Loe raamatut: «Вопрос формы»

© Игорь Виняр, 2019

ISBN 978-5-0050-6514-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ВОПРОС ФОРМЫ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Учёный муж
Глава 1

Профессор очень не любил, когда опаздывали на утренние пятиминутки. Это его раздражало. Чаще он отделывался пронзительно-уничтожающим взглядом в адрес опаздывающего. А когда на месте отсутствовало несколько человек, в том числе и доцент, он чувствовал себя просто обиженным.

Сегодня были все. Максим Исаакович неизменно занимал свое место возле окна. Вечно засаленные очки сидели на носу так, что больше он смотрел поверх очков. Ниже среднего роста, седой, сутулый, профессор вполне выглядел на свои 70 лет. Своей внешностью он производил отталкивающее впечатление. Справедливости ради он никогда не стремился произвести лучшего. Носил только то, что ему когда-то давно приобрела жена. Его демисезонная курточка с выцветшим беретом уже не выдерживали никакой критики. Но у него даже в мыслях не было что-нибудь сменить в своем гардеробе.

Рядом возле окна и тоже лицом к аудитории сидела заведующая отделением Людмила Степановна. Касаясь её внешности, нужно отметить полную противоположность Максиму Исааковичу. Очаровательная блондинка лет сорока носила всегда расстегнутый халат, позволяющий увидеть её красивое платье или блузу под цвет губной помады.

Она была уверена не только в своей внешности, но и в способности остаться на высоте в самых различных конфликтных ситуациях. Одно удовольствие наблюдать, как Людмила Степановна из обороны умело переходит в наступление.

Итак, началась обычная утренняя пятиминутка. Молодой ординатор встал, чтобы доложить о своем ночном дежурстве. Все знали о его авантюристических наклонностях и поэтому невольно были напряжены. Как оказалось, не напрасно.

– Вы помните, Людмила Степановна, что вчера в мою палату поступила бабуля 84 лет? Так вот, я её осмотрел, но у неё такой букет патологий, что его не впишешь ни в какой диагноз.

– И что же ты написал в истории болезни? – не столько с любопытством, сколько с издевкой спросила Людмила Степановна.

Олег знал, что на следующий день, так или иначе, сработает палочка-выручалочка. Или профессор, или доцент, или заведующий отделением будут делать обход его палаты и обязательно поставят диагноз. Именно поэтому в нужной графе он оставил место, чтобы заполнить его post factum в полном соответствии с мыслями его старших товарищей.

– Дело в том, что я не успел поставить диагноз.

– То есть как? – В этом вопросе заведующей уже явно слышалось ехидство.

– А так, что приехала дочь и забрала её домой.

Все присутствующие переглянулись. Максим Исаакович доселе равнодушный в упор посмотрел на Олега поверх своих очков. В его практике ещё не было случая, чтобы больную, почти умирающую старуху, забрали домой в тот же день, что и положили.

– Людмила Степановна, я не сделал ничего предосудительного. На момент, когда она начала агонировать (а это примерно в 23 часа) в палате была её дочь. Когда она поняла, что матери осталось жить несколько минут, её вопрос был естественным.

– Какой вопрос?

– Насчет вскрытия. Они там какие-то верующие и не совсем это приемлют.

– Ну и что ты сказал?

– Я сказал, что по закону, если больной умирает в больнице, то вскрытие должно производиться в 100%. А если дома, то на усмотрение родственников.

– И на каком юридическом основании ты её отправил?

– Я взял с дочери расписку-заявление примерно о том, что она просит забрать мать домой и в случае чего претензий ни к кому не имеет.

Вольно или невольно Олег становился героем дня. Завораживающие взгляды особенно молодых ординаторов так и пронизывали его. Все присутствующие понимали, что умерший отвозится в морг с готовым клиническим диагнозом, поставленным при жизни. И не дай Бог этот клинический диагноз не совпадет с патологоанатомическим, то жди разбирательств и нервотрепок в течение нескольких месяцев. А какой удар по престижу клиники и отделения! И вот чудо – все оказались вне удара.

– Ну и как же она уехала домой, на троллейбусе?

– Троллейбусы ночью не ходят, и поэтому я вызвал скорую.

– И как быстро она приехала?

– Она вообще не приехала. Я сдуру сказал, что она умирающая. На том конце провода отвисла челюсть и мне сказали, что скорая отвозит умирающих из дому в больницу, но не наоборот. Тогда я позвонил и вызвал такси. Теперь я был умней и не сказал, что придется везти агонирующую старушку. Через 10 минут такси было у порога. С дежурным медбратом мы снесли носилки прямо к машине. Так как мы несли старушку, а не труп, то пришлось нести головой вперед и на лестнице вольно или невольно голова оказалась ниже туловища. И это способствовало…

– Чему?

– Тому, что когда носилки поднесли к такси, она уже не дышала.

Все присутствующие ещё раз переглянулись. И все были рады, что сегодня никто из них не опоздал. Олег ждал вопроса насчет того, что было потом, но никто не решался его задать.

– А потом был мой вопросительный взгляд в сторону дочери умершей: продолжать реэвакуацию или…

И решительным жестом она отвергла всякие или…

Труп мы водрузили на заднее сиденье и придали ему сидячее положение. Дочь села рядом и стала придерживать…

– И как на это отреагировал таксист? – не выдержал Максим Исаакович.

– Таксист не знаю, но вот его ночная пассия, сидевшая рядом и вполоборота наблюдавшая за всем происходящим, так вот у неё дымящаяся сигарета вывалилась изо рта.

Глава 2

Профессор нейрохирургической кафедры Александр Иванович Горбась очень внимательно слушал Людмилу Степановну о том, что вчера произошло на их терапевтической кафедре. Красивый брюнет пятидесяти лет сейчас видел перед собой не пассию, а потенциального партнера в его гениальных задумках. Он понимал, что одному ему не справиться, нужен помощник и не один.

– Как ты говоришь, зовут вашего молодого авантюриста, Олег?

Людмила Степановна кивнула головой.

– А что он собой представляет, откуда такой взялся?

– Хотя сам он местный, но взялся из сельского врачебного участка, где отработал три года после института. Не женат, довольно амбициозен, но при этом звезд с неба не хватает, так себе, середнячок…

При этих словах профессор от удовольствия аж поерзал в кресле. Это как раз то, что ему нужно.

– Слушай, Люда, организуй нам встречу. Только преподнеси ему так, что он больше заинтересован, а я как бы делаю ему одолжение.

– Мне не трудно, но зачем тебе это надо?

У Александра Ивановича от негодования блеснули глаза.

– Почему ты во мне видишь только любовника? Я, прежде всего ученый. И пока я относительно молодой, пока мои руки способны держать скальпель, я хочу свое имя оставить в истории медицины. Но, работая с крысами, в лаборатории, я своего добьюсь лет через сто. Но через сто лет мне будет сто пятьдесят, и я не успею насладиться результатами. Поэтому сейчас я буду идти на риск, если хочешь – на преступление. Но это от нас зависит, как это классифицировать: как преступление или как избавление от старости. И вот твой Олег со своими амбициями мне поможет. Его амбиции – мой талант. Ему я пообещаю, что его имя будет в соавторстве.

Теперь Людмила Степановна смотрела на него не как на своего красивого Сашу, а как на талантливого, дерзкого в своих планах, может даже гениального ученого.

***

На столе стояла бутылка коньяка и нарезанный лимон. Александр Иванович и Олег сидели напротив друг друга. Перед встречей профессор долго думал: то ли сразу брать быка за рога, то ли начать «прощупывание» издалека.

– Олег, я слышал, что Вы, уже, будучи врачом, делали попытку поступить в театральное училище?

– Я обычно это не афиширую, но раз Вам известно, то да, была такая глупость.

– Почему же глупость? Каждый человек себя ищет. Другое дело, что не всегда находит, но тут скорее зависит не от человека, а от того, как фишка ляжет. Ну и чем же закончилась Ваша попытка?

– Тем, что я сейчас сижу перед Вами и не в качестве Народного артиста, а в качестве… А я даже не знаю в каком качестве? Что за любезное приглашение с Вашей стороны, по какому поводу банкет? При этих словах Олег отхлебнул из своей рюмки.

– Так всё-таки что Вам помешало стать на путь, ведущий к Народному артисту? Если бы я был в комиссии я бы не оставил без внимания столь неординарную личность. Да, да, не улыбайтесь. Я с восторгом выслушал Ваши приключения с умирающей старушкой. Что ни говори, но Вы были на высоте.

– И Вы думаете, что этой высоты было бы достаточно для театрального? Им там смазливых подавай, и чтобы фамилия твоего близкого родственника была в энциклопедии.

Профессор посмотрел на собеседника и отметил про себя, что до смазливости и стройности ему далеко.

– А кто Вам сказал, что театральное – это единственный путь к известности? В отличие от Древнего Рима и даже в отличие от фашистских гетто Вы живете в современном мире, где каждый может начать с нуля, с чистого листа и добиться того, чего хочет. Ну, во всяком случае, почти добиться. И вот сейчас я Вас пригласил именно с этой целью.

Последовала пауза, во время которой профессор допил свою рюмку, наполнил обе и аппетитно закусывал лимоном.

– То, что я намереваюсь Вам предложить, пока абсолютно секретно. И если Вы в чем-то сомневаетесь или боитесь, скажите сразу. После посвящения Вас в суть дела отступать будет поздно. И в случае отказа Вы будете нежелательным свидетелем. Ой, как трудно быть нежелательным свидетелем. Лучше ему вообще НЕ БЫТЬ.

Но в случае, если с моей помощью, вернее под моим руководством Вы всецело реализуете свой организаторский талант, свой авантюризм в лучшем смысле слова, то чем Бог не шутит, может и Ваше имя будет в энциклопедии.

Олег допил свою рюмку, налил и снова выпил. Непонятно от чего у него раскраснелось лицо: от коньяка или от предвкушения чего-то великого.

– Так быть или не быть?

– Я должен подумать.

Глава 3

В обязанности клинического ординатора кроме всего прочего входит подготовка профессора к лекции. Сейчас Олег развесил на доске таблицы и возле кафедры положил указку с мелом. Зашел Максим Исаакович, аудитория встала и после определенного жеста села на свои места.

– Староста, если не знаете точно, то скажите примерно, сколько студентов присутствует?

– Думаю, что около сто пятьдесят.

При этих словах профессор аж скривился.

– Запомните, молодой человек, самый высший критерий грамотности состоит в том, как человек умеет склонять числительные.

– На лекции присутствует около ста пятидесяти человек.

– Садитесь.

Лектор достал из кармана халата засаленные очки, надел их, тут же снял и положил возле себя. Сухим невыразительным голосом он произнес:

– Сегодня мы поговорим об инфаркте миокарда и о том, что ему предшествует. Все вы знаете, что примерно в половине случаев инфаркту предшествует приступ загрудинной боли. Его можно назвать приступом стенокардии или, что, то же самое, приступом грудной жабы. Если на вопрос: где у вас болит, больной показывает одним пальцем, то это всё что угодно, но не стенокардия. Но если он укажет на боль всей ладонью, то срочно ему под язык нитроглицерин. Запомните, нитроглицерин – единственное лекарство на планете, которое с самого начала, с момента его открытия являло собой абсолютное совершенство. Через тысячу лет лучше всё равно не придумают. И чем раньше больной воспользуется нитроглицерином, тем больше вероятности, что дело до инфаркта не дойдет. Человек, склонный к приступам должен иметь эти маленькие таблеточки везде с собой: в поезде, на работе, под подушкой, в туалете и даже в кармане фрака при вручении ему Нобелевской премии.

Несмотря на то, что Олег любил слушать профессорские лекции – живые, наглядные, неординарные, сегодня он почти всё пропускал мимо ушей. Он смотрел на Максима Исааковича, и его посещало двойственное чувство. С одной стороны, он очень уважал своего шефа. Подумать только: имея колоссальный клинический опыт, он диагноз рака легкого ставил только по одному взгляду больного, по цвету его глаз. Он в совершенстве знал четыре иностранных языка: английский, немецкий, французский и иврит. Польский и испанский – со словарем. Тему своей докторской диссертации он выбрал не ту, где у любого диссертанта был бы беспроигрышный вариант, а ту, где пришлось сильно потрудиться, напрячь весь свой интеллект и работоспособность. И при этом он воспитал достойного сына, который в литературно-поэтических кругах уже набирал обороты.

А с другой стороны, кого он перед собой видел: сгорбленного, обрюзгшего старика, который не умел брать презенты ни с больных, ни со студентов, который лаборантку посылал за печеньем к обеду и давал ей ровно столько копеек, сколько это печенье стоило. Редко пользовался такси – всё больше общественным транспортом.

Олегу стало не по себе. И при таком уме – такая серая жизнь?! Тогда, что говорить обо мне с моим скромным умишком, но зато с большой ленью. Нет, я не хочу всю жизнь ездить в троллейбусе и жить от зарплаты до зарплаты. Когда профессор умрет, кто его вспомнит через год? Чтобы оказаться в энциклопедии он физиономией не вышел. А вот я окажусь, и без знания английского. Надо только оказаться в нужное время в нужном месте. И я, кажется, уже знаю, где это место.

Глава 4

В доме №7 по Парковой улице жила вполне удачная счастливая семья. Главой этой семьи был отец – Бойко Павел Петрович. Во всем его облике царила уверенность, комфортность и обеспеченность. В свои 40 он уже четыре года возглавлял фирму по продаже компьютеров и другой бытовой техники. В свое время после окончания института он быстро попал в нужную струю и в основном благодаря удачной женитьбе. Светлана Викторовна была не просто дочерью богатых родителей. При своей физической привлекательности ей бы делать карьеру в кино. Но она уродилась исключительно домашней, теплой и уютной. Здоровье их детей составляло её абсолютное счастье. Правильно говорят, что когда дочка похожа на отца, а сын похож на мать, то это залог всего хорошего, что у них предстоит в жизни.

Роману недавно исполнилось 15. От отца он взял высокий рост, стройную фигуру и физическую выносливость. Мать его наградила светло-русыми, почти белыми вьющимися волосами, огромными черными ресницами и яркими сексуальными губами. И если старший брат был совершенно равнодушный к своей внешности, то младшая двенадцатилетняя сестра уже начала заглядываться на мальчиков и порой жалела, что красавчик, которого она видела каждый день, её родной брат.

– Рома, Юля, сейчас папа поедет на работу, быстрее, он вас подвезет в школу.

– Я пешком, мы с ребятами договорились.

– А я поеду – Юлька шмыгнула на заднее сиденье «Мерседеса» и захлопнула дверь.

Первый урок в 9- «В» был русский. А если точнее – сочинение на тему: «Кем я хочу стать». Прозвенел звонок, началось творчество… Большинство одноклассников заранее продумали свою позицию и сейчас строчили, чтобы успеть.

Еще вчера Роман знал, что будет программистом, что компьютер – это настоящее и будущее человечества. Он уже взял ручку, но тут же её положил. Весь класс знал, кто из них кем будет и о чем сейчас будет каждый писать. Как это предсказуемо и скучно. Как это модно, а, следовательно, банально. Да, я буду программистом, но сейчас я напишу совсем о другом. Пусть будет интрига, пусть будут разговоры, пусть будут вопросы.

Итак, о чем написать? О карьере военного, о перспективе стать конструктором? А, может быть, политиком? Но никого, кто бы работал по этим специальностям, он не знал лично. Когда с кого-то копируешь, легче писать. И тут Роман вспомнил, что на прошлой неделе у них была медицинская комиссия от военкомата, где его смотрели несколько врачей и нашли его абсолютно здоровым. Значит решено. Он медик. Более того – светило в медицинской науке. И к концу урока было написано такое, если можно сказать, убедительное сочинение, что оно окончательно решило его судьбу, трагическую судьбу…

Глава 5

Профессор Горбась сидел в своем кабинете напротив Олега и предвкушал свою победу.

– Вы правы Александр Иванович, человек настолько хрупкое и недолговечное существо, что надо спешить. Если в тебе кто-то видит потенциал, надо его скорее реализовать. Я ещё не знаю Ваших грандиозных планов, но я знаю Вас. И если Ваш неисчерпаемый опыт соединить с моим усердием, то выиграют все. Цель оправдывает средства. Победителей не судят.

Александр Иванович, глядя на собеседника, подумал: «До чего же неприятная личность. Из грязи в князи. Палец о палец не ударил, а смеет мечтать об энциклопедии. Но придется себя перебороть. Как бы там ни было, а порядочный человек с моей идеей не согласится».

– Вы правильно сделали, что все-таки пришли ко мне. Как Вы считаете, сколько человек может прожить?

– По-моему, мировой рекорд около 130 лет.

– Да, Вы почти правы. Но если учесть, что после восьмидесяти, даже если человек в состоянии сам за собой ухаживать, это уже не жизнь. Или ноги не ходят, или руки трясутся, или маразм посещает, или всё вместе взятое. Даже когда Мюллер говорил, что 70 лет – возраст расцвета политика, он бравировал. Редко кто после семидесяти способен испытывать все человеческие радости, даже если его Бог наградил относительным здоровьем.

– Так зачем Вы стараетесь побить 130 летний рекорд, если и до ста всё так мрачно? Как там, в философии – переход количества в качество. Количество славных лет в плохое качество.

– А кто Вам сказал, что я мечтаю о плохом качестве? Как говорили великие: «Будущее принадлежит медицине предупредительной». Так вот, я и хочу не допустить того, что должно быть после семидесяти лет. Только сделать это не терапевтическим путем с помощью таблеток, а хирургическим, с помощью скальпеля.

Олег застыл в недоумении.

– Что же Вы собираетесь отрезать или пришить?

– И отрезать и пришить! В начале двадцатого века во Франции жил и творил ученый физиолог по фамилии Фурье. Путем очень остроумных опытов он определил один сногсшибательный факт. Но так как мир был погружен в пучину первой мировой войны, то это открытие осталось незамеченным и затерялось на полках истории. Сейчас любой мало-мальски грамотный человек знает, что всё, что связано с памятью, интеллектом, характером и поведением заложено в коре головного мозга, а если точнее в сером веществе. На самом деле, так сказать, – это значит пальцем ткнуть в небо. В черепе в затылочной области есть бугорок, который по латыни называется protuberantia oxypitalis externa. В народе его называют математической шишкой. Так вот, на 3 сантиметра левее и затем на 1,5 сантиметра выше и находится эпицентр. Именно в этом месте участок серого вещества размером в 4 квадратных сантиметра и содержит 99 процентов информации, составляющей всю человеческую сущность.

– Я всё понял. Значит не надо пересаживать всю голову от донора к реципиенту – достаточно пересадить этот крохотный участок. Александр Иванович, Вы меня извините, хоть я и не хирург и не невропатолог, но я всё-таки знаю, что пересадка мозга или даже крохотного участка мозга невозможна в принципе. Отрезав подходящие и отходящие нервные волокна, их невозможно пришить как сосуд или сухожилие.

– Молодой человек, Вы начинаете меня приятно удивлять. Вы не обижайтесь, но я почему-то был уверен, что Вы этих нюансов не знаете.

Олега посетила довольная улыбка. С минуту он упивался собой.

– Но, Вы забыли тему моей докторской диссертации, где я доказал, что с помощью дозированного лазера в сочетании со специальным белковым препаратом уже через 5 дней наступает восстановление нервной проводимости. А это означает, что наш маленький участок серого вещества, изъятый из старого тела, успешно приживается в новом, молодом теле.

Олег вдруг проникся двойным чувством: в сопричастности к чему-то великому и одновременно к чему-то ужасному.

– Да, но ведь это, как бы деликатней выразиться, а, впрочем, к черту деликатность – ведь это двойное убийство.

Наконец нейрохирург подвел собеседника к самому главному. И теперь предстояло самое трудное – доказать, что убийство в одном понимании, не есть убийство в другом его понимании.

– Вот представьте себе, живет старый больной человек. Он живет и прекрасно понимает, что сегодня он ещё живет, а завтра «БАЦ» и – здравствуй, вечность! И тут ему предоставляется уникальная возможность родиться заново, только не с нуля, а лет, эдак, с 15 – 20-ти. И не в своем теле, а в чужом, молодом и красивом. От него старого останется только ум, память, характер, привычки. Разве это не то, о чем мечтает человечество с момента своего зарождения? И если у этого старика мы украдем несколько дней или даже лет старой никчемной жизни и подарим ему новую жизнь в совершенно другом качестве, то какое же это убийство?

– Хорошо, с этим я не просто согласен, а абсолютно согласен. А вот как насчет донора? Одно убийство все-таки остается.

– И здесь Вы не правы. Вспомните террористов-смертников. Они отдают свою жизнь так легко, что нам этого никогда не понять. А теперь вспомните, какой процент населения на Земном шаре живет не просто за пределами бедности, а в абсолютной нищете. Огромный процент. И вот один из таких молодых людей, который не видит никакой перспективы хотя бы наесться, он без колебаний продаст свою жизнь, чтобы обеспечить всю свою родню на долгие годы. Дико? Да, нам с Вами дико так рассуждать и так предполагать. Но от наших с Вами рассуждений мы ситуацию в мире не изменим. Любой здравомыслящий человек, который бы нас с Вами сейчас услышал, он был бы если не в шоке, то в ярости. Но, поверьте, когда так называемое донорство станет на поток, где будут покупатели и продавцы, то мировоззрение постепенно изменится. Двести лет назад никто не осуждал барина за то, что он несколько своих крепостных продал за одну собаку. Это было нормой. Так и в будущем. Меняется формация, меняются и человеческие представления о ценностях. Или взять хотя бы самоубийц. Если человек уже окончательно решился, и никакой психолог не в состоянии ему помочь, что праведнее?

Олег посмотрел профессору в глаза. Чего в них больше: алчности и цинизма или стремления к глобальным преобразованиям?

– Допустим, я согласен с Вами и в этом пункте. Ну не поедем же мы с Вами в Азию или Африку, где дети пухнут от голода? И не будем же давать объявление в газете с вопросом: «Кто собирается прыгнуть с девятого этажа»?

Вот тут в глазах собеседника Олега вспыхнул конкретный огонек азарта.

– А, что всё я, да я. Пора и Вам пошевелить мозгами. Когда дело станет на поток, запахнет миллионами. И Вы быстро вспомните о своем проценте. А сейчас я Вам советую пойти отдохнуть. От такого обилия информации не мудрено, что закружится голова.