Астроном

Глава 20.

«Начинай размашисто, и, авось, пойдет. Чудо невозможное, может быть, случится». Такими строками начинался новый, полный тревог, день Астронома. В нашей жизни вряд ли есть недостатки. Только преимущества. А ещё в ней нет никаких гарантий. Анализируя после, почему так произошло, почему умудрился он упасть со скалы именно в тот момент, когда все, казалось, стало налаживаться в его жизни, Астроном пришел к выводу, что это лишь дело случая. Другого выхода ему не оставалось. Ведь два главных греха человеческих, как писал Лев Толстой, это суеверие и праздность. Чтобы не быть суеверным, Астроном отбросил все иные варианты, не связанные с волей случая. Чтобы не быть праздным, решил не тянуть более и отправиться в Москву. Ему больше нечего было делать в Крыму, ведь даже голубь его покинул. Разыскать же Голубя, путеводителя, ему так и не удалось, хоть он и довольно долго обхаживал различных охранников и официантов-однажды по дорогое Голубь ему сказал, что следует, наверное, завязывать с исконно-природной жизнью и прибиваться к людям. Но тщетно. Оно и к лучшему. И все в нашей жизни к лучшему. И все в жизни можно пробовать, было бы желание. Ведь в жизни нет гарантий, но это еще не означает, что, за какой бы результат вы ни взялись, вы оплошаете. Ни в коем случае. Просто надежда идет каждый раз на себя и ни на кого более. Так человек, идущий охотиться на медведя, вряд ли будет обвинять медведя в том, что тот захочет его съесть. Так и человек, появившийся на свет, не должен быть в обиде на этот свет, если на жизненном пути ему будут попадаться десятки, тысячи маршрутов смерти. И Астроном решил в последний раз перед отъездом, ведь уже и билеты были куплены, прогуляться по так полюбившейся ему в последние осенние дни набережной. Набережная эта не представляла собой ничего особенного. Если вы были когда-то в российском курортном городке, то понимаете, о чем идет речь. Просто километр насыпи, возделанной, укрепленной вдоль моря, заботливо обставленной всевозможными заборчиками, скульптурами, желанием казаться дорогим и недоступным, белым цветом… А человеческому организму больше-то и не нужно для счастья. «Чтобы было куда пойти»,-писал Федор Достоевский. «Чтобы было, где посмотреть закат»,-пишу я. И жизнь, оказывается, чрезвычайно проста в своем великолепии. Но, о, как редко мы это замечаем. Заметив это однажды, пару лет назад, сейчас я лишь время от времени верю в красоту момента, а не просто пытаюсь себя заставить верить в то, что это так. Но жизнь все равно прекрасна. И даже этим. Да и счастье-лишь птица, которая посещает нас. Когда-то она нас должна и не посещать. Все сходится. А Астроном просто гулял и гулял по набережной. Человеку достаточно, оказывается, всматриваться вдаль и видеть там кусочки времени, планов и, быть может, воспоминаний. И вовсе не обязательно ему, как это показывает пример Астронома, иметь чрезвычайные по своей важности знакомства, гениальные идеи в голове. Нет, о, нет, оказывается, что веры в жизнь будет достаточно. А все гениальные планы, которые так или иначе всплывают, лишь мешают полноценно жить. Хотя, конечно, зачастую и помогают. Но и мешают. Так всегда. Но жизнь течет. Невозможно просто так сидеть на лавочке, уже битый час наблюдая за кленовыми листьями, гоняемыми на просторном морском ветру в запахе малины, собранной, вестимо, тут же, недавно, и поданной самому себе с любовью и уважением, которое мало где еще подсмотришь. Что-то обязательно должно произойти. И в этом тоже секрет жизни. И каждый раз происходит что-то новое. Потому-то мы и не перестаем уставать видеть и что-то новое в жизни, строить высочайшие планы. Потому-то мы и живем. Да и сложно было бы не жить нам, детям Солнца.

И вот, доедая очередной кулечек малины, запивая все это дело местной, пусть и газированной, водой, Астроном решил-таки не сидеть в одиночестве. Очень странно в это время было слышать, что ты сидишь на набережной один. Ведь на дворе ещё стоял конец бархатного сезона, и вряд ли ни один, хотя бы самый ушлый турист, не захотел бы посетить в это время променад, разделив его с Астрономом. А, между тем, никого не было. Конечно, быть может, все дело в том, что погода именно сегодня казалась на удивление дурна, но что нам погода! Так и вся жизнь пройдет, стань мы слепо следовать повелениям погоды. Если так посмотреть, то туманы и облака-ничто иное, как наши проблемы. Ведь это скорее наши проблемы, что мы не видим Солнца, чем Солнца, которое своими лучами все еще касается нас. А если сказать вам, что сегодня-ваш последний день на Земле, вы тоже будете прятаться от погоды? Так и просидите остаток своей жизни дома, в компании четырех стен? Ладно, быть может, у вас свой особняк и пруд с карпами на территории. Но не все ли равно? Дикая, живая и бьющая ключом улица-это абсолютно другое! Как не понять! И, рассуждая так, Астроном решил на время оставить свою малину, свою газированную воду и пойти напоследок искупаться. К тому же, долгое уже время хотел он научиться плавать, сидя у себя там, в доме в Трехсосновке и наблюдая в телескоп, с какой точностью и непоколебимостью мимо него пролетает жизнь. А тут-вот, оказывается, сколько возможностей! Жуть! И почему бы ими не воспользоваться. Он отбросил все стремления, которые когда-либо его посещали, и стал раздеваться. Ветер хлестал нещадно в ту минуту, когда Астроном спускался с пирса на пляж. Кусок набежавшей волны здорово окатил его, и вряд ли осталось после этого события хоть одно сколько-нибудь сухое место на его теле. Но и это его не остановило. Ведь все наши результаты-результаты нашего выбора. «И зачем снимать теперь одежду?-решил Астроном-если она все равно уже мокрая. Так пойду, что, впервой что ли?» Подбадривая себя подобным образом и не давая холоду проникнуть во все фибры его души, Астроном стал заходить в море. Сначала с левой, нерабочей ноги, потом за ней, уже не так решительно, как прежде, передвигая правую. Но ведь было, на самом-то деле, впервой. Ему было впервой почти все в этой жизни. И кто мог сейчас с ясностью гарантировать, что прямо на этом месте в море не окажется острой консервной банки или разбитой бутылки, брошенной незнакомцем? Но в жизни нет гарантий. Это был лишь авантюрный выбор Астронома, и он оправдался. Ничего не случилось плохого с ним за время этой вылазки. Никакая акула и думать не хотела выбираться плавать в такое свирепое время. А вот Астроном собрался. Поначалу у него ничего не получалось. Он бился то с одной стороны, то с другой, пытаясь одновременно пересилить прибой и не стать, утонув, жертвой пучины. Он пробовал неумело, то по-собачьи, то еще как, грести, и постоянно, не проходило и секунды, стремительно шел ко дну. За плотной завесой кучево-дождевых облаков не было видно расположения Солнца, но почему-то Астроном догадывался, что уже вечереет. Ну и пусть вечереет себе. Именно так, именно тогда почует он наконец настоящее единение с природой. Все равно поезд завтра. Да, хоть и с утра, но завтра. А много еще чего можно сделать за ночь, если не проспать будильник. Например, даже, дойти пешком до вокзала.

***

Интересно, как в человеческой голове меняются убеждения. Не происходит ничего особенного, но вдруг, вдохновившись книгой Джека Лондона, «Мартин Иден», засыпая уже, один мужчина решает, что будет тоже, хоть бы ему для этого потребовалось дважды по одиннадцать лет, писать, пока не станет известен. Решает, что будет тоже вставать ни свет ни заря и работать над собой часов по семь-восемь, в то время, как весь остальной мир еще спит, и ему не будет преградой ощущение, что все пролетает мимо него, потому что на самом деле никто никуда не пролетает. Все так, как есть, и так, как надо. И никто даже и не мог бы никуда пролететь. Ведь пролет жизни мимо-и это еще жизнь. И вот, интересно, как всемеро увеличив количество часов, в которые он будет писать, мужчина вдруг понимает, до чего просто жить. Вдруг становится совершенно очевидно, что он добьется всего, было бы только желание, капелька мотивации, и лунный май на дворе. На самом деле все, конечно, не так радостно. Но что поделать, когда ты начинаешь новое, и весь мир кажется тебе чистым, как бриллиант, а ты в нем порхаешь слабой песчинкой времени.

Уже серьезно смеркалось. Небо шкварчало так, будто было сковородкой, на которой готовят сырники. Свою предвечернюю песню начинали местные птички в роще недалеко от берега. И пусть начинают. Коль просыпается все живое, пусть и просыпается все лишь сейчас, только к окончанию дня, то и Астроном будет продолжать делать свое дело, пока не станет хоть сколько-нибудь походить на сносного пловца. На променад к этому времени начали выходить уже первые, вечерние туристы, словно люд, что зажигает после зари все фонари, как в прошлом, но на самом деле просто разные, простые ребята, прилетевшие из Москвы и предутреннему времени предпочитавшие послезакатное. Все они дивились силе духа и непоколебимости того, безусловно спортсмена, похоже, профессионального пловца, который, несмотря на дождь и непогоду продолжал тренировать свои навыки. Попивая свои сладкие, холодные коктейли, облокотившись на перила и с видом тихого присвиста глядя вниз, все они немного завидовали Астроному. А ему в то время казалось, что он-самый нелепый, неуклюжий человек на Земле.

Что нет пловца хуже, чем он, и человека, менее координированного. Но он продолжал работать, в какой-то мере смиряясь. Понимая, что скорее всего он забросит это свое увлечение плаванием в будущем, еще лучше-заболеет и снова сляжет на койку, только уже в Севастополе-чего тянуть, и никогда к нему так и не вернется, как ни хотелось бы, постоянство и уверенность, Астроном все равно продолжал пробовать, ведь в этом и есть вкус жизни. У нас ведь перед жизнью нет никаких обязательств. Только те, что мы сами придумали. Правы люди, которые предлагают перестать планировать за ненадобностью этого действа. Правы люди, которые предлагают не читать никаких книг-треннингов, потому что гораздо лучше самому на вкус пробовать жизнь. Правы и в то же время неправы. Если эти тренинги помогают лучше укрепиться в философском подходе к жизни, а планы-взять от жизни больше и все то, чего нам действительно хочется.

Глава 21.

Спустя некоторое время, когда уже сосны из рощи неподалеку от моря перестали гнуться от вечернего, несущего в себе страх и ужас, ветра, и первые вечерние туристы допили свои коктейли, сладкие, как майское утро, разошлись, кто-куда, на набережной появился новый посетитель. То был Голубь. Так совпало, что он все же ушел работать на сушу, в город, и теперь-таки работал, вдоволь наслаждаясь розовыми искорками спелой жизни. Ему предстояла смена в ночном клубе. Он устроился туда вышибалой за неимением большего. Клуб находился вовсе не далеко от моря, настолько недалеко, что некоторые, особенно подвыпившие посетители сбегали туда купаться. Кто-то засыпал неподалеку от пляжа. Голубь, перед тем, как начать смену, тоже окунулся пару раз. Это был его неотъемлемый ритуал, и если мог он, по его собственному мнению, в жизни сделать что-то себе на пользу, то это было как раз то самое, малое. И вот, Астроном, весь изможденный, изведенный борьбой со стихией и своим поражением, заприметил Голубя. Он так устал, что это не вызвало у него положительных эмоций. Он просто воскликнул немного тише, чем стоило бы: «О!» и молча подал свою руку, казалось, уже ставшую самим морем. Молча, потому что ни о чем не жалел. Молча, потому что была в его голосе, хоть и молчавшем сейчас, некая обида на Голубя, за то что он ни разу не навестил его в больнице, просто за то что в тот раз все так трагично закончилось. А Голубь оставался, напротив, таким же, как прежде, веселым и компанейским. Голубь сразу сообразил, что к чему, и попросил Астронома собирать свои вещи, потому что он-Голубь, знает одно такое, совершенное место, куда остальным путь заказан и где можно в то же время неплохо поесть. Не выпить, а именно поесть, хоть Крым по осени и славится именно своим вином, а не, к примеру, шницелями. Астроном и сейчас не ответил. Больше даже не потому что не хотелось ему отвечать, а скорее потому, что, как человек, набегавший километров десять по морозу, не в состоянии промолвить несколько слов без того, чтобы не свернуть себе челюсть, так и он после плавания. Вместо слов Астроном предложил Голубю оставшуюся малину, но воду не предлагал, хотя бы уже по той причине, что выпил ее сам несколько минут назад, с удивлением подмечая, что купание в море-занятие, вызывающее сильную жажду. А еще Астроном понял, сидя уже в теплой, обогретой к вечеру веранде местного ресторанчика, что, чтобы наслаждаться жизнью, нужно научиться преодолевать свои страхи. Не самый яркий тому пример-боязнь перемен или боязнь плавать. Но более чем достаточный для того, чтобы объяснить, что люди часто, слишком часто, вместо того, чтобы подойти к любимому, хоть и незнакомому доселе человеку и сказать, что они его любят, все же не подходят и продолжают сетовать на саму жизнь. А взрослая жизнь, и Астроном начинал это понимать в свои не совсем молодые годы, как раз и есть осознание, что никаких гарантий не существует. Взрослая жизнь как раз и есть такой показатель, говорящий, что настоящая уверенность-осознание, что ты можешь ошибиться сейчас или попасть в точку, и в действительности это не будет играть большой роли. Ведь, ошибись ты, в следующий раз станешь искать уже другие пути подхода, а ежели попал в точку, так станешь продолжать начатое.

«На самом деле-рассуждал чуть погодя Астроном, сидя рядом с Голубем на этой верандочке-дело даже не в том, что, начав бороться со своими страхами, ты привнесешь в свою жизнь все самое стоящее, но больше в том, что лишь в борьбе ты почувствуешь настоящий вкус жизни». Я говорил в прошлой главе, что не было бы особого смысла в постоянном счастье, ведь тогда бы не смог человек почувствовать, когда ему хорошо, а когда плохо. Но нет также смысла и в постоянном бессилии. Смысл есть лишь в борьбе, или хотя бы в борьбе, ведь так объясняет нам самим наше животное происхождение.

***

И много еще чего в этот раз было обсуждено между Астрономом и Голубем. Голубь решил взять выходной на эту ночь, даром, что могли выгнать с работы. Порой в жизни есть вещи поважнее, чем работа, и более, гораздо более приятные, чем выдворение пьяных, забытых жизнью людей из бара на скользкую от дождя плитку. Они разговорились так, как только может разговориться один очень хорошо понимающий жизнь человек, видавший виды, с тем, кто так же сильно хочет начать ее понимать. Они разговорились не сразу, как и подобает истинным исполинам жизни. Ведь сразу могут разговориться только мужчина и женщина, любящие друг друга, после долгой разлуки, братья и сестры, решившие что одного из них уже нет в живых, да и всё. А исполины жизни всегда имеют свой намеченный, хоть пусть и не самый удобный путь, и им нужно некоторое время, чтобы переменить маршрут. Осмотреть карту. Перво-наперво они пошли на ту гору, с которой у Астронома были связаны не самые приятные воспоминания. «Во-первых-объяснял Голубь-для того, чтобы их убрать, воспоминания. Во-вторых оттого, что с горы чрезвычайно здорово будет видно звезды в сегодняшнюю, хоть и не самую богатую, не августовскую, но хотя бы частями напоминавшую августовскую ночь. Ночь, в которую раньше дети выходили тайком из домов, чтобы забраться в какой-нибудь старый вагон на востоке города, на заброшенной железнодорожной станции, и смотреть, смотреть вверх, на ковш ли Медведицы, или куда еще, но чтобы наслаждаться самой возможностью наслаждаться, и при этом еще что-то видеть. В-третьих, потому что еще его семья, к которой Голубь обещал сводить Астронома чуть позже, как они проснутся, наверное, только готовилась ко сну». Да, впрочем, мало ли будет причин у двух исполинов для того, чтобы всю ночь проболтаться в объятиях дикой природы, словно друзья-армейцы перед тем, как отправиться в дембель. Тем более, что так призывно и даже местами похотливо в небе торчала Луна. И пусть не целая Луна, а еще только ее маленький серпик, но на то и дана нам жизнь, чтобы наслаждаться буквально каждой колкости мира, вдыхать в себя пряный, безусловно пряный аромат почти любого его изъяна. Они шли сейчас за телескопом. Не было у них телескопа, а в Крыму не придумали еще такую возможность-брать телескоп, когда тебе вздумается, где-нибудь в горах, напрокат, и использовать его всю ночь напролёт, пока не засветит в первых лучах персиков Солнце. Пока не гаркнет с утра первая ворона, не будет прочтен кем-нибудь далеко-далеко в горах Сочи первый за сегодня стих Булата Окуджавы. Не будет пролита первая чаша с медом, не укусит первого человека на своем пути шмель изобилия. Не предстанет сияние достигнутой мечты в свете более темном, чем ожидалось. Впрочем, пока не случится все, что так или иначе случается с людьми каждый день и что они, во благо ли, или напротив, себе не замечают. А до того момента, как все это случится, можно исчислять, насколько честен хотя бы перед собою был человек, когда обещал делать вещь непрерывно, всю ночь. Ведь и терпение в китайской науке определяется так же. Испытуемого сажают в пещеру с эхом, где в это время беспрерывно капает талая вода, и ждут, как быстро он станет молить пощады. Так и у нас. Всегда существует лишь один день на то, чтобы исполнить все свои самые сокровенные желания. Насколько хватит вам терпения исполнять их безоговорочно, сидеть смиренно в этой пещере и ждать?

***

Но вы себе еще скажете спасибо за все это. Как гласит одна мудрая истина: в конце жизни мы вряд ли будем сожалеть о том, что сделали, скорее о том, чего не сделали, о чем не сказали. И уж точно Астроном и Голубь не станут жалеть о том, что войдет в историю их жизни, как самое запоминающееся приключение. Даже более запоминающееся, чем происходившее с ними, к примеру, в лагере, когда всю ночь напролет не спали, кого-то мазали зубной пастой, от кого-то убегали, считая, что это был воспитатель, проигрывали свои косы в карты и выигрывали себе не менее примечательные усы, сделанные, казалось, что тушью. Проигрывая на желание исполнить петуха перед рассветом, выигрывая целую тарелку свежих фруктов из столовой, первый поцелуй… А именно со всем этим только и можно сравнить ту замечательно-приятную картину, происходившую с ними ночью. Они нашли-таки телескоп, правда не совсем там, где ожидали. Не в их немного неизвестном, самом что ни на есть обычном городке, а расположившемся неподалеку ялтинском замке-Ласточкино Гнездо, где проницательные туристы уже задумались о возможности наблюдать звезды. И дело даже не в том, что в эту октябрьскую ночь лучше всего на небе видна Венера, и даже не в том, что Марс, Юпитер, Сатурн тоже выстроились в ряд, образуя парад планет, но скорее в том, что процесс уговора абхазца-водителя маршрутки, непонятно как оказавшегося в Крыму, а не в Адлере, например, в ночи, среди сосновой чащи, был делом стоящим. После этот абхазец довозил их, уже сам воодушевившись идеей ночных гонок, после они попали и даже в сами ночные гонки. Но все это все же не сравнится с облегчением, какое испытываешь, когда что-то, пусть и ожидаемое, но ожидаемое чересчур, чтобы случиться просто так, все же случается. Так чувствовали себя Астроном и Голубь, проводя, наверное, уже второй час к ряду у телескопа и наслаждаясь разными видами нашей галактики: и красивыми, и не очень, и ясными, как божий день, и еще, по словам Астронома, совсем неизведанными. Так чувствовали они себя, потому что понимали-какие-то шестеренки, какие-то механизмы внутри них сработали и прокрутились так сильно, столь плавно, как бывает только у гоночных автомобилей, что теперь любое действие, проведенное вместе, каким бы глупым и незначительным оно ни казалось, все равно будет станет продолжением и без того уже веселого вечера. Так, знаете ли, радуются люди, которые долго не знали, что им делать, в итоге все же придумали, добавив немного риска к тому, о чем идет речь, и эти действия в итоге принесли им именно тот результат, на который они рассчитывали. Так думают эти люди.

Глава 22.

Интересно, что, чтобы написать книгу, вовсе не нужно мириада дней, что маячат сразу перед сознанием человека, проинформированного о том, что скоро будет писаться книга. Если тратить на главу по одному часу, книгу вполне можно написать в три дня. И прав был Джек Лондон, намекая, что Мартин Иден клепал рассказы один за другим, даром, что их не принимали. Все равно ведь клепал. Все равно ведь в итоге приняли. А то, что он чрезвычайно боялся, имеется в виду, что не примут, это нормально. Тревоги-неотъемлемая часть нашей жизни. Благодаря тревогам мы, можно сказать, и живем. Это словно наши рецепторы. Нервные окончания. Не будь тревог, не знали бы мы наверняка, сколько часов будет длиться действие, и то, как нам лучше поступить, чтобы не произошло опасности, но чтобы в итоге было достигнуто улучшение. Много чего мы бы потеряли, не будь тревог в нашей жизни. Размышляя по аналогии с счастьем и борьбой, мы потеряли бы ощущение спокойства, которое испытываем часто, лишь день подходит к концу, и мы выходим на балкон, чтобы испить вечернюю кружку чая. В конце концов, даже чтобы наслаждаться жизнью, следует преодолевать свои страхи. А что, как не тревоги, лучше всякого нам подскажут, где начинаются они? Тревоги-лишь мысль, придуманная нашим сознанием. Зачастую тревоги-ложная интерпретация действия. В прошлом вы подбрасывали монетку, а вас в темечко клюнула ворона, да так, что шрам остался. Теперь вы выросли и считаете, что любая ворона, как только увидит монетку, сразу захочет вас клюнуть. Или, вот еще как: вы будете постоянно опасаться любых птиц, тем более, ворон, потому что воспоминание в голове возведется в неисчислимо большую степень. Вы будете панически бояться ворон или летать на самолетах. У каждого свое. Быть может, кому-то будет панически неприятно что-то нюхать. Например, кипящее масло. Тоже бывают случаи. Это все-наши тревоги. Неотъемлемая часть нашей жизни, которая, хоть и делает ее хуже, в это же время и улучшает.

***

Встает логичный вопрос: «Как бы избавиться от этих тревог?» Что ж, этим мы здесь и займемся. В первую очередь нужно понимать, что в жизни нет никаких гарантий. И, познакомившись с семьей Голубя, Астроном, хоть и думал, что уедет в Москву веселым, напротив, уезжал в плохом настроении. Почему так вышло, вряд ли объяснит даже он сам, но вышло, и это факт, и теперь он снова сидел у окна, один, в вагоне, увозящем его назад, туда, где ночи холоднее, улицы менее пестрые и нет никакого моря. И, тем не менее, это был его осознанный выбор. Люди часто выбирают не там, где лучше, но где сложнее. Это их право, их путь. Такова наша жизнь, ребята. Астроному сейчас было уже не двадцать лет. Далеко не двадцать лет. Конечно, вряд ли он чувствовал себя столь паршиво. Но как-то все же он себя чувствовал. Я упоминаю возраст, чтобы все, даже самые мудрые из вас, понимали: возраст-понятие относительное. И если вам уже много, с вашей точки зрения, лет, не переживайте. Найти себя можно и в сорок, и в пятьдесят. Впервые начать заниматься своим делом. Агата Кристи написала свой первый роман лишь в зрелости. Стивен Кинг продолжительное время работал уборщиком в школе. Кто знает, может именно вам предстоит продолжить эту тенденцию? Продолжайте работать. Лучшим ответом на совершенно любую ситуацию в нашем мире является действие. Не знаете, как начать дорогу к своей мечте-начните с прочтения книги об успехе. Когда ты думаешь, что жизни остается меняться только в худшую сторону, в сознании ли кого-то из людей вокруг, или в вашем собственном сознании, происходит переворот, и вы вдруг понимаете, что есть еще один выход из ситуации. Астроном понимал, что две главные проблемы, мучившие его сейчас-это деньги и огромное количество свободного времени, которое так и давит на него сверху, давит, давит, и скоро уже раздавит, непременно, если не прекратить это сейчас же. Астроном решил, что ему необходимо устроится официантом или барменом в вагоне-ресторане поезда, чтобы не сойти с ума. Сказано-сделано. Хоть и не все так просто было в душе Астронома, чтобы пойти и сделать что бы то ни было, как только эта идея пришла ему в голову. Но он плавно, постепенно двигался к решению проблемы и, придя наконец к решению, спустя полчаса грузной походкой отправился на разведку. Его не хотели принимать. Конечно, его услуги давно уже были не нужны в коллективе, который сложился, сформировался, как формируются обычно ледники-на протяжении десятков миллионов лет. Но для того на свете и нужны хорошие люди, для того на свете и есть доброта. Астроному предложили работать на полставки. Ведь, конечно, вряд ли бы он был здесь лишним, да и вряд ли вообще может быть лишним человек в мире, полном разнообразия. Но именно сейчас, здесь, нашлась одна уже не молодая, но еще в том возрасте, когда некоторые про нее говорят: «Ягодка», женщина, уговорившая своих подруг взять Астронома на работу. Деньги Астроном, конечно, с этой поездки получит не самые большие, но это ведь и не самое важное. Деньги вообще не самое важное, хоть их заработок и дает человеку возможности. Деньги-это возможности, с этим Астроном давно уже определился. А немного возможностей-это всегда лучше, чем ничего. Конечно, много возможностей-лучше, но, что уж, ничего не попишешь. Сначала надо браться за то, что есть. И проблема человека, который часто чувствует тревожность, заключается в смирении. Так люди огня часто обходят стороной смирение, видя в нем лишь отрицательную часть. Но у всего, у всякой монеты есть две стороны. И горе тем, кто об этом запамятовал. Но не запамятовал Астроном. Тишина вагона, тишина его последних лет жизни и правильные, а, самое важное, долгосрочные решения помогли ему восстановить в памяти важные вещи. Вот почему есть люди, которым сложно подойти к человеку. Люди боятся отказа. Это логично и странно в одно и то же время. Казалось бы, зачем бояться отказа? Но все же боятся. Быть может, и правильно делают, но лишь в своей системе координат. Люди боятся отказа только потому что не готовы сделать то, что превратило бы отказ в соглашение. Вы просите себе работу, как сейчас Астроном. Вам отказывают. Это значит, что вы не подходите по неким параметрам. Если вы измените в себе эти параметры, то вам дадут добро. Вам не дают отказа не потому что по своей природе гражданин Астроном, например, не может работать официантом, потому что все люди мира панически боятся Астронома в роли официанта. Нет, вполне лояльно относятся все люди мира к Астроному в виде официанта или бармена, а некоторые даже с симпатией. Просто, быть может, вы не умеете разносить стаканы, сомневаетесь, когда идете, и от этого у вас лицо, как у мамонта, и поэтому вы не подходите. Может быть так. Но ведь сомнения, скорее всего, через некоторое время пропадут сами собой. И вы научитесь разносить стаканы. Просто вам не хочется сделать что-то для того, чтобы вас приняли. Вы похожи на человека у автобусной остановки зимой, когда уже долго не было рейса, который подходит к людям и спрашивает: «Ну, что, нет еще автобуса?» Только не в компетенции человека сделать так, чтобы автобус был. Но в вашей компетенции изменить положение дел, чтобы ресторан принял вас на работу, а вы все еще играете в разведчика, предпринимающего различные действия, тихо, чтобы не изменить порядок дел. И даже если этот поезд вам отказал наотрез, хотя такое бывает очень редко, вы всегда можете сойти с него и сесть на новый, попытав счастья там. Ведь работа-это не вещь, которая вас привязывает, а в первую очередь вещь, которая окрыляет вас и освобождает вам руки. Думается мне, стать писателем так же сложно, как и устроиться на работу-абсолютно не сложно, хоть и трудоемко. Было бы желание. Попробуйте хотя бы отправить свои рукописи на проверку, а не ждать нисхождения. Шедевра не будет ровно до того момента, пока вы сами не начнете шаг за шагом проверять, что нужно жизни от вас, чтобы получился шедевр. Это касается также и меня. Почему уже прошло больше полугода, как я пишу, а я не отправил издателям еще ни одной своей рукописи? Чего я жду? Или так сложно выделить час на выходных для того, чтобы этим заняться? Не сложнее, чем попросить о работе в вагоне-ресторане поезда. И все же я этого не делаю. Так значит, на сегодня задача: начать редактировать свою первую книгу «Честность», написать синопсис и наконец-то отправить редакцию. А там-будь что будет. Не так уж и плохи, в конце концов, мои книги, чтобы у них не было даже шанса заинтересовать человека. Ведь, если вы уже дочитали до сюда, значит, вам интересно. В одном я уверен-я буду продолжать работать, хоть бы и дважды по одиннадцать лет, прежде чем будет издана наконец моя первая книга. Я буду, и в этом меня никто не поколебит. ЧТо же до Астронома, то он, даром, что получил за свою работу гроши, чувствует себя намного лучше. Настолько лучше может чувствовать себя лишь человек, который только что сделал чрезвычайно правильную вещь, но пока что только смутно об этом догадывается. И, уж, конечно, в сознании такого человека не убавилось тревог оттого, что он сделал всего лишь одно правильное действие. Астроном стоял за барной стойкой и чувствовал себя некомфортно. До чрезвычайности некомфортно. Но это ему нравилось. Поезду ехать было еще целую ночь, а после еще полдня, и в представлении Астронома это были лучшая ночь и следующие полдня в его жизни. Одним действием, работой барменом, он улучшил сразу все стоящие показатели жизни. Сюда относится и благосостояние, и дружба, и любовь, потому что к любви его приближала дорога домой, и здоровье, потому что здесь он словно перестал чувствовать себя уныло, да и хобби, потому что с появлением работы фотография в его жизни отходила на второй план. Мысля так, легко достичь результатов. И Астроном начинал мыслить так.

Глава 23.

Что-то необычное должно было случиться в этой кутерьме событий, нахлынувших, хоть и незаметно, на Астронома. И случилось. Оказалось, что поезд ехал не в Москву, как он предполагал изначально, а, напротив, из Москвы, причем так далеко от Москвы, что оттуда порой и не возвращаются. Поезд ехал из Крыма в Абхазию. Почему Астронома пустили по другому билету? Это небольшая иллюстрация того, как всем вокруг нет дела до промахов нашей жизни. Если кто-то вступает с нами вступает в контакт, он, скорее всего, будет даже не прочь помочь нам, не то что перестать терроризировать. Разве не помогли Астроному другие люди устроиться на работу? У Астронома теперь была новая проблема-он мало с кем дружил. Он это отчетливо понял в один момент, когда, разговаривая женщинами, принявшими его на работу, не нашелся вовсе, о чем с ними говорить, даже и не хотел особенно говорить с ними. Он понял, что, как у человека, долго лежавшего на кровати, постепенно, за ненадобностью, забываются такие функции, как ходьба гуськом, быстрый бег, так и у него атрофировались познания в области общения. Впрочем, в этом случае Астроном хотя бы понимал, что проблема не в нем, а в выборе, и уже находил средства для того, чтобы ее решить. Рассуждая так, прикидывая, что скоро поезд прибудет в Абхазию, и даже сильно не сопротивляясь этому, а скорее предвкушая, что еще такое преподнесет ему жизнь, Астроном понял, что хорошее есть в любом человеке. Уж не знаю, почему ему понадобилась не одна тележка времени, чтобы осознать это, но если понадобилась, то так действительно следовало. Если взглянуть, как в кинофильме, на жизнь любого человека, с легкостью можно определить, как много плохого он успел сделать. Почти с такой же уверенностью можно утверждать, сколько добрых поступков он совершил. Здесь даже не нужно ничего особенного. Просто маленькое, абсолютно ни на что не влияющее действие может подсказать, что человек хорош. Вот какая-то бабушка, про которую даже и не скажешь вовсе, что она хороша, идет, после того, как накричала на своих внуков, и совершенно безвозмездно во дворе убирает весь мусор, который накидали дети. Так даже самый опасный преступник порой совершает доброе дело. И все мы совершаем такие дела, просто потому что нуждаемся в доброте. Астроном понял это лишь сейчас, на рубеже своей зрелости, и эта мысль, не давая ему покоя, постоянно, с каждой секундой, делала более светлой его жизнь.