Театральная сказка

Магический реализм незаметно, исподволь просачивается в мой читательский актив и делает вполне реальные попытки заставить меня понять и принять как данность то, что и среди представителей этого жанра случаются истории, способные меня очаровать. Хотя с пониманием глубинных смыслов, вложенных автором в текст, по-прежнему не очень весело: поверхность разглядела - уже хорошо. И тем не менее, что-то во всем этом есть. На Раушской набережной в городе-герое Москве есть старый театр, существующий уже не одну сотню лет. Дважды в неделю в этом театре дают один-единственный спектакль - постановку всем известной сказки “Гензель и Гретель”. А труппа театра всегда состоит из четырех человек: многофункционального режиссера, загадочного Гнома, появляющегося из ниоткуда и в никуда же уходящего, и двух детей - беспризорных и бесприютных, успевших хлебнуть в этой жизни грязи полной ложкой. А еще в Москве есть памятник человеческим порокам, жертвами которых становятся дети. Этот момент - с памятником порокам - на самом деле, сразу очень говорящий, потому что монумент не воспринимается как что-то, созданное из сочувствия страдающим детям - он выглядит увековечиванием, возведением на пьедестал того, что стоило бы искоренить, предать забвению. И связь между судьбами юных актеров и героями скульптурной группы весьма прозрачна, а противостояние детей и оживших пороков аллегорично, но тоже вполне понятно. А вот с таинственным Засценьем несколько сложнее, не могу сказать, что поняла абсолютно все авторские задумки. Да, чудесный мир, куда есть доступ только юным актерам, успевшим столкнуться с порочностью тех, кто должен помогать и оберегать. Да, волшебная страна, откуда можно принести в наш мир нечто, дающее добрые эмоции. Некий источник, который помогает сделать заурядный спектакль невероятным по воздействию на чувства зрителей действом. Тут вроде бы все предельно понятно. Но эти понятные символы немного теряются за подробностями путешествий детей по Засценью - не всегда светлых и радужных. И каким образом трактовать сгоревшую библиотеку или Мыша, замурованного под каменной глыбой, я понимаю, мягко говоря, слабо. Да и смысла странноватого финала (хотя на самом деле он просто грустный, но в сказке, героями которой являются дети, выглядит - да, странновато) я тоже понять не способна. Тем не менее, история больше понравилась, чем нет. Вернее - очаровала. Очаровала главными героями, мудрыми не по годам детьми, повзрослевшими раньше времени потому, что им пришлось столкнуться с жестоким миром порочных взрослых.

"Театральная сказка" - это прекрасное философское произведение, которое словно создано для того чтобы обсуждать с друзьями книголюбами. В нём таинственный шорох театрального занавеса, соседствует с отсылками на произведения русских и зарубежных писателей. Занятная мифологическая составляющая накладывается на современные реалии. Сказочная вера в чудо идет бок о бок с мрачными пороками общества. Главные персонажи истории - мальчик и девочка. Им всего по двенадцать лет, но за плечами уже много болезненных событий. И вот когда эти дети уже почти готовы сломаться - они попадают в таинственный театр. Режиссер Альберт предлагает им сыграть в постановке, которую принято ставить в данном театре не одно десятилетие - "Ганс и Гретель". Очень скоро наши герои понимают, что место в которое они попали - оно не совсем обычное. Да и события с ними начинают происходить мистические, волшебные и, порой, просто пугающие. Я не люблю истории для взрослых, в которых главные персонажи являются детьми. Вот не понимаю, почему не сделать героев взрослыми людьми? Ведь по сути проблемы, с которыми в свои юные года столкнулись Ветка и Мыш - все они из взрослого мира. Сами герои - персонажи весьма неоднозначные: их сложно назвать положительными. Они совершали плохие поступки, вели себя эгоистично, но ведь это же не значит, что они не заслуживают некоего "хэппи-энда"? Самим жутким для меня в этой истории являлся скульптурная композиция "Дети - жертвы пороков взрослых" - и вдвойне ужаснее что она реально существует. Сама по себе концепция данного "произведения искусства" может стать темой для многочисленных обсуждений. Но Игорь Малышев еще и оживляет фигуры пороков: Ветка и Мыш сталкиваются с Садизмом, Нищетой, Воровством и другими... Блин, Вы видели эти фигуры? Да я теперь долго не смогу спокойно спать. Если честно, то относится к данному произведению как к сказке весьма тяжело. Для меня сказка - это что-то доброе, а в этой истории слишком много боли. Советовать к прочтению скорее всего буду тем читателям, которые любят поразмышлять над философскими вопросами, которые любят дискуссии в стиле "А что хотел сказать автор вот такими образами и описаниями?" и которым нравится находить отсылки на другие известные произведения мировой литературы.

Стоит в самом центре Москвы скульптурная композиция. Переполненная дешевого пафоса и выполненная по заказу самого Лужкова. Достаточно уродливая и отталкивающая работа несущая мало смысла, зато кричащая о вещах, о которых ныне принято говорить больше, чем делать. Книга получилась ровно такая же, как и памятник. Тяжелая для понимания, но поверхностная. Кичащаяся своим морализаторством, но не несущая хоть какого-то то смысла. Посмотрите как я умею складывать слова в предложения и сколько здесь глубочайшего смысла. Первые пару глав казались сказочными, а дальше внутренняя логика мира вышла из чата и запахло дешевым пафосом. Будто бы сюжет и отдельные картины писал пубертатный подросток с кипящими эмоциями. Поэтому надо всего и побольше накидать: вот вам мир, куда попадают только несчастные дети, вот вам герои, еще более разнесчастные. Вот только напомните мне, пожалуйста, с каких пор мчс носит камуфляж и спасает детей из под обстрела. Зачем трехместная байдарка семье, из которой ушла мать от двухлетнего ребенка? Почему столько лет театр стоит пустой, ведь так трудно найти подходящих актеров, но стоит Мышу сгинуть и в актерах отбоя нет? Почему в центре города существует огромное заброшенное здание, которое явно не соответствует элементарным пожарным нормам, но не вызывает интереса у городских служб? И прочее и прочее и прочее. Чем дальше, тем меньше логики в этом абсурде. Сказка? Ну не знаю. Добрая история? Про девочку, которая психанула из-за того, что ей не купили подарок на Новый год и она сбежала из дома? Про мальчика, который решил, что воровать лучше, чем отправиться в детский дом? Для кого эта книга?

Теперь понятно для кого: Для всех, кто знает, что такое потеря, Тем, кто прохавал жизнь с самого низа, Всем, кто столкнулся с этой бедой, Всем беспризорным душам посвещается!

Что не отменяет дешевого подросткового пафоса, пусть и прячущегося за тонкой душевной организацией пятидесятилетнего дяди.

Я не ожидала, что такая философская вещь мне понравится. Это совершенно не детская сказка, но вот подросткам я бы её рекомендовала почитать, чтоб не сделать в своей юной жизни столько отрицательных поступков, как сделали это главные герои Мыш и Ветка, а ведь им всего по 12 лет, а они уже и броляжничали, обманывали, воровали, а Ветка чуть не скатилась в проституцию и наркомания. И когда они стояли почти на краю, их спас Альберт, директор детского ТЮЗа, где уже 200 лет идёт один и тот же детский спектакль. Мыш и Ветка начинают репетиции, восстанавливают сам театр и живут в нем. Однажды Гном, тоже актёр театра, им покажет Засценье, это закрытый мир, с который могут попасть не все. У Мыша и Ветки есть дар попадать в Засценье, там их ждёт Дионис, бог театра, но не нужно забывать, чтт он ещё и бог вина и безумия, и это накладывает свой отпечаток на всё. Мне понравилось, что автор чередовал главы, происходящие в современной Москве и главы, происходящие в Засценье. Однажды, гуляя по Москве герои попадут к памятнику "Дети - жертвы пороков взрослых", он их так впечатлит, они будут пародировать статуи и их способность уходить в Засценье поможет им увидеть необычные вещи, происходящие у памятника, которые изменят их судьбу. В результате атмосфера происходящего накалиться и очень хотелось спасти детей от опасности. И итог прекрасный - взаимоотношения детей и взрослых, любовь и доверие, забота и нежность, всё переплетено и в итоге взросление героев. А как книга пропитана театром, всем любителям этого искусства, я думаю, книга бы понравилась.

Двенадцатилетним Ветке и Мышу подозрительный Альберт в «тортилловском» плаще предлагает стать актёрами ТЮЗа. Идти героям некуда, они соглашаются – и оказываются в таинственном театре на Раушской набережной Москвы-реки. Потихоньку обживаются (да, живут они теперь тоже в театре) и каждый день репетируют, помогая Альберту восстановить детский спектакль с двухсотлетней историей.

Чем глубже Ветка и Мыш погружаются в спектакль, тем свободнее и увереннее становятся, – и тем удивительнее закручиваются вокруг них события.

Гном (ещё один актёр малочисленной труппы, появляющийся на сцене из ниоткуда и исключительно в момент, когда должна прозвучать его реплика), показывает Ветке и Мышу путь в Засценье – место, находящееся нигде и везде, сейчас и всегда. В Засценье время течёт иначе, привычные законы физики работают как-то не так: здесь можно набрести на окрестности Хиросимы за минуту до взрыва – или встретиться в кишащей купидончиками оливковой роще с Дионисом и его свитой; годами выбираться из ловушки – и вернуться на сцену через несколько секунд, так, что зрители ничего не заметят.

Но невероятное происходит не только в Засценье: леопарды Диониса и оживающие фигуры скульптурной группы «Дети – жертвы пороков взрослых» с Болотной площади начинают преследовать Мыша и Ветку в самой обычной, реальной жизни.

Хотя как раз с определением, что именно из происходящего – реальность, есть проблема. Попробую на трёх примерах показать, как она меняется со сменой точки отсчёта.

Служебная дверь в зрительный зал, которую пытаются открыть исследующие лабиринты театра Ветка и Мыш, удивительно похожа на дверь в театр за каморкой папы Карло из фильма «Приключения Буратино» (как и лестница, ведущая к залу, и большой кованый ключ от двери). Когда Альберт впервые видит Мыша, то отмечает «движения, как у сломанной куклы», что наводит на мысль о Буратино. Чуть ниже Альберт сравнивается с черепахой Тортиллой в исполнении Рины Зелёной, ещё позже снова упоминается его «тортилловский плащ». Многовато для совпадений, кажется. В фильме именно Тортилла – хранительница ключа от волшебной страны, где куклы Карабаса обретают наконец-то свободу и счастье. Логично, что этой страной оказывается именно театр, ибо только он и может быть настоящей жизнью для кукол.

И, вероятно, для людей этот метод тоже годится.

Альберт-Тортилла приводит Ветку и Мыша в волшебную страну – театр. Гном открывает им Засценье, где возможно всё, вне зависимости от того, как давно оно было на самом деле, было ли вообще, только в книге существует или даже в книгу не воплотилось. Ветка и Мыш получают свободу, о какой не мечтали, становятся счастливее, чем это представлялось им возможным, и даже способны влиять на людей вокруг, щедро оделяя их обретённым в Засценье.

То есть мы можем прочитать «Театральную сказку» как историю об исцеляющей силе театра.

А можем – как историю о творце и творчестве, об искусстве, способном менять мир и людей, – и о том, что только выглядит таковым.

И тогда приключения Мыша и Ветки в Засценье становятся прозрачными иносказаниями о творчестве вообще, о предназначении, ответственности, отношениях реальности и авторского замысла. Творец должен что-то своё отдать Засценью, чтобы попасть туда, ибо «Засценье и существует только потому, что вы ему что-то отдаёте». А из каждого путешествия нужно обязательно принести что-то, чего до того не было: «... деревянная птица, которая влетала в грудь человеку и парила там, будто в небесах, а человек чувствовал от этого небывалый восторг и самое искреннее детское счастье. Рыбка, ныряющая в зрачки и обгладывающая с сердца омертвелые ткани». Принести не для себя, для других. Зачем творец делает это? – «Я делал это без цели! Просто, потому что мне нравится бегать во льду и собирать странные вещи». Зачем окружающим эти «странные вещи»? – «...они приходят за тем, что может дать свобода, потому что без моих находок их жизнь превращается в пустыню...».

При таком прочтении искусство – концентрат жизни, а творческое созидание – естественная потребность человека, т.е. без искусства человек подобен механической кукле, а жизнь его тускла и уныла.

Ещё можно обратить внимание, как с первых страниц сходным образом описываются близкая нам и фантастическая реальности: тут и там мелькают обычные люди и литературные (киношные, театральные) персонажи, «ветхий зипун» и «синий плат неба» упоминаются бок о бок с козлоногими сатирами и оживающими скульптурами; история начинается со странного предложения, сделанного герою на московском бульваре (и упоминания почти отрезанной головы) – и продолжается в наполненном мифами пространстве Засценья, гуляет туда и обратно, а в итоге в качестве награды кое-кто обретает покой. Мыша, кстати, так зовут из-за фамилии: Мышкин он (Достоевский как автор тоже периодически упоминается, и не он один). Т.е. условная реальность московских улиц и мир литературы смешиваются, и всё вокруг одновременно настоящее и отражённое.

Герои постоянно цитируют Шекспира, а что говорил про театр наш Уильям Ш.? «Весь мир – театр, и люди в нём – актёры», верно? Но актёры не все одинаковы. Вот и Альберт говорит, что не каждый может стать настоящим. И объясняет, почему выбрал именно Мыша и Ветку для своего спектакля: «Так вот, правда состоит в том, что внутри у каждого из вас есть рана. Она кровоточит, болит, и это делает вас чуткими, страдающими. Живыми, по большому счёту. Такими, какие только и нужны театру».

И миру, добавим мы, помня, что весь мир у нас – театр.

Чтобы попадать в мировое Засценье (мировое культурное поле) и приносить оттуда «странные вещи», а не просто пробегать мимо, мы должны оставаться чуткими. Т.е. сделать то, что пытались сделать Мыш и Ветка: уничтожить равнодушие, хотя бы в себе, и обрести свободу. Свободу быть людьми – и тогда прекрасные и грозные леопарды Диониса, которые вроде бы должны покарать за нарушение негласных правил, становятся не врагами, а союзниками.

И тогда без разницы, кто ты формально и чем занимаешься: главное – ты по-настоящему живёшь, ты свободен и можешь что-то изменить в себе и других.

Как говорит тот же Альберт (а кто он, кстати, на самом деле?): «Чтоб ты знал, дело вообще не в том, какую пьесу ты играешь – взрослую, детскую, а в том, как ты играешь. В искусстве, в любом, «как» всегда важнее «что».

В искусстве жить, очевидно, тоже.