Пока дознаватель тыкал пальцем в клавиатуру, я, даже немного прейдя в себя, похвалил полицию за оперативность. Но следователь сказал, что это не так и что сейчас ещё хуже, чем раньше, и что мне просто повезло. И добавил, что будь у него выбор, то он бы ушёл на прежний оклад, в прежнею милицию.
На древней, разбитой в хлам служебной Ниве заехали к участковому, забрали ключи от квартиры под расписку и поехали по адресу. То, что я увидел в квартире, никак с Антоном связано не было. Это был тихий ужас. На кухне и в зале ели под себя и не убирали недели две, это точно. Диван был раздавлен в том месте, на котором жил Антон. Прежних вещей не было. Какие-то тряпки, то там, то тут. По комнате разбросаны мелкого достоинства металлические деньги. На тумбочке несколько мятых бумажек по пятьдесят рублей. На балконе бумажные коробки кучей и разбитый компьютер. Если бы я увидел гору пустых бутылок из-под водки или какие-то шприцы, то мог бы сказать, ах вот оно что! Но ничего этого не было. Напротив, в холодильнике молоко, йогурты. Я обратил внимание на это Артёма Николаевича и услышал в ответ, что в наше время всё по-другому. Сама квартира, в принципе, кроме дивана, была целая и даже относительно чистая. Всё работало, телевизор, холодильник, печь и было всё целое. Пока я осматривал квартиру, Артём Николаевич нашёл паспорт, карту ВТБ и собрался уходить. Посоветовал мне при этом ненужное мне выкинуть или куда-нибудь сложить. Я призвал его к логике, мол, завтра найдутся родственники и скажут, что здесь, в тряпках лежал миллион, где он. Порешили на том, что он попытается найти этого неуловимого дядю и скажет мне, что делать дальше. Но если не найдёт, мне придется ехать в морг.
На следующий день, после обеда, через моего уже знакомого дежурного, я нашёл-таки Артёма Николаевича. Он в это время составлял бумаги с дядей. Я уже был доволен, что в морг ехать не придётся и что дядя сейчас подъедет за вещами. Мы с супругой подъехали в назначенный час к дому. Подъехал и дядя с молодым человеком на прадике. Поднялись в квартиру. Завязался разговор. Из него я понял, что племянник ни одного дня не работал, успел продать три квартиры, а родители его умерли уже давно и, что дядю он не слушался. Между тем дядя похвастался, что ему уже пятьдесят два года, а у него дочь десятилетняя и что он, в отличии от племянника, всю жизнь работал и продолжает активную жизнь. Забирать дядя ничего не хотел, но поглядывая на молодого товарища вынужден был складывать в коробки барахло.