Loe raamatut: «Я люблю тебя, Патрик Грин», lehekülg 4

– Мог бы просто спросить, а не нападать на меня.

– Еще раз прости за это, – чуть ли не промурлыкал по-кошачьи Шон. – А если я бы тебя спросил об этом спокойно, ты бы мне ответила правду?

Скорее всего – да. Хотя, кого я обманываю: я бы стала отрицать это, даже если бы мне предложили кругленькую сумму денег.

– Вот видишь, – словно читая мои мысли, продолжил Шон, беря в руки столовые приборы.

– Я не хочу есть, – прочеканила я каждое слово.

– Я тебя и не заставляю. Но попрошу все же подождать пока я поем. Затем, сдержу свое слово и отвезу тебя домой.

– Я пойду в уборную.

Я встала и направилась в сторону нужной мне двери. Справлять нужду мне не хотелось. Скорее я просто хотела привести себя в порядок и собрать в кучу разбросанные по всей голове мысли. А для этого мне нужно было находиться как можно дальше от Шона.

Пробыв в уборной около пяти минут, я вернулась к столику. Шон практически успел опустошить свою тарелку.

– Как ты? – осведомился он, и, будь я проклята, если в его голосе не звучало сочувствие.

– Жить буду, – отпарировала я. – Ты поел?

– Еще немного. Ты не будешь есть свою порцию?

– Я уже сказа, что нет.

– Выпей хотя бы колу.

Я взяла стаканчик в руки и сделала два больших глотка через трубочку.

– Доволен? – спросила я, ставя стакан обратно на стол.

– Более чем. – Шон вытер рот салфеткой, затем достал из кармана бумажник и бросил на стол пару новеньких купюр. – Поехали, я отвезу тебя домой.

Мы вернулись к машине, и уже тогда я почувствовала, что мое тело слабеет. Меня клонило в сон. Я не могла этого не заметить, ведь у меня не было привычки устраивать «тихий час» в обеденное время. Я посмотрела в зеркальце и увидела, что мои веки слипаются. И все же, я даже не думала искать причины для этого, решив, что вскоре сон пройдет, стоит только вернуться домой и засесть за уроки.

– Как ты познакомилась со своим парнем? – спросил меня Шон, глядя на дорогу.

– Как это обычно бывает: увиделись, промелькнула искра между нами и мы поняли, что созданы друг для друга, – ответила я.

– Выходит, ты его любишь? Можешь не отвечать, все и так видно по твоему цветущему виду. И это не я один заметил: о переменах к лучшему в твоем настроении говорят практически все твои одноклассники.

– Ты разговаривал с ними обо мне? – уточнила я, зевнув.

– Не то чтобы целенаправленно. Просто я приметил одну девушку в твоем классе. Мне захотелось с ней познакомиться, и тут я услышал хорошую новость о тебе. Я удивился, ведь в похожей ситуации девушки еще долго не могут забыть парня, который был у них первым. Неужели он так хорош в любовных делах?

– Это не твое дело. – Мне хотелось сказать это как можно строже, но у меня не вышло – слабость и желание спать становились все сильнее. Я приложила ладонь ко лбу, дабы убедиться, что у меня не было жара. Лоб был холодным.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – голос Шона прозвучал слишком слащаво, с нотками насмешки.

– Да. Просто устала. – Только произнеся эти слова, меня осенило. – Ты что-то подсыпал мне в колу, больной ублюдок!

– Да за кого ты меня принимаешь, Валери? Разве я мог?! – возмутился Шон, но уже спустя мгновение расхохотался довольный собой.

Я схватилась за сумочку, чтобы воспользоваться телефоном и позвать на помощь, но не смогла его найти. Видимо, пока я была в уборной, Шон не только подсыпал мне что-то в газировку, но и рыскал в моих личных вещах.

– Что-то потеряла? – с издевкой спросил он.

– Мне надой выйти, – сказала я, обращаясь сама к себе, и ослабевшими руками схватилась за ручку дверцы. Шон тут же включил центральный замок.

– Не говори глупостей, Валери. Нельзя выти из машины, которая на ходу.

– Тогда останови ее, – потребовала я заплетающимся языком.

– Остановлю, как только мы приедем.

– Куда ты меня везешь? – уже шепотом спросила я, откинувшись на спинку сиденья. Голова стала слишком тяжелой, чтобы удерживать ее на плечах без усилий.

– Ко мне домой, – не стал скрывать Шон своих планов. – Мои родители уехали на Гавайи, так что дом в полном нашем распоряжении. Не волнуйся, после твоей выходки я воспользовался услугами чистильщиков, и теперь окна снова блестят как прежде. Никаких следов желтка и яичной скорлупы.

– Зачем ты меня везешь к себе? – спросила я. Вроде бы ответ был очевиден, но я никак не могла уловить его. В эти минуты я с трудом могла вспомнить имя своего собеседника, а включить мыслительный процесс – и подавно.

– Я хочу доказать тебе, что ты все еще не знаешь, что такое наслаждение от секса. Признаюсь, я тогда не старался. Да и у тебя это был в первый раз. Немудрено, что для тебя твой рыжий ухажер стал идеалом в постели. Я тебе докажу, что ты ошибаешься на его счет.

– Я усну и ничего не почувствую, – я все еще пыталась мыслить здраво и рассуждать логически.

– Почувствуешь, – уверено заявил Шон. – Когда эффект от снотворного пройдет, ты уже сама будешь просить меня не останавливаться. Я заставлю тебя забыть того другого и запомнить меня до конца своих дней.

Мне захотелось признаться, что он по-прежнему оставался единственным мужчиной, с которым я была близка, а с Патриком мы дальше поцелуев так и не продвинулись исключительно по моей просьбе. Патрик был готов ждать столько, сколько я попрошу, и это делало его по-настоящему особенным. И уж точно Шон был ему не ровней. Это все равно, что сравнивать «лабутены» с китайскими подделками. Мне многое хотелось ему сказать, да только силы меня окончательно покинули. Я еще не спала, но уже находилась в полудреме.

– Мы приехали. – Шон заехал на террасу и завел машину в гараж. – Надеюсь, ты не против, если мы войдем в дом не через парадную дверь. Ты только не подумай, что я стыжусь тебя, просто не хочу, чтобы нас видели соседи. Нам ведь ни к чему свидетели.

– Отпусти меня, – выдавила я из себя.

– Погоди. Через час ты уже будешь умолять меня остаться на всю ночь.

Он разблокировал дверь, затем вытащил меня из салона машины. Я не сопротивлялась, так как не была в силах этого сделать. Закинув мою руку себе за шею, а свою – положив мне на талию, он потащил меня в дом.

Даже в состояние, сравнимом с сильным опьянением, я обратила внимание на красоту дома Шона. Он был больше нашего. Столы, стулья, шкафы и прочие вещи были явно сделанными на заказ и не имели аналогов. На стене висела огромная плазма с мощными динамиками. На потолке висела люстра, которая переливалась радужными цветами на свету. Всю эту картину я смогла восстановить в памяти спустя почти неделю, а в первые дни я не помнила практически никаких деталей.

Он потащил меня на второй этаж, продолжая говорить о том, какой он прекрасный любовник и о том, что он это мне докажет в скором времени. Я к тому времени уже молчала – мне уже было все равно. В моих грезах я была уже далеко отсюда – на зеленом лугу у серебристой речки, где пыталась покормить с ладошки Пинки Пай – поняшу из мультфильма «Дружба – это чудо». Стоило Пинки сделать шаг мне навстречу, как я возвращалась в компанию мерзкого Шона. К счастью с каждым шагом Шона, я снова перемещалась на луг, где меня ждала розовая пони.

Вспоминая свои грезы сейчас мне становиться смешно, но тогда мне все казалось правильным и вполне естественным.

Приоткрыла я глаза в реальном мире, когда Шон сбросил мое несопротивляющееся тело на постель.

– Еще секунду детка, и ты окажешься на седьмом небе от счастья, – пообещал Шон и оказался прав. Спустя секунду, я уже гуляла по облакам вместе с Радугой Дэш.

Не спрашивай меня: почему в своих грезах я видела именно персонажей этого мультфильма, так как я сама не знаю на этот вопрос ответа. Куда уместнее была бы встреча с Эдвардом Калленом или же с Гейлом Хоторном.

Шон принялся расстегивать мою блузку. Стоило ему ее распахнуть, оголив мой живот и лифчик, за спиной Шона появилась тень. Раздался крик, рычание, грохот треск, глухие удары, завывания и все в таком духе. Мне стало интересно и я попыталась приподняться на локтях, чтобы лучше все разглядеть, но – без толку. Руки меня не слушались. Мне оставалось лишь смотреть в потолок и слушать звуки ударов и крики, доносившиеся словно из-под воды.

Не знаю, сколько времени прошло, когда передо мной возникло опять лицо. Только в этот раз это был не Шон. Да, мой друг, ты прав – это был Патрик. Он застегнул мою блузку, затем подхватил меня на руки и вынес из проклятого дома, так как это делают мускулистые пожарники-красавцы в фильмах. В бреду я даже видела Патрика одетого в униформу, а за его спиной всполохи пламени.

– Шон, ему нужна помощь, – прошептала я. Даже после всего случившегося, я боялась, что Шон мог сгореть в огне.

– Не волнуйся за него, – произнес Патрик. – С ним ничего не случиться.

Вечером, после приезда полиции и медиков, которые засвидетельствовали мое отравление неким наркотическим веществом, чьи следы были найдены в коле, которую я пила в закусочной, Патрик мне рассказал, каким образом он оказался в нужное время в нужном месте.

Он дожидался меня неподалеку от родительского дома, желая устроить очередной сюрприз. Видя, что я задерживаюсь, он поехал в школу. Там он узнал от одного из моих одноклассников, что я уехала на черном «форде». Патрику не пришлось долго раздумывать о том, кому могла принадлежать данная машина. Он знал, где живет Шон, по той простой причине, что бывал уже вместе со мной у его дома, когда мы кидали в окна оставшиеся яйца. Не теряя времени, он поспешил к дверям, которые оказались запертыми. Тогда он взобрался по трубе на второй этаж к окну, которое было открытым. Таким образом, он попал в дом. Чтобы найти нужную комнату, ему потребовалось около минуты, так как на втором этаже их было не меньше дюжины. К счастью для меня, прибыл он вовремя.

Вызвав медиков и полицию, он также сообщил о случившемся моим родителям. Медики меня отвезли в ближайшую больницу, а полиция арестовала Шона. Теперь его ждало суровое наказание по двум-трем статьям.

Но это были далеко не все хорошие новости. Куда важнее для меня было решение моих родителей позвать на ужин Патрика. Им хотелось получше узнать моего спасителя. А вот за подобный поворот событий, я была готова простить Шону все. Но не стала. Ведь в его планы все же не входило укрепление связи между мной и Патриком, пусть даже все так удачно сложилось.

10.

Еду мы заказали из ресторана, так как моя мать никогда не отличалась кулинарными способностями. Мне хотелось все же угостить Патрика домашней едой, а потому я сама стала за плиту. Из всего ассортимента возможных блюд, я решила остановиться на своем фирменном блюде, которое я не редко готовила себе сама, но зачастую пробовала только лишь малую часть – Джулс и отец оказывались расторопнее меня. Этим блюдом была яичница с ветчиной и помидорами. Мне показалось, что именно это блюдо, приготовленное мной, будет для нас с Патриком очень символичным. И этот символизм будет понятен только нам двоим.

Патрик постучал в дверь нашего дома точно в назначенное время. На нем была зеленая – под стать фамилии и цвету глаз – рубашка с длинным рукавом, оранжевый – сочетающийся с его волосами – галстук и серые в белую полоску брюки. Я рискнула предположить, что это был единственный представительный наряд в его гардеробе. В руках он держал букет цветов – для моей матери.

Родители встретили его радушно. Патрик не упустил момента и похвалил интерьер дома, после чего мы все прошли в столовую. Я старалась держаться слегка в сторонке и не показывать уж слишком ярко все те эмоции радости и восторга, которые меня одолевали в эти минуты. А это, стоит отметить, было очень сложно сделать. Ведь даже в самых смелых мечтах я не могла представить, что день, в котором Патрик переступит порог нашего дома в качестве желанного гостя, настанет, да еще столь скоро.

– Как вам новый запах лесной свежести, мистер Стоун? – спросил Патрик, обращаясь к моему отцу.

– Прекрасно, – ответил тот. Вытерев рот салфеткой, отец пояснил для нас с матерью. – Патрик работает на мойке и вчера он делал химчистку салона нашей машины. Удивительное совпадение.

– Значит, вы занимаетесь мойкой автомобилей? – уточнила мать, выпрямив спину. Одна из ее бровей слегка приподнялась. Мне была знакома данная поза, говорящая: «Ты не моего круга, приятель». Я очень надеялась, что эта поза с минуты на минуту не отобразиться и в ее словах.

Патрик не знал столь хорошо мою мать, как я, а потому, не чувствуя неловкости из-за распахнувшейся пропасти социального неравенства, спокойно ответил:

– Да, миссис Грин. Уже больше года. Я стараюсь, как могу помогать моей матери и своему младшему братишке. У меня в планах найти дополнительный заработок, так как денег всегда не хватает.

– Какой же ты заботливый и ответственный, парень, Патрик, – баз малейшей нотки издевки в голосе произнесла мать, а затем и вовсе ввела меня в ступор дальнейшими словами: – Я бы посоветовала тебя, Вал, обратить внимание на этого симпатичного молодого человека: он знает цену деньгам, а еще способен на благородные поступки.

«Что это с моей матерью?», задалась я вопросом. «Ее что, незаметно для меня подменили? Или она попала в секту, где ей промыли мозги, превратив в незнакомого мне человека?». Если насчет секты я была права, тогда я сама была готова вступить в ее ряды.

– Благодарю за добрые слова, миссис Грин, – кивнул Патрик, после чего взглянул на меня и улыбнулся.

– А как дела у Марти? – спросила неожиданно Джулс так же присутствовавшая за столом, но ведшая себя как никогда тихо.

– Марти? – переспросили в унисон мои родители.

Если бы мы с сестрой сидели рядом, я бы с удовольствием ее пнула под столом, но нас разделяла мать. Мне и в голову не пришло поговорить перед ужином с Джулс и попросить ее ни в коем случае не упоминать о том, что мы с Патриком хорошо знаем друг друга. Теперь оставалось только сожалеть о своей недальновидности.

– Это мой брат, – ответил Патрик, немного погрустнев. – Он болен. Эта одна из причин, по которой я бросил школу и начал работать.

– Что с ним? – захотелось уточнений моей матери, а потому я задумалась о прошении повторной процедуры промывки мозгов для нее.

– У него рак.

– О, Господи, нам очень жаль. Надеюсь, прогнозы утешительные?

– Врачи стараются не давать никаких гарантий. Но надежды на выздоровления есть. Его организм положительно реагирует на прописанное лечение.

– Откуда ты знаешь про Марти, Джулс? – продолжила задавать неприятные для меня вопросы мать. Я хотела вступить в разговор, но Джулс меня опередила:

– Тебе бы стоило чаше выходить на улицу и разговаривать с соседями, мамочка. Для большинства жителей нашей улицы – это не новость.

Мать, смущено улыбнувшись, вернувшись к ужину. За столом повисла тишина, во время которой все присутствующие в столовой более основательно взялись за еду. Пока глаза родителей были в основном устремлены в тарелки, мы с Патриком обменивались подмигиваниями и улыбками.

Наши влюбленные гляделки нарушил голос моего отца.

– А почему твоя мать не пришла на ужин, Патрик?

– К сожалению, она слишком уставшая. Сегодня у нее было много работы. Да и Марти не с кем было оставить.

– Очень жаль, – подхватила тему моя мать. – Надеюсь, если в следующий раз нам представиться возможность встретиться вновь за обеденным столом, она почтить наш дом своим присутствием.

– Я тоже на это надеюсь, – согласилась я с матерью. Если я не ошибаюсь, то это была моя первая реплика за вечер.

– Спасибо вам за гостеприимство, – поблагодарил Патрик.

– У тебя есть какие-нибудь увлечения? – спросила я, решив стать полноценным участником беседы.

– Да. Я люблю баскетбол и играю на гитаре.

– Удивительно, Валери тоже увлекалась игрой на музыкальном инструменте, – сказала мать, после чего тут же не упустила шанс для колкости. – К моей огромной печали, она бросила музыку. Наша дочь такая непостоянная.

– Мама, хочу тебе напомнить, что я даю уроки игры на пианино, – заступилась я за себя.

– Родная, оттачивать способности – это конечно же очень хорошо, но новому ты уже не научишься. А и сколько ты еще будешь обучать местных детей музыке? Очень скоро они превзойдут тебя по мастерству и тогда они откажутся от твоих услуг и наймут более профессиональных учителей.

Как видно, я ошибалась: моя мать осталась все такой же жесткой и стервозной женщиной, какой всегда была. Я хотела огрызнуться и напомнить ей о том, что мое умения игры на пианино возможно никогда не превысят определенной планки, зато, в отличие от ее увлечений из молодости, таких как фотографирование в обнаженном виде, мои – даже спустя пятьдесят лет – вполне смогут мне еще пригодиться. К счастью начать семейную столовую войну мне не позволили слова Патрика:

– Я бы очень хотел послушать твою игру, Валери.

Я улыбнулась. Возможно, со стороны это могло выглядеть как смущение, но на деле эта улыбка говорила нам двоим о многом, напоминая о нашем импровизированном дуете в ночном клубе.

– А я увлекаюсь художественной гимнастикой, – напомнила всем о себе Джулс. – Если хочешь, я могу показать несколько движений.

«Мне кажется или маленькая чертовка решила отбить у меня парня?», мелькнула мысль у меня в голове.

– В другой раз, дорогая, – сказал отец. Хоть кто-то из членов семьи за этим столом был все еще на моей стороне. – На сегодня никакой самодеятельности. К тому же с полным желудком не стоит совершать акробатические пируэты.

– А я бы все же послушала, как ты, Патрик, играешь на гитаре, – продолжила тему моя мать.

– Я бы с радостью, да только не прихватил с собой инструмент.

– Тогда, позволь взять с тебя слово, что при следующем визите мы насладимся твоим талантом.

– Хорошо. Если только этот «следующий раз» будет.

– Обязательно будет! – уверено заявила мать чуть ли не фальцетом, водя острым ногтем по стенке бокала, в котором дрожало белое вино.

«То ли я схожу с ума, то ли у меня появилась вторая конкурентка за день. Хотя, волноваться нет причин. Я уверена в своем превосходстве. И не удивительно – ведь мне противостоит малолетняя разгильдяйка и дама далеко не первой молодости».

– Как вам ужин? – повторил попытку сменить тему отец.

– Все очень вкусно, – заверил его Патрик. – Особенно нравится то, что еда совсем не похожа на ту, к которой я привык есть дома.

– И чем вас почивает матушка, Патрик? – осведомилась моя мать. Я и не знала, что в ее лексиконе существуют такие словечки.

– В основном рыбными блюдами. Традиционными для моих родных мест.

– Как интересно. И откуда вы? Из Ирландии?

– Нет, – мотнул головой Патрик и нервно кашлянул в кулак. – Из Норвегии.

– О, как интересно. Так вот какая страна наградила вас красивой нордической внешностью.

– Спасибо вам за комплимент, миссис Грин.

– Не стоит, право слово! Я просто заметила очевидное.

Если и дальше беседа продолжилась в том же ключе, то моя мать наверняка бы назвала со временем Патрика «сударем» или же попросила станцевать с ней пасодобль.

– Ого! На улице уже ночь, – заметил отец, кладя вилку и нож на тарелку. – Как быстро летит время.

– Да, и думаю, мне уже пора, – понял намек Патрик.

Меня одолевали противоречивые чувства: с одной стороны я не хотела, чтобы мой Патрик уходил, а с другой – стоило заканчивать все эти неловкие разговоры, зачинщицей которых была моя мать.

Поблагодарив еще раз за ужин, Патрик встал из-за стола. Я, в свою очередь, поблагодарила его за спасение чести. Мы всей семьей проводили его до дверей и, пожелав взаимной спокойной ночи, попрощались с ним. Прежде чем развернуться и уйти, Патрик встретился со мной взглядом. И хотя не было произнесено ни единого слова, мы прекрасно поняли друг друга.

«Я люблю тебя, Валери Стоун».

«И я люблю тебя, Патрик Грин. И уже скучаю».

Когда Патрик ушел, отец закрылся в своем кабинете, мы с матерью принялись убирать со стола грязную посуду. Джулс к нам не присоединилась – она всегда вовремя скрывалась из вида, когда речь заходила об уборке, стирке и прочих разных мелочах, присутствующих в твоей жизни, если тебя угораздило родиться девочкой. Пока мы занимались этим не слишком увлекательным делом, моя мать не брезговала остатками вина, которые остались как в ее бокале, так и в раскупоренной бутылке. Ничего удивительного – она была знатной любительницей этого алкогольного напитка.

– Какой замечательный этот парень – Патрик, – заговорила она. Судя по слегка заплетающемуся языку, она уже чувствовала легкость в своем теле и в общении со мной.

– Да, он милый, – как бы между прочим согласилась я, хотя на деле мне хотелось петь и плясать от радости.

– Милый? – передразнила меня мать, после чего громко рассмеялась. С вином она явно уже переборщила. – Деточка, видимо, ты еще слишком юна, чтобы разбираться в мужчинах. В Патрике чувствуется стержень, который есть не в каждом мужчине. А еще в нем есть потенциал, пусть даже сейчас в его кармане нет и гроша.

– А тебе не кажется, что ты слишком стара для него? – разозлилась я. – К тому же, я хотела бы тебе напомнить, что ты уже замужем. Ты не забыла об отце?

– Родная, я все прекрасно помню, – заверила она меня, доливая остатки вина в бокал, а заодно расставляя тарелки в посудомойке. – Твой отец – прекрасный человек, за что я его и люблю. Но первая любовь никогда не забывается.

– Патрик – твоя первая любовь?! Мать, ты пьяна.

– Нет, не Патрик, – покачала головой мама, после чего взглянула на меня так, словно видела перед собой тупую деревенщину. – Глен.

– Глен?

– Он был моей первой любовью. Каким же он был красивым….и, кстати, рыжим.

О таких подробностях из жизни своей матери я слышала впервые. Теперь мне стало ясно: от кого я унаследовала слабость к огненному цвету волос.

– Он был тем, с кем я познала в первый раз радость любовной страсти и тягости разлуки. Он был прекрасным любовником. Таких как он я больше не встречала, хотя мужчин в моей жизни было немало.

– Господи, я же твоя дочь! Неужели ты считаешь, что мне следует все это слышать?

– Ох, родная. До чего же ты глупая. Ты понятие не имеешь, что такое любовь, страсть, томительные минуты ожидания, боль расставания и надежда на скорую встречу. Глен…он ведь был беден, как церковная мышь. – В глазах моей матери появились слезы, в то время как ее глаза смотрели на дверь, ведущую в прошлое. Кому-то ее нужно было закрыть поскорее, прежде чем она успеет ляпнуть нечто, за что ей завтра будет стыдно.

– Ты забыла включить посудомойку.

Мать послушала меня, да только так и осталась одной ногой стоять в воспоминаниях.

– Мои родители были против наших отношений. Они считали, что Глен недостоин меня. Что мне нужен жених из обеспеченной семьи. Вскоре им удалось меня убедить в этом. – Моя мать допила остатки вина и положила на стол опустевший бокал. – Как же он плакал при последней нашей с ним встрече. Бедный, Глен. Мой бедный, бедный, Глен. Он очень сильно меня любил.

Уже по обеим ее щекам текли слезы, но на губах играла улыбка, рожденная приятными воспоминаниями, пусть даже у них и был привкус горечи.

– Ты знаешь, что с ним стало? – спросила я, сама не заметив, как увлеклась историей прошлого своей матери, о котором я не знала. До этого мне всегда казалось, что сердце этой женщины просто не способно испытывать сильные чувства.

– Он стал богатым человеком. Открыл несколько фирм в разных отраслях. Женился. Завел двоих детей. А семнадцать лет назад разбился на частном самолете в горах Шотландии, откуда был родом. – Улыбка пропала с ее лица, вместо этого, уголки ее губ опустились вниз. – Я узнала о его смерти спустя три дня после твоего рождения.

Мне стало не по себе, потому как я догадалась, что последует далее.

Моя мать повернулась ко мне и тихо произнесла:

– На миг мне показалось, что его смерть была связана с твоим рождением. И хотя я старалась отогнать от себя эти мысли, я так и не смогла полностью искоренить их из своей головы.

Мне стало холодно и неуютно стоять в одном помещении с этой старой, пьяной, преследуемой призраками прошлого женщиной.

– Я не виновата в том, что ты рассталась с Гленом, – злость так и рвалось наружу из моей груди.

– Знаю, родная, – вздохнула она. – Виноваты были мои родители, социальное неравенство, предрассудки и, главным образом, я сама. Моя детская наивность и нерешительность стоили мне любви всей моей жизни. Я люблю и ценю твоего отца, но той любви, которую я испытывала к Глену, я больше не знала ни с кем. Единственное, чему я рада, так это тому, что лишилась девственности с человеком, которого любила всей своей душой. И возлегла я на его ложе, не спустя пару часов, после нашего с ним знакомства.

Ага, теперь мне стало понятно, куда она клонила. Я-то думала, что она была слишком пьяна, чтобы держать язык за зубами, но оказалось, что в ее словах крылась мудрость, с которой она хотела поделиться со мной.

– Время для уроков прошло, мама. Я уже была близка с Шоном и этого уже не изменить.

– Знаю, – в очередной раз вздохнула она. – Этот разговор нужно было начать еще год назад. Надеюсь, ты не повторишь моих ошибок, и когда у тебя самой будет дочь, не забудь ей рассказать о мудром наставлении ее бабки.

На этом первый доверительный разговор между матерью и дочерью подошел к концу. Испытывала я двоякие чувства: вроде была радость, что я наконец сблизилась хоть немного с матерью, узнав про ее секрет, который не знал даже мой отец, а вроде была и неловкость – словно я побывала в священном обители, являясь при этом атеисткой.

Этой ночью я уснула поздно, думая о матери, о Патрике и о себе. Мне казалось, что я была обязана принять некое важное решение, но никак не могла понять, в чем оно заключалось.

11.

Мой отец встает раньше всех, а потому, когда я появилась на кухне, чтобы приготовить себе тосты с плавленым сыром, он уже сидел за столом, пил кофе и читал утреннюю газету. Минут через десять появилась Джулс и принялась умолять приготовить и ей тостов, обещая, что в следующий раз будет ее очередь за мной ухаживать. Я пошла на уступки, хотя не верила ни единому ее слову.

Мать появилась уже привычно позже всех, когда мы с сестрой уже закончили завтракать, а отец – изучил передовицы.

– Доброе утро всем. Ну и напилась же я вчера. Ничего не помню.

Эти слова были произнесены в первую очередь для меня. Видимо мою мать этим утром беспокоили стыд и неловкость из-за вчерашнего разговора со мной – и точно не похмелье. Она решила сделать вид, что ничего не помнит.

– Мне пора на работу. – Отец отложил газету, надел пиджак, до этого висевший на спинке стула и покинул дом, попрощавшись у дверей.

В отличие от слов матери, поведение отца меня ничуть не удивило – он всегда был молчалив и скуп на эмоции: ни поцелуев перед уходом, ни пожелания хорошего дня.

– И когда это ты начала встречаться с Патриком? – задала неожиданный для меня вопрос мать.

– Ты о чем? – я решила сохранять хладнокровье и не показывать эмоций на лице, за исключением непонимания.

– Брось, родная, я видела, какими взглядами вы обменивались на протяжении всего ужина. Такие не рождаются в течение одного вечера.

– Ты ведь говорила, что напилась вчера, – напомнила я.

– Ну, начало ужина я сохранила в своей памяти.

– Примерно неделю назад, – не стала я отпираться.

– И вы уже успели…ну, ты понимаешь, о чем я.

– Нет! – воскликнула я, к счастью мне не пришлось лгать. Но мне совершенно не хотелось обсуждать такие тему с матерью, да еще в присутствии младшей сестры.

– И как так случилось, что Джулс узнала о Патрике раньше меня?

«Мать всегда отличалась проницательностью, но здесь не обошлось без Джулс!», догадалась я, и тут же зыркнула на сестренку своим испепеляющим взглядом.

– Я здесь не при чем! – прокричала Джулс, пытаясь защитить тосты от моего посягательства: я готовила их для младшей сестренки, а не для болтушки, не умеющей держать язык за зубами.

– Твоя сестра говорит правду, – вступилась за Джулс мать. – Она ничего мне не говорила.

– Это все равно не делает из нее святую! – Да, гораздо легче продолжить гнуть линию обвинения, чем просить прощение. А в качестве милости и великодушия, можно вернуть тост, который мне все же удалось у нее отнять.

– Будь осторожна, дитя, – сказала мне мать, готовя себе кофе. – Не стоит торопиться в любовных делах. Патрик – молодец, что вчера заступился за тебя, но это еще не значит, что он именно тот, кто тебе нужен.

«Ах вот оно что!», догадалась я. «Сказка о том, что она ничего не помнит из вчерашнего вечера из-за выпитого вина, была специально сказана, для того, чтобы оправдать утренние нравоучения».

– Позволь мне самой разобраться в своих личных делах, – как можно строже и непоколебимо прочеканила я слова.

– О, да. Ты всегда считала себя умнее своей матери. Но не забывай, что опыт приходит с годами.

– И что ты предлагаешь?! Чтобы я с ним рассталась?!

– Нет, – покачала головой мать, чем меня сильно удивила. – Я просто хочу, чтобы ты была осторожна. Предательство всегда легче пережить, если ты к нему готова.

– Патрик не предавал меня! И не предаст! – полностью уверенная в своих словах, воскликнула я.

– Надеюсь, что так и будет.

На этом наш разговор закончился. Нужно было торопиться к остановке, пока школьный автобус не уехал без меня и Джулс.

Этот день в школе мало чем отличался от остальных. Я бы даже не стала о нем упоминать, если бы не одно «но». В коридоре, между вторым и третьим уроком, я разговорилась с тремя девчонками, среди которых были и Фэй Питерсон – «Мисс Лучшая Черлидерша Восточного побережья». Вначале это походило на непринужденную дружескую беседу, пока речь не зашла о парнях. А началось все с того, что Джессика Барнс – еще одна девушка из группы поддержки школьной команды по футболу – подцепила парня, чьи родители были владельцами компании по изготовлению деталей для компьютеров. Другими словами: они гребли деньги лопатой.

– Повезло тебе, Джесс, – не скрывая зависти, отметила Фэй.

– Да ладно, тебе, подруга, – хохотнула Барнс. – Ты ведь тоже встречаешься с не самым последним парнем в городе. Джордж – лицо нашей школы и его ждет прекрасное будущее в профессиональном спорте.

– Пожалуй, ты права, – вякнула та в ответ, затем с сочувствием посмотрела на меня. – Вот кого надо жалеть, так это нашу глупышку Вал.

Ее слова показались очень забавными остальным девчонкам. Я тут же почувствовала себя «белой вороной».

– Ты о чем, Фэй? – потребовала я объяснений.

– Ты ведь встречаешься с этим рыжим парнем – Патриком.

– Да. Здесь ты права. – Мне хотелось схватить ее за плечи и начать трясти как болванчика.

– Он ведь живет на грани нищеты. Работает на мойке.

– Точно, – чуть ли не захлопала в ладоши Джесс. – Как раз вчера он мыл машину моего парня. А я думала: почему он мне так знаком?

– Его мать – прачка, – продолжила Фэй своим противным голосом. – А еще, я слышала, что его брат смертельно болен.