навязчивого ухажера в сторонку, поговорили, и он больше не досаждал, обходя девушку стороной. Все время плавания мужчины помогали Элис выносить одеяла и подушку на просушку на палубу и приносить питьевую воду.

Все уже знали, что Элис едет к невинно осужденному жениху. Ее жалели, восхищались стойкостью и силой воли, и хотели пожать руку человеку, который вызвал такие чувства. Приглашали в гости, когда устроятся на новом месте.

Элис была единственным ребенком в семье, поэтому она с радостью стала старшей подругой или сестрой для восьми детей Сандерс и Годор. Она организовывала игры для них на выделенном для трюмных пассажиров кусочке палубы, или рассказывала сказки, собрав всю малышню вокруг. К веселой компании очень часто присоединялись дети из других семейств, и на палубе шум и смех не прекращались ни на минуту.

Мамаши семейств Сандерс и Годор были очень рады, что у детей появилась добровольная веселая нянька. На жаровнях, установленных на палубе, разрешалось готовить пищу трюмным пассажирам. Они готовили немудрящие блюда для младших детей и вкусности для всех членов семей. Вечерами все собирались в одной из больших кают, пили чай и поедали то, что удалось наготовить.

Абсолютно все разговоры сводились к тому, что будут делать в Австралии. Обе семьи были опытными фермерами, и на новых землях планировали заниматься земледелием. Правда, старший сын Сандерсов Дилан все время говорил о найденном в Австралии золоте. Он мечтал заняться добычей и разбогатеть на этом. Все эти разговоры обычно заканчивались подзатыльником, который мамаша Сандерс отвешивала не в меру ретивому сынку. Он обижался и говорил, что все равно будет искать золото и станет богатым.

Во время одной остановки на островах, которая была сделана для заправки водой, чуть не пропала маленькая дочка Годоров. Родители, разминая отвыкшие от земной тверди ноги и увлеченно разглядывая диковинные растения, ушли далеко вперед, а малышка осталась собирать ракушки на прибрежном песочке. Искали ее судорожно всеми трюмными пассажирами, капитан негодовал и грозился оставить всех на берегу. Но малышку нашли спящей под каким-то диковинным кустом.

Самой большой напастью для трюмных пассажиров оказались крысы. Несмотря на то, что в открытом доступе правилами запрещалось хранить продукты питания, крысы находили для себя вкусности. Еду пассажирам при неблагоприятных погодных условиях приносили в трюм, поскольку другой возможности не было. В хорошую погоду поесть можно было на палубе. Но в помещении вольно или невольно оставались крошки от пищи, где-то что-то падало, а крысы находили. Одно время стало небезопасно оставлять маленьких детей одних в каютах, потому что были случаи, когда их кусали. Укусы долго на малышах не заживали и приносили им страдания. Даже ночью отцы и матери прижимали к себе своих малышей, чтобы вовремя среагировать на приближение грызуна.

Делегация родителей добралась до боцмана, и в трюм выдали дополнительные крысоловки. Кто-то из остроумных родителей затеял конкурс среди взрослых детей, кто сколько крыс поймает. Мальчишки с энтузиазмом взялись за дело и хвастались друг перед другом своими успехами. Крысоловки срабатывали и днем, и ночью, так что оставалось только их освобождать и настраивать наживку заново.

За время пути «Любезную Николетту» еще дважды потрепал серьезный шторм, но, как это часто бывает, пассажиры судна получили боевое крещение, и уже не настолько сложно перенесли качку. Поднимая общий дух, Элис устроила коллективные пения. Открыли все двери во всех каютах и пели в полной темноте. Были слышны и английские, и ирландские, и шотландские, и французские песни, даже русская хороводная. Все притоптывали, старались подхватить мотив и слова, даже если совсем не понимали их.

И уже не так страшно было летать по своим каютам при ударах волн, а неунывающим детям, кажется, такое развлечение очень понравилось. Страдающие от морской болезни были, но общая атмосфера их слегка поддерживала.

Удивленные члены экипажа спускались к трюмным пассажирам, поражались их стойкости и передавали капитану изобретенный пассажирами рецепт поведения при качке.

***

Рано утром, когда солнце только чуть приподнялось над горизонтом, вдали показались берега вожделенной Австралии, у Элис уже все было готово к высадке: вещи собраны, сундук и чемодан закрыты. Конечно, она чувствовала себя очень грязной. Не сильно помог душ из шланга, которым разрешили воспользоваться. Еще вчера, выгнав мужчин в трюм, женщины с детьми с визгом и хохотом разделись до нижнего белья и повеселись на своем участке палубы. Отмыться не отмылись, но все взбодрились и вымокли. Пришлось срочно организовывать сушку. Потом водные процедуры приняли мужчины. Легли спать очень рано, потому как все знали, что прибытие ожидается чуть свет.

Элис стояла на палубе, чуть поеживалась на свежем ветерке, и думала о том, что сразу по прибытии в гостиницу закажет ванну и постирает одежду, изрядно пропахшую потом, ароматами трюма и солью. А уж только потом, чистая и красивая, отправится в дирекцию тюрем искать Генри. Нельзя ей грязной и измученной появляться перед глазами любимого.

Две особо сблизившихся за время плавания семьи и Элис смотрели на приближающийся берег, очертания лесов до самого горизонта, причальные сооружения, покачивающиеся у причальной стенки суда, и молчали в волнении от нового этапа в своей жизни. Все вещи уже достали из трюма, и они громоздились огромной кучей на палубе. Вокруг бегали дети, радостно вереща, натыкаясь на сваленные узлы и сундуки и еще больше радуясь от этого.

Вот и все. Самый опасный этап позади, доехали живые и невредимые.

***

Выгрузка длилась нескончаемо долго. Экипаж «Любезной Николетты» в первую очередь обслуживал пассажиров первого класса, потом второго класса. По сходням туда-сюда сновали грузчики, увешанные чемоданами, узлами, волочившие огромные сундуки. Несколько человек сразу с трапа попали в крепкие объятия встречающих. Хохоча и покачиваясь от непривычки ходить по твердой земле, пассажиры разбирали съехавшиеся к прибытию пассажирского судна конные экипажи и фургоны. Дети, как всегда, иногда плакали, иногда разбегались, выводя из себя взрослых. На причале стоял оглушительный гомон.

Когда дошла очередь до трюмных пассажиров, было уже далеко за полдень. Еще совсем недавно пассажиры на палубе поеживались от прохладного ветерка, но сейчас было нестерпимо жарко.

Джонатан Сандерс и Дик Годор сгрузили свой скарб в сторонке на причале, усадили свои семьи и присоединившуюся к ним Элис на узлы, и отправились договариваться с возчиками. Вещей было столько, что требовалась не одна конная повозка, а несколько.

Видимо, эта ситуация была знакома местным, потому что к прибытию судна в порту было много грузовых фургонов. Пока нашлись фургоны, пока забросили в них весь груз, пока определились, в какую гостиницу ехать, пока разместили всех по местам, солнце уже клонилось к закату.

Элис сидела на своем сундуке и с любопытством смотрела по сторонам. Сначала долго ехали по припортовым территориям с их складами, грудами материалов и хибарами подсобных помещений. Затем показались небольшие домики с приусадебными участками, на которых копошились люди. Через какое-то время дома стали чище, аккуратнее и больше.

Город! Совершенно точно – город! Элис была уверена, что Австралия – это бесконечные леса, временные сооружения и ужасные карьеры, в которых работают измученные каторжники. А здесь большой, современный город со всеми его атрибутами: хорошие дороги, красивые дома, газовые фонари на улицах, много нарядных гуляющих людей. И это явно еще не центральные улицы, поскольку вряд ли вереница грузовых фургонов поехала бы по центральным улицам. Но вдали за домами, мимо которых они проезжали, высились еще более высокие здания и шпили религиозных сооружений.

Все пассажиры фургонов возбужденно переговаривались, привставали со своих мест, чтобы лучше рассмотреть, что же есть там, за ближайшими домами и деревьями? Возчик, управлявший фургоном, на котором ехала Элис, снисходительно заметил, видя интерес приезжих:

– А что хотите. Мельбурн все же столица, а штат Виктория благословенный край, усыпанный золотом.

Проехали небольшой сквер, в котором гуляли люди с детьми, церковь, школу, несколько больших лавок, изящный розовый дом, из которого доносились веселые голоса и звуки музыки. На доме висела надпись «Заведение мадам Бонбон». Потом снова были жилые дома, окруженные небольшими садиками, на одном из домов висела вывеска «Медицинский кабинет доктора Эдварда Грина. Женские, мужские и детские болезни».

Добравшись до трехэтажного здания, огромная вывеска которого уведомляла, что здесь находится ресторация «Голубка», фургоны повернули в переулок и вскоре оказались в менее фешенебельном районе, где фонари встречались все реже. Как-то очень быстро стемнело, возбужденные дети заснули, пристроившись на узлах.

Наконец, добрались до небольшой гостиницы «Шипы и розы», на первом этаже которой был трактир. Именно сюда они и ехали. Возчики фургонов уверяли, что здесь недорого, удобные комнаты и хорошая повариха. Еще важно, что у хозяев есть надежные сараи, где за небольшую плату можно хранить часть груза, который пока не нужен.

Фургоны заехали во двор и остановились. Приехали.

Отцы семейств пошли договариваться о ночлеге и аренде сарая к вышедшему хозяину, а женщины потихоньку будили старших детей и выносили на руках малышей, чтобы пройти в комнаты.