Luftwaffe-льники ЧАСТЬ 1

Абитура

       В казарме, так называемой абитуре, стоит ещё пока не строй, а скорее всего, толпа. Или даже, вернее – толпа разноцветной и разношёрстной молодёжи мужского пола от 17 годиков до 22 лет  в полном расцвете сил. Все, как один, приехали поступать в военное училище военно-воздушных сил.

       Идёт оглашение результатов письменного экзамена по математике.

– Афанасьев! Четыре!

       В замершем строю, владелец фамилии еле слышно выдохнул с явным облегчением.

– Уф!

– Баранов! Кто Баранов? А? Это ты – Баранов?! Два! Вот посмотрите, это именно тот случай, когда фамилия, как нельзя лучше, показывает истинное содержание и всё богатство внутреннего мира своего хозяина.

       У дежурного офицера хорошее настроение. Лейтенант пытается постоянно острить. Правда, с явной натугой, топорно, по-казарменому. Но выбора у нас нет, приходится покорно слушать. И раз мы здесь по своей воле – стоим в строю и скованы военной дисциплиной, то надо привыкать к корявым потугам на оригинальность этого «сатирика», пользующегося  служебным положением.

       Есть надежда в недалеком будущем стать военным – «красивым, здоровенным» и влиться в ряды офицеров доблестной Красной Армии. Вот тогда уж мы выскажем, ох, выскажем всё, что думаем об этом баране в погонах. Но в настоящий момент у нас лишь одно право –  слушать и молча сносить откровенное хамство и оскорбления.

       Кто не готов, не может, или его нежная душа бунтует –  вопросов нет. Шаг вперёд из строя и… домой к маме.

       Здесь нет места для слабости. Мы приехали учиться и побеждать. В голову не брать. Сознание отключить. Всерьёз не воспринимать.

       Ну вот, например, если из мусорного бака вылезет грязная ободранная крыса с облезлым хвостом. И глядя на вас пристально, заговорит человеческим голосом: «Мол, так и так, раздолбай ты этакий, товарищ. Уши у тебя оттопыренные, ноги кривые, спина горбатая, рожа тупая! И руку на сердце положа, дурак ты законченный, кретин редкостный и мудак беспросветный…»

      Не знаю как вы, а я слова той гадины на свой счёт серьёзно не приму. Потому что, не входит она – крыса та драная, в общество уважаемых мной людей, мнение которых лично для меня жизненно важно и актуально.

Эх, если бы тот лейтенант мысли читать умел. Апломба у него явно бы поубавилось. Показное веселье мигом бы улетучилось.

– Баранов, ну что стоишь как баран? Свободен Баранов. Пошел собирать вещи. Дуй домой! К своим баранам!

Юный офицерик очень доволен собой. Гаденькая улыбка от уха до уха криво растянулась на его по-детски розовом личике. По новенькой, с иголочки, форме можно предположить, что ещё пару месяцев назад он был обычным курсантом и летал по нарядам, как сраный веник. Но сейчас статус его «заоблачно высок». Он –  ни много, ни мало – офицерьё. И не дай Бог, будет нашим командиром взвода. Вот намучаемся, пока этот служака в оловянных солдатиков не наиграется. Вот же, повезёт кому-то? Мама – не горюй! Держись, ребята!

  Баранов вышел из строя, углубился в спальное помещение казармы и начал собирать вещи, украдкой глотая слёзы. Жаль, конечно. Неплохой парнишка из глубинки. И не его вина, что в сельской школе таблицу умножения не успел выучить к десятому классу. То уборочная, то посевная, то очередная продовольственная программа нашей заботливой партии. Учиться, в принципе-то, и некогда. Так и зависли где-то на 8 x 8 = 64. А про дискриминант квадратного уравнения абитуриент Баранов лишь на вступительном экзамене в училище ВВС в первый раз услышал.

       А лейтенантик разошёлся не на шутку, хоть грязный носок в рот ему пихай. Моя бы воля, так аж до самых гланд. Чтоб не пикнул и не пискнул. Чтоб…

Но офицеру наши заветные желания были неведомы, и он самозабвенно продолжал. Вдохновение – страшная сила. Не иначе, Пегас лягнул копытом. Причем, исключительно пониже спины.

– Таких как ты, Баранов, ждут колхозы. Ну ничего, годик покрутишь коровам хвосты и в армию. Но не офицером, нет. А солдатом. Стране нужны солдаты. Что же будет, если все офицерами станут? Это же ужас какой-то! А командовать кем? А, Баранов?! А после армии ты опять в колхоз. К своим баранам. Ха-ха! А эти орлы… ну те, которые поступят, конечно, выдюжат все и окончат… наверное. Эти уж, точно, будут офицерами. Да! Точно! Это я тебе говорю, Баранов! Авторитетно заявляю! Красой и гордостью нашей армии будут. Ну, прямо как я! Они станут не просто офицерами, а офицерами доблестных Военно-воздушных сил! Люфтваффе! Так это звучит по-немецки. ВВС значит. Во-ен-но-воз-душ-ные си-лы! Чувствуешь, какая мощь в этом слове? ЛЮФТ! ВАФЬ! ФЕ! Какая экспрессия!

       Очевидно «люфтваффе» – было единственное слово из курса немецкого языка военного училища, что отложилось в голове этого «полиглота».

       Клянусь чем хотите, но что такое «экспрессия», для того казарменного «филолога» самая страшная «военная тайна». Само слово красивое. А звучит то как! Не слово, а музыка! Экс-прес-сия! Ляпнул такое слово где-нибудь в тему или не в тему и прослыл образованным человеком.

– Они ещё тобой покомандуют, Баранов. Покомандуют! Ты ещё здесь? Ну  всё. Прощай!

Баранов, собрав нехитрые пожитки в старинный бесформенный чемодан с ободранными уголками, скрылся за входной дверью казармы.

– Вихрев, три. Голубев, пять! Ни фига себе. Орёл, а не Голубев! Где Голубев? Ты, Голубев?! Фамилию менять надо, Голубев. Ты же орёл! Математику – и на пять, надо же! Ну,  череп! Ну, гений! ЭВМ «Электроника», во как! Ну, прям Софья Ковалевская! Я и то… только на три в своё время сдал. Со шпорой, да…

        Пока лейтенант мечтательно закатывал глазки, с явным удовольствием вспоминая дела давно минувших лет, нам оставалось стоять в пока еще непривычном строю и, перетаптываясь с ноги на ногу, томиться в нервозном ожидании. Вот так бесконечно долго продолжалась наша моральная пытка.

В зависимости от озвученных результатов, кто-то из абитуриентов, не сдержав эмоций, сдавленно всхлипывал и уходил собирать вещи. Кто-то, молча, сжимал кулаки «на удачу». Кто-то закатывал глаза и счастливо улыбался. Оставшиеся в неведении, затаив дыхание, с тревогой и волнением ждали оглашения своих экзаменационных оценок.

– Петровский, два!

– Ууу-рааааа!!!

Люфтваффельник

Строй вздрогнул. Такой реакции на «приговор» не ожидал никто.

Обалдевший от неожиданной реакции абитуриента, лейтенант несколько раз заглянул в оценочную ведомость на предмет выявления ошибки. Но происходило нечто необъяснимое: абитуриент Петровский ликовал!

Петровский – высокий, хорошо сложенный парень из Москвы с явно интеллигентскими замашками, ломая строй с восторженным улюлюканьем, метнулся в спальное помещение за сумкой. Попутно он выкрикивал в адрес офицера все, что о нем думает! Включая конец бездарного жизненного пути в стандартной конструкции из неструганных осиновых досок. И что характерно,  обязательно в белых тапочках фирмы «Адидас».

Настроение у всех, за исключением заметно побагровевшего лейтенанта, резко улучшилось. В строю раздался задорный свист и аплодисменты.

Петровский выскочил на центральный проход казармы, именуемый «взлёткой» и остановился. Он театрально раскланялся. Поблагодарил за внимание. Пожелал терпения и удачи всем остающимся в заповеднике законченных моральных уродов, в котором дебильные клоуны каким-то немыслимым образом возвышены до ранга «отцов-командиров». А затем, набирая ускорение, побежал к выходу, задорно размахивая модной спортивной сумкой с заграничной надписью и с множеством кармашков на пластиковых молниях.

Мы провожали Петровского восторженными взглядами, ибо парень высказал то, что накопилось в душе у нас и просилось на язык. Но пока жива надежда поступить в училище, этот самый язык был наглухо прикушен зубами. Петровский сделал свой выбор, а нам еще здесь жить…

Лейтенант тем временем жалко и нечленораздельно мычал, пытаясь внятно сформулировать достойный ответ вслед убегающему абитуриенту. Но его мозг  дал заметный сбой. Алгоритм образования разумных словосочетаний и формирования ответных реплик бездарно завис – ум зашел за разум. Хаотично открывающийся рот молодого офицера издавал лишь нечленораздельные звуки булькающей слюны и обрывки невнятных междометий.

      А Петровский продолжал развивать успех. Увеличивая скорость, он неумолимо приближался к выходу из казармы, продолжая блистать колоссальными познаниями в области многоэтажных конструкций русского языка, лежащими далеко за пределами общепринятой лексики.

       О таком богатстве родного нелитературного языка многие из нас просто не догадывались. Сапожники, грузчики, портовые рабочие, дипломированные филологи и прочие знатные матершинники уныло отдыхают и стыдливо курят в сторонке. Интеллигентного вида юноша из Москвы посрамил всех и сразу. Умеет, ничего не скажешь.

Счастье для Петровского было очень близко, фактически, на расстоянии вытянутой руки. Он даже протянул ее, руку, в смысле, чтобы взяться за ручку тяжеленной входной двери, потянуть на себя и оказаться на улице – на свободе.

Но дверь открылась раньше. На какое-то мгновение, на долю секунды. Но это мгновение круто изменило дальнейшее развитие событий.

Итак, дверь открылась, и в казарму вошёл настоящий полковник. Почему настоящий? Да потому что на его груди скромно, но убедительно сверкала звезда Героя Советского Союза. Военная форма была заметно выцветшей от палящих лучей, скорее всего, афганского солнца. Волосы на голове стройного и подтянутого полковника были белоснежно седы, а на кителе виднелись три красные полоски, означающие, что офицер имел боевые ранения.

Мы мгновенно перестали свистеть, аплодировать, топать ногами, и заворожено замолчали. Заткнулся и лейтенант, только сейчас начавший исторгать жалкие подобия ругательств вслед убегающему абитуриенту.

Увидев неожиданно возникшего полковника, Петровский предпринял попытку экстренного торможения, отчаянно скользя по отполированному полу. Но сила инерции сделала своё дело. Мятежный москвич со всей дури влетел в полковника и, сменив дерзкий тон на оправдательно-подобострастный, залепетал скороговоркой.

– Папа, я математику завалил. Военный из меня никак не получится. Поехали домой к маме, а? Буду поступать в Тимирязевку, на ботаника. Ну какой из меня военный? У меня на портянки аллергия. И на «тумбочку» тоже (суточный наряд по роте). А, папа? Не хочу быть люфтваффельником! Я пшёнку не-на-ви-жу!

Полковник, получив ощутимый толчок и с трудом устояв на ногах, взял своего сынулю за ворот дорогого фирменного батника. Встряхнул основательно и пристально посмотрел в глаза.

Петровский-младший при росте 185 сантиметров съёжился до размеров котёнка и попытался отвести глаза в сторону.

– Победитель столичных олимпиад завалил сраный экзамен? Это как это? Ботаником, значит, будем? Цветочки на грядке  нюхать?! А Родине кто служить будет? Итак быдло вокруг. Понабрали по объявлению кого попало. Была армия, а сейчас бардак. Сборище карьеристов и недоучек!

         Полковник почему-то пристально посмотрел на молчащего лейтенанта. Тот тоже непроизвольно съежился и попытался где-нибудь затеряться или просто испариться.

– Мама поплачет и перестанет. А ты – гордость школы с физико-математическим уклоном все равно военным станешь. Где это видано, восемь поколений Петровских служило своей стране, а девятое поколение –  цветоводом в оранжерею?! Вот уж хренушки, сыночек  дорогой! Пойдёшь со вторым потоком сдавать экзамены. И только попробуй мне отчислиться. На порог не пущу. Фамилии лишу! Я давеча с твоим будущим командиром роты переговорил. Оставляет благоприятное впечатление толкового мужика. Если заметит, что ты дурака валяешь и под отчисление из училища начнёшь косить, не обижайся. Я санкционировал применение к тебе весьма доходчивых методов воспитания от двух самых признанных и авторитетных педагогов.

         Петровский-младший, чернея лицом и сдуваясь, словно проколотый мячик жалобно промямлил:

– Типа Макаренко, папа?

Петровский-старший ласково и многообещающе улыбнулся.

– Лучше, сынок. Гораздо лучше. Он обещал «Ипатьевский» метод применить и метод «Еблонского». В строгой зависимости от твоих персональных закидонов, мой драгоценный. И от внешних обстоятельств. Вот так! И никак иначе.

Полковник обвёл мудрым отеческим взглядом строй замерших абитуриентов. Было заметно, что данная сцена его откровенно тяготит и раздражает, но отеческий долг, как и воинский долг, этот человек выполнит до конца. Причём, любой ценой.

– «Ипатьевский» метод – это значит «ипать», «ипать» и ещё раз «ипать». Скрупулёзно и методично. Пока до вас, дорогие мои, не дойдёт, что делать всё надо с первого раза. В отведенный срок, точно и качественно! А метод «Еблонского» – это сразу с правой… в «ебло»! Больно, унизительно, обидно, согласен. Метод крайне непопулярный, но прогрессивно доходчивый! Надеюсь, до этого не дойдёт. Ты мальчик понятливый. А как говорил великий Зигмунд Фрейд: «Человек – такая скотина, которую надо или кормить или бить! А лучше  чередовать». Старый, проверенный временем метод кнута и пряника, морковки и палки, кому как нравится.

       Петровский-старший уже обращался ко всем, стоящим в строю. Мы инстинктивно подтянулись и заворожено внимали словам убеленного благородной сединой военного.

– А нашей мамочке я передам, что ты её любишь, скучаешь, целуешь. Но сегодня сбылась твоя самая заветная мечта – стать настоящим мужчиной и продолжить славную династию Петровских, в которой были царские офицеры, белые офицеры, красные офицеры, советские офицеры. И какого бы цвета флаг не реял над нашей многострадальной Родиной, Петровские будут всегда защищать этот флаг и родную землю.  А то, что руководить вами станут командиры не всегда достойные уважения, и приказы будут один дурнее другого, не удивляйтесь. Это беда армии. Беда именно из-за вас самих, ребята. Умные и толковые, устав от хамства и тупости бездарей, обличенных властью, зачастую не доходят до выпуска, бросая все на полпути. А бездари, чтобы скрыть ничтожность свою, лезут и прутся в армию. Где у подчинённых нет возможности обсуждать действия командира-самодура, карьериста, лизоблюда, раздолбая, истерички и недоучки. Беда это нашей армии, беда… Поэтому ребята, хорошо учитесь! Достойно служите! Настанет и ваше время. Когда станете большими начальниками, не глумитесь над людьми, как сейчас вам достаётся от…

      Полковник, мельком бросив взгляд на лейтенанта так и стоящего с открытым ртом, замолчал и повернулся к сыну.

– Ты ещё здесь? А ну, марш на  экзамены!

      Петровский сдал все вступительные экзамены на пятерки. И служил образцово, наряды тянул без нытья и стенаний. Папой героическим никогда не кичился и за его авторитет не прятался. Перед остальными ребятами московскими замашками не рисовался. Короче, был вполне нормальным и адекватным  мужиком.

      Так сложилось, что по воле мандатной комиссии распределили нас с Петровским в 4-ю роту. И однажды, все еще находясь под впечатлением от его виртуозно-матерной тирады, я поинтересовался, откуда рафинированный москвич обладает столь глубокими познаниями в непечатном разделе русской словесности.

      Курсант Петровский улыбнулся и задорно подмигнув, выдал следующее.

– Понимаешь, мы же не всегда в Москве жили. Папу помотали по гарнизонам, мама не горюй! Я асфальт в первый раз увидел, когда мне 12 лет исполнилось. Но не в этом дело. Там, где я вырос, детских садиков вообще не было. И моими няньками были солдаты. Все их «педагогическое образование» –  это ШМАС . Ребенком я был, ой, каким непослушным. Так что о методах Ипатьева и Еблонского, можно сказать, наслышан с самого детства. Вот так!

       Справедливости ради, курсант Петровский был очень вежливым, корректным, ответственным, исполнительным и аккуратным военнослужащим, и скрупулезно выполнял все поручения, приказы и распоряжения. Единственное, что его отличало от остальных ребят – когда шутки некоторых зарвавшихся офицеров с убогими потугами на юмор и оригинальность доводили нас до белого каления, он твердил с философским спокойствием и обреченным придыханием.

– А что вы хотели? Мы все здесь с вами  люфтваффельники.

     Так и прозвали его – Люфтваффе. Далее, в зависимости от обстоятельств, прозвище трансформировалось в Люфт, Ваффе, Люфтвафельник или просто – Ваффельник. Он никогда не обижался. Ибо считал, что данное прозвище наиболее правильно обозначает и емко отражает не его человеческую сущность как личности, а положение курсанта в армейской иерархии в целом.

Очень нужная вещь

        Прошли вступительные экзамены. Закончились всевозможные психологические тесты. Местами хитрые, местами занудные. Завершились дотошные и скрупулезные проверки по линии особого отдела. Мы посетили военных медиков, проскочили суровую мандатную комиссию. И наконец поступили в военное училище ВВС.

        Впереди нас ждала ассимиляция в армейской среде в виде КМБ  и планомерная подготовка к принятию Присяги.

        Переодевшись после бани в военную форму, мы сразу поняли, что детство закончилось.

        Все, *здец, you are in army now, baby! И никаких соплей, мамок, нянек.

Беззвучный щелчок невидимого переключателя и… ты уже взрослый. Ну что же?! Ладно. Взрослый, так взрослый.

– Так! Где тут ближайший оружейный склад?! Мне, как действующему «защитнику Родины» персональный автоматик с пульками полагается?! Ась? Хочу автомат! Срочно дайте мне автомат! Хочу автомат! Хочу, хочу, хочу…

        Чуть ли не на второй день нас в полном составе учебного батальона (а это в районе тысячи пока еще не оперившихся потенциальных орлов, местами похожих на свежеощипанных бройлерных цыплят с синюшными черепушками, подстриженными в а ноль) организованно повели на склад. Мы должны были получить обязательную и самую необходимую для любого военнослужащего вещь. Без которой в армии, ну просто никуда.

        Что характерно, эта замечательная вещь постоянно сопровождает каждого военного человека на протяжении всего срока его службы. От эпохального момента незабываемой процедуры подстрижки налысо в 17-летнем возрасте посредством убогой паликмахтерской машинки с безнадежно тупыми ножами, тайно мечтающей стать гламурным эпилятором и поэтому безжалостно и остервенело выдирающей волосы из скальпа, аж до самого выхода на заслуженный пенсион после 25-ти безупречных лет.

        Эта, несомненно, нужная и незаменимая в армейском хозяйстве вещь навязчиво преследует абсолютно любого солдата, матроса, прапорщика, мичмана, офицера и даже генерала – независимо от его принадлежности к виду или роду войск от авиации – до флота, от сухопутных – до военно-космических сил.

        Она является обязательной к регулярному использованию во всех местах службы защитника Родины от весьма Крайнего Севера до знойного Юга, от очень Дальнего Востока, до самых западных границ необъятного СССР.

И даже, проходя службу за пределами Советского Союза  в странах Варшавского Договора например, тем более и тем паче, первое, что ты получишь по прибытию к новому месту службы обязательно будет – … ?!

       А вот и не угадали, совсем не оружие! Оказывается, есть более важная штукенция, без которой любой военный – не военный!

                             П Р О Т И В О Г А З !!!

       Да, да, именно – противогаз, без которого в армии просто ступить некуда. Уже будучи офицерами, куда мы только не забрасывали этот ненавистный с курсантских времен предмет!

       Но нет, он как мифическая птица Феникс опять возрождался из небытия и забвения.

Несколько раз в году с гаденькой подачи штатного химика (чтоб у него носовой платок, одеколон и все домашние цветы благоухали исключительно хлорпикрином) от начальства поступал строгий и многообещающий рык.

– Найти! Отмыть! Пришить бирки к сумке! Привести в соответствие! Предоставить к осмотру! Быть готовым сдать все нормативы!

Тихий «восторг», переходящий в истерику.

       Оказывается, как убедительно вливал штатный химик в наши благодарные уши, несмотря на огромное количество всевозможных конвенций, актов, пактов, биллей, протоколов, коммюнике, мораториев, договоренностей и прочих международных соглашений о полном запрете химического, биологического, бактериологического и прочего-прочего-прочего оружия, опасность его применения чрезвычайно высока. И следовательно, каждому новоявленному защитнику Родины непременно полагается иметь индивидуальное средство защиты – противогаз!

       Это как минимум. А в идеале – еще и личный ОЗК  или Л-1, что между прочим составляет еще несколько килограммов высококачественной резины.

И все это резиновое великолепие надлежало носить до такой степени часто, а желательно постоянно и не снимая, чтобы курсанты неизбежно срослись со средствами химзащиты до полного гармонично-монолитного единения.

        Обалдеть, какая перспектива! И почему тогда мы сразу не рождаемся с резиновой кожей, щедро посыпанные слоем талька? Матушка-эволюция явно не доработала. Чем не задачка для генетиков?