Loe raamatut: «Звезды нового неба»
Часть 1 – Потрошители планет
Я никогда не верил в Судьбу.
Сама мысль о том, что все мои поступки, мысли и чувства предопределены и расписаны, как заранее подготовленная программа корпоративной вечеринки, представлялась мне глубоко антипатичной и даже мерзкой.
Какой смысл суетиться и дергаться, когда все уже давным-давно известно? Любая судорога моего бренного тела, любой порыв моей грешной души распланированы вплоть до мельчайших деталей на многие годы вперед. И что бы я ни делал, как бы ни старался изменить ход событий – все тщетно. Каждое мое действие, каждый кажущийся на первый взгляд импульсивным поступок лишь вливали свои капли в общий поток, безостановочно льющийся на мельничное колесо Жизни. Даже и пробовать не стоит.
Но я все же пытался, хотя ничегошеньки путного из моих экспериментов никогда не получалось. Скорее наоборот. Всякая моя идея, казавшаяся изначально чертовски удачной и своевременной, по мере того, как я начинал воплощать ее в жизнь, постепенно теряла флер оригинальности и перспективности, из под которого все явственней проступали очертания откровенного идиотизма. И в тот самый момент, когда откат назад становился уже невозможен, бредовость моего замысла становилась абсолютно очевидна.
Я даже вывел своего рода правило – как только мне начинает казаться, что я знаю, с какой стороны надо намазывать масло на хлеб, и с какого конца подходить к лежащим на земле граблям – жди белы. Однако правила, как известно, существуют для того, чтобы их нарушать, и я занимался этим со всем мыслимым усердием и с неизменно предсказуемым результатом.
Так что, хотя я и не верил в Судьбу, это никоим образом не мешало мне ее ненавидеть.
И в данный момент я в полном, нет, наиполнейшем объеме вкушал результаты своих воистину героических трудов. Если бы я только мог, то немедленно провалился бы под землю, ну или этажом ниже, по крайней мере. А особенно невыносимой ситуацию делало то, что в глазах сидящего напротив меня человека я читал ничуть не меньшую боль.
Ведь объяснять идиоту, что он – идиот, тоже занятие не из приятных.
Он протянул руку и плавным, неторопливым движением взял со стола стакан, плеснув в рот точно рассчитанную дозу сока, разведенного из сухого концентрата. Могло показаться, что он намеренно тянет время, стараясь отсрочить неприятный момент, но я уже успел усвоить, что в условиях пониженной гравитации людям вынуждено приходится быть столь неспешными, иначе весь напиток окажется разбрызган по Вашему лицу и по стене за спиной. Здесь, на орбитальной станции, силы тяжести хватало лишь для того, чтобы, проснувшись утром, Вы могли более – менее уверенно отличить пол от потолка, а проглоченная еда понимала, куда ей двигаться дальше.
Осторожно опустив стакан обратно на стол, он поправил задравшийся рукав пиджака и с некоторой обреченностью во взгляде посмотрел на меня. Надо сказать, что кроме него я больше не встречал здесь ни единого человека, который носил бы костюм. Неизвестно, что являлось причиной такого выбора, но солидности его виду это не добавляло. Напротив, подобный наряд делал его белой вороной, Дон Кихотом, сражающимся с утилитарностью в угоду традиционным ценностям. А судя по исключительно скромной обстановке кабинета, да и по его соседству с непрерывно гудящей вентиляционной установкой, бизнесу такая манера одеваться также не особо способствовала.
– То есть, если я правильно понял, бригады у Вас нет? – повторил он свой последний вопрос.
– Угу, – я сглотнул, – но мне сказали, что…
– И у Вас нет опыта работы в составе вахты на орбитальной драге.
– Я думал.
– Молодой человек, – в какой-то мере я был ему даже благодарен за то, что он обрывал мои сбивчивые попытки объясниться, – поймите меня правильно. Лично против Вас я ничего не имею, и Ваш энтузиазм мне импонирует, но Вы выбрали исключительно неудачное место для применения своих талантов.
Наша специальность – орбитальное бурение. Бизнес серьезный, деньги большие, и заниматься благотворительностью нам не с руки. Все наши драги работают по вахтовому принципу и в данный момент полностью укомплектованы. Каждая бригада состоит из трех-четырех человек – пилот, техник, связист и, возможно, еще кто-нибудь, врач, например. Каждый из них должен в совершенстве знать свою часть работы и уметь справляться с любыми ситуациями, поскольку дублеров у нас не предусмотрено. Фирма не может себе позволить тратить время и средства на подготовку специалистов из вчерашних студентов и на формирование слаженных команд. А потому мы нанимаем только уже готовые бригады из опытных профессионалов. А Вы.
Он ткнул в мою сторону пальцем и лихорадочно зашарил взглядом по сторонам, подыскивая нужные слова.
– Знаете, это то же самое, как купить для своей машины одну- единственную зимнюю покрышку, – удачная аналогия заметно его приободрила, – сама по себе она – штука хорошая, но вот толку от нее в хозяйстве – ноль. Так что. сами понимаете.
– И что же мне теперь делать? – глупый вопрос, согласен, но ничего другого мне в тот момент в голову не пришло.
– Я абсолютно уверен, что в других конторах, эксплуатирующих орбитальные драги, Вы получите точно такой же ответ, так что даже не пытайтесь, – он бросил взгляд на часы, – тем более что сегодня их офисы уже все закрылись. Сейчас Вам лучше всего будет немного передохнуть, у нас есть пара свободных кают. А завтра…
Мой собеседник медленно поднялся из-за стола, придерживаясь рукой за подлокотник кресла, чтобы ненароком не взлететь к потолку.
– А завтра садитесь на первый же челнок и возвращайтесь на Землю.
Если хотите моего совета, то лучше уж попытайте счастья в фирмах, выполняющих пассажирские или грузовые перевозки – у них во всех экипажах по два пилота и по два связиста. Может, и возьмут Вас стажером. Потом, когда поднаберетесь опыта, обрастете полезными знакомствами, приходите снова – поговорим. Не пытайтесь прыгнуть сразу через несколько ступенек – только ноги переломаете.
Повинуясь нажатию кнопки на коммутаторе, в дверях беззвучно возникла секретарша.
– Кать, найди этому молодому человеку свободную каюту. До завтра пусть у нас перекантуется, а там видно будет, – мужчина взмахнул рукой, отпуская нас, – и посмотри с утра, есть ли еще места на челнок до Новосибирска.
– Хорошо, – девушка кивнула и жестом предложила мне следовать за ней.
Я был уничтожен. Я был раздавлен и растерт в пыль. Двигаясь как сомнамбула и не замечая ничего вокруг, я проследовал за моей провожатой. Меня мотало от стены к стене, и все мои попытки хоть как – то упорядочить это броуновское движение приводили лишь к новым синякам. Не-е-е, таких не берут в космонавты!
Секретарша ловким и ненавязчивым движением, точно бильярдный шар в лузу, загнала меня в дверь каюты, сунула мне в руки запечатанный продуктовый паек и удалилась. А я остался, полон невеселых мыслей и тревожных предчувствий. Паек я положил на стол, подсунув его под одну из резиновых лямок, чтобы не сбежал, сумку бросил на пол, и пока она неспешно падала, а потом еще некоторое время прыгала под столиком, уселся на кровати, вцепившись в ее край руками.
Есть совершенно не хотелось. У меня было такое впечатление, что завтрак до сих пор торчит где-то в районе пищевода, так за весь день и не сдвинувшись с места.
Мрак! Все-таки горбатого только могила исправит, это точно. Ну когда же, когда я начну хоть немного критически относиться ко всему, что говорят другие!? Тем более к тому, что рассказывает Серега! Не то, чтобы он все врал напропалую, но ведь прекрасно известно, как он любит все приукрашивать. Тут о чем-то умолчит, там что-то добавит, и уже готова очередная байка о его героических похождениях. И насчет прошлогодней вахты на орбитальной драге он наверняка рассказал не все. А я и купился! Быстрых денег захотел! А вместо этого – только расходы; на билет до орбитальной платформы я потратил почт все, что у меня было.
Как же все просто и красиво выглядело по его словам: прилетел, зашел в офис, только рот открыл, как к тебе сразу все бросаются и начинают наперебой зазывать в команду. А тебе остается лишь делать скептическое лицо и набивать себе цену. Нет, однозначно, когда вернусь – устрою Сереге головомойку! Ведь наверняка у него все было схвачено и оговорено заранее, и летел он на уже подготовленное место со всеми требуемыми рекомендациями в кармане. Ну кому, действительно, нужны люди с улицы, тем более студенты?
Ну и попляшет же он у меня… хотя…
Черт! При здравом размышлении, идея организовать Сереге хорошую взбучку оказалась не столь уж и замечательной. Стоит ему только узнать, как я бездарно повелся на его треп, как он немедленно сделает мою историю достоянием всего института! Первокурсники потом у меня автографы брать будут. Нет уж, дудки! Возводить свой позор в квадрат я отнюдь не собирался. Ничего не попишешь, придется проглотить обиду и тихо помалкивать, иначе.
Насчет того, что будет в противном случае, даже фантазировать не хотелось. На душе и без того было паршиво до невозможности.
Я раздраженно оттолкнул от себя запечатанный паек, который, выскочив из-под удерживавшей его лямки, отлетел аж до самой стены, и растянулся на койке, стараясь не обращать внимания на очередной приступ головокружения. Невеселые мысли продолжали хозяйничать в моей голове, но усталость и напряжение последних часов, в которые оказалось запрессовано столько событий, вскоре взяли свое. Я перевернулся набок, не рассчитав при этом силы и чувствительно ударившись локтем о край столика, потер ушибленное место и сразу же провалился в сон.
Несколько секунд я ничего не мог понять. Было уже светло. точнее, еще светло, то есть. тьфу, я так и не выключил свет, когда ложился. Мне казалось, что я успел подремать от силы минут десять, не больше, глаза наотрез отказывались открываться. Брошенный на часы взгляд, однако, утверждал, что я проспал четыре часа.
В дверь снова заколотили.
– Олег, открой!
– Что? Кто это? – я помассировал лицо в тщетной попытке хоть немного взбодриться, – что случилось?
– Это я, Гершин, – в памяти всплыл тот самый человек в костюме, что давеча спустил в унитаз мой горячечный энтузиазм, – есть разговор.
– Сейчас, – пригладив ладонью топорщащиеся волосы, я осторожно поднялся на ноги. Спать хотелось страшно, но интересно же, о чем это ему вдруг так сильно захотелось поговорить со мной посреди ночи.
Дверь я на ночь не запирал – лень было – а потому просто немного сдвинул ее в сторону и высунул голову в коридор.
– Что стряслось?
Гершин, в отличие от меня, спать, похоже, вообще не ложился. Он был все в том же костюме, и ни один волос в его полупрозрачной шевелюре не изменил своего положения со времени нашей последней встречи.
– Я нашел тебе работу.
– То есть? – я еще не до конца проснулся и соображал с некоторым запаздыванием.
– У нас образовалась вакансия связиста на одной из драг, так что вот твой контракт, – он протянул мне планшет, который держал в руке.
Ах, вон оно что! Я облегченно перевел дух. Это же сон! Мечтания о карьере космического рудокопа столь сильно завладели моим умом, что продолжали преследовать меня даже в царстве Морфея. Что ж, бывает.
И не такое еще присниться может, хотя…
Что-то подспудно подсказывало мне, что все происходящее не пригрезилось, а происходит наяву. Да и ушибленный вечером локоть болел очень даже натурально.
– Но Вы ведь говорили, что…
– Поступил срочный заказ, а в дежурной бригаде как назло связист приболел, – он усмехнулся, – так что радуйся, такая удача не каждый день случается.
– Как-то все это очень уж… неожиданно, – я нерешительно взял у него из рук планшет.
– У Судьбы нет расписания, ты же знаешь.
– Да, но…
– Ты что, не рад?
Действительно, ситуация вырисовывалась парадоксальная. В тот самый миг, когда все то, о чем мечтал еще пару часов назад, было готово стать явью, я вдруг заколебался, и мысль сесть утром на первый же челнок и отправиться восвояси уже казалась мне более разумной.
– Я даже не знаю, – пытаясь скрыть растерянность, я сделал вид, будто изучаю контракт, – мне подумать надо.
– А что тут думать? Ты искал работу – вот она. Или тебя условия контракта не устраивают?
– Я еще не все прочитал.
– Это стандартная форма для разовой работы. Срок – один месяц с возможностью продления на тех же условиях, на выходе – пятьдесят четыре тысячи «чистыми».
Звучало все, действительно, предельно ясно и понятно, да и перспектива заработать за месяц почти годовую стипендию выглядела более чем привлекательно. Вот только я уже вдоволь наслушался леденящих кровь историй о тех несчастных, что не глядя подмахивали такие выгодные на первый взгляд контракты. Я пролистал документ до конца. Здесь уже были забиты все мои паспортные данные и ссылки на биометрию. Интересно, где Гершин взял все эти сведения. Я же ему свои документы не предъявлял, хотя… данные с паспорта можно ведь считать и без ведома владельца. Сканер иногда прямо в дверной косяк встраивают. Невежливо, конечно, но если время не терпит, то почему бы и нет. Ладно, пусть так, но почему же Гершин явно нервничал? Из-за этого момента или по какой-то другой причине?
– А почему такая спешка? – осторожно поинтересовался я.
– Да говорю же тебе – срочный заказ! Если замешкаемся, большие деньги могут к конкурентам уплыть! Или ты думаешь, я тебя обжулить хочу? – он словно прочитал мои мысли, – брось! Тут, на станции, мы все как на ладони. Попытайся я мутить какие-нибудь противозаконные делишки, быстренько бы оказался в местах куда более приземленных. Так что на сей счет не переживай, все наши контракты стандартные, можешь даже отослать копию своему знакомому юристу, если хочешь. Лучше уж хватай свою удачу за хвост, пока она не упорхнула.
– А когда отправляться к месту несения службы?
– Прямо сейчас.
– Сейчас!? – я вытаращил на него глаза, – посреди ночи!?
– На орбите земное время не действует. Здесь к нему аппелируют только лентяи и бездельники, – Гершин нахмурился и протянул руку за планшетом, – или ты тоже. из таких?
Чего-чего, а прослыть бездельником в самом начале карьеры мне совсем не улыбалось. Тем более неудачником. Я выдернул стило из держателя и занес его над экраном.
– Где подписывать?
– Отличненько! – планшет с моей подписью буквально выпрыгнул у меня из рук, – хватай шмотки и помчались.
– Уже!? – я и не думал, что Гершин, говоря «прямо сейчас», выражался настолько буквально.
– Естественно! – он втолкнул меня в каюту, – тебя уже ждут.
Сборы получились недолгими. Мне требовалось только подхватить с пола сумку, и я был готов. В последний момент я еще сунул в нее упаковку с пайком, которую вчера вечером так и не открыл. Кто знает, когда теперь в следующий раз кормить будут.
Меня вновь поволокли по коридору, только на сей раз уже не столь галантно. Гершин в своих «липучках» бодро семенил впереди, а я послушно следовал за ним, мотаясь от стены к стене как воздушный шарик. Мы вбежали в центральный хаб, куда сходились все коридоры, и нырнули в ожидающий нас лифт.
Закрывшиеся двери плотоядно чмокнули, и ускорение разгоняющейся кабины прижало нас к полу. Я снова обрел почти привычный вес, но счастье длилось недолго. С мягким толчком я подлетел в воздух и стукнулся головой о фетровый потолок. Все мои внутренности дружно сорвались со насиженных мест и спутались в комок, ткнувшийся снизу мне в горло. Теперь лифт летел по инерции, и мне волей-неволей пришлось в очередной раз вспомнить, как же я ненавижу невесомость.
То открытие стало, пожалуй, самым жестоким разочарованием в моей жизни. С младых пеленок я, глядя на то, как кувыркаются космонавты, мечтал, что когда-нибудь буду точно так же, подобно бабочке, порхать, освободившись от пут земной гравитации. В своих снах я плавал по коридорам орбитальных станций, и с замирающим от восторга сердцем верил, что рано или поздно мои сны станут явью. Все мои мечты, однако, оказались безжалостно разбиты суровой правдой жизни. Первый же экскурсионный полет грубо и бесцеремонно поставил меня на место, и в то время как остальные любовались открывающимися в иллюминаторах видами, я был вынужден изучать содержимое своего гигиенического пакета.
Да, человек к невесомости привыкает не сразу, и неприятные ощущения в той или иной степени переживают почти все, но мне, похоже, повезло больше прочих. Потом я летал еще пару раз, чуть ли не через силу, да и то лишь для того, чтобы выяснить, что более-менее сносно могу терпеть это состояние только с пустым желудком и будучи крепко пристегнутым ремнями к сиденью. Терпеть, но не наслаждаться.
Глядя на мое позеленевшее лицо, Гершин, похоже, начал что-то подозревать, но поворачивать назад было уже поздно. Он, вздохнув, ухватил меня за куртку и перевернул вверх ногами, после чего перевернулся и сам. Я крепко вцепился в поручень и прижал свои ноги к потолку (или к полу?), чтобы обрести хоть какую-то ориентацию в пространстве. Вскоре кабина начала торможение, и мне стал понятен смысл этих кувырканий, а также и то, зачем все надписи рядом с кнопками на панели управления были нанесены по два раза – нормально и перевернуто.
Лифт остановился, и я, утратив бдительность, отцепился от поручня и вновь поплыл по воздуху. Здесь, на причальном уровне, отсутствовало даже то жалкое подобие гравитации, что имелось на жилых палубах. Где-то за стенкой глухо лязгнул захлопнувшийся герметизирующий клапан, послышался глухой вздох заполняющего шахту воздуха, и двери распахнулись. Поняв, что от меня большого толку не дождешься, Гершин крепче сжал мою руку и поволок дальше. Вчера я продвигался по этим коридорам совсем в ином темпе. С одной стороны потому, что тогда здесь было заметно оживленней, и нестись по коридорам вот так, как две сцепившиеся торпеды, у меня при всем желании не вышло бы. Но главным образом я в тот раз так медленно перебирал руками по поручням из-за боязни вытряхнуть что-нибудь из бунтующего желудка. Да и указатели приходилось внимательно изучать, дабы не заплутать ненароком. Сейчас же я даже не пытался сообразить, где нахожусь, мутным взглядом провожая проплывающие мимо повороты и ответвления.
Очередная дверь выплюнула нас в кольцевой коридор, охватывающий по периметру всю станцию, и от которого во все стороны веером расходились стыковочные терминалы. Гершин втолкнул меня в один из шлюзовых люков и нырнул следом.
Я крайне неудачно зацепился ногой о край дверного проема, и меня развернуло спиной вперед. Перед моими глазами промелькнуло несколько человек, ожидающих нас внутри, а потом все заслонила замызганная и исцарапанная стена.
Вот тебе и оборотная сторона действительности. Тот причал, где я сходил с челнока, был чистеньким и аккуратненьким. Но то было вчера. Что ж, каникулы закончились, и начались суровые будни.
– И где тебя носило столько времени? – послышался сзади трескучий голос, – мы спокойно могли бы еще целый час дрыхнуть!
– А вы тут прямо заждались, да? – Гершин решительно перешел в контратаку, – вон, Женя даже отдышаться еще не успел!
Мне было жутко неловко от того, что я болтался спиной ко всей этой перепалке. Не самое удачное начало знакомства со своей бригадой. К сожалению, шлюзовой тамбур был не особо просторным, и я, пытаясь развернуться, все время зацеплялся за что-нибудь то локтями то пятками, раз за разом возвращаясь в исходное положение.
– А это что у тебя? – продолжил тем временем наседать на подчиненных Гершин.
– Горючка, – пророкотал угрюмый, и как мне показалось, немного обиженный бас.
Тут я все же сумел изловчиться, и мой очередной рывок, наконец, развернул меня лицом ко всей честной компании.
Перед моим взором предстала исключительно колоритная троица, зависшая у противоположной стены тамбура. Честно говоря, сперва мне показалось, будто передо мной четверо, но, приглядевшись, сообразил, что большой серебристый баллон, на который в этот момент указывал Гершин, удерживает в своих объятьях всего один человек, просто очень… широкий. Его коротко остриженные темные волосы сливались с небритыми щеками и подбородком в единое целое, отдаленно напоминающее мотоциклетный шлем. Тем не менее, несмотря на более чем внушительные габариты и устрашающий внешний вид, он старался не высовываться из-за своей ноши с тем, чтобы не встречаться взглядом с боссом.
– И как это понимать!? – взвился директор, – у нас срочный наряд, а у тебя реактор даже не заправлен!
– Коля, уймись, – осадил его обладатель уже знакомого трескучего голоса.
При взгляде на него первым, что бросалось в глаза, был абсолютно голый череп, блестящий и весь покрытый буграми, словно мозг, распухший от напряженных раздумий, распирал его изнутри. А вторым, что обращало на себя внимание, являлись выглядывающие из-под седых бровей глаза, такие, что. Как выразился однажды один мой знакомый, если встретишь такого человека в темной подворотне, то с радостью сам все ему отдашь. Я даже почувствовал некоторое облегчение, поскольку сейчас он смотрел не на меня.
– Ты же прекрасно знаешь, что у Гильгамеша уже через пять минут все будет под парами, – продолжил он, – лучше объясни, как мы без связиста управляться теперь будем?
– Не беспокойтесь, нашел я вам связиста, – Гершин схватил меня за рукав и выволок на середину тамбура, – вот. Олег. Прошу любить и жаловать.
Взгляды всех присутствующих обратились на меня, как будто я появился в помещении только что. Во взглядах этих читалось явное сомнение.
– Быть может, все же попробовать Сашку в чувство привести? – без особой, впрочем, надежды предложил третий член команды, при виде которого, первым словом, приходящим на ум, было «вешалка».
Тощий и долговязый, он подобно атланту подпирал плечами потолок, а в длинных руках с несуразно огромными кистями удерживал несколько объемистых свертков. Его лицо недвусмысленно намекало на то, что в числе предков человека помимо обезьян присутствовали и лошади, а в рот с явно неправильным прикусом во время дождя, должно быть, залетали отдельные капли. Пестрая рубашка, колышущаяся под потоками прогоняемого вентиляторами воздуха, ясно давала понять, что между ней и телом оставалась еще уйма свободного места.
– Ты при мне про этого алкаша даже не вспоминай! – Гершин фыркнул, – или, скажешь, он сейчас в состоянии за пульт сесть!?
– От него, конечно, сейчас разит с трех метров даже против ветра, но если его пристегнуть покрепче и подождать немного…
– Все! Вопрос закрыт! – оборвал его директор, – теперь Олег – ваш связист. А Сашка у меня впредь до конца жизни будет безалкогольную горилку пить и обезжиренным салом закусывать.
– Где ты это чудо раздобыл? – чуть ли не брезгливо проскрипел лысый, изучая меня, словно товар на витрине магазина.
– Всевышний прислал. И я бы на твоем месте, Боря, прыгал от радости, что благодаря ему у нас появился реальный шанс неплохо заработать.
– Какой-то хлипкий этот твой шанс, – старик немного наклонил голову набок, – слышь, пацан, а ты читать-то хоть умеешь?
– Олег уже давно не пацан! – вступился за меня Гершин, – он на последнем курсе Новосибирского Университета, и является одним из лучших учеников в своем потоке. Два раза брал призы на профессиональных конкурсах. Через год, когда он закончит обучение, работодатели за него драться будут!
Вот так сюрприз! Вообще-то Гершин ничего не привирал и даже не приукрашивал, но я, помнится, перед ним особо своими достижениями не хвастал, а в паспорте таких подробностей моей биографии точно не упоминалось. Где и как он их раздобыл – загадка. Столь пристальное внимание к моей персоне уже начинало меня беспокоить.
– А я, Коля, не тебя спрашивал, отмахнулся Борис, – знаю я этих отличников, которые, попав на реальное производство, не с того конца за включенный паяльник хватаются, – он вновь обратил на меня свой пронизывающий взгляд, – язык есть? Говорить умеешь?
– Умею, – буркнул я, с трудом поборов желание этот самый язык продемонстрировать. Ситуация к остротам не располагала.
– На каких системах работал?
– «StarMatic 2400», «Фокус-АМ», «LightLink», – перечислил я, стараясь оставаться лаконичным.
– Спектральную привязку, если потребуется, из слепого положения сделать сможешь?
– Смогу.
– Как быстро?
– Зависит от того, в какой части Галактики мы оказались, но не более получаса.
– Да ладно тебе! – встрял Гершин, – парень толковый, я за него ручаюсь.
– Ага, и перед кем я буду трясти твоим поручительством, оставшись без связи на другом конце вселенной? Перед зелеными человечками? – Борис отрицательно мотнул головой и продолжил допрос, – с каким резервом будешь делать триангуляцию в незнакомом месте?
– С двукратным как минимум.
– За сколько настроишь терминал из «мертвого» состояния.
– Если весь необходимый софт под рукой – минут за десять, не больше.
– Боря, хватит уже! – взмолился директор, в очередной раз взглянув на часы, но старик только отмахнулся.
– А он у тебя под рукой?
– Да, – я всегда таскал с собой все необходимые программы и сопутствующую документацию, и наконец-то моя предусмотрительность оказалась вознаграждена.
– Отлично! – лысый выглядел вполне удовлетворенным, – и составить заявку на резервирование орбитальных эшелонов ты также способен.
– Вполне, – мое импровизированное собеседование, похоже, подходило к концу.
– А форму на регистрацию орбитальной выработки?
– Тоже.
– И ты даже умеешь транспонировать несущую частоту по Крейбеку?
Вот те на! Я не имел ни малейшего понятия, что это за зверь такой, но, набрав столь хороший темп, спотыкаться в самом конце было не к лицу, и я бодро отрапортовал:
– Естественно!
– Ты уверен? – седые брови подозрительно съехались к переносице.
– Все, довольно! – решительно встрял Гершин, – или мы немедленно закрываем люки, или уже никто никуда не летит. Наше окно скоро закроется.
– Я еще не закончил…
– Немедленно! – директор отступил в дверной проем, – или двойной оклад, как договаривались, или ничего.
– Хозяин – барин, – пожал плечами Борис, уступая, и, когда люк за Гершиным закрылся, вполголоса добавил, – кто держит за яйца, тот и заказывает музыку, как говорится.
Здесь я должен сделать небольшое отступление, касающееся богатейшего словарного запаса капитана нашей драги. Дело в том, что большей частью этот запас абсолютно нецензурен. Это, конечно, нисколько не умаляло профессионализма Бориса, и вообще, на самом деле наш капитан был весьма разносторонним и эрудированным человеком, способным дискутировать на самые разные темы, и причем весьма культурно, вежливо и даже изящно, когда того требует ситуация. Однако всякий раз, когда он злился, концентрация обсценной лексики в его речи резко возрастала, ну а если Борис выходил из себя, то понять, о чем он говорит, подчас становилось решительно невозможно. Так что помните, что мне пришлось изрядно профильтровать почти все его реплики, дабы бумага могла их стерпеть.
Но все это я узнал позже, а пока он был для меня угрюмым стариком с тяжелым взглядом, общение с которым не сулило ничего, кроме неприятностей. И они не замедлили последовать.
То, что произошло дальше, явилось одним из самых неприятных и пугающих переживаний моей жизни, и это притом, что впоследствии мне довелось пережить еще немало неприятного и пугающего. Лысый старик оттолкнулся от стены и набросился на меня, больно хватив спиной об ребристую переборку. Одной рукой он зажал мне рот так, что я не мог издать ни звука, а в другой у него откуда-то возник нож, острый конец которого уткнулся в уголок моего глаза, уколов его ровно настолько, чтобы я понял, что со мной не шутят.
– Ты что, сопляк, мозги мне пудрить вздумал!? – прошипел он мне в ухо.
– М-м-м! – только и смог промычать я, стремительно покрываясь холодным потом. Мысль о сопротивлении даже не приходила мне в голову, этот ненормальный контролировал ситуацию целиком и полностью. У меня нещадно засосало под ложечкой, и впервые в жизни я предельно ясно осознал, что дело обстоит как никогда серьезно.
– Думал, что этот выживший из ума старикан спокойно проглотит любую ахинею, что ты ему подсунешь, да!? Не на такого напал! – он немного повернул нож, словно выбирая более удобный ракурс, а мне ничего не оставалось, как, не моргая, смотреть на него поверх холодного блестящего лезвия, – я не собираюсь по твоей милости болтаться невесть где, ожидая, пока нас не подберут спасатели, явившиеся на сигнал бедствия. Без надежной связи вся эта дорогущая куча железа – всего лишь большая консервная банка, а я в консервы покамест не тороплюсь. Я терпеть не могу, когда меня вытаскивают из постели посреди ночи, и если выяснится, что по твоей милости все это было напрасно, я тебя живым закопаю, ты меня понял!?
– М-м-м-м!
– Я не собираюсь тащить с собой на борт еще один кусок дерьма, и лучше оставлю тебя здесь, в шлюзе, чтобы при расстыковке ты мог выяснить, сколько сможешь прокувыркаться в вакууме без скафандра, – Борис снова повернул нож, и у меня защипало в углу глаза, – но я, так уж и быть, готов дать тебе шанс.
– М-м-м?
– Что ты там говорил насчет транспонирования несущей по… как его там… не помню уже. А? – старик убрал мозолистую ладонь от моего рта, чтобы я мог ответить, однако его нож остался на месте.
Скажу прямо – за все это время я не наделал в штаны исключительно потому, что уже вторые сутки ничего не ел и не пил. И теперь самым разумным мне представлялось говорить только правду и ничего, кроме правды, какой бы нелицеприятной она ни была.
– Я. – мне пришлось сглотнуть, чтобы вместо хрипа я мог издавать хоть какие-то членораздельные звуки, – я понятия не имею, что это такое.
– Почему сразу так не сказал?
– Я боялся испортить впечатление.
– Что ж, а так ты его испортил гораздо сильнее, – Борис скептически поджал губы, – как я теперь могу верить всему остальному, что ты говорил?
– Все остальное – правда!
– Да ну!? А вот я сейчас глазик-то тебе вырежу, а потом скажу, что ты сам по неловкости на вентиль напоролся, и это тоже будет правдой. Камера наблюдения в этом шлюзе не работает, а свидетели подтвердят мои слова, – он подался вперед, словно и впрямь собирался вспороть мою глазницу, а двое его коллег даже не пытались его хоть как-то урезонить, наблюдая за происходящим со скучающим видом, – еще один несчастный случай.
– Я. – я снова сглотнул, но это не помогло, – мне больше нечего добавить. Если останусь жив – сделаю все, что смогу.
– Слышь, Боров, en voila assez, – долговязый посмотрел на часы, – босс сейчас до диспетчерской доберется и начнет задавать вопросы.
– Ладно, – Борис задумчиво пожевал губами, – будем считать, что тебе повезло, поскольку моя благоверная нахватала столько кредитов, что мне теперь еще долго за ее фантазии расплачиваться придется. А с двойным окладом это все же в два раза быстрее. Но ты имей в виду, – он напоследок еще разок качнул ножом, – твой несчастный случай никуда не делся и может приключиться в любой момент.
