Loe raamatut: «Воспоминания о настоящем»

Модель предпочтений

Уил Смит крепко спал, когда настойчивый телефонный звонок решил вытащить его из неги спокойного сна. Звонок бесновался как полоумный, то понижая, то повышая тон, выключаясь на некоторое время, и снова принимаясь за экзекуцию.

Уил натянул на голову подушку, плотно укутался одеялом, сосчитал до пятидесяти в надежде, что его оставят в покое, но тщетно. Телефон трезвонить не переставал и его звонки не стали менее требовательными. Измотавшись в конец, Уил сел на постели и с ненавистью уставился на старенький аппарат с длинной трещиной по всему корпусу.

Протянул руку, снял трубку и с опаской поднес ее к уху. Позвонить в столь поздний час мог только один человек. Профессор Челленджер, странный, взбалмошный, неугомонный, доводящий до полного нервного истощения своими идеями и торопливостью.

– Алле! – Прорычала трубка, разумеется, голосом профессора Челледжера.

– Смит?

– А ты хотел услышать епископа? – Съехидничал Уил.

– Меня уволили! – Продолжал профессор.

– Сожалею… – Протяжно зевнул Уил и посмотрел на фосфоресцирующий циферблат над кроватью. Часы показывал тридцать две минуты четвертого. В том, что профессор лишился очередного места работы, Смита не удивило. Со склочным характером ученого мирились очень не многие работодатели.

– Чем могу помочь? – Без участия в голосе произнес в трубку Уил. Голова от недосыпа страшно болела. В глазах от проезжающих по улице машин плясали цветные чертики. Квартиру давно пора было менять. Ни тройное остекление, ни автоматические шторы не спасали от бликов фар и шума. Прямо за углом дома, в котором жил Смит начинался трамплин аэроавтобана. Лихачи на спортивных автомобилях проходили звуковой барьер задолго до конца жилой зоны, и это не могло не сказаться на качестве отдыха. Никакие материалы не спасали от ударов сверхзвуковых переходов. Полиция, разумеется, штрафовала нарушителей, но это мало помогало. На хороших автомобилях ездила обеспеченная молодежь и часто квитанция об уплате за превышение скорости обрамлялась в рамочку и вывешивалась на стену, как доказательство особых качеств, владельца авто.

– И? – Широко зевнул Уил в трубку.

– И… – Ответил Смиту Челленджер.

– Ну… – Начал злиться Смит.

– Значит так! – Зарычал Челленджер привычно. – Ты сейчас соберешься и выедешь до третьей улицы. Там на пересечении с шестой Парковой есть ресторан. Я буду тебя ждать ровно сорок минут. Если не приедешь – пеняй на себя. – Трубка дала отбой. Смит нажал кнопку прекращения диалога и грязно выругался. Третья парковая была на другом конце города. За сорок минут он, конечно, туда доберется, но это будет стоить и времени и нервов, и денег.

Керосин стоил недешево, а знакомство с профессором его карман не делало более полным, Однако, ослушаться было нельзя иначе – «Пеняй на себя»

– Скривился Смит и показал язык телефонному аппарату. Он посидел на постели еще минуту, сладко почесывая грудь и, наконец, упрямо тряхнув головой, отправился в ванную.

Струя ледяной воды из крана быстро прогнала сон. Уил зачесал светлые волосы на затылок. Промокнул их полотенцем и сбрызнул из баллончика пылеотталкивающим составом. Ночью в городе гари было не меньше чем днем. Вышел из ванной и отправился снова в крохотную спальню. Гардероба у него не было. Вся одежда умещалась на старом деревянном стуле, который выбросил на лестничную клетку расточительный сосед. Уил влез в, когда то синие джинсы. Воткнул ноги в коричневые туфли. Натянул футболку, и решив, что лучше быть одетым теплее накинул сверху поношенный серый пиджак в мелкую клетку.

В кармане звякнул жетон прокатного Опеля. Машины не то, чтобы не престижной, но богатеи почему то избегали ездить на авто этой марки. Смиту Опель нравился. Нравился своей продуманностью и неторопливостью. Летал он не очень быстро, ездил тоже, но был легким в управлении, и обладал весьма совершенной системой безопасности.

Смит встряхнулся, перед тем как выйти из квартиры. Натянул на худощавое лицо сосредоточенное выражение и толкнул двери. Дверь скользнула в стену, выпуская хозяина наружу. Смит лифт проигнорировал, поскольку каждый проезд стоил опять же денег и стал спускаться по лестнице, за пользование которой пока никто не догадался брать плату. Спуск не подъем и поэтому с уровня сорокового этажа Смит спустился менее чем за восемь минут. Он, несколько запыхавшись, добрался до своей машины. Чиркнул жетоном по рукоятке двери и с удовольствием сел в кресло. Натянул на голову шлем наблюдения и взялся за штурвал.

Опель чихнул пару раз, запуская двигатель, выпустил из тяговой турбины синий вонючий клуб, но через миг исправился и ровно заурчал. Смит вырулил на трамплин. До третьей улицы можно было добраться и по земле, но это заняло бы гораздо больше времени, а Смит хотел еще немного и перекусить. Если, разумеется, это получится. Челленджер мог испортить аппетит кому угодно.

Смит дождался своей очереди на разгон и утопил педаль газа. Пружины противоперегрузочного кресла жалобно скрипнули.

– Старый конь борозды не портит – сквозь сомкнутые зубы просипел Смит и вытянул штурвал на себя. После прыжка авто трансформировался в болид и выпустил короткие крылья и хвостовые стабилизаторы. Полетом это было назвать нельзя. По настоящему летали лишь некоторые модели Феррари и Ламбарджини, да и то на расстояние не больше сотни миль. Японцы пытались создать Ауди с ресурсом полета в триста миль, но без качественного автопилота. Комитет запретил их использовать.

Смит скосил глаза вправо. Там должны были быть маяки привязки к посадочной площадке расположенной как разу у Парковой улицы. До шестой Парковой и далее до пересечения с третьей улицей он сможет добраться и по земле. Опять же, если не будет пробок и, если какой ни будь урод не подрежет его на трассе.

Опель наклонил нос и в перекрестье шлема появились пять огней прицеливания к центру посадочного круга. Опель прыгал высоко, длинно, мягко. Не далеко, но очень точно и это было несомненным преимуществом автомобилей этой марки.

Смит выдавил штурвал от себя. Авто сделал небольшой маневр за счет гироскопов и перекрестья прицела и посадочные огни слились в единую фигуру, похожую на созвездие Южного Креста, как раз торчавшего в небе над головой.

Упругий тент площадки легко принял Опеля и погасил удар, неизбежный при посадке. Смит без притормаживания сделал некрутой вираж и ушел в левый сектор трассы по направлению к Парку. Теперь надо было держать ухо востро. Как ни старалось Правительство, как ни бился Комитет, порядка на дорогах за последние тридцать лет так и не стало больше.

Скорости перемещения людей, спрятанный в жестяные коробочки, за этот срок увеличились вдвое, но разумности это им не добавило. Были попытки разработать систему сдерживания, ввести ограничения на объем двигателя и искусственно ограничить скорость перемещения. Законы принимались, но исполнять их не хотел никто. Время стало единственной и самой устойчивой валютой. Если, вы куда то не успевали, то не успевали никуда: ни жить, ни работать, ни размножаться. Все делалось бегом, все делалось по возможности быстро, и даже секс был по времени лимитирован в суматохе мегаполиса.

Справа Смита попытался подрезать, какой – то БМВ. Смит резко ушел на левую полосу и добавил скорости. Стомильную полосу в этом время можно было даже назвать пустой. Десяток авто впереди Опеля Смит не считал помехой. С рассветом количество машин на трассе возрастало на порядок. Вот тогда и начиналась настоящая свалка. В авариях гибло уже столько людей, что эти цифры давно перестали сравниваться с потерями в войнах и техногенных катастрофах. Счет шел на миллионы. Страховые компании, обеспечивающие выплаты родственникам трещали по швам и ежечасно слали запросы в Комитет, с требованиями решить этот вопрос. Однако…

Ауди, ехавшая сзади, сделала отчаянный прыжок, и с тяжелым стоном рухнула впереди. Смит едва справился с виражом, уйдя на правую полосу. Какой, то идиот решил прыгнуть без трамплина и, конечно же, не справился с управлением. Сейчас его занесет вправо, выхлоп собьет тепловые датчики ориентации еще на двух трех машинах и будет свалка. Привычная свалка. Над головой застрекотал вертолет Комитета.

– Быстро работают. – Отметил про себя Смит. Раньше разбитые машины растаскивали с трассы тягачами. Теперь это делают вертолеты и делают намного быстрее. Через час погибших развезут по моргам, раненых по больницам и все снова встанет на свои места.

Панелька штурмана засветилась красным. Уголек машины Смита приближался к повороту на Парковую улицу, но нужна была не первая – шестая. Однако на второй и третьей уже произошли аварии. Ждать пока разберут завалы, Смит не мог, и он свернул на первую Парковую. Там было потише, эта трасса не главная и для того, чтобы выбраться к пункту назначения ему придется дождаться очереди, но на это уйдет времени гораздо меньше.

Сзади опять сигналили фонарями, меняя поляризацию излучения. Смит ответил «стопами», что не пропустит и добавил скорости. Выпустил антикрыло и сделал резкий поворот вправо. В проулок между башнями. В общем, то пешеходный, но ночью он был совсем пустым. Слава богу, что он действительно оказался пустым. Разбитый мусорный бак, оставивший приличную вмятину на крыле Опеля, был не в счет, Смит предполагал, что такое может случится, и заранее застраховал восстановительный ремонт. Взнос в десять долларов компенсировал работы на сумму в шестьсот долларов. Страховые компании знали этот прием, когда полис оформляется за секунду до наступления страхового случая, но ничего с этим пока поделать не могли. Водители оказались расторопнее их следственных отделов и лобби в Комитете.

Вот и шестая Парковая. Смит выключил двигатель, оставив габариты, снял шлем, опустил стекло, и закурил, ждать выезда на шестую улицу, нужно было минут пятнадцать. К ресторану он успевал.

В клипсе мобильника раздался мелодичный сигнал вызова. Смит выбросил сигарету в окно. Поднял стекло, поскольку с опущенным стеклом из-за уличного шума разговаривать было невозможно.

– Ты едешь? – Раздался рык профессора.

– Еду-еду… – Отозвался Смит. – На шестой Парковой уже. До перекрестка с третьей доберусь минут за двадцать. Дождешься? – Челленджер не ответил. Бросил трубку. Смит отогнул средний палец и показал его своему отражению в тонированном стекле. Профессор ездил как Бог и расстояние от его квартиры до любой части Города преодолевал не более чем за час. Именно поэтому он выражал явное неудовольствие низкой автоквалификацей Уила Смита.

Интересно, зачем он ему понадобился? Поплакаться в жилетку насчет его увольнения? Вряд ли. Профессор не из тех людей, которые плачутся в жилетки.

Стоящий впереди Шевроле – седан, пыхнул ускорителями и рванулся без разрешения в щель между грузовым Вольво и желтым Фольксвагеном-жуком, так и не изменившим своей формы за десятилетия. Трюк удался. Шевроле, ничего себе не помяв, победно пристроился в цепочку и рванул по своим делам.

Теперь очередь за Опелем Смита. Уил суеверно сплюнул через плечо. Натянул шлем поглубже, положил руки на штурвал и, улучив момент надавил педаль до пола.

Вклиниться между Маздой и Хьюндаем удалось без особых проблем. Они шли по крайней правой полосе и не особенно спешили. Смит быстро перестроился на левую полосу, и добавил скорости. Теперь он мог идти в потоке, до самого перекрестка с третьей улицей. Он вспомнил расположение ресторанчика, о котором говорил Челленджер и решил вначале проехать перекресток. На развязке он переберется на встречную полосу. Ресторан стоял на левой стороне дороги и из этого ряда Смит не смог бы без происшествий выбраться на обочину.

На развязке, разумеется, снова произошла авария. Желтый жук, в котором, по всей видимости, сидела какая, ни будь древняя старушенция, неуклюже вильнул по дороге и ударился в отбойник. У Смита выбора не было – пришлось прыгать. Он выдернул штурвал на себя, мысленно перекрестился и закрыл глаза.

На коротких прыжках приходилось рассчитывать исключительно на везение. Трассу транслировали на шоферский шлем всего на сто метров вперед. Правильно рассчитать траекторию, а тем более скорректировать ее в полете было нереальным. Однако Смиту повезло. Опель проглотил удар об асфальт и даже не сошел со своей полосы. Джон не стал переключаться на камеры трансляции заднего вида в полный экран. Он и в пятаке справочного экрана видел нагромождающиеся друг на друга разноцветные обтекаемые коробки.

Вот и ресторан, привычно круглый, как автомобильное колесо. Со стрельчатой крышей имитирующей колесный диск и серебром покрытия на больших витринных стеклах. Мерседес Челленджера стоял на шестой ячейке парковки. Смит, опередив, шустрого российского Ваза, который машиной был замечательной, но ломался чрезвычайно часто, запарковался на большой пятерке нарисованной масляной краской на асфальте.

Он с облегчением стянул с головы шлем. Бросил его на пассажирское сидение. Вышел из машины и захлопнул дверь. Опель сморгнул огнями, проверяя наличие жетона в салоне, и щелкнул центральным замком. Проверка жетона тоже была неоспоримым плюсом этих машин. Почему то никому из конструкторов других моделей не пришла в голову мысль о том, что водитель может забыть его в салоне. Центральный замок срабатывал в любом случае, если в течение десяти секунд водитель не включал его сам. Частенько случалось так, что водитель пробирался в салон только с помощью профессионального автомеханика. Но, как, бы, то ни было, Челленджер Смита ждал и Смит это видел. Он сидел на высоком барном стуле, болтая короткими ножками, не достающими до пола, и нервно поглядывал на часы.

Смит толкнул тяжелую дверь, ответившую веселым звоном колокольчика. Смит не удивился тому, что двери нужно было толкать. Ресторану было, наверное, больше полусотни лет. Однако выглядел он весьма прилично. Смит подошел к бару, и не глядя на профессора, перегнулся через стойку к бармену.

– Пива и порцию сосисок – гриль. – Бармен кивнул и выставил перед Смитом запотевшую кружку и картонную тарелку с полосатыми сосисками. Щедро полил их горчицей и бросил пару кружочков натурального репчатого лука. Вот этим и нравились Смиту старые рестораны. Просто и вкусно. Хлореллу и планктон он, разумеется, ел, как пищу наиболее дешевую, но иногда баловал себя, и чем – то более естественным.

– Ну? – Повернулся он к профессору после того как отпил из кружки.

– Есть дело. – Без предисловий перешел к сути вопроса Челленджер. – Если выгорит. То и тебе и мне хватит до конца дней наших. Может и детям еще останется.

Смит недоверчиво скривил губы. Профессор всегда говорил одно и тоже, каждый из его проектов был самым замечательным в мире. Самым успешным и самым беспроигрышным. Он обещал миллионы, десятки миллионов долларов, но приносил в лучшем случае – гроши в худшем – обвинение в мошенничестве и жуткие счета на освобождение от ареста под залог. Смит воткнул пластиковую вилку в полосатый бок короткой сосиски. Тщательно выкупал ее в горчице, и подцепив кружочек лука, отправил все это в рот. Долго и тщательно жевал. Потом запил большим глотком пива.

– Ты всегда это говоришь. – Он даже не посмотрел на профессора. Пусть почувствует себя неуютно. Смиту уже сорок лет. У него ни квартиры, ни приличной работы, ни семьи. Двадцать лет назад судьба – злодейка, привела его на кафедру Челледжера в городском университете и до сих пор таскала за ним как на привязи. Смит так и не понял, почему талантливый ученый выбрал его – бездаря в ассистенты. Да еще включил в тематический план научных разработок его курсовой проект. Бездарность она всегда бездарность. Курсовой проект в конкурсе занял третье с конца место и энтузиазма к дальнейшему покорению научных вершин Смиту не добавил. Однако, Челленджер добился для Смита персональной стипендии, и через год, после того как тот окончил университет, сделал его доктором интеллектроники. Не смотря на все усилия профессора, Смита в университете не оставили. А для порядка распрощались еще и с самим Челленджером, обвинив его в торговле степенями. Денег профессор от Смита, разумеется не получал, но иногда Уилу хотелось все таки их ему отдать, лишь бы этот карлик пропал с его глаз долой.

Профессор Челленджер был действительно карликом. Кто и что повлияло на его скелет сказать теперь трудно. Может быть, родители работали на вредном производстве. Может быть, зачали его в обдолбанном стимуляторами состоянии. Все может быть, но нормальным, у профессора была лишь голова. Все остальное миниатюрных размеров и карикатурных форм. Короткие кривые руки с крохотными цепкими пальчиками. Короткие кривые ножки, для которых он с трудом находил подходящую обувь. Хилая грудь. Зато голова была абсолютно правильной и если не смотреть ниже, то профессора, даже можно было назвать красивым. Прямой нос, смуглая кожа, бешеные черные глаза, кудрявая постоянно вздыбленная шевелюра, шикарная борода и белоснежная улыбка. Вот зубам Челленджера Смит завидовал. Ничему не завидовал, так как зубам. Свои зубы у него были достаточно крепкими, но все – же мелковатыми. Мода на искусственный оскал давно прошла. Сейчас ценились естественные улыбки, разве что чуть-чуть подправленные стоматологами.

Профессор был в курсе модных течений и практически не закрывал рот. Он демонстрировал зубы всем, начиная от бродячего пса у входа в ресторан, заканчивая им Уилом Смитом – вечным его ассистентом.

Смит наколол еще одну сосиску, и так же тщательно покрыв ее слоем крепкой горчицы, повесил кружок свежего лука.

– Я больше не хочу никаких проектов… – Произнес он ровно и запихал сосиску в рот, по – прежнему, не глядя на профессора, жевал ее медленно и осторожно мелкими своими зубами, так как опасался, что профессор бросится на него с кулаками. Внешность обманчива. Она была обманчива и в случае с профессором Челленджером, не смотря на малые размеры, тот был силен и ловок как дикий барс. Причем в драке профессор не брезговал ничем. Мог и ухо откусить. На всякий случай Смит отодвинулся чуть-чуть дальше и косил взглядом, надеясь заметить движение профессора загодя и вовремя среагировать.

– Ты не все знаешь, сынок. – Рыкнул профессор и припал к своему бокалу с пивом. Его стул был вывинчен до предела, но до верха стакана ему все – таки пришлось тянуться и это Смита сделало более сговорчивым. Опять же это «сынок», профессор был каким – то странным. Может быть, на этот раз он предложит, что ни будь действительно стоящее?

Смит проглотил сосиску. Глотнул пива и повернул голову вправо. Профессор на Уила не смотрел. Он возил пальцем по стойке бара и о чем – то напряженно думал. Любопытство – погибель Смита, разгоралось все ощутимей. Сколько раз Уил давал себе слово не быть любопытным, но каждый раз его нарушал. Он изобразил на лице максимальный скепсис и поторопил профессора.

– Ну? – Челленджер улыбнулся плотоядно. Он добился того чего хотел. После этого «Ну» он мог вить из Уила веревки.

– Мальчик мой – произнес он с отеческой заботой.

– Я все – таки Его построил. – Смиту показалось, что на щеке профессора даже блеснула одинокая слезинка. Этим коротким словом «Он» профессор называл электронного пилота для автомобиля. Комитет давал за удачную модель шесть миллионов долларов, но ставил непреодолимую задачу по достоверности прогноза ситуации этого устройства. Десять в тридцатой степени. Таких показателей пока не смог добиться ни один научный коллектив старушки Земли. Поэтому, Смит Челленджеру не поверил. Он по- прежнему скептически кривил губы и через три секунды размышлений вернулся к недоеденным сосискам.

Он купал в горчице очередной мясной батончик и нервно отделял один кружок лука от другого. Все – таки некоторые сомнения у него были. А все тому виной проклятое любопытство. Именно оно всегда говорило Смиту – А вдруг? А если?

– Теоретически? – Нашелся он, что спросить у профессора. Теоретических моделей сверхнадежных электронных пилотов для авто хватало. Программисты давали жару. Электронщики тоже не отставали. Однако, тонны диссертаций так и не решили вопроса о практическом его воплощении в металле и пластике.

– Практически… – Буркнул профессор обиженно.

– А я тебе зачем? – Не сдавался Смит.

– Сдай его Комитету и получи барыш.

– Мне одному не справится. – Проворчал Челленджер.

– Ты же знаешь.

– Знаю… – Кивнул Смит. Профессор в случае нечастых удач с воплощением своих идей на практике появлялся перед давателем гранда только после двух-трех встреч с ним своего ассистента. Именно в этом и заключалась работа Смита.

Доверия к человеку нормального шестифутого роста было больше. Смит, наконец, дожевал свой то ли ужин, то ли завтрак и бережно собрал остатки горчицы с тарелки специально для этого оставленным кусочком хлеба.

– А посмотреть можно? – Уил припал к кружке с остатками пива и смотрел на профессора через мутное стекло кружки.

– Нужно! – Рыкнул профессор и бросил на стойку жетон. Посмотрел на часы за стойкой. Сверился со своими.

– Он в моем Мерседесе. Схемы и алгоритмы здесь. – Он выложил перед Смитом Лап-Топ – крохотный переносной компьютер.

– Предварительное решение можешь посмотреть прямо сейчас. Проверишь позже. А мне… – Он достал бумажник и осмотрел клапан для наличности. Вытащил зеленую бумажку и бросил ее на стойку.

– Пора…

– Возьми Опеля. – Завозился Уил в поисках жетона от своего авто.

– Не на метро же тебе ехать?

– Я на такси… – Заторопился Челленджер.

– Дела… – Он уперся детским пальчиком в пиджак Смита.

– Прочитай… Потом прокатись… Можешь даже на Пике покататься. Это не тридцатая достоверность. Это тридцать вторая. – Он задумался на миг, потом поправился.

– Второй Пик пятницы – тридцать вторая. Первые Пики около двадцати девяти… Или отдохни… Потом позвонишь. О месте встречи договоримся отдельно. – Он понизил голос.

– Все таки шесть единиц – это сумма. – он подмигнул карим глазом, ловко спрыгнул со стула и переваливаясь как пингвин, вышел на улицу.

– Шесть единиц… – Передразнил профессора Смит.

– Шесть единиц. – Под единицей Челленджер всегда подразумевал одно и то же. Это были деньги. Причем совершенно конкретная сумма. А именно миллион. Боже мой! Смит ни разу не слышал о том, чтобы профессор опускался в своих проектах ниже единицы. Может быть, его проблема заключалась именно в этом? Хотеть всего – это ничего не хотеть. Разве не так?

Смит допил пиво. Двинул кружку в сторону бармена, желая выпить еще одну. Во хмелю, он соображал лучше, насколько бы это странным не показалось. Водил хуже, а соображал лучше. И пел лучше, особенно в душе. Бармен споро нацедил требуемое, и двинул кружку обратно к Смиту.

– Итак… – Вздохнул Уил и нажал на Лап-Топе запуск. По экранчику побежали строки: загрузка, проверка и прочая дребедень предваряющая работу почти любого электронного устройства. Когда иконки засветились на экране призывно голубым, он ткнул пальцем в вожделенное: «Моделирование процесса».

Смит не считал себя гением. Он не считал себя одаренным. Мало того – он считал себя бесталанным. Он за всю свою жизнь ничего не придумал сам. Но некомпетентным он не называл себя никогда. Разобраться в сложных математических построениях профессора у него квалификации хватит. Смит хлебнул пива и цепко уставился в ровные строчки формул.

Бармен наполнил еще одну кружку и с сочувствием придвинулся ближе к Смиту. В ресторане он был единственным посетителем, и словоохотливому хозяину не терпелось поговорить. Говорили обычно про аварии. Сколько участвовало авто в свалке. Сколько жертв и кто все – таки остался цел. Сколько средств Комитет потратил на ликвидацию ее последствий, и на какие суммы страховые компании сделали выплаты.

Смиту было недосуг. Похоже, профессор действительно, что – то придумал. Смит сделал большой глоток. Попросил у бармена сухариков и ткнул пальцем в иконку перелистывания окна. Бармен, обиженно поджав губы, двинул по стойке тарелку с сухариками. Смит, не глядя, запустил в нее пятерню и, роняя крошки на стойку, принялся хрустко грызть.

Почувствовав привкус копченой лососины, Уил оторвал взгляд от экрана компьютера и благодарно кивнул хозяину бара. Тот расплылся в широчайшей улыбке и негромко включил телевизор, вделанный в решетку для хранения кружек. По первому каналу снова передавали репортаж Комитета о том, как какой – то мотоциклист на Хонде устроил свалку в районе сорок шестой и семнадцатой улиц. Смит дальше слушать не стал. Всегда было одно и тоже – погибших человек двести. Раненых около пятисот. Суммы страховых выплат миллионов двенадцать-пятнадцать. И новый запрос Комитета в Сенат об ограничении скорости на трассах. Решение этой проблемы оцененное комитетом в шесть единиц лежало перед Смитом. Оно было в электронной памяти Лап-Топа, и в блоке управления Мерседеса, который был припаркован рядом с баром. Смит, на всякий случай взял со стойки жетон Челленджера и спрятал в карман.

Модель профессора была действительно воплотимой. Обратные связи несколько медлительны, но достоверность прогноза превышала заявленные требования Комитета на целый порядок, однако, существовало некоторое ограничение, на преодоление которого Смиту пришлось потратить еще кружку пива. В расчетах профессора аналитическому блоку пилота требовалась адаптивная постоянно обновляемая модель предпочтений.

Баллистические прогнозы вообще не считались чем – то сложным. Если авто движется с некоторой скоростью и ускорением, то сказать где он окажется через десять секунд сможет и ребенок. А вот спрогнозировать на какую педаль, или на какой рычаг, и с какой силой нажмет водитель – было практически невозможным.

За это и платил Комитет. Модель предпочтений это вначале – огромный статистический массив, из которого выводятся некоторые зависимости.

Ну, например – если авто имеет черный цвет, то его водитель не пользуется в прыжке ускорителем. Если авто наехал правым диском на разделительную полосу, то через сто метров наедет левым на другую разделительную полосу. И так далее. Формализация подобной модели, т.е. математическое описание зависимостей – представляло несомненную проблему.