Loe raamatut: «Пряные дни»

Все-таки щели в заборе – не самый щедрый источник информации. Прижимаясь щекой к шершавым доскам, Евгений невольно вспоминал, как в детстве он подобным образом изучал внутреннее устройство телевизора через вентиляционные отверстия в его задней стенке. Так же, как и тогда, просветы были крайне узкими, чтобы хоть что-нибудь через них разглядеть, а сам забор – слишком высоким, чтобы сделать фотографии, подняв камеру на вытянутых руках. Да и что бы он там интересного снял? Доски, доски и снова доски. На заднем дворе лесопилки живописные ракурсы, как правило, в дефиците.

Евгений прошелся немного вдоль ограды и приложился к очередной щели.

Он всегда с уважением относился к профессиональному чутью Кленовского. Шутка ли – пять лет продержаться в кресле главного редактора самого скандального из местных таблоидов? Но на этот раз босса, похоже, откровенно занесло. Ну какую сенсацию, скажите на милость, можно раздуть из ограбления деревенского магазина? Абсолютно заурядное событие, не несущее в себе никакой интриги. Если Кленовский и учуял тут какую-то перчинку, то Евгений распробовать ее пока так и не смог. А статье без пикантных приправ в «Утренний курьер» дорога заказана.

Журналист добрался до конца забора, после чего вернулся к магазину, вытирая вспотевшую шею носовым платком.

Если пойти налево, то через полсотни метров уткнешься в проходную Верховецкого деревообрабатывающего завода, но там Евгений уже успел побывать, и повторять эксперимент ему совершенно не хотелось, да и смысла в том он особого не видел. Сторож, дремавший в каморке у ворот, обдал его потоком бессвязной брани, густо замешанной на вчерашнем перегаре, и посоветовал проваливать восвояси. Жгучего желания раздавать интервью он явно не испытывал.

Не стоило, наверное, приезжать сюда сегодня, в воскресенье. Дождался бы понедельника – толку добился бы больше. А сейчас магазин, понятное дело, не работал, и скамейка рядом с крыльцом пустовала. В другое время на ней наверняка бы дежурили местные старушенции, а лучшего источника информации и не сыщешь. Можно, конечно, попытать счастья в администрации городка, но казенный язык мелких чиновников поселкового масштаба не шел ни в какое сравнение с сочным говором старожилов.

Если прижаться к запыленному стеклу магазина и ладонями загородиться от света, то из внутреннего полумрака проступали кое-какие подробности. Хотя проку от этого было также немного. Полки с крупами, макаронами и сахарным песком, бутыли с газировкой, несколько коробок стирального порошка. Евгений чуть ли не наизусть знал ассортимент подобных заведений, имевшихся почти в каждом поселке, насчитывающем более двадцати дворов. Здесь в пределах одного прилавка умещались и хозтовары и продукты и стройматериалы. Плюс свежий хлеб два раза в неделю.

– А он сегодня не работает, – послышался звонкий голос из-за спины.

Евгений обернулся, и перед его взглядом предстала скульптурная композиция «мальчики с велосипедами». Серая пыль покрывала троих сорванцов и их железных коней столь густым слоем, что в вечерних сумерках их и впрямь можно было принять за гипсовых. Только темные следы от сбегающих по вискам капель пота выдавали подделку.

Журналист сунул руку в нагрудный карман и включил свой верный диктофон. Деревенская ребятня по степени осведомленности шла на втором месте после старушек. С минимальным отрывом.

– День добрый, юные господа! – он приветливо им улыбнулся. – А правду ли говорят, что ваш магазинчик позавчера обчистили?

– А вам какой интерес? – подозрительно прищурившись, поинтересовался один из ребят, выглядевший самым старшим.

– Я из «Утреннего курьера», – пояснил Евгений, – собираю материал для статьи.

– Из «Утреннего курьера»?! – хором воскликнули мальчишки. – Что, правда?!

Вот! Вот где крылись истинные ценители репортерского искусства! Здесь, в забытой северной глуши таились они, самые преданные поклонники неприкрытой правды и леденящих кровь сенсаций!

Они тараторили все одновременно, размахивая руками и корча такие рожи, что составили бы честь многим профессиональным комикам. Создавалось впечатление, что парни не только проштудировали от корки до корки всю подшивку «Курьера», начиная с самых первых выпусков, но и выучили их содержимое наизусть. Евгению ничего не оставалось, как согласно кивать и поддакивать, хотя он не понимал и половины из того, о чем они галдели. Постепенно вспышка первоначального энтузиазма немного поутихла, и молодую брызжущую энергию стало возможно направить в конструктивное русло.

– Так все же, – он поднял перед собой руки, призывая своих информаторов к вниманию, – что стряслось с этим магазином?

– Его ограбили. В ночь с четверга на пятницу, – разъяснил тот, что был за старшего, – вскрыли задний вход, выгребли все деньги из кассы, похватали с полок что под руку попало и испарились.

– То есть грабители действовали изнутри, с территории лесопилки?

– Ага!

– Как же они туда попали? – Евгений вскинул голову, изучая высокий забор, по верхней кромке которого вилась ржавая колючая проволока. – Или же это был кто-то из своих?

Он умышленно задавал провокационные и даже глупые вопросы, желая вытащить на белый свет как можно больше различной информации, могущей иметь отношение к делу.

– Попасть внутрь? Да проще простого! – хохотнул другой мальчуган. – Мы вам покажем!

В полном соответствии с теоремой (или даже аксиомой), утверждающей, что в любом заборе, вне зависимости от степени секретности и охраняемости объекта, обязательно существует как минимум одна дырка, за скособоченными гаражами в ограде обнаружились несколько досок, держащихся исключительно на честном слове. Отчетливо различимая в траве тропинка говорила о том, что тайный лаз пользовался в народе устойчивой популярностью.

– Здесь ходят те, кто живет на том конце деревни, – махнул рукой старший, – чтобы крюк до проходной не делать.

Стайка мальчишек нырнула в дыру, и Евгений протиснулся следом, оказавшись в окружении штабелей из пахнущих свежей смолой досок и брусьев.

– Сюда, – ребята поманили его за собой.

– А вы не боитесь, что вас сторож застукает? – еще один вопрос с подвохом.

– Егорыч-то? Да он из своей каморки даже носу не кажет! – успокоили его мальчишки, ловко лавируя в лабиринте из пиломатериалов. – Привык, что собаки все за него стерегут.

– Собаки?! Где?!

– Были, да сплыли, – его провожатые остановились и указали на здание магазина по ту сторону небольшой открытой площадки. – Вот и задний вход. Видите, как новый замок блестит?

Евгений кивнул, хотя с такого расстояния не мог ничего толком рассмотреть. Сейчас его куда больше заинтересовал другой, только что вскрывшийся аспект.

– А что такое с собаками приключилось?

– Грабители их кокнули.

– Вот как? Что, по-хорошему договориться не получилось? Колбаски им подбросить или еще чего вкусненького?

– Договориться?! – вытаращился на журналиста старший. – С этими четвероногими дьяволами?! Да вы рехнулись!

– То есть охрана была абсолютно неподкупной?

– Я же говорю – сам Дьявол в обличии двух бешеных ротвейлеров. Им никто был не указ, только Егорыч мог хоть как-то с ними управляться, да и то с трудом.

– Но это не останавливало вас он лазания через дыру в заборе?

– Мы же только днем, когда собаки в клетке! – фыркнул мальчишка. – В другое время они даже к забору приблизиться бы не дали. Сразу такой хай поднимут, что всю деревню перебудят. Даже все местные дворняги лесопилку за версту обходили.

– Мы не самоубийцы! – согласился с ним другой. – У этих псин определенно в головах каких-то гаек недоставало. Бросались на всех подряд, да с такой яростью, с такой злобой, что и штаны обмочить недолго.

– Тогда непонятно, почему в ту ночь они не подняли тревоги?

– Никто не знает, – развел руками старший. – Они даже не тявкнули, а утром Егорыч пошел их искать, но нашел только две уже остывших тушки. Одна вон там валялась, а другая правее, за углом. Отсюда не видно.

– Можно подумать, их снайпер снял.

– Такой вариант многое бы упростил, но их не застрелили. И не зарезали. Им перегрызли глотки.

Говорят, что некоторые бабочки способны по запаху учуять своего партнера за многие километры, а киты могут общаться с сородичами, находящимися на другом конце океана. Неизвестно, какими органами чувств пользовался Кленовский при поиске горячих материалов, возможно у Главных Редакторов имеются особые, профессиональные рецепторы, реагирующие на феромоны скандала, но его инстинкты пока еще ни разу не ошиблись. Смог же он унюхать пикантные детали в сообщении о вроде бы рядовом ограблении. Телепатия, не иначе.

Евгений остановил машину перед зданием Верховецкой администрации и, ожидая пока усядется завеса пыли за окном, еще раз прокрутил запись на диктофоне.

Никаких дополнительных подробностей мальчишки сообщить ему не смогли. Местный участковый постарался максимально оградить место преступления от посторонних глаз, а потому все прочие сведения, которыми они располагали, были получены из третьих рук. Тем не менее, ошибиться в причине смерти собак они не могли. Когда Евгений высказал вполне естественное сомнение и предположил, что ребята могли что-нибудь напутать, они дружно отвергли такую возможность.

– Да вы что! – почти возмутился старший. – Я же своими глазами видел! Когда их тушки на тачке увозили, за ними кровавые лохмотья аж по земле волочились!

После этого журналисту не оставалось ничего, кроме как отступить и заняться сопутствующими хлопотами. Окончательно удостоверившись, что сторож появляться на сцене не собирается, мальчуганы устроили ему настоящую экскурсию по местам разыгравшейся драмы. Он сделал пару десятков фотографий, включая осиротевшую клетку, где держали собак, вид забрызганных запекшейся кровью досок и групповой портрет с велосипедами на фоне входа в магазин. По правде говоря, он больше работал на публику. Никакой иллюстративной ценности его снимки не имели, но что это за журналист, который ни разу не щелкнул затвором фотоаппарата!

Теперь он решил попытать счастья в официальных инстанциях.

Однако в кабинете местного участкового его ожидало очередное, уже второе на сегодня фиаско, хотя и не столь эмоциональное, как в каморке сторожа. Молодой, коротко, по уставу, стриженый лейтенант, на правой руке которого поблескивало новенькое обручальное кольцо, оказался далеко не в восторге от гостя из «Утреннего курьера», а узнав о цели его визита, и вовсе одарил Евгения таким взглядом, что тот невольно вспомнил своего отца. Тот так же точно смотрел на их блудливую кошку, когда она в очередной раз заявлялась домой с раздувшимся животом. Поскольку все соседи, родственники и знакомые уже давно и в избытке были обеспечены ее отпрысками, становилось ясно, что котят придется утопить, и от этой мысли настроение у отца безнадежно портилось на весь оставшийся день.

Полицейский тяжело вздохнул, взял со стола помятую пачку сигарет и протянул ее журналисту.

– Курите?

– Бог миловал.

– Везет! – он вынул одну сигарету и пошарил по карманам в поисках зажигалки. – А вот я бы не отказался подышать свежим воздухом.

Остановившись на крыльце, участковый неспешно закурил, молча сделал пару затяжек и кивнул на запыленный «уазик», припаркованный перед входом.

– Ваша?

– Угу.

– «Патриот»?

– Точно.

– И как он?

– Возможно, лучший выбор для наших дорог. И даже их отсутствия.

– Годится. Думаю, и себе такую же взять, – участковый одобрительно покивал головой и умолк, задумчиво попыхивая сигаретой. Чувствовалось, что ему жуть как неохота переходить к интересующей Евгения теме, но неприятный момент невозможно оттягивать бесконечно.

– Так все же, – журналист попробовал осторожно прозондировать почву, – что вы можете рассказать о недавнем ограблении?

– Вы жаждете сенсаций, я понимаю, – лейтенант подчеркнуто аккуратно стряхнул пепел в стоящую на перилах консервную банку, – но и вы войдите в мое положение. Мне лишний шум без надобности.

Евгений с трудом удержался, чтобы не улыбнуться. Сколько раз в голливудских фильмах он видел подобную сцену, когда умудренный жизненным опытом шериф разъясняет забредшему в его городок герою правила игры на своей территории. Вскоре после этого, обычно, весь городок отправлялся под снос.

– Ничего примечательного я вам рассказать не могу, – продолжал участковый. – Как лицо, находящееся при исполнении служебных обязанностей, я вправе комментировать только официальную версию событий.

– А что она гласит?

– В ночь с четверга на пятницу злоумышленники проникли на территорию Верховецкого деревообрабатывающего завода и вскрыли заднюю дверь примыкающего к нему магазина. Они забрали из кассы около пяти тысяч рублей и обчистили полки. Сумма ущерба в данный момент уточняется. Поскольку пропажа обнаружилась только утром, в распоряжении грабителей было более чем достаточно времени, чтобы скрыться с добычей.

– Какие есть версии?

– Технически, провернуть подобное дельце мог почти любой человек. Схема действий была проста, как сибирский валенок. Тем более что сторож еще с вечера так назюзюкался, что все проспал. Хоть весь завод выноси!

– И часто он так?

– Почти всегда, – безнадежно махнул рукой полицейский. – Мы его еще потрясем, конечно, но он не полный идиот, чтобы воровать прямо на рабочем месте.

– Какие варианты имеются в запасе?

– Я же говорю: это мог сделать кто угодно! Хоть проходившие мимо бомжи.

– Но как быть со сторожевыми собаками?

– С собаками? – переспросил Евгения участковый. – Вы о чем?

– О двух ротвейлерах, охранявших лесопилку, и которых загрызли при ограблении.

– Ах, об этих! – облегченно вздохнул он. – Не обращайте внимания. Всего лишь слухи.

– Слухи?!

– Конечно! Жизнь у нас небогата событиями, а потому любое маломальское приключение немедленно обрастает целым ворохом несуществующих подробностей, – лейтенант аккуратно загасил сигарету и бросил окурок в банку. – Одни видели огромные следы у себя на огороде, другие слыхали о задранной корове в соседней деревне, да мало ли что еще говорят.

– Корова? – оживился Евгений. – Правда?!

– Новые слухи родятся быстрее, чем я успеваю опровергать старые. Не берите в голову.

– То есть… – журналист на секунду запнулся, прикидывая, с какого фланга ему зайти теперь, – то есть вы отрицаете очевидные факты?

– Для меня факт – это то, что записано в протоколе.

– Значит, в вашем протоколе записано не все.

– Вы уверены? Откуда у вас такие сведения?

Евгений чуть было не брякнул, что своими глазами видел место преступления и кровавые следы на земле, но вовремя прикусил язык. С формальной точки зрения его проникновение на территорию лесопилки являлось, разумеется, незаконным, и могло повлечь за собой определенные неприятности. Он решил пойти в обход.

– Но как вы собираетесь отвечать людям на вопросы, которые у них появляются? Они же будут задавать их вам.

– Как-нибудь справлюсь.

– Вместо того чтобы разобраться и успокоить своих соседей, вы скрываете от них правду и элементарно прячете голову в песок!

– От того, что я начну потакать чьим-то фантазиям и комментировать разные домыслы, никому спокойней не станет! А чтобы скрывать от кого-то правду, до нее сначала следует докопаться.

– Но вы, как я погляжу, даже не пытаетесь.

– Если хотите, можете настрочить на меня жалобу и вручить ее вышестоящему начальству.

– Да нет, зачем? Я что-нибудь другое придумаю, – Евгений хитро прищурился. – «Полиция покрывает Верховецких живодеров!» – как звучит? По-моему, неплохо.

Участковый посмотрел на него так, что стало очевидно – теперь он бы утопил надоедливого журналюгу при первой же возможности и с большим удовольствием.

– Клевета – дело подсудное, – заметил он осторожно.

– Наше издание имеет богатый опыт судебных баталий, но, признаюсь честно, подобная перспектива не радует меня точно так же, как и вас.

– Чего вы добиваетесь? – спросил лейтенант, наконец.

– Я хочу понять, что именно произошло здесь два дня назад.

– Я не знаю.

– А как насчет того, чтобы провести соответствующее расследование, опросить людей, собрать улики. Вы хоть что-нибудь из этого предприняли?

– Опросить людей, говорите? – переспросил полицейский и покрутил головой, будто разминая затекшую шею. – А вы знаете, какой вчера был день?

– Вчера? Суббота, насколько мне известно, – ответил Евгений, недоумевая, куда тот клонит.

– Вы в курсе, как наши сограждане, выезжающие на выходные за город, проводят обычно субботние вечера?

– Примерно представляю.

– Пьянки, песни, шашлыки, хождение по соседям за добавкой, пара-тройка обязательных потасовок с последующим братанием и все такое прочее до самого утра, так?

Евгений кивнул.

– А знаете, что творилось здесь прошлой ночью? – участковый обвел рукой поселок.

– Что?

– Тишина. Мертвая.

– ???

– Никто не шатался по улице, не пел песен, не переругивался с соседями. Все сидели по домам и квасили молча. Люди были так напуганы, что, даже напившись до полного непотребства, ни один человек так и не осмелился выйти на улицу.

– Вам бы только радоваться, – съехидничал Евгений.

– И я бы радовался, будь такой результат следствием моих усилий по повышению сознательности наших сограждан, но ведь это не так. Они, наоборот, ждут от меня разъяснений, ждут, чтобы я их успокоил. Несколько семей вообще, как только узнали о том, что тут стряслось, сгребли детей в охапку и укатили назад, в свою Москву или Тверь, – лейтенант с укором посмотрел на журналиста, – а вы предлагаете мне пройтись по дворам, порасспрашивать…

– Разве расследование всех обстоятельств совершенного преступления не является вашей прямой обязанностью?

– Моя задача – следить за тем, чтобы жизнь в Верховцах текла спокойно и размеренно, как равнинная река. Без бурных стремнин, порогов и перекатов. А если кто-нибудь и бросит в нее камень, то поднятые им волны должны как можно скорее улечься, чтобы жизнь вернулась в привычное русло. Если, конечно, никто не будет ее специально баламутить.

– И истина вас совершенно не интересует?

– А я, положа руку на сердце, вовсе не уверен, что хочу ее знать, – лейтенант зашарил по карманам в поисках пачки сигарет, но вспомнил, что оставил ее в кабинете и только крякнул с досады, – мне так спокойнее.

– И вам даже не любопытно?

– Не-а.

– Вы и дальше будете утверждать, что дельце провернул сам сторож?

– Или кто-то из его знакомых, – участковый начал загибать пальцы. – Грабители не могли проникнуть на территорию завода и выйти обратно без его ведома или даже содействия. Они знали, что в магазине есть задний вход, который запирается чисто условно. Они знали, что инкассаторы забирают выручку вечером в пятницу, а потому пошли на дело в четверг, чтобы хапнуть побольше…

– …и попутно они загрызли двух сторожевых ротвейлеров.

– Дались вам эти собаки!

– …да еще разделавшись с ними так ловко, что они даже тявкнуть не успели! Как им это удалось?

– Я ничего не знаю! – полицейский окончательно капитулировал, и ушел в глухую оборону. – Что, да как… Не знаю!

– Быть может, собак сначала отравили или усыпили?

– Понятия не имею! Со всеми вопросами из области собаковедения, езжайте лучше в Вельярово!

– Вельярово? – нахмурился Евгений. – А что там такое?

– Собачий питомник, – его собеседник с радостью ухватился за возможность сменить тему. – О наших четвероногих друзьях они знают больше, чем кто бы то ни было.

– Спасибо за подсказку, я к ним обязательно загляну. Это далеко?

– Не особо, – лейтенант ткнул большим пальцем себе за спину. – Возвращаетесь на трассу и поворачиваете направо, километров через пять будет указатель. Мимо не проедете. Вот только я сильно сомневаюсь, что там захотят с вами общаться.

– Это почему же? – ехидная насмешка, прозвучавшая в словах участкового, не осталась без внимания журналиста.

– Костюмчик не тот, – тот, скривившись, кивнул на его «уазик». – В Вельярово посетители, как правило, на «Роллс— Ройсах», да на «Бентли» подъезжают. С мелкой шушерой вроде нас там дружбы не водят.

– Вот как? – Евгений был несколько озадачен, поскольку впервые слышал о столь интересном заведении, которое, как выясняется, располагалось у него буквально под боком. – Откуда тогда вы сами о питомнике знаете?

– Я же здесь живу! – чуть ли не оскорбился полицейский. – Кроме того, и к нам иногда заезжают ошибившиеся поворотом дорогие черные кортежи. Так что…

Глядя в зеркало заднего вида на постепенно уменьшающуюся фигурку участкового, Евгений подумал, что тот напоминает ему смотрителя маяка, возвышающегося на скальном утесе посреди бушующего моря. Хотя нет, скорее он был смотрителем единственной сухой кочки, затерявшейся на просторах гнилого болота. Старательно избегая, насколько возможно, любых контактов с окружающей действительностью, он будет ревниво охранять порядок и уют внутри своего крохотного мирка. Каждый день он, безупречно выбритый, подстриженный, в выглаженной рубашке, будет аккуратно стряхивать сигаретный пепел в банку, не обращая внимания на то, что земля перед крыльцом покрыта толстым слоем окурков, шелухи от семечек и прочей грязи, к которой метла дворника не прикасалась, пожалуй, со дня основания поселка. И жизнь его будет спокойной и безмятежной ровно настолько, насколько расстилающаяся вокруг гиблая трясина будет для непосвященного взгляда похожа на аккуратно подстриженную зеленую лужайку. Лишь бы ее никто не баламутил.

* * *

– Добрый день! Чем могу вам помочь? – проворковал из динамика хорошо поставленный женский голос.

– Здравствуйте, я Евгений Полевкин из «Утреннего курьера», и я хотел бы…

– Извините, мы не даем интервью.

– Мне нужно не интервью! – поспешно заверил собеседницу Евгений. – Я приехал за консультацией.

– Вам следовало прислать нам заявку на e-mail, или хотя бы заранее позвонить. Мы принимаем клиентов исключительно по предварительной записи.

– Но у меня срочное дело!

– Какого рода?

– Это связано с ограблением магазина в Верховцах.

– Подождите минуту, – в динамике что-то щелкнуло, и Евгений остался в тишине.

В ожидании ответа он занялся изучением ограды, пытаясь хоть что-то за ней разглядеть. Однако густая живая изгородь, высаженная за ажурной металлической решеткой, носившей, скорее, чисто декоративную функцию, надежно укрывала секреты питомника от излишне любопытных глаз. Даже при всем желании Евгений не смог бы ничего сфотографировать отсюда, с улицы. Логично было предположить, что с территории будет доноситься разноголосый собачий гвалт, но кроме шелеста листвы, уже теряющей свою сочную зелень, да щебета птиц, не слышалось никаких других звуков.

Он не питал иллюзий относительно своих перспектив оказаться по ту сторону ворот. Участковый был, несомненно, прав, калибр не тот, но не попытаться он не мог. Того материала, что Евгений успел переложить на бумагу за предыдущий вечер, выходило определенно недостаточно. И дело тут не в количестве текста, а в его качестве. Подобные репортажи здорово теряют, если не сопровождаются ссылками на мнение уважаемых экспертов. Разумеется, ему не составило бы большого труда высосать из пальца целый полк таких специалистов, но риск сморозить очевидную глупость оказывался слишком велик. Евгений абсолютно не располагал опытом общения с собаками.

В другой раз он бы не выдумывал бы себе лишних проблем, и всю необходимую информацию нацедил бы из Интернета, но вчера, как назло, связь в очередной раз чудила. Добиться в воскресенье хоть какого-то результата от службы технической поддержки оказалось сродни выторговыванию скидки на тюльпаны вечером седьмого марта. А Евгений как раз собирался поискать в сети что-нибудь про Вельярово…

В результате он оказался перед запертыми воротами, даже не зная толком, к кому и зачем приехал. Он даже номер телефона найти не смог, хотя предварительный звонок вряд ли бы что-либо изменил.

Спустя пару минут динамик, словно вспомнив о посетителе, снова щелкнул и коротко буркнул:

– Фото- и видеосъемка категорически запрещены.

– Понятно.

– Проезжайте.

Автоматические ворота лязгнули и с негромким гудением поползли вбок. Евгений, сам не веря своей удаче, сунул руку в нагрудный карман, чтобы убедиться, что не забыл включить диктофон, после чего снова завел двигатель и въехал на территорию.

От ворот вглубь вела длинная тенистая аллея, по обе стороны которой выстроились ровные ряды кленов. Когда последние деревья расступились, его взору предстала большая двухэтажная усадьба, двумя светло-бирюзовыми крыльями флигелей охватывающая ровную зеленую лужайку с большой клумбой посередине. Подъездная дорога описывала круг перед широким крыльцом с белыми мраморными ступенями и массивными перилами на точеных балясинах. Евгений посчитал, что останавливать машину прямо перед крыльцом выглядело бы слишком уж вызывающе, а потому проехал дальше, до площадки, где стояли два черных «Мерседеса». Уже идя к крыльцу, он оглянулся, отметив, насколько нелепо смотрится его покрытый пылью «уазик» рядом с роскошными лимузинами, посреди общей ухоженности и прилизанности. Его машина, да и он сам выглядели здесь инородными телами, и все окружение ненавязчиво давало понять, что их присутствие терпят лишь в силу необходимости.

На верхней ступеньке, засунув руки в карманы брюк, его поджидал высокий и уже начинающий седеть мужчина. Его морщинистое, как кора старого дуба, лицо производило тяжелое, вернее, массивное впечатление. От мешков под глазами вниз, к углам рта сбегали глубокие складки, а дальше начинался подбородок, который своим весом словно тянул все остальные черты за собой. Но, спроси кто у Евгения, ему бы и в голову не пришло назвать это лицо лошадиным, поскольку его покрывала настолько густая аура аристократичности, что в ней бесследно тонули любые огрехи.

– Добро пожаловать в «Вельярово»! – человек протянул ему руку, и ладонь Евгения буквально утонула в переплетении узловатых суставов. – Я – Кирилл Вельгер, директор питомника.

– Евгений Полевкин, «Утренний курьер».

– Прошу, – хозяин отступил в сторону и широким жестом пригласил следовать за собой.

– Какое почтенное поместье! – вполне искренне поразился Евгений, осматривая территорию с высоты мраморного крыльца. – У этого особняка, должно быть, весьма богатая история. Или я ошибаюсь?

– Вы совершенно правы. Вельярово существует уже около двухсот лет, само его название происходит от нашей фамилии (некоторые буквы за прошедшие годы, правда, малость порастерялись). Еще мой прапрадед держал здесь псарню. За борзыми щенками, да и просто поохотиться к нему приезжали аж из Московской губернии.

– И все эти годы ваша семья занималась разведением собак?

– Нет, не совсем. Революция внесла свои коррективы, но, как только появилась такая возможность, мы выкупили участок вместе с тем, что осталось от усадьбы, и начали дело заново.

– Пришлось отстраивать все с нуля?

– Нам повезло, – директор обвел рукой окрестности, – в такой глуши поместье даже разграбить толком оказалось некому. Да и местная партноменклатура вскоре положила на него глаз, используя в качестве охотничьего домика. Некоторая реставрация, конечно, потребовалась, но мы опасались худшего.

– Ничего себе, «охотничий домик»!

– Ну, изначально он был, конечно, поскромнее. Мы кое-что добавили от себя – отель для клиентов, бассейн, небольшой спорткомплекс с теннисным кортом. В старой части дома располагаются только административные помещения и жилые комнаты членов нашей семьи.

– Уф! Ну и жара сегодня! – Евгений облегченно вздохнул, окунувшись в приятную прохладу кондиционированного холла. – Осень, называется.

– Бабье лето, – заметил Кирилл, указав на дверь по левую руку. – Говорят, такая погода до конца недели продержится. Зато потом будет вам осень, все сразу – и холод, и дожди, и грязь под ногами.

– Даже и не знаю, что лучше.

Вышколенная секретарша распахнула перед ними дверь кабинета.

– Располагайтесь, – директор кивнул на пухлые кожаные кресла и, бросив взгляд на застывшую в дверях девушку, спросил. – Чай? Кофе? Или, быть может, что-нибудь покрепче?

Евгений давно уже излечился от рецидивов ложной скромности, когда люди неуверенно присаживаются на самый краешек стула и старательно отбиваются от любых проявлений внимания к своей персоне. В журналистской профессии такие долго не задерживаются. Он с наслаждением плюхнулся в объятия скрипучей кожи и по-хозяйски водрузил руки на подлокотники.

– Я же за рулем, – несколько огорченно заметил он, – но от чая не откажусь.

– Вам черный или зеленый? – уточнила секретарша.

– Черный, и, пожалуйста, без всяких там бергамотов.

Девушка кивнула и вышла.

– Я тоже не люблю, когда хороший продукт портят разными добавками, – согласился с ним Кирилл, обойдя стол и остановившись у окна, – они лишь забивают вкус самого чая. Этот благородный напиток заслуживает того, чтобы им наслаждались в первозданной чистоте.

От Евгения не укрылось, как умело директор налаживал диалог с собеседником, слово за словом располагая его к себе. Несколько как бы случайно оброненных фраз, и незнакомый человек буквально на глазах превращался в родственную душу, понимающую тебя чуть ли не с полуслова. Пожелай Евгений какого-нибудь «Эрл грея», как Кирилл немедленно заверил бы его в своей приверженности именно этому типу чая. Что поделаешь, в общении с такими непростыми клиентами, каковые хаживали в Вельярово, от умения правильно наладить контакт зависело очень многое.

Блаженно развалившись в мягком кресле, журналист осмотрелся.

Первым, что бросалось в глаза, были собаки. Они буквально заполонили собой кабинет, глядя с висящих на стенах картин, застыв бронзовыми, фарфоровыми и костяными статуэтками за стеклами книжных шкафов и оккупировав стол письменным прибором в виде рвущейся с поводков борзой своры.

– Сразу видно, что вы неравнодушны к своим четвероногим питомцам, – заметил журналист.

– Это все подарки благодарных клиентов, – отозвался Кирилл, отойдя от окна и опустившись в массивное кресло во главе стола, – лично у меня собаки такого уж сильного умиления не вызывают.

– Простите? – Евгений был откровенно ошарашен таким признанием. – Вы не любите собак?! Как же вы тогда с ними работаете?

– Да нет, почему же? Я их люблю, конечно, но всему есть разумные пределы. Гончар ведь не обязан испытывать теплые чувства к глине, из которой он лепит свои горшки, – привел аналогию его собеседник. – Я отношусь к своим подопечным с уважением, и этого вполне достаточно. Собака прекрасно чувствует чужие эмоции и на искреннюю привязанность отвечает взаимностью, что для нас недопустимо. Она должна любить и обожать одного-единственного человека на свете – своего хозяина. Именно поэтому наши клиенты принимают самое непосредственное участие в воспитании своих щенков. Да и сами учатся.