Loe raamatut: «Целый человек ищет женщину. Очень странная фантастика»

© Игорь Маранин, 2017

ISBN 978-5-4485-3066-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЦЕЛЫЙ ЧЕЛОВЕК ИЩЕТ ЖЕНЩИНУ

Мада свернул с главной улицы и остановился у серого каменного здания, древнего как сам Гугл.

– Здравствуй, Целый! Ботинки ещё не развалились? – ухоженные пальцы-чесальцы задрожали, изображая смех, а из мясистого уха ему подмигнул большой карий глаз. Пальцы Вартана торговали информацией – настоящей, проверенной, с гарантией. Маде они подсказали, где достать прочную обувь, сшитую вручную головоруком-сапожником – и при встрече не забывали об этом напомнить. Тяжёлые перстни с бриллиантами, часы на запястье, массивная серьга в ухе – грабителей они не боялись. Солнце сползло за небоскрёбы главной площади, и над пальцами зажёгся фонарь. Равнодушный свет падал на зеркальные ногти, отражался в них и рассыпался бликами по стене.

– Нашли специалиста? – спросил Мада.

– Не понимаем мы тебя… – ответили пальцы. – Бог создал человека целым, а человек рассыпался на части. Зачем снова собрать хочешь? Бог ошибся, и ты ошибёшься.

– Так вы нашли или нет? – Маду раздражала привычка переходить к делу после получаса пустой болтовни.

– Вот скажи… – игнорировал вопрос собеседник, – можем мы сломать ногу, если у нас ноги нет? А у тебя живот сводит, ноги устали, спину ломит, зуб дёргает… С целым человеком Бог не справился, такой сложный получился. Каждую ночь Бог его спать укладывает, иначе целый человек раз – и сдох.

– Пока я не сдох, давайте о деле поговорим?

– Э, не-е-ет, Целый! Сначала прояви уважение, побеседуй. Ответь, что такое есть в твоей целости? – пальцы замерли, но Мада промолчал, и они снова заговорили. – Некоторые считают – душа. Человек давно расшифрован, разобран на части, собран обратно и снова разобран. Не нашёл никто души! А знаешь, почему не нашёл?

– Почему? – хмуро поинтересовался Мада.

– Потому что не орган это…, – толстый указательный палец взметнулся вверх и замер, выдерживая паузу, чтобы через мгновение вместе с остальными пуститься в объяснения на языке немых, – …а побочный эффект! При сборке происходит сбой, глюк. По отдельности всё нормально, а собираешь целого человека – у него неприятные ощущения появляются. Внутри что-то ноет, стонет, скребётся… Знаешь, что учёные головы говорят?

– Что они говорят?

– Системная ошибка. Неисправимая. Решение только одно: разобрать человека на части – и не собирать больше, – снисходительно похлопав по Мадиному плечу, Пальцы Вартана скинули на коммуникатор короткий файл. – Вот тебе адрес, Целый: всё проверено, не сомневайся. И всё же… зачем собрать хочешь?

Мада не ответил и зашагал прочь.

Главная улица терраполиса – место шумное, бойкое. Проносятся мимо ноги-курьеры, едва успевая выскользнуть из-под тяжёлых транспортных платформ. На станциях наземки висят гигантские головы, наперебой выкрикивая рекламные объявления. Худые жилистые руки с фиолетовыми наколками выползают из водосточных труб и приоткрытых канализационных люков, хватают за щиколотки и предлагают сыграть в напёрстки. Спортивная и околоспортивная публика собирается каждый день в большом и шумном баре под названием «Атакующая жаба»: ноги-клюшки, тренеры-задницы, глазоухи-журналисты… Ходят слухи: именно тут покупаются и продаются спортивные матчи и боксёрские поединки. На столах – капельницы с пакетами питательных и алкогольных растворов, кое-где дымятся кальяны, вспыхивают и гаснут онлайн-трансляторы соревнований. Большую часть столиков занимают животы. Их балахоны-туники пестрят в глазах, а в отверстии, где должна находиться голова, покачивается большой глаз на ложноножке и причмокивают толстые губы гигантского рта. У животов – маленькие тонкие ноги и длинная рука, сгибающаяся в нескольких местах сразу. Самые богатые из них заводят себе по три-четыре задницы, бедным приходиться довольствоваться одной, бюджетной.

Мада протиснулся сквозь гремучую смесь звуков и запахов к стойке, за которой хозяйничал головастый плечерук, регулируя потоки растворов, бегущих по трубкам к капельницам. Бармен следил за поступающими на монитор заказами и одновременно играл в плевалку – игру, популярную у молодёжи: нужно плюнуть на портрет какой-нибудь знаменитости, когда он возникнет на онлайн-экране. Успеешь – плевок тут же материализуется на лице реальной жертвы.

– Мест для Целых нема, – процедил бармен, не переставая плеваться. – Есть для живота с двумя задницами, но обслуживаем только через капельницы, кухня сегодня закрыта.

– Я – от Вартана. Мне Контрабас нужен.

– Вон туда, – скривил худые головастый. Левая рука его ткнула пальцем в сторону, а правая скользнула к клавиатуре и отстучала код-пароль. «Вон туда» оказалось узким проходом между баром и стеной подвала, через пять шагов он закончился поворотом, а ещё через пять – лестницей в подвал и стальной дверью без ручки. Она была приоткрыта, и, зацепив пальцами за край, Мада потянул дверь на себя.

– Есть! – долетело до него из бара. – Есть!! Есть!!!

Головастику за стойкой удался меткий плевок: теперь его ждала короткая, но громкая слава – через минуту все новостные сети будут забиты сообщениями, как очередная знаменитость оказалась оплёвана скромным барменом из «Атакующей жабы».

Спустившись в подвал, Мада едва не утонул в мягком свете давно забытых ламп накаливания. Играла музыка: слева от входа человек-контрабас водил смычком по струнам, растущим от коленок до шеи – на месте головы располагалась колковая коробка, «улитка» и традиционный завиток. Туловища у музыканта не было, деревянный остов инструмента крепился прямо на скелет. Живая мелодия наполняла помещение низким и нежным звуком. Она отражалась от прозрачных саркофагов с замороженными уродцами, проплывала над ваннами, от которых тянулись щупальца гибких труб, и опадала замершими нотами у дальней стены. Повсюду извивались легкие как паутина провода и трубки, и по ним с невероятной скоростью перемещалось удивительное существо, каких Мада раньше не видел. Существо имело крепкие паучьи лапки, армированные металлом, и большую тяжёлую голову с тремя глазами во лбу – над всеми тремя были подняты стекла очков-микроскопов. Музыка смолкла, и Голова на паучьих лапках повисла вверх ногами перед лицом Мады.

– Целый! – обрадованно выпалила она. – Чем могу?

– Хочу собрать человека. Полностью.

– Полностью? – удивился его ученый собеседник. – Да ты шутишь!

– Нисколько.

– Но зачем? Что за странная фантазия?

– Я хочу собрать женщину, – глядя в три его удивленных глаза, заявил Мада.

Между ними тут же вспыхнул голографический экран.

– Женщина, – забормотало существо, – секундочку… Женщина, мужчина, любовь, деторождение…

Тонкой паучьей лапкой Контрабас (теперь было понятно, откуда взялось его прозвище) отодвинул экран в сторону и внимательно посмотрел на Маду.

– Миллионы, миллиарды людей страдали от влечения друг к другу! – сообщил он. – Они размножались и ничего не могли с собой поделать. Ты действительно этого хочешь?

– Не хотел бы – не пришёл, – буркнул Мада.

– Дорогой мой, эволюцию не повернёшь вспять! Я тоже интересуюсь древностью, но это всё ушло. Это всё кануло и минуло, минуло и кануло. Вчерашний день цивилизации, порванная страница бытия. История прогресса – углубление специализации: земледелец отделился от скотовода, ремесленник от земледельца, умственный труд от физического… Человечество стало богаче, среда обитания – комфортнее. Наконец, мы специализировали самоё себя! Разделились на части! Теперь никто не мешает друг другу, понимаешь? Хочешь, я тебя разделю?

Мада отрицательно помотал головой.

– Не хочу делиться, а хочу жениться, – неодобрительно пробормотал Контрабас и снова придвинул к себе экран.

В течение следующей недели учёный доктор занимался расчетами, строил модели и готовился к сборке, а Мада изучал свадебный обряд. Пришлось снова отправиться к Пальцам Вартана. Погода испортилась: дул холодный ветер, летел мелкий и колючий снег, а небо словно обклеили скотчем – небрежно, второпях, и серые обрывки облаков свисали с него лоскутами. Ноги-курьеры одели зимние штаны мехом наружу, говорящие головы нахлобучили шапки, а пальцы-чесальцы натянули перчатки и варежки. От транспортных платформ наземки, включивших подогрев, поднимался пар, и отлетал в сторону, уносимый ветром. Сейчас хорошо было сидеть в помещении – в той же «Атакующей жабе» и греться горячим чайным напитком, но Пальцы Вартана принципиально не пересылали и не принимали информацию по сетям.

– Как ботинки? – услышал Мада дежурный вопрос.

– Прекрасно… Помните, вы о побочном эффекте души говорили? Я знаю, как от него избавиться!

Пальцы приняли вопросительную позу.

– Есть специальный обряд, который объединяет одну душу с другой. После чего обе перестают глючить.

– Так вот для чего ты хотел собрать Целого!

– Именно. Но есть загвоздка – я не нашёл, как правильно его провести. Везде пишут по-разному. Но проводил его раньше специальные люди – священники.

– Это те ребята, которые исправляли глюки души? Думаешь, они не развалились на части вместе с остальным человечеством?

– Да они же покрепче должны быть, – неуверенно заметил Мада.

– Так ведь и нагрузки больше: каждый день глюки человеческие править… Но заинтриговал ты нас, Целый, заинтриговал. Приходи-ка ты завтра – в это же время.

Вечер прошёл в спорах с Контрабасом.

– Прогресс перешагнул человека подобного! – доказывал он, бегая по потолку. – Мы стали как боги и можем творить человека нового – без образа и без подобия. Тело – это глина в руках творца. О, какие фантастические перспективы открываются перед человечеством! Какие необычайные возможности! Знаешь что, Целый? Я предлагаю тебе собрать женщину-конструктор.

– Это как? – с подозрением спрашивал Мада.

– Организм, в котором разные части могут меняться местами! В одном месте – безболезненно увядать, в другом – отрастать. Представь, что ты просыпаешься утром, открываешь глаза, оборачиваешься к жене, а у неё всё по-иному – всё расползлось, разбежалось, отросло в совершенно невероятных местах! С такой женщиной ты никогда не соскучишься.

– Нет!

– Две руки, две ноги, туловище – давно устаревший стандарт. Прошлый и позапрошлый век, позапрошлый и прошлый! Если бы человечество думало, как ты, у каждого до сих пор была бы голова на плечах.

– Мне нужна обычная женщина, о-быч-на-я.

– Значит, ты – ретроград!

– Значит, ретроград.

Они замолкали, отворачиваясь друг от друга, и в наступившей тишине скелет со смычком извлекал из струн звуки давно забытых мелодий. Доктор Контрабас колдовал над программой сборки, тыча лапками в многочисленные экраны, а Мада думал над словами, которые скажет будущей невесте при встрече. Проходил час или полтора и диалог повторялся снова.

– Хочешь женщину со встроенной внутрь кофеваркой? Кофе в постель – об этом человечество мечтало веками!

– Не желаю слушать! – затыкал Мада уши.

Голова на паучьих лапках обиженно замолкала, и в подвале с прозрачными саркофагами вновь печально звучал контрабас.

Метель на улице прекратилась, и на голых кронах редких деревьев покачивались большие снеговые шапки. Под резкими порывами ветра деревья оживали и отряхивались, словно собаки. Снег летел вниз, полностью скрывая под собой мелкие пронырливые существа – ступнепальцы, ногозмеи, рукогусеницы. Через мгновение они торопливо выкапывались и продолжали свой путь по улицам. Чем ближе Мада подходил к обиталищу Пальцев Вартана, тем тревожнее ему становилось. Увы, тревоги его оказались не напрасными: лучший сыщик терраполиса лишь смущенно развел толстыми ладонями:

– Опоздал ты, Целый, – сообщил он, – на пару лет опоздал.

– Ни одного не осталось? – выдохнул Мада.

– Борокский карьер знаешь? Там последний отшельник жил. Когда понял, что некому передать свои знания, то решил высечь в скале статую Бога. Мне принесли его дневник: каждый день старик начинал с молитвы, прося дать ему сил закончить работу. Но Бог не услышал: отшельник заболел и умер. Тело обглодали древожуи, и к тому времени как его нашли – в переработку оно уже не годилось. Так что останки закопали прямо там же.

– Не помогла молитва…

– Не помогла.

Налетевший ветер царапнул Маде лицо и принялся трепать ветки дерева, под которым он стоял. Пальцы Вартана зашевелились, стряхивая с себя снег. Всё окончилось как-то резко и неожиданно – вся затея с обрядом. Мада вдохнул в себя морозный воздух, резко выпустил его из легких, и уже начал поворачиваться, чтобы уйти, но тут его собеседник снова заговорил.

– Странные дела творятся с тех пор в Борокском карьере…

– Какие странные дела?

– Статуя постепенно обретает свои очертания: точь-в-точь по рисунку из дневника отшельника.

– Как это?

– Кто-то говорит: по ночам отшельник встает из могилы и работает… Другие рассказывают: остались священные книги, которые всякого, кто проходит мимо, заставляют продолжать работать над статуей…. Не хочешь проверить, Целый?

– А?

– Сходить в Борокские карьеры и посмотреть, что там на самом деле творится?

Мада помедлил лишь мгновение.

– Схожу! – решил он.

Снега в этом году выпало мало: даже после вчерашней метели белая крупа едва покрывала почву, и Мада без труда шагал по заросшей тополями окраине Борока. То тут, то там на деревьях висели присосавшиеся к стволам люди-паразиты: животы, почки, кишечники – все они засыпали вместе со своими кормильцами на зиму. Но в отличие от деревьев их можно было разбудить, что Мада вскоре и сделал: подобрал толстый короткий дрын и ткнул им толстую задницу одного из древожуев.

– Ахм..м…м… Чё? Кто?

– Просыпайся давай.

– Кто это?

– Лесоруб. Дерево лицензировано для проживания и питания?

Сон с древожуя как рукой сняло. Длинная рука его метнулась за паспортом в дупло, глаз на ложноножке открылся и уставился на Маду.

– Ты не лесоруб! – возмутилось существо. – Чё надо?

– Дорогу спросить. Где тут в скале статую высекают?

– Ты из-за этого меня разбудил?!

– За топором сходить?

– Чё сразу за топором? Чё за топором? Вышку ржавую знаешь, где березы вкусные растут? От берёз вниз иди, в карьер, там твоя статуя. Слышь, Целый, закурить не найдётся?

– А у тебя лёгкие есть? – удивился Мада.

– Есть, – признался древожуй. – Бродячие торгаши надули. Клялись, что чистые – я и позарился, а оказалось – курильщика. Как проснусь, так сразу тянет. Уж и кору жевал, и мох с сухими листьями, и чё тока не делал – всё без толку.

– Сочувствую, – ответил Мада. – Сам курил, знаю.

– Слышь… – замялся древожуй. – Ты зачем к статуе идёшь?

– Оно тебе надо знать?

– Разбудил же… Теперича не засну, маяться стану. Зимой к нам торговцы не ходют, видишь – сплошь сонное царство. Не с кем торговать. Я вот чё вспомнил: рукозмеи говорили, от статуи той всякие болячки проходят. Тута в сентябре целая процессия проползала тудысь и обратнось. У их за дорогой безмозглая кожа завелась – говорят, аж из Африки приползла. Оказалось, заразная. Кожу ту сожгли, а сыпь от неё вывести не могли. Пока до статуи не сползали…

– Хочешь от тяги к куреву избавиться? – сообразил Мада.

– Агась. Донеси, будь другом. Я тама и останусь, берёзы тама вкусные.

– Ну залазь на плечи, – вздохнул Мада и повернулся к дереву спиной.

Рука у древожуя была одна, но пользовался он ей виртуозно. Вот только лезть на плечи это существо не собиралось: рука стремительно выхватила из дупла стальную струну и стянула человеку горло.

– Чё, Лесоруб, дотыкался? Тута тебе не в полисе, тута Борок. Пароль от от кошелька – быстро!

– А потом что? – прохрипел Мада. – Отпустишь – я с тебя живого шкуру сдеру. Задушишь – что с телом делать станешь? Ты же не падальщик, сразу видно. Может, миром разбредёмся, пока не поздно? Я тебя к статуе отнесу – и пальцем не трону.

– На хрена мне тудась? – мерзко захихикал древожуй. – Курил, курю и курить буду. А тушку снег запорошит, не спортится тушка. Трупожорам продать можно. Ты к кошельку доступ открывай – тадысь мирно разбредёмся. Не боюся я тебя, не боюсь – я стрункой знашь, как владею?

«Не отпустит, – пронеслось в голове Мады, – до денег доберётся, а потом задушит. И трупожорам продаст, про них не соврал». Вслух же он с сожалением произнёс:

– Зря ты так, существо.

Лицо Мады как-то оплыло, обабилось, из глаз выкатились слезинки – по щекам, по шее, по струне.

– Уу-у-у-у! – взвыл древожуй, разжимая пальцы, и невольно давая пленнику вырваться из смертельных объятий. – Больно! Больно! Уу-у-у! – кричало существо и отчаянно трясло крупной мясистой пятерней. – Что ты сделал с рукою?! Уу-у-у!

– Горьки мои слёзы, – потирая ладошкой шею, ухмыльнулся Мада. Он зачерпнул ладошкой снег и, наклонившись, двумя руками хорошенько растер физиономию, отчего она сразу посвежела и помолодела.

Борокские карьеры лежат в южной части терраполиса, у самого моря. Землетрясения и глобальное потепление изменили рельеф: море разлилось и затопило огромные территории. Рельсы железной дороги оказались на дне, теперь по ним путешествуют экстремалы из числа безголовых, устраивая гонки на подводных платформах. В заброшенных карьерах обитают редкие особи вроде одиноких почек, приспособившихся жить на деревьях и ядовитых зубов, торчащих на тонких и длинных шеях прямо из земли.. Деревья, некогда посаженные человеком, разрослись, разметали семена, умерли и возродились в своих потомках – теперь здесь стоял настоящий лес, и котлованы карьера наполнились водой и превратились в озера, а на их отвесных скалах поселился серо-зелёный мох, рассыпающийся при прикосновении в пыль. С весны по осень множество ротоладоней охотятся здесь за дождевыми червями – это и пища, и товар для рыбаков, но зимой эта бурная жизнь замирает, и охотники мигрируют в море, в глубинах которого обитают почти до мая. До статуи Мада добрался без приключений, никто больше не пытался напасть на него – зимой в Бороке достаточно безопасно. В скале бывшей каменоломни выдолблен был грот со сводчатым потолком, а в нём – статуя. Рядом с гротом возвышалась большая груда камней. «Могила отшельника, – догадался Мада. – Интересно, кто его похоронил?» Он обошел могильный курган, затем оборотился к статуе: каменный человек, разметавший руки по поперечной балке креста и склонивший голову на грудь, нависал над ним, внушая неведомое раньше чувство – терпкую смесь ожидания с недоверием.

– Велик Господь, – послышался неприятный высокий голос. – Послал мне искушение.

Резко обернувшись, Мада увидел невысокого человечка, почти не выделявшегося на фоне скалы. Мясо и кожа его были полупрозрачны, и сквозь них смутно угадывались кровеносные сосуды и отдельные органы – сердце, почки, печень… Существо, стоявшее напротив, питалось кровью. Голодным оно становились совершенно невидимым, сливаясь со стенами домов или стволами деревьев. В недобрые старые времена гулять в сумерках по улицам терраполиса решались немногие. Гортань у кровопийц устроена иначе, чем у обычных людей, оттого говорят они неприятным истеричным голосом: всё время кажется, что собеседник на взводе и сейчас сорвётся. Но сейчас существо было видимо, и агрессии не проявляло.

– Прозрачка… – удивленно произнёс Мада. – Я думал, таких как ты уже не осталось.

– Зачем пожаловал в Борок, Целый? Таких как ты тоже немного.

– Здесь жил отшельник. Не ты ли его похоронил?

– Я и мой товарищ, мы здесь живем с тех пор. Молимся и отгоняем древожуев от берёзовой рощи наверху.

– А что там, в роще?

– Тебе чего надо, Целый? – разозлился Прозрачка. – Ты чего вопросы задаёшь?

Кровопийцы были эмоционально неустойчивы. Они могли искренне уважать тебя, но через секунду, выйти из себя и разорвать на кусочки. Но Мада их не боялся, а потому лишь успокаивающе поднял перед собой руки ладонями к собеседнику и сказал:

– Последний вопрос. Отшельник научил вас каким-нибудь обрядам? Или оставил книги?

– Нет, обрядов мы не знаем, – успокоился Прозрачка. – Говорю же: молимся и следим за порядком. Ты хочешь кого-нибудь похоронить?

«Так вот чем они занимаются! – сообразил Мада. – Очистили рощу от древожуев и устроили тайное кладбище! Закон о переработке биоматериала запрещает закапывать умерших в землю, но не все его соблюдают. Где в терраполисе незаметно похоронить друга? Заброшенные карьеры – самое подходящее место».

– Я хочу сыграть свадьбу, – вслух сказал он. – Это такой обряд, который совершает отшельник. Но в терраполисе говорят, что тутошний был последним.

– Андрей. Его звали Андрей, – пояснил Прозрачка. – Был год… Какой это был год? Лет пять назад, когда снег лег в конце сентября, и деревья заснули рано. Древожуи – всеядные, когда они не успевают нагулять до зимы жир, то спускаются на землю и питаются другими разумными.

– Я знаю.

– Ты много повидал, Целый. Уважаю. Андрей в тот год не ушел из Борока. Все разбежались, а он нет – долбил камень, Бога высекал. Говорил, что пока не закончит, с ним ничего не случится. И это правда – древожуи его не тронули. Хотя часто выползали на верхушку скалы и сверху наблюдали, как он работает. Слушали, как рассказывает о Боге. Не верили ни единому слову, но не трогали. Тогда мы с другом и прибились к нему.

Кровопийца говорил и говорил, и никак не мог остановиться. Мада хотел прервать его, но понял, что у стоящего напротив существа впервые за долгое время появилась возможность выговориться.

– Не знал, что вашу кожу можно увидеть, – заметил Мада, когда тот, наконец, смолк. – Ты сейчас почти не отличим от человека.

Прозрачка с изумлением вытянул перед собой руки, повертел кистями и даже несколько раз подпрыгнул, словно опасался, что видение, то есть он сам, сейчас рассыпется.

– Андрей говорил, что это возможно! – касаясь рукой по очереди лба, живота и плечей, восторженно воскликнул Прозрачка. – Прав был, во всем прав!

– Однако закончить не успел, хоть и заявлял о том, – заметил Мада, глядя на статую.

– Не успел, – вздохнул Прозрачка. Он помолчал, и вдруг неожиданно оживился: – Несколько рукописных книг осталось! Может быть, там описывается твой обряд?

– Что значит рукописных? – не понял Мада. – Разве можно рукой что-то написать? Какой-то встроенный в пальцы минипринтер?

– Нет, он рисовал каждую букву отдельно специальной палочкой.

– Каждую букву отдельно?!

– В это трудно поверить, но увидишь сам.

Поднявшись пологой тропинкой из карьера в рощу, Прозрачка познакомил Маду со своим товарищем. Это был бывший древожуй-падальщик с обвисшей старческой кожей. Дряблая ложноножка со слезящимся глазом повернулась к ним, и падальщик невнятно пробормотал какое-то приветствие. Достав рукопись из дупла, он буквально трясся над ней, пока пришелец листал тонкие листы и пытался разобраться в неровном шрифте, которым пользовался отшельник. К радости Мады в рукописи действительно обнаружилось подробное описание обряда, и он быстро переснял текст и перекинул в сетевое облако.

– Зачем ты хранишь рукопись? – поинтересовался он у древожуя. – Зачем тебе вообще всё это – кладбище, статуя?.

Древожуй беспомощно посмотрел слезящимся глазом. Потрескавшиеся от ветра губы были опущены вниз, и вид он имел виноватый, словно Мада застал его за чем-то неприличным.

– Мы это… – тихо сказал он. – Сволочи мы.

Мада перевёл вопросительный взгляд на Прозрачку.

– Нам надо грехи искупить, – пояснил тот, – мне статую доделать, а ему – за могилками ухаживать. И сволочей, что внутри, сдерживать.

– А что вы такого страшного совершили?

– Иди, иди, Целый, – внезапно разозлился Прозрачка. – Узнал, что хотел, теперь иди.

– И всё-таки что? – не унимался Мада.

– Он Андрею горло перекусил, – сообщил древожуй, – и кровь выпил. Нашло на него…

– А ты? – почему-то шепотом спросил Мада.

– А я мертвечиной тогда питался. Говорю же: сволочи мы.

Первая встреча с будущей женой прошла нервно. Бедная женщина никак не могла взять в толк, с какой целью её создали и зачем нужно выходить замуж. Фильм о семейных отношениях и вовсе поверг её в шок – она узнала о сексе и его последствиях. Немного отойдя, сотворенная посмотрела на Маду и поинтересовалась у Контрабаса:

– На Земле точно больше никого не осталось?

– Не скажу за всю планету, – ответил ей доктор, – но в нашем терраполисе это последний Целый.

Утекали с востока на запад дни, Солнце со скрипом катилось вокруг Земли по невидимым космическим рельсам, и женщина постепенно осваивалась в окружающем мире. В первое время она подолгу сидела в баре наверху, наблюдая за течением жизни разобранных людей, затем стала выходить на прогулки в терраполис и даже завела несколько знакомств с говорящими рекламными головами. Теперь Мада уже не казался ей таким ужасным. По вечерам она делилась с ним впечатлениями, а он рассказывал о своих путешествиях и прежней жизни. Незаметно наступила весна: по улицам потекли ручьи, а на центральной площади терраполиса растаяла Ледяная голова, поставленная перед Новым годом на потеху городским обитателям. Вместе с ней растаяли руки, ноги, животы и прочие ледяные скульптуры Зимнего парка – жизнь возвращалась в своё нормальное русло. В конце апреля сыграли свадьбу.

– Контрабас называет меня Целым, – сказал перед свадьбой будущей жене Мада, – но это неверно, я лишь половинка. Человек развалился на части не потому, что сложный, как полагает один мой приятель. И не прогресс тому причина, как считает доктор. Всё началось с того, что мы распались на половинки. Как только не стало семьи – не стало и человека: только руки, ноги, головы и животы… Вот мне и захотелось попробовать: каково оно – быть единым? Я даже имя тебе придумал – Аве. В переводе с одного древнего языка оно значит «здравствуй».

– Нам ведь придётся заниматься сексом, – печально вздохнула Аве, вспоминая показанный ей фильм.

– Ты знаешь, – ответил Мада. – Я читал, что это не так страшно, как смотрится со стороны.