Loe raamatut: «Бесконечное лето»

Благодарность

Помимо открытий, связанных с созданием текста, одним из ключевых озарений явилось то, что меня окружают добрые и отзывчивые люди, готовые оказать безвозмездную помощь и продемонстрировать бескорыстную честную веру в меня и мои ограниченные способности. Это стало поистине одним из главных и ценных осознаний и, возможно, даже таким же удовольствием, равнозначным которому явился и сам творческий процесс.

Друзья,

Илья Боряев

Наталья Масленникова

Елена Рассыхаева

Андрей Химич

Татьяна Елюхова

Анастасия Власова

Асель Давлеткулова

Евгения Лаврова

Алексей Блюзов

Юлия Маринина

Чжан Циньхан

Наталья Ильченко

Николай Свечин!

Без вас я никогда бы не закончил «Бесконечное лето», и эта книга не получилась бы такой, какая она есть.

БЕСКОНЕЧНОЕ спасибо вам. Оно настолько же ваше, насколько и моё.

Отдельное спасибо тебе, Марина, за то, что давала возможность писать. Без наших пекарен в сумасшедших пятидневках «на кого-то» я бы никогда не выкроил время на эту историю.

Спасибо родителям.

За всё.

Предисловие

Дорогой читатель! Прежде, чем ты приступишь к чтению этой истории, я бы хотел дать несколько комментариев, которые помогут тебе лучше понять суть написанного.

Ну, во-первых, я бы никогда не начал писать, если бы не моё горячее стремление поделиться своим опытом и своими мыслями с другими людьми. То есть с тобой.

Перевалив за четвёртый десяток, я почувствовал, что мне срочно необходимо выговориться, рассказать окружающим о моих переживаниях, размышлениях, открытиях и разочарованиях. Такой уж я человек: этого добра у меня постоянно в нескончаемом избытке. В итоге это желание превратилось в то, что называется теперь «Бесконечное лето».

Главная цель, которую я перед собой ставил, не исчерпывалась лишь простой фиксацией и изложением своих соображений посредством героев этого повествования. Мне было необходимо создать такое произведение, которое откликалось бы у самых разных людей и помогало бы им в их обыденных делах и повседневной жизни. Я не хотел заниматься самоисцелением, марая лист за листом, только для того, чтобы избавиться от собственных навязчивых идей. Мной двигало стремление написать такой текст, при прочтении которого думающий человек получил бы дополнительную пищу для размышлений и на примере описанных здесь персонажей, тем и чувств смог сделать ценные умозаключения и выводы для себя самого.

Как бы это банально ни звучало, но именно желание быть полезным другим людям является главной причиной того, что я в принципе начал писать.

На этих страницах я ни в коем случае не претендую ни на гениальность, ни на какую бы то ни было исключительность. Я самый обычный человек, и написал историю для таких же простых людей. Надеюсь, что эти несколько десятков глав помогут тебе стать немного лучше и, возможно, расскажут о том, о чём ранее ты никогда не задумывался. Если, перевернув последнюю страницу этой истории, ты ещё на какое-то время останешься мыслями вместе с Сан Санычем и Асей, Евгением Николаевичем и Августом – это будет моей маленькой победой. Моя скромная цель будет достигнута.

Убедительная просьба: не читай быстро. Употребляй текст небольшими порциями и тщательно его «пережёвывай». Будь аккуратен и внимателен к деталям, пробуй извлекать смысл из каждого слова. Бережно относись к словам на страницах этой истории. Пробуй размышлять вместе с героями. Ведь от того, насколько внимательно ты будешь читать, зависит понимание всего произведения и того, что хотел сказать всем этим автор.

Кстати, аудиокомпозиции, вошедшие в повествование, вообще здорово было бы послушать во время чтения или после завершения главы. Благо они бесплатно доступны и легко находятся на бескрайних просторах этих дремучих «интернетов».

Ну, вот и, наверное, всё. Я и так сказал слишком много и даже успел проговориться.

Спасибо тебе, дорогой читатель, за доверие, оказанное мне. Надеюсь, ты с удовольствием разделишь это бесконечное лето вместе со мной, и оно придётся тебе по вкусу.

P.S.: Так как «Бесконечное лето» готовилось к публикации мной самостоятельно, то вероятность наличия ошибок и опечаток достаточно велика. Поэтому я заранее прошу прощения у читателей за свою неграмотность и невнимательность. Если вдруг случится чудо, и мы доживём до переиздания, всё обязательно поправим.

P.P.S.: Ах, да! И, конечно же – все герои и ситуации, описываемые в этой истории, вымышленные, и всякое совпадение является ни чем иным как случайностью (здесь я жульнически улыбаюсь, и хорошо, что ты этого не видишь).

С уважением, Илья Чистяков

Нижний Новгород

13 мая 2022 года

Часть 1
Человеческая комедия

Тайна двух отелей

Снег продолжал падать.

В вечерних сумерках он крупными частыми хлопьями медленно ложился на крыши молчаливых домов, на застывшие скрипучие подъёмники, на недавно прочищенную дворником дорожку от «Гилмен хаус» до «Коровы».

Однако всё бессмысленно: через час тропинки не станет, и даже не пытайся искать её следов под толщей пепельно-белых нескончаемых осадков. Наше заточение на горнолыжном курортном посёлке «Византия», спрятавшемся на высоте две тысячи метров чуть севернее Пика Данте, продолжалось. И никакие прогнозы погоды для нас не являлись утешением. Но, как сказал Август Алан, никогда не теряющий оптимизма, в мире есть два типа лжецов – политики и синоптики, и доверять кому-либо из них есть чудовищная ошибка.

Хозяин отеля «Гилмен хаус» надеялся, что совсем скоро снегопад прекратится, и все планировавшие отъезд с курорта смогут спокойно спуститься в Харвин и продолжить свои путешествия. Хотя стоит признать, что нервничал он изрядно, и скрывать у него это совсем не получалось.

Треск поленьев в камине наполнял гостиную уютом и отлично солировал в редкие и короткие паузы нашего плавно текущего разговора.

– Так что с вами произошло в «Дельфине»? – спросил Август и длинной железной кочергой стал перемешивать угли горящего очага. Необычный узор на конце её ручки приковал мой взгляд и заставил помедлить с ответом. Щупальца осьминога или какого-то кальмара оплетали её со всех сторон. Казалось, что они тянуться к чему-то или кому-то для того, чтобы проглотить.

Может быть, ко мне?

– Сложно сказать, – наконец, медленно проговорил я. – Или что-то случилось, или одно из двух, – оторвавшись от диковинного узора, я попытался перевести его вопрос в шутливое русло, процитировав известный отечественный мультфильм.

Ответ до сих пор был загадкой и для меня самого. После подъёма на «Византию» всё стало настолько нереальным и иллюзорным, что кажется, фуникулёр привёз меня в другую реальность! Привычный и знакомый мир остался где-то позади, а впереди – пугающая неизвестность.

Что это было? Галлюцинации? Или сломанный телефон действительно звонил? А это существо, что вырвалось из дверей номера на последнем этаже? Или же мне это тоже показалось? Или приснилось, и ничего этого не было?

Может, я схожу с ума?

– Наверное, ваш скотч, Август, чересчур крепок. Незначительная его доза вывела меня из состояния равновесия, вот и привиделась всякая чушь, – соврал я сам себе.

Август положил несколько поленьев в камин и снова поудобнее уселся в кресле. Было заметно, что мои слова его нисколько не убедили.

Он сделал глоток вина, и я последовал его примеру.

– Знаете, Сан Саныч, вся наша проблема в том, что мы зачастую не придаём значения очень важным вещам. Более того время от времени мы это значение приуменьшаем, – вкрадчиво ответил старик. – Хотя сами где-то в глубине души понимаем, что произошедшее приключилось с нами не случайно и неспроста. Мы боимся признаться себе в исключительности некоторых явлений этого мира, – осёкся и прервал свою речь хозяин гостиницы, обернувшись на звуки громыхания посуды из столовой.

– Которые нам кажутся невозможными и невероятными, – вырвавшееся у меня само собой продолжение фразы, казалось, осталось без его внимания…

Ведь «Гилмен хаус» был переполнен постояльцами, поэтому о возможности уединения и доверительной беседы здесь можно было забыть. По крайней мере, до окончания снегопада. Вот и сейчас, несмотря на то, что ужин уже давно прошёл, на кухне кипела жизнь.

– Да, вы совершенно правы, – снова повернувшись к огню, ответил Август, – а ведь это большая ошибка, и, как это ни парадоксально, наше единственное спасение!

Август задумался, а мой мозг, как это часто бывает, когда кто-то начинает читать мораль или пытается залезть мне в голову, объявил технологический перерыв и с треском закрыл свои воображаемые двери, после чего у меня обычно начинается продолжительный ступор, или, как я это называю, «тупнина».

Мой собеседник молчал, камин приятно потрескивал, а я глядел на совок, висевший рядом с кочергой. Его конец выглядел ещё более зловещим и производил куда более неприятное впечатление. Странное лицо мужчины с удивительным головным убором какого-то неизвестного происхождения являлось окончанием ручки этого каминного инвентаря. Сложно передать, в чём именно заключалась странность изображённого человека, но на интуитивном уровне оно вызывало неподдельные неприязнь и брезгливость.

С каким бы удовольствием я прямо сейчас, не теряя ни минуты, уехал бы отсюда. К морю… Однако, по-видимому, придётся провести ещё одну ночь в закрытом на межсезонье опустевшем отеле «Дельфин». От этой мысли я неосознанно поморщился, облизал высохшие губы и выпил ещё вина.

– Скажите, Август, что подтолкнуло вашего отца перебраться из Америки в Россию?

– Дьявольский культ и чудовища, которые захватили Инсмут, – он глядел на меня в упор с таким выражением, что однозначно определить, серьёзно ли старик говорит или шутит, было невозможно. – Как вам такая версия? Правдоподобна?

– Не, не очень, – я с самого начала разговора чувствовал, что он уже хлебнул того самого скотча, с которого вчера я так быстро опьянел.

– Ну, вот, – как бы подтвердив собственные догадки, сказал сам себе хозяин. – Честно говоря, дела у моего деда в Бостоне тогда шли не очень хорошо. Его производство доживало свои дни. Поэтому отец сначала уехал на заработки в Аркхем. Не пошло. Потом перебрался к тётке в Инсмут и занялся рыбной ловлей. Там его быстро прижали местные и, как бы это сказать, поставили ему такой ультиматум, на который пойти отец был не готов. Обстановка в то время там накалилась до предела, и туда зачастили федеральные власти… В общем он вовремя оттуда уехал в Россию. Здесь по материнской линии жили дальние родственники.

– Что произошло в Инсмуте? – я наполнил свой бокал.

– Официальная версия – война с бутлегерством, – развёл руками Август.

– А неофициальная?

Он посмотрел на меня с сожалением и хотел уже было ответить, как в этот момент его окликнули из столовой.

– Извините, Сан Саныч, нужно идти. Попридержите моё место на пару минут. Если не вернусь, смело можете говорить, что оно свободно. Сами понимаете, хлопотное это дело, – он обвёл рукой гостиную, похлопал меня по плечу и медленно тяжело зашагал на кухню.

Камин убаюкивал и успокаивал. Вдоволь насладившись его пением, я встал и достал с каминной полки пластинку Фила Коллинза.

«Another Day in Paradise» в данной обстановке была великолепна.

Когда уже совсем стемнело, и мне пора было возвращаться в отель «Дельфин», я решил подняться на третий этаж. Мне повезло, там никого не оказалось. Хотя ничего странного: библиотека же.

Зал был гораздо более внушительных размеров, чем я думал. По его периметру между оконных проёмов располагались высокие книжные деревянные стеллажи. У окон находились массивные столы со светильниками для чтения в вечернее время суток. В центре библиотеки также стояли книжные полки. Они были разбросаны в хаотичном порядке, отчего их расстановка напоминала лабиринт. Казалось, что бродить в поисках нужного тома можно бесконечно.

Помимо книг и рукописей тут и там мне попадались бюсты самых разных людей. К своему стыду я опознал лишь Эдгара Алана По и Авраама Линкольна. Многие являлись представителями разных эпох и национальностей. Я оказался удивлён, когда обнаружил среди них Николая Васильевича Гоголя. Кто-то был на отдельном постаменте, кто-то ютился посреди книжных полок. Некоторые гордо взирали на посетителей библиотеки с комодов и подоконников. Как будто ходишь по кладбищу, а не по хранилищу бессмертных человеческих мыслей и идей – столько мёртвых увековеченных в скульптурах личностей находилось в безлюдной библиотеке.

Среди картин, украшающих редкие куски пустующих стен, я узнал работы Ван Гога, Гойи, Дали, неприятную «Американскую готику» Гранта Вуда. Остальные полотна были мне неизвестны и изображали в основном антропоморфных фантастических существ.

Среди прочего на отдельных полках, а где-то вместе с книгами и рукописями, попадались диковинные безделушки и украшения, статуэтки и совсем непонятные своим назначением изделия. Некоторые вещи имели явно восточное или азиатское происхождение. Иные были сделаны из таких материалов, названия которых я просто не знал.

В общем и целом библиотека Августа больше напоминала музей. Сама подборка книг говорила об этом. Здесь не было современных изданий, наоборот, присутствовало ощущение, что вокруг много древних и редких экземпляров. Об этом свидетельствовал внешний вид книг и неизвестные имена их авторов.

Вдоволь нагулявшись, я остановился у большого резного деревянного шкафа с внушительным замком прямо посередине стеклянных створок. Полки были заставлены старыми непонятными книгами и рукописями. Из числа хранящихся там томов я разобрал «Liber-Damnatus» Джозефа Карвена, «… Kulten», вроде бы, какого-то фон Юнца, «The King in Yellow» Чемберса. На русском названий не было. Помимо английского и немецкого было множество других языков, прочесть которые я не имел возможности. Где-то корешки отсутствовали напрочь, отчего книга оказывалась для меня безымянной. Некоторые были настолько тонкими, что просто лежали поверх составленных ровными рядами книг.

На нижней полке валялось несколько тетрадей или что-то подобие журналов, а также стопка старых газетных выпусков и отдельно торчащих вырезанных из них статей. Все они были также на английском: «Arkham Advertiser», «The Boston Globe», «The Insmouth Leaflet» – пожелтевшие страницы, датированные 20-ми и 30-ми годами прошлого века.

Как обычно случается, всё запретное становится неимоверно желанным. Присев, я обнаружил, что будь у меня что-то длинное и тонкое, то мог бы попробовать подтащить к дверцам ближайшую ко мне тетрадь и вытащить её через щель между створкой и корпусом шкафа. Оглядевшись вокруг, решил, что самым подходящим инструментом станет линейка, найденная мной на одном из столов.

Не прошло и пары минут, как древний изъеденный временем журнал оказался у меня в руках. Он являлся не чем иным, как дневником. Написанная от руки крупным размашистым почерком с регулярной датировкой рукопись была на английском. Этот факт меня расстроил, учитывая мои скудные познания в этом языке. Я открыл её на первой случайно попавшейся странице.

При беглом осмотре смысл текста остался для меня загадкой, однако некоторые слова в нём заставили меня насторожиться: никто без надобности не будет употреблять в тексте дьявола… Окинув взглядом строки ещё раз, я понял, чем займусь сегодняшним вечером. Вряд ли кто-то заметит отсутствие здесь этого журнала. Почитаю, а завтра верну. Не вечно же перечитывать Сэлинджера. К тому же интересно, какой смысл хранить эту выцветшую рассыпающуюся тетрадь под замком?

Я пролистал тетрадь и среди страниц обнаружил вырезку из газеты. Беглое чтение на английском никогда не было моим коньком, поэтому изучение этого фрагмента я также отложил на вечер. Прочтём перед сном. Если в «Дельфине» снова не произойдёт ничего… необычного.

Отгоняя от себя пугающие образы, я сложил газетную статью и засунул её в тетрадь, как вдруг понял, что кто-то идёт.

Шаги были размеренными и тяжёлыми. Я слышал чьё-то громкое дыхание. Моё мгновенное оцепенение сменилось стремительным осознанием необходимости действовать. Не мешкая, я спрятал тетрадь в задний карман джинсов, быстро отошёл от таинственного шкафа, для того чтобы не вызвать лишних подозрений, принял самый что ни на есть праздный скучающий вид и стал ждать того, кто же появится из-за угла.

Несколькими днями ранее…

Как я познакомился с китайцами

Кто я такой на самом деле? Каково моё предназначение? Для чего дана мне эта жизнь?

Эти вопросы мучают меня на протяжении всего моего существования и особенно теперь, когда на горизонте маячит тридцатилетие.

Каждое утро восходит солнце, каждый новый день приносит нам свои радости и горести, событиями и делами наполнены наши ежедневники, мысли и глаза. И все люди знают, что им нужно делать. Знают своё место в этой жизни и свой путь. Секунды множат годы, и лишь один я до сих пор ничего не знаю и не понимаю. Сижу на берегу реки под названием «Жизнь» и смотрю на неё с любовью, заворожённо, но безучастно. Где-то там мои счастливые друзья строят себе уютные дома, покупают машины, заводят детей. Где-то там – мои родители, надежд которых я пока не оправдал. Где-то там, наверное, и моя жизнь. А я здесь, вне течения, смотрю им вслед и вижу, как они всё дальше и дальше удаляются от меня.

Я уже давно не спал. Часы показывали девять утра. За годы, проведенные в этой квартире, набежали целые дни, потраченные мной на игру в гляделки с потолочным вентилятором. Его звучание и вращение всегда завораживали меня. Как писал какой-то невеликий поэт: «И вверх смотрел на потолок и видел звёзды».

Я встал и подошёл к окну. Воскресное утро. Белоснежный девственный городской пейзаж. Все следы присутствия человека на земле скрыты под зимним покрывалом. Даже чёрные деревья парка стали белыми. Неизменными оставались лишь высотки, автобусная остановка, фонтан, детская площадка и пара машин, припаркованных у подъезда. Медленно падал снег. Было сказочно…

Со стороны центра осторожно проплелась машина. Следом за ней скрежетал и сыпал искрами трамвай. Я отвернулся.

Если бы квартиры были живыми существами и обладали интеллектом, то, вероятно, эта старушка сейчас смогла бы прочесть в моих глазах вопрос: «Что я здесь делаю?». Я же, в свою очередь, каждый раз, шагая по её длинным коридорам, различал в тишине недоумевающее: «Кто ты такой?».

Я кое-как поставил чайник кипятиться и пошёл в душ.

Кто-то скажет: всё в этом мире закономерно, и мы сами пишем свою судьбу, каждый день совершая выбор и поворачивая свою жизнь направо или налево. Отчасти согласен с этим. Я далеко не фаталист. К тому же, мой отец всегда говорил мне: если у тебя что-то не получается, то только от того, что ты прикладываешь слишком мало усилий. Он считал, что человеку всё по плечу – при условии, что человек действительно желает этого. Поэтому съёмная «двушка» за 25 000 рублей в месяц и должность низшего руководителя в области маркетинга – результат моих собственных трудов. «И лени», – добавил бы отец.

Однако вопрос не в том, ПОЧЕМУ я такой. Легко восстановить цепь событий, составляющих мою жизнь, чтобы прояснить все поступки и их мотивы, которые привели меня сюда. Я не понимаю другого: КТО я такой. Не чувствую себя счастливым настолько, чтобы отказаться от поиска ответа на этот вопрос и, отбросив все гнетущие мысли, нырнуть в эту реку с головой, как все мои друзья. Я на берегу и, по-видимому, не очень-то счастлив. И не оттого, что недоволен жизнью. У меня достаточно денег, есть машина, жильё, я регулярно отдыхаю и занимаюсь спортом. У меня лучшие родители. Просто всё это чужое. Или я чужой всему этому.

Выйдя из душа, я услышал, что звонит домофон.

– Алло! – утро воскресенья – не самое подходящее время для визитов, подумалось мне.

– Прислушивайтесь к предложениям незнакомцев и трижды подумайте прежде, чем внимать советам друзей, Сан Саныч. Может, тогда и поймёте что-то, – проговорил в трубку непонятного рода голос и замолк.

– Что? – молчание.

Я повесил трубку. Совсем рехнулись. Раньше хоть под видом почты просили в подъезд пустить рекламу раскидать, а сегодня совсем чушь несут…

Выдыхая негодование, я сделал себе кофе и сел за бар…

Почему за бар? Потому что в этой квартире не было привычного обеденного стола, и я завтракал и ужинал за высоким длинным столом, похожим на барную стойку. Здесь не было книжных шкафов, поэтому мои книги разбрелись по всей жилплощади кто куда. Здесь не было хорошего рабочего письменного стола, поэтому кабинетом мне служила одна из спальных комнат с небольшим туалетным столиком без зеркала (я его снял), шкафом для одежды и деревянной кроватью. Здесь не было камина. Его и не могло быть на девятом этаже многоквартирного дома. Но от этого не легче. А отсутствие камина круглогодичной жарой и духотой не восполнить, ибо его притягательная прелесть вовсе не в том, что он производит тепло. Здесь был сломанный электрический чайник, с которым у меня ежедневно возникали баталии, стоило мне захотеть выпить чего-нибудь горячего. Это утро не стало исключением.

Конечно, следовало купить новый. Но я не хочу. Ленюсь? Жалею денег? Нет. Почему-то я легко переношу подобные неудобства. У меня нет так необходимого мне спортивного турника. Нет полок для обуви и книг. Нет телевизора… И нет желания приобретать всё это. Пусть даже для себя.

Это не мой дом. Им не может быть квартира. Тем более чужая. Пока я не построил и не обрёл свой собственный дом, мне необходимо где-то жить. Поэтому сейчас я здесь и, в общем-то, ни на что не жалуюсь: спортом я занимаюсь регулярно, любимые телепередачи не пропускаю и горячий кофе пью ежедневно. Д.В., хозяин квартиры, говорит, что я идеальный постоялец: вовремя плачу аренду, бережно отношусь к мебели и вещам (чайник я застал уже сломанным), поливаю цветы, поддерживаю необычайную для холостяка чистоту и порядок. Единственное его замечание касалось расположения книг в доме. Я объяснил: невозможность уловить строгий порядок, в котором пребывают книги – это, извините, ваша собственная проблема. Ведь кто знает, в какой момент и в какой части квартиры мне приспичит прочесть Оруэла или Брэдбери?

Молоко оказалось кислым, а кофе – совсем испорченным. Раздосадованный этим, я взял книгу, которая лежала рядом на столе. Из неё высыпалось несколько писем на русском, английском и китайском, вдобавок – открытка с иероглифами и фотографией парка в азиатском стиле, с хижиной и круглой дверью в ней. Книга была написана Харуки Мураками и называлась «Медленной шлюпкой в Китай». На обложке изображены закатные туманные холмы, отражающиеся в реке, крохотная лодка с человеком и надпись: «…сяду на каменные ступени в порту и подожду, когда на чистом горизонте появится медленная шлюпка в Китай». Я помню, как меня поразили название этой книги и эта надпись на обложке.

Так я впервые познакомился с творчеством Харуки Мураками.

А когда я впервые познакомился с китайцами?..

Я собрал навеявшие на меня воспоминания письма.

Будучи магистром филологического факультета Йоханнесфельдского педагогического университета, я подрабатывал в Центре международных отношений. Занятий было уже немного, всего несколько пар в неделю, поэтому времени для заработка оставалось достаточно, даже при условии усердной стабильной работы над диссертацией. Я был чем-то вроде секретаря «принеси-подай», исполняющего всю бумажную работу для нужд центра и преподавателей. Платили мало. Иногда, даже редко. Спасала повышенная именная стипендия Эрнста Теодора Амадея Гофмана «за учебные и спортивные достижения», которая превышала мою тогдашнюю заработную плату. Впрочем, я всё равно жил один, тратиться было особо не на что.

В то время я мечтал о карьере учёного, который пишет научные работы, совершая открытия, утверждая гипотезы и опровергая мнения других. Моё идеальное будущее воплощалось в образе этакого мудрого, многое пережившего, но при этом добродушного старичка в твидовом пиджаке с чуть заметным брюшком и трубкой во рту. Хотя я уже тогда начинал чувствовать всю элитарность науки и оторванность её теоретической части от реальной жизни подавляющего большинства людей, пусть они и пользуются её вещественными воплощениями, стоящими на полках магазинов и аптек. Понимал, что молекулярная физика и литературные архетипы одинаково далеки от наших каждодневных дел и обязанностей.

Мне очень повезло с темой моего исследования и научным руководителем. Тогда я не понимал, как можно посвящать свою жизнь рассмотрению фонем, суффиксов, диалектов и истории языка. Лингвистика вообще давалась плохо: древнерусский, старославянский, греческий и латинский прошли совсем мимо меня. Помимо родного знал лишь английский, да и то посредственно. Таков результат учёбы в школе. Мне никогда не нравилась преподаватель по английскому, иногда я вообще не понимал, чего от меня требуют.

Помню задание: сочинить текст о самом себе и рассказать у доски. Я говорил о спорте, родителях, музыке, книгах – о чём угодно, кроме любви к английскому языку, разумеется. Свой рассказ я закончил словами: «It is my choice. It is my life». Учительница посмеялась и поставила «три».

Зато я любил читать, а так как преподавателем русского языка и литературы был один и тот же человек, то и русский приходилось любить тоже. И я искренне старался. По обоим предметам у меня были твердые «четвёрки». Временами, впрочем, моя оценка по языку смещалась в сторону «тройки», и по окончании школы, в признательность за наставничество, я пообещал Е.В., что буду работать над русским и выучу его. За два первых года университета я достаточно продвинулся в этом направлении, но… Словно ученик у доски, которого спрашивают, выучил ли он урок, могу сказать сейчас: «Ну, я УЧИЛ…» (акцентируя внимание на процессе, а не на результате). Хотя большинство педагогов подтвердит: едва ли можно ВЫУЧИТЬ наш богатейший язык на все 100%.

На третьем курсе я выбрал направление литературоведения. Поскольку с русской прозой и поэзией я познакомился в школе и до сих пор пребывал под впечатлением от её беспросветной скорби и мрачности, меня гораздо больше интересовала литература зарубежья. Тема моих исследований, подсказанная научным руководителем, звучала так: «Образ Крыма в литературе первой трети XIX века». С тех пор я влюбился в этот полуостров и за шесть лет изучения совершил четыре поездки туда, общей продолжительностью более двух месяцев. Моя диссертация разрасталась и к моменту защиты насчитывала около трёхсот страниц, включая приложения. Я с горечью воспринял новость о том, что её необходимо сокращать, и был удивлён, узнав, что для кандидатской диссертации по литературе достаточно и двухсот страниц.

После успешного окончания магистратуры я за три месяца экстерном закончил аспирантуру, но всё это было позже…

Так вот, с китайцами я познакомился, будучи магистром первого курса, работая и преподавая иностранцам в Центре международных отношений.

В то время политический авторитет России возрос. Весь мир учитывал мнение Москвы, а также интересовался нашей жизнью – социальной, научной и культурной. Множество студентов из зарубежья ежегодно приезжало к нам, в Йоханнесфельдский университет имени Х. Х. Стевена, входивший входил в число пяти сильнейших отечественных педагогических вузов. В первую очередь иностранцев интересовало изучение русского языка и гуманитарных педагогических дисциплин.

Наступило второе десятилетие XXI века. Культуры Европы и Азии продолжали отдаляться друг от друга. Особенно во всём, что касалось взглядов на понятие «семья», на рождение и воспитание детей, на легализацию прав сексуальных меньшинств. Очень рад, что позиция Востока по этим вопросам оказалась для нашей страны ближе, каким бы плохим ни казалось текущее руководство России, и какими бы абсурдными порой ни были его решения. (Что поделать – я, как и любой русский человек, на любом этапе истории страны, недоволен существующей властью.)

Словом, политические отношения между Россией и Китаем улучшались на глазах, межкультурные связи крепли. Страны шли на сближение, что прямым образом сказалось на моей жизни в университете. Начались обмены студентами, с каждым годом – всё более многолюдные. Множество преподавателей русского языка уехало в КНР для преподавания нашего языка и культуры. Оттуда, в свою очередь, хлынул поток молодых голодных до знаний китайцев, которые чётко понимали: владение русским языком в ближайшей перспективе будет востребовано. И денежно.

Как-то раз в середине осени 20.. года я сидел за стареньким компьютером и набирал текст служебной записки в IT-отдел, слёзно умоляя заменить умирающий «комп» и заправить два принтера чернилами. Других значимых событий за последнее время не произошло. Вообще, всё, что не касалось преподавания и общения со студентами, было скучным – то есть, 95% моей работы (тогда мне редко доверяли проводить занятия).

Только что начались пары, поэтому в Центре не было ни души. Я составил документ и пытался послать его на подпись в новомодной, лишь в этом году введённой электронной системе документооборота.

Тут в дверь постучали. Я выглянул из-за компьютера.

В кабинет робко вошла девушка азиатской внешности с тёмными аккуратно собранными волосами, в длинной смешной розовой курточке. Она молча стояла и улыбалась, глядя на меня.

Как я узнал позже, она уже владела английским, но совсем не говорила по-русски; я же к тому времени бросил попытки ВЫУЧИТЬ русский и напрочь забыл английский. Но в тот момент мы не перебросились и словом. Я снова нырнул за компьютер, вот и всё.

Так началось наше знакомство с Тянь Чи.

Лифт не спеша опускал меня с девятого этажа – на землю. Снег всё также продолжал медленно падать, засыпая только что оставленные кем-то следы. Пока прогревался двигатель автомобиля, я, вооружившись щёткой, смахивал снег со своего Фольксвагена и думал: какая всё-таки интересная эта наша жизнь. Мы годами можем не общаться со своими родными братьями и сёстрами, не находя общих точек соприкосновения, и в то же время чувствовать близость и духовное родство с чужим человеком, обладателем иного менталитета, родившимся на другом конце земного шара

Семь лет назад Тянь Чи писала мне те самые, выпавшие из книги, письма. Сегодня я должен был забрать её из городской Йоханнесфельдской клинической больницы.