Loe raamatut: «Одна Книга. Микрорассказы», lehekülg 4

Так что, будь здоров, Лэри! И счастливого тебе пути.

Феномен. Удивительное рядом

Он схватил меня за рукав неожиданно, догнав сзади. Я даже вскрикнул пискляво от бесцеремонного взлома моей безмятежной задумчивости:

– Что?

– Способность видеть чудесное в обыкновенном – неизменный признак мудрости, сказал мне крупный молодой человек. Широкое, улыбающееся без улыбки лицо, взъерошенная копна светло-русых волос над этим лицом.

– Простите, что? – не понял я.

– Тот, кто воодушевлен надеждой, может совершить поступки, показавшиеся невозможными человеку, который подавлен или устрашен.

– С вами всё в порядке? – я не понял, что он от меня хочет.

– Нас посещают ангелы, но мы узнаем их лишь после того, как они отлетают прочь, – хорошо заученным текстом отвечал он.

Ах, вот оно что! Миссионер-проповедник.

– Извините, я тороплюсь.

Его это совсем не расстроило:

– Если когда-нибудь, гоняясь за счастьем, вы найдете его, вы, подобно старухе, искавшей свои очки, обнаружите, что счастье было всё время у вас на кончике носа, – теперь он улыбнулся по-настоящему: широко, светло и искренне. Ну, мне так показалось.

Я отвернулся и пошёл прочь. Но он не отставал. И оказался он не каким-нибудь заурядным Свидетелем Иеговы или Адвентистом Седьмого дня. Он сыпал на меня математические формулы, законы физики, социологические выкладки… Хаотично, вроде бы бессвязно по смыслу, но гладко, как бы даже в рифму, что ли.

– Да что вам нужно-то, в конце концов! (я не перепутал знаки препинания – именно восклицательный, вопросительным тут и не пахло). Я, наверное, ударил бы этого незнакомого доставалу, но он был выше и тяжелее меня. Намного. А я (так уж получается) из того самого «робкого десятка». Не стал я его бить, да и кафе (конечно же, «Жан Жак»), где мы должны были встретиться с моим коллегой, находилось уже совсем близко: дорогу перейти.

– Пожалуйста, прошу вас: До свидания! – взмолился я.

Уличный эрудит опечалился вдруг:

– Ну, тогда, возьмите хоть это. Это моя любимая. Дарю.

Книга. Невзрачный, средненькой толщины томик, типа Чехова для школьников. «Всё-таки, миссионер, просто из странной секты какой-то» – я послушно взял книжку:

– Спасибо.

Парень смотрел на меня и голубые (блин! такие глубокие) глаза его были невероятно грустными. Я пошёл к кафе, он остался стоять на тротуаре. Я, как бы невзначай, оглянулся с другой стороны. Он всё ещё стоял на том же месте.

____________________

– Опаздываешь, – пожурил меня мой приятель.

– Да привязался там один, – я присмотрелся сквозь окно, – вон, он стоит, – кивнул в сторону улицы.

Сашка – мой, можно сказать, однокашник, лишь скользнул взглядом в сторону моего кивка:

– Педик?

– Да, вроде, нет. Книжку вот подарил, – я положил её на стол. – Он увязался за мной и всё какие-то разнокалиберные научности мне цитировал. От античных афоризмов до парадоксальных постулатов.

Сашка ухмыльнулся:

– Хотя… постой-постой, – вдруг заинтересовался он подаренной мне книгой. Сам я её разглядеть и не успел даже. Он открыл, полистал серенький томик:

– Интересненнько, никогда не видел таких глупостей. Это не энциклопедия в привычном её виде. Смотри: первыми идут страницы-закладки, многие так печатают, удобно искать по разделам: потянул за корешок – и открыл на нужном месте. А здесь фокус какой-то.

Я взял книгу, открыл закладку Биология – ну, да – всё по биологии. Вся. Вся книга от первой до последней страницы. Закрыл. Открыл Механику – биологии как не бывало, а механика – от корки до корки. Но в чём секрет-то? Обычные страницы. Где скрытый механизм?

– Смотри, – говорит Сашка. – А твой педик всё ещё там. Может, познакомишь?

– Да, не педик он, не похож.

– Ой-ёй-ёй, а ты в них хорошо разбираешься? Ладно, беру свои слова обратно. Просто первое впечатление прилипчиво. Прости, дурацкая и неудачная шутка. А поговорить было бы любопытно.

____________________

«Наверное, он свихнулся, прочитав эту книгу»

Алексей – звали парня. 21 год. Мы сидели, пили кофе (Лёша – чай) и разговаривали уже минут двадцать.

– И что, ты, действительно, знаешь всё? – подзуживал, правда без былой уверенности, Сашка.

– Нет, конечно, – Отвечал ему наш новый знакомый. – Я помню всё, что узнаю.

– Такого не бывает!

Лёша просто пожал плечами в ответ.

Мы с приятелем задорно и азартно проверяли Алексея на эрудицию. Иногда он честно отвечал: «Не знаю», но если мы знали и сообщали ему правильный ответ, он радостно улыбался:

– Теперь я этого никогда не забуду!

Чёрт! Похоже у него и правда была какая-то бесконечная во все стороны память. Например, он помнил все маршруты городского транспорта: время в пути, названия и очерёдность остановок. Да что там! Целые тома научных трудов (которые успел зачем-то прочитать) он мог цитировать наизусть, просто об этом нам говорить было скучно. Он не просто помнил, как зубрилка-пятиклашка. Он глубоко понимал и легко оперировал своими знаниями. Он пользовался своей памятью с гибкостью и лёгкостью, в разы превосходящими, чем, например я – жёстким диском на своём компьютере. Ну, вы понимаете…

Расстались мы, конечно, друзьями. И должны были встретиться снова, обменялись телефонными номерами. И Лёша всё порывался что-то сказать мне, но обстановка была не совсем подходящей. Я видел по нему: его что-то тяготит. Мне даже жалко (ей-богу) временами становилось его.

____________________

Там, в кафе я не обратил внимания, дома заметил наклейку на тыльной обложке подаренной мне книги. На белом квадрате детской рукой, но без ошибок было написано:

«Это акция bookcrossing – Отпусти Книгу на Волю. Отпустил Алексей, дата (день и время нашей встречи)»

Я валялся на диване, я не читал из неё энциклопедические статьи, я закладку за закладкой открывал и дивился невозможному.

Потом включил комп, зашёл на сайт Bookcrossing

Я подумал: книги – они как птицы, им не нужно томиться в клетках. Они и людям-то приносят радость, когда сами свободны. И этим делают свободными людей.

____________________

P.S. Увидев ссылку, наверное, подумаете: заказная статья. Честное слово нет. Писал от фантазий своих бредовых. И, вообще-то это, по задумке, должно быть только началом. А дальше – мистика с обязательной трагической развязкой, слёз побольше, крови чуть-чуть, главный герой (имею в виду от кого ведётся пересказ) непременно погибает. И лежу я весь в цветах в чистом поле, такой красивый (или просто лежу в красивом гробу), и вокруг меня храбрые воины и прекрасные девицы, и Рай надо мной, и Ад подо мной… А я, капризный, ещё лежу и выбираю: в какую бы сторону… Тьфу!

Необычная Книга должна была быть даже не просто эпизодическим персонажем, а всего лишь, инструментом, мостиком для знакомства персонажей первостепенных. Но независимо от меня, взбунтовалась и стала Главным Героем (по крайней мере, в моём понимании).

В любом случае, Игорь Иванов далеко не всегда отождествляет себя с персонажами своих выдумок.

Короче, мною задуманное, как изначально задумывалось, по сложившейся уж в моей жизни традиции не получилось. Это не страшно. Потому, что будущее – Альтернативно.

Геоностальгическое

Люди, которые всегда улыбаются – наверное, счастливые. Зачем их лечить?

Был у меня друг. У него была Привычка. Привычка – это кличка собачки. (Вот, такое предложение в стиле чка-чка-чка). Представьте себе идиотизм: мы, московские школьники, поехали в Латвию (!) на картошку. Добровольно, и даже за деньги (нам) – это «трудовой лагерь» и город Приекуле (не знаю, как псы-рыцари его своей латиницей пишут). Нам не деньги были нужны и не приекуля эта, мы хотели искупаться в Балтийском море. До этого раза не доводилось. Привычку мой друг, естественно, взял с собой.

Картошка у латышей такая же, как у нас, шпротами не попахивает. Мы её не собирали, мы её пропалывали, это было в июне-июле, поэтому нюхать я мог только ботву. А в центре поля была груда камней, большая, как у Тамерлана из рекламы. Мы с камнями не говорили, мы на них загорали и ели малину. Малина в этих камнях росла настырно и успешно, даже не понимаю, как. Я насобирал большую банку этой малины и вечером с её помощью соблазнил одноклассницу. Потому, что… Не скажу про всех латышских девушек, но приекульские – это кунсткамера и музей Тимирязева на Малой Грузинской. Тут извинюсь перед теми, кто хочет обидеться: я пишу про одно-единственное лето, и то – неполное, уверен, что сейчас всё изменилось, девушки подправились.

Кстати, в Латвию мы ехали на поезде. И надсмотрщики, простите, учителя неосмотрительно поселили нас в одном купе (да, вагон был не плацкартный) – два мальчика + две девочки. Ага. Восьмой класс и целая ночь под стук колёс. Проводница нас просила: «Только не курите в купе». В Риге в первый же день приезда сонный и бестолковый я отстал от нашей группы (смею напомнить: мобильников тогда у нас не было), сдуру сел на какой-то трамвай, кажется, «Шкода», и уехал в какое-то рижское Бутово. Гулял-бродил полдня, осматривал достопримечательности. Деньги у меня были, их не нужно было много и, тем более, разных в Советском Союзе. Я купил молоко и мёд в сотах, когда проголодался. И мороженое у них очень вкусное, сейчас в Москве в похожей упаковке – «Деловая колбаса», но по вкусу намного хуже.

Пешком я, может быть, обошёл пол Риги. У Рижского залива повстречал утопленницу. Ну, в смысле, женщина молодая, но от воды некрасивая и раздутая, лежала на мокрых холодных ступенях, а вокруг копошились менты. По возрасту меня нельзя было привлечь понятым, и я не хотел смотреть ей в лицо, наша встреча была недолгой. Есть какая-то, на мой взгляд, извращенческая примета: мол, покойник – на удачу. Но мне повезло, наверное. На вокзале весь этот день меня ждала Нина Петровна, наша зоологичка. Я и прибрёл к вокзалу, грустно хотел уже ехать в Москву. Тогда я и постиг сакральный смысл тезиса, давно сформулированного у меня в голове: Героями не рождаются, героями умирают. Когда я вышел к своим. И потому, как живой – вместо героя звезды я получил пизды. От Нины Петровны (не поймите превратно).

Да, о той Привычке… Привычка, наверное, утонула, или мы её потеряли. Последнее нам принять было легче, хотя и тоже скорбно, живой, пусть и на чужбине, она легче носилась в наших сердцах. Море, где мы купались, на вид обычное, а дно – как стиральная доска, волнистый песок, и, блядь! похоже, до самой Швеции – по колено глубина, особо не поплаваешь. Но Привычке хватило. Это был небольшой такой той-терьерчик, путешествующий за пазухой хозяина и нужду справляющий на газетку. Не он, она.

Кино в местном ДК прикольное было: не помню, какой фильм, русский, дублированный на латышский и с русскими субтитрами. Неудобненько: читать многословные диалоги и одновременно следить за «картинкой». Кино было неинтересное.

Пиво у латышей тошнотворное, а молоко (здесь я латышских коров имею в виду) очень вкусное. Я зашёл в магазин, «мини маркет» по-ихнему, а на мой взгляд – сельпо общесоюзное. Кассирша мне притворно-приветливо на ломаном русском: «Здравствуйте!». Я, дурак, вместо «Sveiki», как меня учили, теми же кирилло-мефодиевскими буквами и в то же место: «Здрасссьте!». Взглянув в мои искрящиеся славянской наивностью глаза, она отворотила своё нордическое рыло. Не, реально, свой немногочисленный товар мне пришлось оставить на кассе, отказалась обслуживать, сука. А вы говорите: «русский фашизм» …

Вы не подумайте ничего плохого, я ж не знал тогда, что очень скоро «Белые колготки» снайперскими подстилками ринутся в Приднестровье, потом в Абхазию и Чечню. Та кассирша была нормальная, такая, молодая девушка. Мне так казалось. «Когда кажется, креститься надо». Но: … они крестятся в другую сторону.

P.S. Я вот о друге всё «был», да «был», в каком-то прошедшем времени. Вы думаете, мы перестали быть друзьями? Нет, он просто умер.

Подсолнуховый Рай

Из летописей Лихославля

Год 6605 от Сотворения Мира, август. На Лосином ручье, у Бородатой горы вот-вот встретятся две рати. Зареченская дружина, мощь и сила Светлого Князя Никиты, и небольшое войско, можно сказать, банда лихославльских ополченцев. Угрюмо взирали вои издалека друг на друга. Сеча! Опять напьётся земля русской кровушки, да покатятся по ней буйные головы. Тошно было витязям доблестным от такой перспективы, щемило сердца славянские. Ведь одного роду-племени супротивники, а поди ж, разберись, на чьей стороне правда.

Воли хотел Лихославль, как испокон веков жили независимо, по суду и решениям Совета Старейшин. Земли-то, её вон сколько, на всех хватит, а под княжескую руку идти – так скольких дармоедов на свою шею посадить придётся: министров лжемудрых да губернаторов говорливых.

Но уж больно чесалось князю Никите установить свою власть над Лихославлем и создать Великое Зареченское Княжество. Дабы крепить и славить земли русские. Чтобы лад и порядок был по всему краю Озёрному, процветала Святая Русь в покое и мире, в трудах праведных. Чтоб достойный отпор дать могла гостям непрошеным: участились набеги в последнее время с северо-запада дикого; а тут со своими, единокровными общего языка найти не получается.

А когда не могут договориться дипломаты, в разговор вступают воеводушки. Быть сечи лютой, неправильной да, видать, нельзя по-другому…

На зелёном лохматом холме зареченцы расположили свой ЦУП (Центр Управления Побоищем). Князь Никита восседал на высоком берёзовом стуле, к высокой спинке которого с тыльной стороны была приколочена табличка: «ТРОН». Рядом, стройно вытянувшись, гордо стояла Бляндинка Экстанзия, принцесса заморская, невеста Никитина, скорая потенциальная Княжна Зареченская.

Туда-сюда шныряли денщики, тиуны, адъютанты. Дым отечества клубился над кострами походными, воздух звенел чистотой прозрачною. А в небе – ни облачка, лишь два сокола далёкими дельтапланами скользили по бирюзовому куполу.

Князь взглянул на часы. Часы золотистым песочным блином распластались у него под ногами. Тонкая тень от жёрдочки тянулась к полудню. «0-го-го! Давно пора бы уже».

– Лёха! – зычно гаркнул Никита, гаркнул так, аж Экстанзия вздрогнула. Тут же подбежали несколько ратников, выстроились по ранжиру, все как на подбор: здоровые, красномордые в блестящих доспехах, шишаки сверкают на солнце, на больших алых щитах серебряные бабочки. Князь Никита нахмурился, свёл вместе брови над переносицей аккуратной галочкой:

– Ну?! А вам чего надо?

– Так ведь звали, Ваше Сиятельство, – отвечал самый левый и самый высокий воин.

– А-а-а, – догадался князь, – все вы Лёхи, что ли?

– Так точно, Ваше Сиятельство!

– Ну… Вот, что: свободны. По местам! И позвать ко мне начальника разведки!

Ратники разбежались в разные стороны, а Никита повернулся к принцессе:

– Путаница, с этими именами. Добавочные клички узаконить, что ли?

– Фамилии, – подсказала бывшая иностранка.

Солнце жарило немилосердно уже. Раскрасневшиеся бойцы обмахивались платочками, оправляли прилипшие к животам кольчуги. Казалось, сама Бородатая гора уморилась от жары, вспотела, заискрилась по склонам блестящими капельками. Великое стояние на Лосином ручье продолжалось, муторно тянулось время. Не стояние даже, а сидение и лежание. Только и было спасения – редкие тени да квас похмельный. Лёха, начальник разведки докладывал Князю:

– В стане неприятеля наблюдается подозрительное бездействие, силы противника насквозь пропитаны коварным выжиданием, наверняка ждут от нас неверного шага, чтобы воспользоваться нашей скоропалительностью. – Лёха любил выражаться витиевато. Откуда в нём это взялось – непонятно. Из бражного ковша, что ли, высосал?

– Так чего предлагаешь-то? – поинтересовался Никита.

– Предлагаю воспользоваться тактическим приёмом соперника. Подобное подобным, так сказать, клин клином…

– Постой-постой, – перебил князь, – кто на кого нападать-то должен?

– Ну… – замялся главный разведчик, – вообще-то, мы заварили всю эту бодягу… – Лёха осёкся под сердитым княжеским взглядом. – Положение дел такое, что первый ход в этой партии делать невыгодно. Вследствие неудачного дебюта, под удар подставляются многие значимые фигуры.

– Так! – князь хлопнул по колену ладонью, – ясно. Подождём ещё немного, глядишь, зашевелятся смутьяны.

* * * * *

Проходя мимо кузницы, Воик увидел Огру и старика Евсея. Они стояли у плетня, а рядом громоздилась большая железная штуковина с узкими бойницами, с откидывающимися решётчатыми козырьками над ними. Штуковина имела форму цилиндра, в человеческий рост, и даже чуть выше, и восседала на двух толстых осях с массивными деревянными колёсами. Дна у штуковины не было.

– Ты что же это, мерзавец, какую пакость соорудил? – отчитывал Евсей кузнеца. Тот огрызался терпеливо.

– Это БМП. Башня Металлическая Передвижная. Прочная, не страшны ей ни стрелы, ни копья, ни камни, ни дротики.

– Дротики!.. – не унимался дед. – Дык посередь парильня (август – прим. авт.) внутри этой консервы враз запечёшься.

Но и Огра сдаваться не собирался:

– А погоду надо выбирать подходящую! И вообще, я сам её буду пилотировать.

– Пилотировать он будет! – Евсей аж поперхнулся. – А кувалдой по наковальне молотить кто будет? Маза, что ли?

– А хотя бы и Маза, он ученик способный.

– Тьфу! – Евсей сплюнул в дорожную пыль и вернулся к ускользающей теме:

– Как ты, дурень, свою башню двигать-то будешь? У ней весу, небось, что в твоей наковальне.

– Да… тяжеловата, – согласился кузнец. – Система здесь такая: к месту боевых действий БМП доставляют битюги-тяжеловозы. После чего башня комплектуется экипажем из двух человек. Один – наблюдающий, другой – стреляющий, и оба, они же – толкающие. И уж по полю брани они сами передвигаются потихонечку. На первых порах скорость не так важна, главное – неуязвимость. Опять же – психологический фактор, для устрашения противника.

Доводы кузнеца звучали убедительно, да и Воик решил поддержать приятеля-новатора:

– А что, неплохо придумано. Как экспериментальный образец вполне сгодится. Да и лишняя боевая единица в вооружённых силах никогда не помешает.

– Вот вас обоих и посадить туда экипажем, – возмущённо фыркнул дед Евсей, понимая, что в этом споре перевес не на его стороне. Он ещё раз сплюнул и зашагал прочь.

– Ретроград, – резюмировал Огра, глядя в удаляющуюся, гордой осанки спину.

– Консерватор, – согласился Воик.

Кузнец оправил усы и подтянул бороду, задумчиво чмокнул взглядом солнечный шарик, застрявший в зените.

– Жарко сегодня… А что, рыболов, изловил Сома-то своего?

– Если б изловил, сейчас и волочил бы его за собою. Поймаю – уж обратно не выпущу.

– А на кой хрен он тебе нужен-то вообще? Жрать эту жирную, смердящую тиною дрянь всё равно не станешь…

Воик поправил сползающую с плеча сумку.

– Тут, Огра, не в жратве дело. У нас с ним отношения эзотерические. Сом Излученский, он ведь не простая рыба. Я бы даже сказал, что и не рыба вовсе. Так, сволочь порядочная.

– Ну а делать-то, что с ним собираешься?

– А в аквариум заточу гада. Разговор у меня к нему серьёзный и долгий будет.

– Разговор? С рыбой? – недоверчиво изогнулся Огра.

– С Сомом. Уж я-то слышал и бормотания его, и причитания. Чай, не первую ночь караулю, можно сказать, на самом хвосте его сижу.

– Понятно, – не стал спорить кузнец. – Ну я, это, пойду ещё малость помодифицирую.

Воик не понял значения слова, но к звучному буквосочетанию отнёсся с уважением:

– И то верно. И меня моя Алёна заждалась уж, должно быть, пойду и я по своим делам печным-лавочным. Удачи тебе в твоём молотоударном творчестве, Мазе – горячий привет!

Солнце жарило горячей приветов самых искренних, расплавленный воздух плыл над вздутой в непосильной испарине землёю. За периметром густою смолой плакали сосны, травы путались, как немытые волосы. С неба острой осокой свисала прозрачная сухость. Лето, презрев устоявшиеся приметы, выдалось неожиданно перепаренным.

РЕТРОСПЕКТИВА

На Востоке ещё не взошло, но уже угадывалось за тёмной угловатой полосой Сорочинского леса карабкающееся на небо солнце. Мутным белым отблеском разбавляя бархатную густую черноту ночного купола. Настырные шпыни, с вечера, стрекотавшие на той стороне в буйной путанице травы-муравы, наконец-то, угомонились. Сразу в нескольких местах утробно взбулькнул Омут, рисуя на непроницаемой глади зыбкие распускающиеся мишени.

Воик ещё раз взглянул в сторону восхода, и устало вздохнул. Уже которую ночь он просиживал, почти не смыкая глаз, на берегу Муры у Хромой Излучины. Но Сом не шёл. Не хотел показываться из своего подводного княжества, будто чувствовал, что наверху его поджидает коварный Воик со своей хитроумной ловушкой. Длинноусый речной бес не так-то прост оказался, а ведь и он, скользкий мерзавец, не может совсем без воздуха, и приходится ему выныривать, время от времени, на поверхность, чтобы вдохнуть. А когда и в каком месте – поди, угадай сходу.

«Ладно, поплавай пока», – решил Воик, наматывая на локоть тройную петлю. Затолкав свои снасти в объёмистую кожаную сумку, закинул её за плечо. Пора и домой, отсыпаться. Стремительно светало. И хотя путь не был далёким, уже достаточно разутренилось, когда, впереди меж деревьев замелькал медового цвета частокол, обозванный кузнецом Огрой непонятным словом «периметр».

После внезапного возвращения на родину, Огра вообще стал немного странным. Насмотрелся, знать, глупостей в далёких землях у Тёплого моря. Варил душистые листья в котелке с трубкой и пил этот горячий отвар вместо бродила, и в зной, и в холод. Лихославльские старики, как наиболее мудрые, вызвавшиеся на дегустацию (а коли и отравятся – так своё уже пожили), долго и сосредоточенно жевали эту горькую гадость. После чего старик Евсей, смачно сплюнув, высказал своё мнение: «Фигня какая-то».

Ещё Огра научился голыми руками, без топора дрова, колоть. Ну, по совести говоря, у него с детства кулаки были тяжёлые. Да и окромя него мужиков крепких немало найдётся, вот правда, в бузе ноги выше ушей задирать в здешних краях как-то не принято. А, в сущности, Огра человеком был добродушным и хозяином толковым. Это именно он первый придумал жарить подсолнечные семечки, отчего они становятся вкуснее и легче для лузганья. Огра был давнишним приятелем Воику.

У ворот повстречался Мазовша, Маза, как все его называли. Лоботряс достаточный. Вообще-то, он считался помощником у Огры в кузнице, но от работы при любой возможности предпочитал съюльнуть. Огра смотрел на него сквозь пальцы: есть помощник – хорошо, нету – хоть никто не путается под ногами.

Сейчас, с самого раннего утра, Маза не был трезвым. Пьяным он, впрочем, тоже не был. В таком пограничном состоянии он находился почти всегда, поддерживая некое внутреннее равновесие, или, как сам он выражался – Имидж.

– Ну, где твой Сом? – спросил Маза у Воика.

Тот только зевнул в ответ, неопределённо махнув рукой через плечо.

– Зареченские мост строят, – как бы сам себе проговорил Маза.

Воик остановился, взглянул на него:

– И что из этого?

– Ничего… А то, глядишь, опять чего недоброе удумали. Никитка вон, всеобщую мобилизацию затеял.

– На то он и князь, – Воик двинулся было, дальше, но притормозил. – А ты откуда знаешь?

– Разведка донесла, – важно ответил Маза.

– Да и хрен с ними! – Воик вошёл-таки в город, и уже не оборачиваясь:

– Не один раз они пытались к нам сунуться, вот и сейчас ничего у них не выйдет. Да и вообще, при чём здесь какой-то мост, если река от нас в стороне протекает?

Мазовша ничего не сказал больше.

НЕОЖИДАННЫЙ КОНЕЦ РЕТРОСПЕКТИВЫ

Подсолнухи безумствовали. И тянули свои многогранные, похожие на стрекозиные глаза, головы к своему царю небесному, плавающему в синих хлябях вышних, серьёзному высокомерному Солнцу. Безумствовали златокудрые, заталкивая крепкими зелёными локтями себе под ноги чахлые овсяные метелки. В два роста человеческих строились и не знали нахальной американской маисовой конкуренции. Рай подсолнуховый, весёлое жёлтое море. Ни цветы, ни растения – существа с наивными и щедрыми душами. С голосом, слухом и зрением, с безгранично открытыми чувствами и неоправданной скромностью в смущении от своей пышности.

Горизонт жидким золотом волнился на изумрудных ладонях у основания лазурного купола; мириады блестящих агатов влюблёнными взорами пронизывали Вселенную. Целостность, неразлучность и неразделимость Мира представали во всей своей красе и правильности. Золото в Голубом, Горнее в Дольнем, Духовное в Мирском – полнота и достаточность Природы, Божественная гармония, простая человеческая радость. Смазливость и диффузия красок, как на полотнах Остроумова (честно говоря, не знаю, умел ли он рисовать – прим. авт.), так и тянут за нейрочувствительные ниточки душу из бренного тела, зовут оторваться от земли, сбросить изношенные ботинки, взмахнуть руками, если крылья ещё не выросли… И полететь… Полететь… Над святым покровом планеты, под самой мистической твердью небесной, сквозь тверёзо-пьянящий волшебный Эфир, в рай.

В Подсолнуховый Рай.