Loe raamatut: «Я спас РФ»
Глава 1. «9 МАЯ»
2045 год. «Северский».
Призывно забубнил старенький будильник. Северский нащупал сенсор выключателя и открыл глаза. Затем рука на автомате схватила пульт управления головизора.
Взглянув на вспыхнувший трёхмерный экран, пожилой учёный уставился на двух блаженно улыбающихся ведущих непонятного пола, возбуждённо обсуждающих выход на экраны нового блокбастера, про супергероев в трусах поверх колготок, вознамерившихся в очередной раз попытаться спасти этот грёбаный мир.
А ведь раньше в этот день всегда транслировали парад победы с красной площади, заканчивающийся нескончаемым шествием бессмертного полка.
Сергей Петрович знал, что если сейчас перелопатить пару сотен каналов или войти в соцсети, то он нигде не найдёт ни единого упоминания о Дне Победы.
– Вымарали всё – проворчал Северский и горестно вздохнул.
Приступ надсадного кашля тут же накрыл, и ему пришлось вскочить со скрипучего дивана и хромать на кухню. Ингалятор с дорогущим лекарством оказался почти пуст, впрочем, ему хватило пары вдохов целебной аэрозоли и приступ отступил.
Жизнь без одного лёгкого накладывала уйму ограничений, но через три года после удаления он понимал, что уж лучше так – чем совсем никак.
На электрической плитке закипел чайник и его свист напомнил сирену воздушной тревоги. Ещё несколько лет назад никто бы не поверил, что над Москвой может звучать сирена воздушной тревоги, не просто для проверки автоматической системы централизованного оповещения, а для предупреждения москвичей перед реальной бомбардировкой.
Сирены загудели три года назад, когда несколько сотен космических спутников, номинально обеспечивающих интернетом весь мир, совершенно неожиданно начали выпускать ракеты с компактными ядерными зарядами в несколько килотонн. Вся территория российской федерации попала под массированный точечный удар, в течении часа уничтоживший пусковые шахты, мобильные ракетные установки и зенитные комплексы системы «Периметр».
Удар был расчётлив и точен. В первые часы погибло не так много народа, как предполагалось для полноценной ядерной войны, всего-то два миллиона человек, но почти половина из них оказалась военными. Точные подсчёты умерших от лучевой болезни никто не вёл, но Сергей Петрович знал, что их в разы больше.
Как потом сказала американская президентша, произносившая победную речь во время экстренной сессии ООН – «Это вынужденные жертвы во имя торжества демократии во всём мире».
А как же наш ответный удар, карающий ядерным мечом врагов, посмевших напасть на Российскую Федерацию? А никак. Его, не было. Ведь все наши межконтинентальные «Авангарды», «Кинжалы», «Воеводы» и «Сарматы» остались в шахтах и на столах мобильных пусковых установок.
За пол часа до нанесения удара, наш молодой демократически избранный президент Кирилов, приехал в американское посольство, и спустился в глубокое бомбоубежище, тем самым самоустранившись от выполнения своих прямых обязательств.
Премьер министр с министром обороны попытались обойти его высший допуск и отдать приказ о нанесении ответного удара, но у них ничего не вышло. Все системы связи были заблокированными, компьютерные сети заражены боевыми вирусами, выжигающими всю электронику в центрах управления вооружёнными силами страны, а коды запуска ракет заранее изменены. Автоматическая система возмездия «Мёртвая рука» тоже не сработала.
А потом началась "тридцатидневная" война, в которой враги победили, а мы проиграли. Именно тогда Сергей Петрович Северский потерял лёгкое.
В первые дни наше ПВО над Москвой смогли сбить почти все ракеты с ядерными боеголовками, вооружённые силы, МЧС и МВД попытались организовать оборону, но наши так называемые "западные партнёры" опять смогли удивить. К городу полетели тысячи ударных беспилотников, и на Москву начали падать бомбы, начинённые чрезвычайно сильной химией, по сравнению с которой пресловутый «Новичок» выглядел перцовым газом. За последующие тридцать дней, три четверти жителей столицы погибли вместе с защитниками города.
В иных центрах сопротивления происходило нечто подобное, правда там Альянс демократических стран и в дальнейшем не брезговали применять ядерное оружие. Питер, Севастополь, Смоленск, Волгоград, Тула, Новгород, Грозный, Омск, Владивосток и ещё десяток городов получили минимум по одному ядерному заряду малой мощности.
В первые дни тридцатидневной, Сергей Петрович Северский вместе с семьёй сумел выскочить на машине из города и объезжая очередной блокпост, лишь на несколько секунд въехал в распылённое облако боевых нанотоксинов. Врач потом объяснил, что в правое лёгкое попало всего несколько активных молекул, а левое задело по касательной и оно, получив пятидесятипроцентное поражение, сумело чудом остаться в строю.
«Тебе повезло» – объявил он Северскому три года назад, прямо перед выпиской.
Сергей Петрович, посмотрел на дверцу холодильника, где в магнитной рамке виднелась фотография жены с детьми и вспомнил как он, харкая кровью, доставал их с заднего сиденья машины, и по очереди относил к дверям приёмного отделения подмосковной больницы. И только дотащив жену до каталки Северский потерял сознание, вынырнув из комы только через месяц.
– Маша, я за вас отомщу – просипел Сергей Петрович, и залпом выпил дрянной, почти остывший кофе.
Вернувшись в зал, он нажал на вершину помаргивающей пирамидки и на головизоре появился логотип игровой приставки. Три года назад подаренной сыну на его последний день рождение. И теперь это единственный гаджет в доме, постоянно связанный с глобальной сетью. Нет, сам Сергей Петрович не играл, но один знакомый умник перепрошил приставку таким образом, что она по ночам делала это сама, а маленький чип со специальным скриптованным алгоритмом, общался со всевозможными партнёрами по многочисленным онлайн играм.
Сергей Петрович вывел на экран чат последней игровой сессии и отфильтровал ненужные сообщения. Затем восстановил в памяти, последовательность подвижного шифра и быстро составил вырванные из текста буквы и цифры в короткое текстовое послание.
«Сегодня 10:00 Станция Пролетарская»
– Неужели сегодня? – Руки Северского предательски задрожали. – Соберись тряпка – приказал он себе и постоянно посматривая на часы, начал лихорадочно одеваться.
Уже через пятнадцать минут он стоял в прихожей и глядел на себя в зеркало. Из него смотрел осунувшийся и небритый, совершенно седой тип в старом плаще и кепке. В руках алюминиевая палочка, а вокруг худой шеи, кое-как намотан длинный шарф.
На вид лет 70-75. Почти старик, а ведь на самом деле ему только недавно исполнилось 49.
Сколько же осталось жить этому телу? Врач сказал, что если лёгкое не простужать и совсем не болеть, то лет семь-восемь оно протянет, а вот пострадавшее от боевой химии сердце может отказать в любую минуту.
Присев на дорожку, Северский протёр рукавом кусок пластика, пришитый в районе груди, прямо на плащ. Под прозрачную оболочку засунут выданное в оккупационной администрации, временное удостоверение жёлтого цвета, с крипто-меткой, голографической фотографией и списком секторов города, доступных владельцу для посещения.
Наконец решившись Сергей Петрович поднялся, распахнул дверь и вышел на площадку. В этот момент, из квартиры напротив, появился новый сосед. Здоровый спортивный мужик, одетый в новую, дутую куртку с американским флагом во всю спину. На синей нарукавной повязке, красовалась звёздная эмблема Евросоюза, в центре которой реял жевто-блакитный флаг.
Раньше в этой квартире жили совсем другие люди, а теперь тут живёт этот, вместе со своей быдловатой женой, облачённой в леопардовые шмотки, и пухленьким десятилетним сыночком, который никогда не здоровался и периодически рисовал на стенах всякое нацистское непотребство.
Насколько Северский знал, новый сосед работал в гражданской администрации сектора, специалистом по уничтожению наследия кровавого режима. А ещё он недавно выяснил, что кроме сноса памятников и сбивания звёзд, откуда только можно и нельзя, этот утырок периодически пишет доносы в новую полицию и «Федеральное Бюро Контроля», заменившее два года назад упразднённое ФСБ.
Уж больно сильно он хочет заполучить ещё одну квартиру в центре города.
Сосед повернулся, увидел Северского, и мгновенно поменялся в лице.
– Привiт – буркнул он, затем внезапно остановился и перейдя на подчёркнуто ломаный русский, спросил: – а куда ты соседушка собрався с ранку?
Сергей Петрович едва заметно кивнул, и хотел просто уйти не отвечая, но внезапно осознал, что сегодня не стоит ни с кем ссориться. Общаться с вызванными полицаями или дружинниками, хотелось меньше всего.
– Так сегодня же рабочий день. Вот еду в институт. Надо же кому-то и работу работать.
Сосед явно хотел возмутиться, но видимо не найдя по какому поводу, указал мясистым пальцем на чёрный бант, обвязанный вокруг зелёного пропуска, небрежно приколотого к карману дутой куртки.
– Сегодня динь скорби по жертвам Сталинского режима и все должны носить травурные ленты.
– Ну раз все должны, значит будем носить. Сейчас же зайду в ближайший маркет и обязательно приобрету целый метр ленты – бодро пообещал Сергей Петрович, и резко развернувшись, пошёл вниз по лестнице.
Сосед хотел ещё до чего-то доколупаться, но видимо не сумев сформировать претензию, выкрикнул вслед что вечером обязательно проверит наличие «травурной ленты».
Через минуту лифт проехал мимо тяжело дышащего Сергея Петровича, а когда он уже выходил из подъезда, то увидел хмурого соседа, садящегося в огромный гибридный внедорожник, явно экспроприированный у москвичей.
Неожиданно в лицо Северского дунул ветерок, непонятно как сумевший залететь в плотно обложенный зданиями внутренний дворик. Он принёс запах весны, смешанный с застарелой гарью, давно отбушевавших пожаров.
Сергей Петрович вышел из арки на улицу и мимо пронеслась машина соседа, окатившая его грязной водой из лужи.
– Ничего страшного – сказал Северский, затем стряхнул с плаща воду, и побрёл к остановке электробусов.
По пути взгляд зацепился за висевшую на торце дома новенькую табличку, с именем первого чернокожего президента США, дублированную на английском, французском, немецком и почему-то украинском.
– А «Новый Арбат» то им чем не угодил? – озадаченно пробурчал Северский. – Понимаю, когда «Ленинский проспект» переименовывают в «проспект Бандеры». Или «Кутузовский» в «проспект императора Наполеона» – это борьба с народной памятью. Но чем победителям не угодил Арбат? Ведь это название привнесено восточными купцами. Хотя если подумать, тут всё ясно. Когда-то именно здесь хану Улу Мухаммеду дали по зубам, а намного позже, Дмитрий Пожарский стоял здесь со своим войском, отбивая крохотную Москву у польско-литовских захватчиков.
Несмотря на рабочий день, народу на остановке собралось немного. Минут через десять подъехал длинный электробус.
Найдя свободное место, Сергей Петрович сел, и принялся рассматривать унылые городские пейзажи.
Частных машин на улице попадалось немного. Да и те что проносились мимо, в большинстве своем имели иностранные номера или временные, выдаваемые экспроприированному транспорту. Номера Московской республики тоже встречались, но совсем редко.
Новое государство называлось «западная Московия». А ещё насколько знал Северский на теле разлагающейся федерации возникли «Донская республика», «Сибирская республика», «Союз национальных автономий», и «Восточная, евразийская республика», совсем недавно разделившаяся на две отдельные части. Первая существовала под протекторатом Японии, а вторая Китая. Ходили упорные слухи, там сейчас идёт большая территориальная война, начатая нашими бывшими соседями, не сумевшими разделить несколько областей на востоке расколотой страны.
Кроме этого родились десятки отдельных национальных автономий, тут же отделившихся от новоиспечённых республик. Альянс демократических стран этому не препятствовал, а наоборот всячески поддерживали процесс разделения территории бывшей РФ.
Количество созданных образований множилось каждый месяц, и многочисленные местные царьки тянули одеяло на себя. Кое где постоянно возникали локальные конфликты. Новые феодалы кидали в бой БТРы и танки, деля не заинтересовавшие альянс земли, ресурсы и населённые пункты.
Если точнее, то по скупо доходящим сведениям практически везде было неспокойно. Войска Альянса взяли под контроль только большие города, порты, некоторые области, основные трассы, главные линии железнодорожного сообщения и конечно же трубопроводы, энергосети и коммуникационные линии. Западные корпорации ввели подразделения ЧВК в города с крупными предприятиями, и в зоны добычи полезных ископаемых.
Во время тридцатидневной войны никто из соседей не поддержал РФ. Но когда она закончилась, все кинулись делить её территорию. Япония захватила все спорные острова, а заодно Сахалин, Камчатку, Владивосток и Хабаровск. Китай долго ждал, но не выдержал и быстро прибрал всё северное Приамурье вплоть до озера Байкал.
Украина очень хотела вернуться в Крым, но опять обломалась. Турки оказались порасторопнее и важнее для альянса. Именно им досталась большая часть полуострова и Симферополь. Американские морпехи заняли остатки разрушенного атомной бомбардировкой Севастополя и Ялту.
Зато Украина сумела с большим трудом раздавить сопротивление на Донбассе и откусить несколько приграничных районов у России.
Мурманск с Архангельском перешёл в вотчину Норвегии и Швеции. Финляндия захватила Карельский перешеек вплоть до Питера. Немцы забрали сам Питер и Калининград, мгновенно переименовав его в Кёнигсберг.
Но больше всех преуспели поляки, они заняли всю территорию Белоруссии, затем вторглись в ещё воюющую Россию и захватили Брянскую, Смоленскую и Псковскую области.
Впрочем, положение дел каждый день менялось и всё новые земли переходили под чей-то иноземный контроль.
Сергей Петрович знал, что кое-где люди сопротивляются новоявленным хозяевам. Партизаны и подпольщики устраивали засады на колонны техники альянса, взрывают трубопроводы и убивают врагов, кем бы они ни были.
Впрочем, партизан и подпольщиков нещадно истребляют воины света, используя самую современную технику и местных коллаборантов всех мастей. В новостях каждый день показывали бесконечные сюжеты, про победу над очередной бандой русских террористов, мешающих строить демократию, на руинах адского «Мордора».
Внезапно Сергей Петрович увидел то что отвлекло от тяжких дум. Автобус медленно проехал целый квартал руин и выехал на идеально сохранившуюся улицу с уже запущенным галотеатром.
Посмотрев на трёхмерные панели со сменяющимися афишами фильмов, Северский горестно ухмыльнулся. Ни одному фильму местного производства на афише места не нашлось. Насколько он знал, даже в интернете трудно найти российское или советское кино. Все произведения киноиндустрии тщательно зачищались и подвергались самой демократичной цензуре на планете Земля.
Ну и где же теперь те, писатели, режиссёры и актёры так ратовавшие за свободу личности и самовыражения? Где та творческая интеллигенция вместе с их вечным нытьём о невозможности свободно творить при тоталитарном режиме? Ещё три года назад они все работали и неплохо жили, писали книги и сценарии, снимались в фильмах, щедро спонсируемых нехорошим государством.
А ведь это именно они в конечном счёте смогли с помощью западных соцсетей возбудить молодёжь и в итоге привести к власти молодого, либерального президента-демократа, который потом всех предал.
Во время войны львиная часть творческой элиты погибла, но кто-то сумел эмигрировать после окончания горячей фазы, а остальные до сих пор находятся где-то рядом, выживают и пытаясь понравиться, оккупационным властям. Но никто из них больше не снимает и не снимается в кино. Да что там кино, в Москве кроме большого театра, не открылся ни один театр или музей, но зато каждый день открываются кабаки, казино, бордели и ночные клубы, где иностранцам и новоявленным хозяевам жизни, отлично вписавшимся в новую реальность, разрешено почти всё.
Случайный взгляд Сергея Петровича упал на задранный лацкан пиджака, сидевшего напротив гражданина интеллигентного вида. Свет упал в прорезь между отворотом и шеей, там промелькнувшие значки с гербом Евросоюза и американским флагом, на всякий случай спрятанные на время поездки в общественном транспорте.
Правильно делает, что прячет. Сергей Петрович знал, что пройдёт несколько лет и они перестанут такое прятать, но пока за это могли реально дать в морду.
Сергей Петрович обвёл взглядом присутствующих и без труда нашёл ещё пару подобных личностей.
– Ничего мы ещё повоюем – прошептал он зло и снова уставился в окно.
Неожиданно электробус дёрнулся и прижался к тротуару, мимо на большой скорости пронеслась длинная колонна чёрных внедорожников с парой БТРов. На дверцах виднелся характерный логотип с воющим псом и символом солнцеворота.
А вот и ещё одни. Кроме новой полиции и ФБК, оккупационные власти учредили новую жандармерию, для борьбы с партизанами и контролем за территориями, примыкающими к городам. Вот туда-то брали всю падаль. В жандармерии скопились националисты всех мастей, выпущенные уголовники, армейские дезертиры и всяческие элементы люто ненавидевшие прежний режим.
Многочисленные управы жандармерии, быстро расплодились по всей бывшей территории РФ находящейся под контролем альянса и подчинялись напрямую ФБК и штабу военной полиции оккупационных сил.
Жандармы, часто принимают участие в карательных операциях против партизан и организовывали облавы на граждан, недовольных новыми порядками. Слухи ходили всякие, расстрелы, выжигание огнемётами мятежных посёлков, банальное мародёрство и грабёж.
Выйдя из автобуса Сергей Петрович побрёл к станции метро. Возле входа стоял огромный БТР бундесвера с характерными крестами на высоченных бортах. Задранная башенка, водила из стороны в сторону спаркой крупнокалиберных пулемётов, совмещённой с установками отстрела газовых гранат.
Странно. К чему бы это? Уже почти год войска альянса не патрулируют сами, переложив эту обязанность на полицаев и жандармерию. Уж не облаву ли они решили устроить с тотальной проверкой граждан по всем базам данных? Да нет, сегодня же 9 МАЯ, значит просто усиление.
Значит до сих пор боятся, что кто-то снова выйдет.
Год назад, после того как новоиспечённая дума Москвы, вторично отменила Праздник Победы, несколько тысяч человек попытались выйти на улицы города, но их быстренько окружили, залили газом, поколотили дубинками, погрузили в автозаки и развезли по центрам восстановления психики.
Благозвучное название, не правда ли? – если бы не одно, но, под аббревиатурой ЦВП пряталась сеть учреждений, больше похожих на концентрационные лагеря. Правда имелось и несколько отличий, в центрах людей не сжигали в печах, а просто накачивали психотропными стимуляторами, промывали мозги и заставляли тяжело работать, зачастую в зонах радиационного заражения.
Условия содержания и кормёжка не очень, но люди выживают везде. Правда вернувшиеся оттуда встречались редко. Большинство же пропадали навсегда, а на все запросы родственников, из ФБК приходили дежурные отписки, дескать исправляемого перевили в другой центр.
Пройдя через рамку металлоискателя, Сергей Петрович приостановился на красной линии, дав отсканировать крипто-метку с пропуска. Дальше он догнал очередь людей, медленно бредущих между расставленными змейкой ограждениями.
Турникет встретил красным лучиком лазерного сканера и не пропустил, пока не списал несколько евро с чипа, встроенного в браслет, надетый на правое запястье. Это лишь начальная сумма, при выходе система рассчитает какое расстояние пассажир проехал и спишет остаток. Ездить на метро стало очень дорого, и даже с Московскими зарплатами не многие могли это себе позволить.
За турникетами, располагалась ещё одна змейка заграждений, а уж за ней стояла группка полицейских, в полной броне-амуниции, созданной для разгона митингов. На шлеме у каждого сотрудника новой полиции, красовался свеженький герб Московского государства, очень похожий на исковерканную копию герба Москвы.
На груди полицаев висели индивидуальные жетоны. Вот тут всё было поинтереснее, кроме щита, мечей и обычной идентификационной крипто-метки в центре виднелся символ, указывающий на то откуда прибыл блюститель порядка. Большинство приехали из ближайшего зарубежья, так что обилие украинских трезубов и гербов крымского ханства, давно никого не смущало.
Полицай с трезубом на бляхе дернулся, ещё раз просканировал пропуск Сергея Петровича и пропустил к проходу на эскалатор.
На стенах пестрели голографические рекламы мировых брендов, а в самом низу бросался в глаза большой указатель с новым названием станции метро.
«Джордж Буш младший».
Эх, разве этого заслужила бывшая «Площадь революции»?
Спустившись на перрон, Северский увидел, что знаменитые статуи революционеров грубо вырваны, а места где они стояли кое-как замазаны белой шпаклёвкой. Новые хозяева всё тщательно вымарали и подчистили, так что от советской символики не осталось и следа.
Минут через десять подъехал поезд и Сергей Петрович зашёл в пошарпанный вагон. Мест хватило, и он уселся напротив помаргивающей видео-панели с новым планом метро. Казалось, что старый план наполовину стёрли и заменили названия почти всех оставшихся станций. Добрая половина после войны так и не открылась.
Три года назад, последние защитники города укрылись под землёй и ещё два месяца отбивались от наседающих спецподразделений альянса. Их травили газами и выжигали напалмом, но они всё равно держались. Тогда оккупанты взорвали туннели и замуровали выходы.
Как-то раз один пожилой слесарь, демонтирующий газовое оборудование в доме Сергея Петровича, перепил самогона и рассказал, что если спуститься в канализацию в одном из микрорайонов, то в паре мест можно прижать ухо к стене и услышать стук. Слесарь служил когда-то в войсках связи и уверял что это не просто стук, а морзянка. Конечно скорее всего это новая Московская байка, но в некоторые байки иногда хотелось верить.
Прежние скорости поезд метрополитена больше не развивал и иногда Сергею Петровичу казалось, что он видит следы от пуль на стенах туннеля.
Через пару станций в вагон вошёл пошатывающийся мужик с пришитым к груди красным пропуском и сразу скинул замызганный пуховик на пол. Из-под верхней одежды появилась олимпийка с пришпиленной булавкой георгиевской ленточкой и несколькими боевыми орденами и медалями.
А затем мужик принялся напевать под нос «День Победы» при этом разгуливая по вагону, периодически останавливаясь и заглядывая каждому пассажиру в глаза. Все стыдливо отворачивались, утыкаясь в стекло, одна из тёток заругалась и лишь пара человек коротко кивнули, но подпевать не стали. Зато из вагона потянулась вереница баб, тянущих за собой детей с мужьями, а вслед им неслось хриплое, с каждой фразой усиливающееся пение:
– "День победы, как он был от нас далёк, как в костре давно потухший уголёк. Были вёрсты, обгоревшие в пыли, этот день мы приближали как могли"…
Когда ветеран добрался до Сергея Петровича, тот тоже отвернулся, хотя и почувствовал при этом как горло сдавило и наполнилось горечью. Слабенькое сердце бешено заколотилось в груди и перестало трепыхаться только тогда, когда поющий уже в голос мужик, не перешёл в другой вагон.
– Сорвало резьбу ветерану. Жаль мужика – под нос прошептал Сергей Петрович и почувствовал, как по щеке проскочила слеза.
Минут через пять поезд остановился на бывшей «Комсомольский», теперь носившей имя заклятого русофоба «Збигнева Бжезинского».
Выйдя наружу Сергей Петрович увидел, как четверо мордоворотов, с повязками дружинников, вытаскивают ветерана из последнего вагона. Голова того была в крови, спортивная куртка сорвана вместе с медалями, а из рукава разодранной тельняшки торчала изуродованная культя.
Ещё один беспокойный гражданин выскочил следом, и держась за разбитый нос, побежал по перрону, при этом громко призывая полицию на помощь.
Пальцы Сергея Петровича до скрипа сжали кривую ручку алюминиевой палочки.
– Ничего. Держись браток. Скоро мы за тебя отомстим.
Северский нехотя отвернулся, отсчитал нужную колонну и тяжело опустился на лавочку.
На стареньких часах было пол-одиннадцатого, когда один из пассажиров приостановился и скинув рюкзак совсем рядом, принялся завязывать шнурок ботинка.
– Едем до «Подбельской». В разных вагонах – едва расслышал Северский его шёпот.
Минут через десять он забрался в последний вагон поезда. Вышедшего на связь мужчину больше не видел.
Выйдя на «Подбельской» Северский побрёл к эскалатору. По пути опять напал приступ кашля. Пустой ингалятор несколько раз пшикнул, выпуская остатки сжатого воздуха и как не странно, но сам процесс помог.
– Дом 34, фургон развоза алкомаркета – послышалось из-за спины и мимо пробежал спешащий пассажир с рюкзачком за спиной.
Автоматически расплатившись за поездку и пройдя все процедуры контроля, Сергей Петрович вышел из метро и принялся высматривать таблички на домах. Минут через двадцать он нашёл нужный адрес и в проезде между зданиями увидел грузовой фургон с голографическим логотипом популярной водки, на бортах.
Красноносый бородатый мужик в шапке ушанке тянул стакан к бутылке и периодически лукаво подмигивал.
Как только Северский подошёл ближе, водительская дверца открылась и оттуда выскочил молодой рыжий парень в спецовке со всё тем же логотипом водки. Ни слова не говоря, он распахнул дверцы грузового фургона и помог забраться внутрь.
– Одежду, браслет, пропуск, телефон, мелочь, любые документы и электронику – всё сюда – приказал мужчина, невзрачного вида встретивший за порогом. Затем он распахнул рюкзачок и протянул рабочий комбинезон.
Через пару минут Сергей Петрович остался совершенно голым, а мужик начал водить попискивающим обручем сканера вдоль худого тела. Не обнаружив ничего подозрительного, он посмотрел в глаза Северского и спросил:
– Сергей Петрович, это точно всё?
– Да – неуверенно сказал Северский и нервно покрутил так и не снятое обручальное кольцо. – А его можно оставить?
– Лучше не надо.
Электромобиль неспешно ехал уже час. Сергей Петрович сидел совершенно один на жёсткой лавочке, за паллетами с водкой. Потёртая спецовка оказалась великовата и висела словно на вешалке. Новый жёлтый пропуск, был совсем с другой фамилией и лишь голографическое фото подтверждало, что он принадлежит Северскому.
Все вещи невзрачный мужчина сложил в рюкзак и прихватив алюминиевую палочку удалился, оставив вечно мёрзнущее тело, на расправу трясущемуся фургону электромобиля.
В какой-то момент Сергею Петровичу стало страшно, судя по примерному расстоянию, которое преодолел грузовичок, он давно выехал с территории секторов, доступных для посещения.
Наверняка в институте уже хватились ведущего специалиста по расшифровке крипто-кодов. Конечно направление потеряло актуальность несколько лет назад, когда крипто-сигнал начали напрямую передавать коллегам из-за рубежа, но если начальство проявит бдительность и доложит особистам, то сначала ему позвонят на домашний, а потом вышлют на адрес институтскую охрану.
Эх, лишь бы они подольше протелились.
Машина резко снизила скорость, а потом и вовсе остановилась. Снаружи донеслись приглушённые голоса, нехитрая мелодия шансона и шум дизельного двигателя. Сергей Петрович встал и схватился за один из пластиковых ящиков, в точности выполняя инструкции мужчины с невзрачным лицом.
Послышался лязг открываемого запора и сердце профессора Северского бешено заколотилось. Дверца распахнулась, и он увидел рыжего шофёра, представленного ему Глебом. Рядом стояли два парня в белых папахах, на которых красовались кокарды с черепом и костями. Разгрузки казаков были плотно забиты магазинами, из-за спин выглядывали деревянные приклады стареньких автоматов Калашникова. На боку у одного висела настоящая шашка.
– Эй ты старый пердун, чего вылупился? Тащи сюда ящик! – выкрикнул Глеб и присутствующие заржали.
Сергей Петрович поднатужившись поднял ящик с водкой и быстро засеменил к выходу. Ящик принял один из казачков и брезгливо окинул взглядом трясущегося от холода Северского.
– Нахера ты его с собой возишь? – поинтересовался он.
– Да сам не знаю – сильно добрый, наверное. Это ж мой бывший классный руководитель. Историю вёл. Если я его кидану то он сдохнет от голодухи через неделю – мгновенно ответил Глеб.
– Ну раз ты такой добрый, может скинешь для нашего есаула ещё один ящичек. А то он задрал нас своими ночными проверками – с нажимом попросил казачок и передал ящик товарищу.
– Не парни, вы чо? Мне ещё в комендатуру зоны отчуждения, отгрузить придётся.
– Да не жмись Глебка, комендантские сегодня обломятся, а нам Красновцам, надобно срочно радиацию из организма выводить.
– Ну ладно – неохотно сдался водитель. – Только в следующий раз дам всего десять бутылок.
– Да нехай будет так. Одним днём живём – согласился казачок.
Глеб оглянулся на Сергея Петровича.
– Эй развалина? Тащи ещё один. Да давай пошустрее, иначе пенделя получишь для ускорения.
Сергей Петрович встрепенулся и посеменил назад. Дрожащие руки схватили следующий ящик водки и в этот момент он почувствовал, как к горлу подкатил кашель. Перестав дышать, профессор развернулся и сделал первый шаг.
Ноги едва не подвели, но он каким-то чудом сумел дохромать до распахнутой дверцы. Уже наклоняясь Сергей Петрович почувствовал, как его потянуло вперёд и понял, что сейчас вывалится наружу. В следующий миг ящик перехватили крепкие руки Глеба, не дав профессору завалиться.
– У чёрт старый, я тебе больше с утра наливать не буду – возмущённо заорал он и передал ящик второму казачку.
Все снова заржали, а потом ворота захлопнулись.
Сергей Петрович упал там, где стоял, зажал рот и слушал как снаружи галдят развеселившиеся казачки, в то время как Глеб рассказывает анекдот про жадного москаля встретившего не менее жадного еврея. Когда электромобиль тронулся, из горла вырвался заполошный кашель, смешанный с сукровицей.
Приступ бил минут пять не переставая, а желудок исторг из себя всё что смог наскрести. В какой-то момент показалось что всё закончилось, но новый поток кашля заставил свернуться калачиком. И всё это время перед глазами Сергея Петровича стояли молодые лица улыбающихся казачков, с только начавшей появляться порослью в области носа.
– Красновцы – прошептал он, когда тело закончило содрогаться от спазмов.
Это ж надо. И атамана Краснова откопали – главного казачка Гитлера. Кого только за эти три года не появилось на нашей земле.
