Loe raamatut: «Аттестат зрелости»

Посвящение

 
Это – книга моей и друзей моих судеб,
Где описан любой незначительный штрих.
Это – сказ обо всех расстающихся людях,
Беззаветно влюбленных в себя и в других.
 
 
Это – канувший мир «ненормальных» подростков
В алтарях ложных правд и циничных богов.
Это – путь всех и каждого к личному росту,
И бои за разрыв гнущих книзу оков.
 
 
Это – поиск себя и разочарованья,
Крик, застывший внутри, и слеза, что ушла.
Это – суть, у которой десятки названий,
Белотканный ковер из житейского зла.
 
 
Это – просто все то, что пережито было,
Только соус приправлен чрезмерно. И все ж,
Это – память, в ее первобытнейшей силе,
Та, что в сердце своем никогда не убьёшь.
 

И. Г.

13 августа 2008

Первый семестр

Двухконцовую ветвь перегнули,

Переполнив обидами грудь.

И.Г.

Глава 1. Неразлучная шестерка

Резкий звонок будильника нарушил сон Галь ровно в семь утра. В это время она обычно всегда просыпалась в школу. Однако девушка еще долго медлила вставать. Она отвыкла от ранних подъемов за летние каникулы. Кроме того, вчера она поздно засиделась у Шахара, своего друга, вернувшегося из поездки по Европе.

Казалось бы, с этой встречей можно было подождать до сегодняшнего, первого учебного дня их последнего школьного года, а не кидаться в объятия вновь прибывшего сразу же после того, как тот только сошел с трапа самолета. Но нетерпеливое пылкое сердце, истомленное разлукой, не выдержало, жгучее желание первой послушать рассказы юноши зачеркнуло важность всех других дел, и Галь уже вчера оказалась с ним за ужином и в постели. Теперь ее одолевала сильная сонливость. Теплая, спокойная утроба кровати притянула ее, как магнитом, а грозный рокот моторов стоящих в длинной пробке машин под окнами ее дома отнимал всякое желание начинать этот день.

Само же утро нынешнего дня выдалось на редкость серым. Вот уже несколько суток погода стояла страшная: днем пекло, как огнем, ночью тоже было абсолютно нечем дышать, и все потому, что сухой раскаленный воздух был насыщен песком и пылью, которые затянули небо гигантской пеленой. Лучи солнца, прорезавшие эту серую пелену, имели болезненную бледно-желтую окраску, и светили каким-то странным, ломанным светом, словно солнца вовсе не было на небе.

Бессильная борьба Галь с давящей погодой и собственной усталостью в любой момент могла завершиться победой сна. С каким наслаждением она сейчас осталась бы в своей затененной опущенными жалюзями комнате, забыв о начале нового учебного года! Но, наконец, она резко вскочила на ноги и стала собираться.

В любых подобных ситуациях ее выручали ее резвость и небрежность. Вслед за торопливым умыванием прохладной водой последовала недопитая чашка кофе с молоком, постель так и осталась скомканной, ранец и одежда, в которой она была лишь вчера вечером, наспех накинуты на тело, а косметику Галь прихватила с собой. Хотя такой девушке, как Галь, косметика была нужна разве чтоб только подчеркнуть природную красоту.

Галь Лахав, этим летом отпраздновавшая свой семнадцатый день рождения, находилась в самом расцвете своей привлекательности. Она была среднего роста, изящная, с прекрасными формами, гордой осанкой и с ровным золотистым загаром на светлой коже. Ее выразительное лицо было наделено правильными тонкими чертами: слегка округлым подбородком, пухлым ртом, ровным носиком, ямочками в выемках щек и большими глазами насыщенного голубого цвета. Темные волосы девушки были густыми и пышными, словно меховая шапка, хоть и довольно коротко подстриженными.

Свою внешность Галь унаследовала от отца, но лишь это их хоть как-то связывало. Отец оставил ее с мамой, когда она была еще маленькой, и Галь ненавидела его за это. С тех самых пор от него не было ни слуху, ни духу, и только алименты продолжали исправно поступать в их скромный семейный бюджет. Мать Галь, Шимрит Лахав, так и не вышла больше замуж, и единственная дочь всегда жила в тени ее истории. Она считала поступок своего отца в высшей степени эгоистичным и подлым, не вдаваясь в причины, и старалась как можно реже вспоминать о его существовании. В конце концов, ее жизнь была не так уж и плоха, и это мягко сказано!

Несмотря на то, что у нее не было родных сестер и братьев, Лиат Ярив, свою ближайшую подругу и поверенную всех тайн, Галь считала своей сестрой по духу. Они подружились в первом классе начальной школы и прошагали рука об руку все школьные годы. Сейчас обе заканчивали привилегированную школу, считавшейся одной из лучших в городе, куда поступили в седьмом классе наряду с детьми из очень хороших, богатых семей и круглыми отличниками. Там у них было много приятелей и приятельниц, однако только Шели Ядид, их новая соученица с седьмого класса, сумела найти с ними общий язык и стать обеим не менее близкой подругой.

В том же самом седьмом классе двенадцатилетняя Галь встретилась с Шахаром Села, и влюбилась в него всеми силами своей необузданной души. В скором времени ее "принц на белом коне" стал отвечать взаимностью на ее чувства, и этой осенью они собирались отмечать уже пятую годовщину их романа. Галь обожала своего друга и видела в нем мужчину всей своей жизни, хотя никакого другого мужчины помимо Шахара в ее жизни до сих пор не было, и, согретая его любовью, словно целенаправленно игнорировала похотливые взгляды других ребят, бывало, ласкавшие ее стройные ноги и торс. А заглядывались на нее многие! Слишком многие!

И талантом природа ее тоже не обделила. Галь любила делать коллажи, заниматься оформительством и фотографией, и ее работы часто вывешивались на доске возле школьной администрации. Учителя симпатизировали ей, а их классная руководительница Дана Лев помимо всего выделяла ее среди прочих за этот талант.

В силу всех своих, как ей казалось, благоприятных обстоятельств, Галь выросла обаятельным, милым ребенком, открытым и непосредственным, чистым и солнечным, глубоко верующим в любовь к себе своих друзей и близких, и платившим им любовью.

Мысль о встрече с дорогими друзьями после долгого перерыва поддерживала в полусонной Галь, медленно трясшейся в переполненном автобусе, искорку бодрости. В летние каникулы их разбросало кого куда, и встретиться всем вместе у их компании почти не получалось. Одна лишь поездка Шахара продлилась больше двух недель. Зато сегодня она их всех обнимет, расцелует, и с упоением послушает, как каждый провел свой отпуск.

Ей самой было о чем рассказать! Недавно, на пляже, некий фотограф, по-видимому находившийся там в поисках своих потенциальных моделей, заметил ее, плескавшуюся у самого берега, и предложил сняться. Галь восторженно согласилась, и с удовольствием попозировала профессионалу, который не обманул, и оставил ей свои координаты с тем, чтоб она выбрала себе парочку фотографий из всей серии. Но Галь остановилась на одной, наиболее яркой, и заказала с нее несколько копий.

И вот, пакет со снимками лежал в ранце, и нынче вся компания оценит как она позировала бирюзовом бикини и набедренной повязке того же цвета, возлежа у самой кромки прозрачной воды. Неординарное будет зрелище! Лиат, несомненно, лопнет от зависти, рассыпаясь в комплиментах. Шели и ее парень Хен наверняка начнут со смехом разбирать по кусочкам ее купальник, артистичное выраженье лица и позу. Шахар просто поглядит и с присущей ему сдержанностью скажет: "красиво! ", зато потом, наедине, когда она преподнесет ему одну из копий в подарок, он выскажет ей свое восхищение другим способом. Что же касалось Одеда, этого «лопуха» и скромника, то о его реакции Галь даже не задумывалась, хотя была уверена, что снимок ему понравится. Ведь иначе и быть не могло! И, в предвкушении своего маленького триумфа, Галь широко улыбалась довольной улыбкой.

Чем было ближе к школе, тем сонливость девушки все больше проходила. Она радовалась скорой встрече с любимыми друзьями, и для них подводила сейчас, в душном транспорте, глаза, ресницы, красила губы, причесывалась. Ей хотелось войти в класс, как всегда, неотразимой. Возможно, это даже хорошо, что она немного задерживается – ведь они, все пятеро, вероятно, уже будут в сборе, в ожидании ее одной. Ждать ее, бесспорно, будет также и место в классе: в заднем ряду рядом с Лиат, по многолетней традиции, которую не смог изменить даже Шахар. А впереди их ожидал целый учебный год, – последний школьный год, – который непременно будет для них жарким, как сегодняшняя погода, и незабываемым, как самые страстные мгновения жизни.

* * *

Первым, кого Лиат Ярив встретила, подходя к школе, был Одед Гоэль, член их компании. Она еще издалека заметила его высокую, худощавую, темноволосую фигуру и окликнула. Друзья расцеловались и вместе пересекли широкий школьный двор, напоминавший в этот ранний час муравейник, либо, судя по своему громкому и монотонному гулу, пчелиное гнездо.

Все эти школьники, что сейчас сновали здесь с ранцами наперевес и со смехом и визгами бросались в объятия друг другу, радовались вовсе не началу учебы, а возобновлению регулярного, в течении года, общению друг с другом. Лиат с Одедом не были исключением. По дороге в класс они оживленно беседовали.

– Почему ты сегодня без Галь? – вдруг заметил Одед, вертя головой по сторонам. – Разве вы не договаривались приехать вместе?

– Я была бы рада, – ответила Лиат, жившая всего в двух кварталах от подруги, – но Шахар вчера вернулся, и она помчалась к нему. Возможно, даже и заночевала у него. Я позвонила ей в одиннадцатом часу, а ее еще не было дома.

– Ясно…

Проницательная девушка отлично знала, почему Одед и сегодня спросил о ее подруге. Пожалуй, от нее одной не ускользали те выразительные взгляды, которые он украдкой посылал в сторону Галь уже несколько лет. Судя по тому, сколько боли, мольбы и смиренья было в этих коротких взглядах, Лиат не стоило труда понять, что этот застенчивый по своей натуре парень был безответно влюблен в Галь, но не смел заикнуться ей о чувствах, которые к ней испытывал. С давних пор она наблюдала за игрой выражений его тонкого лица с правильными чертами и флегматичными медовыми глазами: как оно вспыхивало подчеркнутой веселостью при общении с парой их общих друзей, Галь и Шахаром, и как вновь становилось непередаваемо печальным наедине с собой.

Сперва Лиат не понимала, почему Одед так и не решался бороться за свою любовь, но вскоре ей стало ясно: как по-настоящему честный человек, он никогда не стал бы отбивать возлюбленную у другого, тем более, что тот другой был его собственным товарищем, а отдалиться от компании он не смог бы из-за той же Галь.

Лиат, низенькую хрупкую девушку со слащавым выражением неказистого пухлого лица, с длинными ломанными прядями черных волос и острым, испытующим взглядом узких черных глаз, в общем, трогали переживания этого парня. Но было бессмысленно кормить его постными утешениями. В сущности, она понятия не имела, спала ли Галь этой ночью у Шахара или вернулась домой. Но такова была ее тактика: бросать собеседнику объемные фразы, несущие какую-то информацию, или наводящие, колкие и даже провокационные вопросы, как охотник бросает приманку для дичи. Благодаря своему особому дару понимать даже невысказанное, таким образом она зрила в корень всех своих знакомых. Вот и теперь она говорила таким тоном, словно речь шла о пространных вещах, а Одед, уверенный в непроницаемости своей маски, все безропотно проглотил.

Все-таки Лиат почувствовала себя немного виноватой перед бедным мальчиком и сменила тему.

– Как хорошо, что мы пришли заблаговременно, – бойко заговорила она снова. – Народ еще только собирается.

Коридор, по которому они шли, выглядел словно фойе театра в час, когда публика собирается. Здесь не царил такой же радостный хаос, как во дворе. Ученики, группами и по одиночке, отыскивали среди десятков дверей свои классы, занимали в них места. Некоторые раскладывали свои вещи и на соседних партах, занимая их для друзей.

– А по-моему, все наши уже в сборе, – возразил Одед.

– Тем лучше, – подхватила девушка. – Представь себе, что мы – актеры, и что наши зрители ждут нас.

– Фантазерка! – рассмеялся Одед.

– Я серьезно! – горячо воскликнула Лиат. – Вот и ты представь себе наступивший учебный год заключительным актом долгой драмы о нашей неразлучной шестерке, в которой тебе, дорогой, уготована не последняя роль.

– И каким же будет этот заключительный акт? – ухмыляясь, спросил юноша, подыгрывая ей.

– Поживем – увидим, – лукаво ответила Лиат. – А пока – приготовься! Вот он, наш выход!

И они переступили порог их наконец-то найденного класса, где закладывало уши от грохота переносимых стульев, сдвигаемых столов и скрипа мела по доске, которую, в честь начала года, расписывало несколько учениц.

Тут же им на шею бросилась, оторвавшись от группы девчонок, Шели Ядид, а за нею и Хен Шломи, ее ухажер, который был тут как тут. Они расцеловали обоих друзей так шустро, что те не сразу сообразили, что происходит.

Шели была худой, загорелой, крашенной блондинкой с длинными прямыми волосами и продолговатым подвижным лицом, на котором большие карие глаза горели как два угля – этакий дьяволенок в ангельском обличии. Хен, родственная душа девушки, как нельзя лучше подходил ей и внешне. Из-под черной кепки с козырьком, которую он зачем-то натянул, выбивались непокорные рыжие локоны, и на широком, веснущатом, улыбчивом лице зеленые глаза глядели задорно и весело. Высокий, плечистый, но немного сутулый, он представлял собой тип современного донжуана. Долгое время он так себя и вел, и лишь незадолго до сегодняшнего дня приобрел постоянство с красоткой Шели, которая так же не отличалась скромностью.

– Ага, значит, мы ждем теперь только нашу сладкую парочку? – воскликнул Хен. – Ну что ж, придется тебе, Одед, припасти для Шахара местечко, поскольку то, что рядом с моим, уже занято.

– Я догадываюсь, кем! – добавила Лиат, беря Шели под руку.

Одед, близкий друг Хена, соседствовавший с ним по парте, был застигнут врасплох необходимостью отныне делить ее с Шахаром, но промолчал.

– Дорогие друзья! – торжественно провозгласила Шели. – Я терпеть не могу учиться. Но это – последний год. Все мы за него отмучаемся, наконец. Все! И сегодня так жарко потому, что и он тоже будет жаркий. Я начинаю считать вечеринки, которые ее величество школа устроит для нас. Когда ближайшая? Недельки через две, по старой традиции? Кто идет со мной?

– Я! – крикнул Хен залезая на стул, отчего головы всех, находящихся в классе повернулись к нему.

– Ты, как всегда, забегаешь вперед, – сказал Одед, обращаясь к Шели. – Еще и год не начался, а в твоей голове кружатся мысли о ближайшем мероприятии.

– Но надо же, хоть в чем-нибудь, находить смысл посещений школы! – ответил за подругу Хен с нарочито серьезным выражением лица. – Учеба нас не слишком интересует. Значит, что остается? – Перемены и школьные праздники!

– Вчера я болтала с Лирон по телефону, – вставила Шели. – Вот уж кто помешан на одних занятиях, и побоку все прочие школьные радости! Почти как Офира… Нет, у Офиры еще есть надежда.

– Это Ран постарался, – укоризненно заметила Лиат. – Он слишком быстро ее бросил, после того, как влюбил в себя. Вот она и убита горем.

– Подумаешь, горе! – фыркнул Хен. – Сколько всего они встречались, – два месяца?

– Знаю, Хен, ты станешь его защищать, потому, что вы все одинаковы. Все вы, – ты и твои дружки: Ран, Авигдор, Янив, Эрез – народ легкомысленный, особенно с девушками, – не сдавалась Лиат. – С вами только иметь дело…

– Вот тебе лучше и не иметь со мною дело, – усмехнулся Хен.

– Мне? Куда уж мне! Я – не Шели, – подкольнула его Лиат, подмигивая подруге.

– Эй, что тут за разборки? – раздался позади них голос.

Друзья прервали разговор и обернулись. Перед ними, улыбаясь, стояла Галь в коротком синем платье, которое так шло к ее глазам и подчеркивало фигуру. Она стояла, прислонясь к косяку двери, кокетливо склонив голову и сложив на груди руки, словно наблюдая реакцию товарищей на свое появление. При виде нее у Одеда дыхание перехватило. Пытаясь обуздать свои эмоции, он стоял в стороне, ожидая, пока Хен, Шели и Лиат расцелуются с пришедшей. Затем, вежливо поздоровавшись, он легко прижал ее к себе.

– Почему ты одна? Где же Шахар? – спросил Хен как бы невзначай, тем самым повторив вопрос, заданный ранее Одедом.

– Да, разве вы не вместе? – тотчас подхватила Лиат, досадуя на свое прежнее утверждение.

– Нет, – недоуменно протянула Галь. – Мы вчера поздно засиделись, но затем он отвез меня домой. Странно, что вы решили, будто мы придем вместе.

У Одеда отлегло от сердца. Он метнул на Лиат торжествующий взгляд, хотя это ничем ему не помогало.

– Видимо, твой Шахар все еще разгуливает во сне по прохладной Европе, и ему ужасно неохота вставать, – предположила Шели.

– А мне? Разве мне была охота вставать? – прыснула Галь.

– Вот я и говорю, что его, вероятно, придется тащить сюда за уши.

– Да ладно вам! – вновь мгновенно сменила тему Лиат, в шутку шлепнув Галь по заднице и обратившись к ней, сказала: – Галь, пошли на наше место.

Их парта была уже заранее придержана для них Шели и Хеном. Эти двое облюбовали для всей шестерки три последние парты в ряду у стены, оставив себе самую крайнюю парту, чтобы, сидя позади всех, чувствовать себя в уединении и, в случае жуткой скуки на уроках, тихо заниматься милыми пустяками. Лиат и Галь заняли переднюю из трех. Таким образом, промежуточная парта отводилась двум парням – Одеду и Шахару.

Усевшись на свое место и достав все необходимое, Галь дала волю своему назревающему трепету. Вчерашний вечер показался ей очень давним, и она непрерывно посматривала на дверь в ожидании появления Шахара, нервно теребя ручку. Лиат, от острого взгляда которой ничего не ускользало, наклонившись, сказала ей:

– Я так понимаю, вчера вы неплохо провели время.

– Это точно, – согласилась с ней подруга.

– Так почему ты не осталась у него?

– Потому, что оставила дома ранец. Я и так едва не проспала, – дала Галь исчерпывающее объяснение, при котором ее щеки зарделись, как лепестки роз.

– А на сегодня у вас тоже есть планы? – допытывалась Лиат.

– Конечно! – раздалось в ответ с восклицанием, заглушенным резким звуком звонка, возвестившем о начале новой эпохи в жизни каждого, кто сейчас занимал свое место в классах.

Из-за этого Лиат пришлось повысить свой тонкий голос в разговоре с подругой:

– Я думала, мы сегодня все вместе поделаем что-нибудь вечером. И так почти два месяца не виделись.

В ее словах вроде бы прозвучало легкое огорчение, немного затронувшее Галь.

– Разве мы хотели собраться сегодня вечером? – спросила она, поискав глазами Шели, которая наверняка не забыла бы о совместных планах всей шестерки.

Заметив это, Лиат сразу же оговорилась:

– Нет, я просто на это надеялась.

– В таком случае, думаю, я буду с Шахаром, – улыбнулась Галь, весело посмотрев на нее. – А ты не переживай! Целый год впереди. Еще успеем нагуляться всей компашкой! – И она снова завертела ручкой.

Лиат пожала плечами.

Одед как раз подошел к своему месту позади девчонок и занял его без особого удовольствия. Хен и Шели все еще стояли у дверей, громко болтая с одноклассниками, среди которых были их общие приятели. Так сложилось, что две подружки детства – Галь и Лиат – держались всегда несколько особняком, и общались с другими соучениками постольку поскольку, в отличие от тех двоих. Обе они были самодостаточны в своих тесных отношениях, в то время как Шели и Хен и дня не могли прожить без широкого круга друзей. Все они, однако, в равной степени не переваривали так называемую «шпану», «главари» которой, Мейталь Орен и Наор Охана, являвшиеся постоянными зачинщиками беспорядков в классе, сейчас как раз щеголяли своими готическими цепями и драными джинсами в противоположном углу.

Но вот, на пороге появилась сама Дана Лев, классный руководитель и преподаватель литературы и гражданского права. Это была привлекательная, пикантная женщина лет сорока, крашенная шатенка с модной стрижкой, всегда безукоризненно одетая, на лице которой особенно выделялись круглые темно-карие глаза, светящиеся умом, волей и добротой. Недаром о ней во всей школе говорили как о наставнице по призванию, а не как об одной из тех руководящих училок, что несли ответственность за своих воспитанников чисто официально. Во всяком случае, дети боготворили Дану.

Шахара до сих пор не было, но Дана, казалось, не придала этому значения. Всех своих учеников она знала близко еще с прошлого года, когда ей назначили этот класс, и переклички были ей попросту не нужны. Весело поздоровавшись, она начала урок с увлекательного опроса о летних каникулах. У Галь сразу же зачесался язык рассказать о своих новых фотографиях, но потом она предпочла оставить это для друзей. Подперев рукой голову, она слушала несущиеся со всех парт отклики, замечания, остроты, и ждала своей очереди.

Дана, окидывая мягким взглядом своих развеселившихся учеников, улыбалась, и, если и прерывала их, то лишь затем, чтобы призвать к порядку. Но, когда настало время перейти к существенному – расписанию занятий – то успокоить их оказалось непросто. Никто не хотел просто так умолкать, и, видимо, учительнице пришлось бы потратить много времени на восстановление тишины. Именно в этот момент в дверь негромко постучали, после чего она отворилась, и вошел тот, при виде кого у Галь радостно ёкнуло сердце.

– Извиняюсь за опоздание, – твердо произнес Шахар, подмигивая друзьям. – Я только что с ночного рейса.

– С корабля на бал, – ехидно процедил Наор Охана, "король шпаны", недоброжелательно поглядывающий на вошедшего. Но ни Шахар, ни Дана Лев не расслышали его слов.

Шахар был высокий парень со стройной фигурой, светловолосый, с большими голубыми глазами. Его продолговатое скуластое лицо имело четкий профиль: идеально прямой нос, тонкие губы, высокий лоб и крепкий подбородок. Все в облике этого юноши оправдывало его фамилию: спокойный, уверенный тон голоса, твердый взгляд и сдержанность движений.

Он прошел и сел там, где ему отвели место приятели – рядом с Одедом, и крепко пожал ему руку. Так он оказался прямо за спиною Галь. Девушка сразу же почувствовала на себе его шумное дыхание, – видимо, Шахар очень торопился, – и ощутила покой, ибо одно лишь присутствие рядом любимого парня наполняло ее безграничным покоем.

После разрешения занять место в классе, Дана Лев, извинившись за нехватку времени, не стала интересоваться у прибывшего откуда он прилетел на ночном рейсе, и, наскоро объявив расписание занятий и описав учебные требования к классу, перешла к заключению, которое, казалось, было для нее важней всей информации на грядущий год.

– Вы помните финал прошлого года, тот бардак, что начался еще в конце апреля, те мертвые часы и срывы занятий по расписанию? – спросила она, внимательно обводя глазами класс. – Готовьтесь, этот год будет еще короче. Суматоха начнется чуть ли не в марте, когда мы приступим к углубленной подготовке к экзаменам на аттестат зрелости.

– А что ж мы будем делать раньше? – вдруг выпалил Офир Кармон с передней парты, и все засмеялись.

– Тоже готовиться. Готовиться ты будешь, в основном, сам, с нашей помощью, – урезонила его Дана. – То же касается и всех. Всё, то есть, почти всё, будет только от вас зависеть.

– Знакомые слова, – вставила вслед за Офиром Моран, девчонка из шпаны, вытянув вперед свои длинные смуглые ноги в закрытых сандалиях без задника на высокой платформе. – Ими мне всегда угрожают родители, когда требуют от меня стать человеком.

– А кто же ты? Черт знает что? – тотчас перехватила ее соседка по парте и подруга Тали.

– Тише! – попросила Дана, постучав по столу. – До перемены уже недолго. А пока я вот что хотела бы вам сказать. – Она уселась на крышку учительского стола и склонилась к классу: – Мы приходим сюда не столько для того, чтобы проштудировать еще одну главу истории, или зубрить математические формулы, а чтоб научиться относиться друг к другу по-человечески. Это и есть настоящее наше испытание на зрелость. Жизненный экзамен.

Учительница сделала паузу и продолжила:

– Говорю вам по своему опыту, что последний школьный год, эта финишная прамая – самая тяжелая. С одной стороны, во всем уже чувствуется конец, когда хочется все бросить и просто наслаждаться жизнью. С другой, очень много учебных нагрузок в поджимающие сроки. Я неспроста решила начать нашу сегодняшнюю встречу с обсуждения ваших каникул, чтобы дать вам возможность снова почувствовать себя как бы одной семьей. Я – повысила она голос – помню вас при нашей встрече год назад: сорок пар глаз растерянно смотрели друг на друга. Тогда нам казалось, что все еще впереди и дорога длинна. Нет, она не такая уж и длинная, и одолевает ее лишь идущий. Поэтому, зная меня, вы сами поймете, чего же я ожидаю от вас, ребята, как педагог и как классный руководитель. Будьте требовательны к себе и терпимы друг к другу! Со своей стороны, обещаю во всем быть вам опорой.

– Какое преувеличение! – прошептала Шели, обращаясь к своей шестерке. – Ну и речь! Наоборот, пусть этот год скорей заканчивается и будь что будет!

– А мне нравятся ее эксперименты, – так же, шепотом, заметил Хен. – Жалко, Шахар, что ты задержался. Тут стояло такое веселье!

– Ну, а меня раздражает этот базар, – тихо заявила Лиат. – Лучше пойдем все вместе в сквер и там Шахар расскажет нам о своей поездке в спокойной обстановке. Ты уж постарайся, все-все красочно опиши, а что забудешь – то добавит Галь, не так ли?

– Все расскажу, как на духу, – улыбнулся Шахар.

* * *

У металлической решетки, отделявшей школьный двор от улицы, располагался палисадник, засыпанный иглами росших там в изобилии сосен, окруженный кустарниками и заставленный скамейками. Здесь даже в самое пекло стояла умеренная температура благодаря обильной тени, а мощные стволы деревьев защищали от душного ветра и гари с проезжей части. Это место было словно сокровенным уголком всей школы, островком уединения. Там-то и расположилась на одной из скамеек неразлучная шестерка, когда неожиданно отменили один из уроков, обрадовавшись возможности побыть наедине.

Кроме них никого рядом не было. Слышались лишь гулкие отзвуки моторов машин, проносящихся по ближайшей городской трассе. Время близилось к полудню, душное солнце стояло в зените, и развесистые кроны сосен, подобно крыше, оттеняли серовато-желтый фон, через который прорезался свет, посылая на друзей широкие полосы тени.

Шахар, присущим ему сдержанным тоном, рассказывал о незабываемом времяпровождении среди средневековых крепостей, замков романтической эпохи и современных музеев, кафе и магазинов стран центральной и западной Европы. Он путешествовал с родителями на взятом напрокат автомобиле. Поскольку все они прекрасно знали английский язык и ориентировались по картам, им не составило труда находить дорогу к достопримечательностям, гостиницам и городам. Такого моря удовольствия он никогда не получал.

Но и по пути, добавил парень, он не забывал о них, своих дорогих товарищах, и каждому привез сувенир. И, вынув из своего ранца сверток, Шахар принялся одаривать друзей. Его подарки были подобраны со вкусом, отличались изяществом и оригинальностью, и как будто несли в себе очарование тех мест.

– Шахар, где ж мои сигары? – шутя бросил Хен, благодаря приятеля за сувенир.

Он затянулся своим "Парламентом".и протянул пачку Шели. Больше в компании никто не курил.

– Ты еще маленький, – засмеялся тот. – Какие тебе там сигары?

– Зато ты у нас большой, – не полез за словом в карман Хен.

– А почему ты задержался? – спросил Одед. – Насколько я знаю, ты прилетел еще вчера.

– Проспал, – нарочито тихим, извиняющимся голосом ответил Шахар, и серьезно добавил – Я, действительно, прилетел вчера после обеда, и очень устал с дороги. А еще, меня навестила моя любимая, – довольно сказал он, погладив Галь по голове. – Вот и проспал. Подниматься вообще не хотелось.

– Вот, теперь вы меня понимаете? – подхватила его разулыбавшаяся девушка.

– Галь, а тебе что привезли? – полюбопытствовала Лиат, увидев, что та ничего не приняла из рук своего парня.

– Обручальное кольцо! – шепнула ей на ухо Шели, и обе захихикали.

– Завидуете? – зардевшись, воскликнула Галь, вспоминая изысканное изделие из богемского хрусталя в форме сердца, инкрустированный флакончик духов и много-много красивой и сексуальной одежды, преподнесенные ей Шахаром накануне. – Ну, тогда держитесь! – С этими словами девушка достала пакет с фотографиями: – Кто здесь считает, что из меня может выйти фотомодель?

Все сразу же подняли руки.

– Значит, слушайте! Пока ты, Шахар, катался по Европе, я часто ездила на пляж. Однажды, ко мне там подошел один молодой человек с профессиональной камерой и спросил, не буду ли я так любезна попозировать ему…

– Ого! Это уже материал для прессы! – расхохотались Хен и Шели.

– Да нет же, просто он искал своих будущих моделей, скажем так, – пояснила Галь, вызвав новую вспышку дружеского смеха.

– Я уже тебя ревную, – заметил Шахар, которого простодушие его любимой девушки всегда умиляло и забавляло. – Но хоть что-нибудь стоящее из этого получилось?

– Судите сами, – с уверенностью сказала Галь, раскрыв пакет.

Крупные фотографии пошли по кругу. Запечатленная на них молодая девушка выглядела великолепно. Ее точеная фигурка в купальнике цвета морской волны вырисовывалась на фоне бескрайней водной глади как тело античной богини. Она полулежала на мокром песке у самого берега, выразительно опираясь на руку и обратив лицо к вечереющему небу, а легкий ветер ласково развевал ее короткие влажные волосы. Сколько жизни, сколько чувственности было в этой фотографии, которая, несомненно, могла бы попасть на престижную выставку! Тот фотограф, кем бы он ни являлся, все-таки был настоящим художником.

Галь вопросительно взглянула на товарищей. Она увидела то, что хотела увидеть: пять пар глаз были восхищенно устремлены на нее. Громкие возгласы поощрения ласкали ее слух. Девчонки – Лиат и Шели – наперебой хвалили ее за грациозность, артистичность и своего рода смелость, причем громче всех одобряла ее Лиат. Хен, с присущим ему нахальством, звучно цокал языком и присвистывал от оригинального зрелища. Шахар поцеловал пышную макушку Галь и сказал, что ей-таки удалось его поразить.

Лишь Одед никак не среагировал. Он глядел расширенными зрачками на любимое лицо, запечатленное на снимке, и только долгий зачарованный взгляд мог передать его чувства. Он молчал скорее из боязни выдать себя предательской вибрацией в голосе, чем от робости, наиболее сильно проявлявшейся тогда, когда все вокруг перекрикивали друг друга. Впрочем, все, что он сейчас хотел бы сказать Галь, уже высказали за него другие.