Я решил для себя, что главная цель на ближайшие три дня – отдыхать, бороться с собой и тревогой. И больше не думать о смерти – ведь ее нет, нельзя ее бояться. Буду делать из себя человека, иными словами. Ведь все в моих руках.
Ехал в поезде, в ночь. Темнота, ритмичный стук, раньше я умел в такие моменты выключать фон окружающего мира и погружаться в себя. Здорово побыть наедине с собой. Но, как выяснилось, не сегодня. Опять эта уродская тревога. Было ощущение, что к тебе прилипло нечто, сидит и не шелохнется. А ты сидишь, сдавленный этим весом, и молишься, чтоб оно двигаться не начало. Но я переборю это состояние.
Едем, едем. Наконец, вокзал. Маленькое облупленное здание, обдуваемое ветром со снегом. Продираясь сквозь метель, я шел через пути, оглядываясь по сторонам. На территории был только снег, много мусора, и брехливый пес.
Была вещь, которая меня очень озадачивала. Как только я вышел из вагона, тревоги куда-то делась. Был только интерес, ведь какое-никакое, а приключение. Меня всегда уберегали от опасности – сначала родители, бабушка, а потом я сам. В самом деле, ну зачем искать приключений? Это чревато потерями – денег, времени, да даже жизни. А пока ты убережен от риска – ты защищен от смерти хоть чуть-чуть. Поэтому я не рискую никогда. Я иду на сложные дела, только когда уверен в себе полностью, на все сто процентов. Когда чувствовал, что смогу все контролировать. Без контроля нет жизни. Когда контролируешь – ты бессмертен. В детстве, в юношестве, у меня не было драк, не было выяснений отношений. Все следили, чтоб Димочка не связался с дурной компанией, не поцарапался и не влип в «историю». И это правильно, наверное.
А сейчас темно, полпервого ночи, шахтерский городок, почти черный от угля снег, вонючий ветер, одиночество и неизвестность. Но здесь я чувствовал себя каким-то…живым. Никто не оценивает меня и мои поступки. Я просто был. Это что-то очень новое для меня.
И где его искать, этого хозяина? Наверное, следует зайти в здание вокзала. Но сразу возле двери меня окликнул невысокий, пожилой человек.
Да, на первый взгляд он действительно был неприятным. Это был мужчина лет шестидесяти пяти, с кустистыми бровями, желтой кожей, и каким-то брезгливым, желчным лицом. Короткими желтыми пальцами с ногтями «стеклышками» он держал мундштук с вонючей сигаретой. Господи, это же «Прима». Где он только ее берет? Хотя, в этом городе, время наверняка остановилось. Где-то в 90х и плавают. Запах курева навевал воспоминания о дедушке, о посиделках в его гараже. Там были его друзья – добрые алкаши с недельной щетиной, которые трепали меня по волосам, и несли всякий благодушный бред. Было много классных штук – железки, стекляшки, колеса, а самое главное – охотничьи ножики сумки, манки, патроны…В общем, самые лучшие вещички для пацана. Там было хорошо и уютно. Я даже на секунду почувствовал то детское возбуждение и радость.
Странно, что вообще в голову полезли эти воспоминания. Всегда считал, что прошлое должно остаться позади, а смотреть нужно только вперед. А запах «Примы» вдруг вызвал такие яркие и очень приятные ассоциации. Очень интересно.
– Это ты Дима? – Обратился он ко мне, выдернув меня из воспоминаний. – Ты на квартиру?
Он был одет в потертую куртку из кожзама, шерстяные брюки со стрелками. На голове – кепка «аэродром». На пальцах – перстни, и желтые, металлические, и синие – наколотые. Классический такой провинциальный прикид. Колоритный тип. У нас в Москве таких почти не встретишь. Наверное, какие-нибудь водители автобуса так одеваются. Но я на общественном транспорте давно не езжу, поэтому точно не знаю.
–Ты на квартиру? – вдруг закричал он. – Хули молчишь, я с кем разговариваю? Я тебя заебся ждать!
Я совсем оцепенел. Со мной так давно никто не разговаривал, ну разве что дед, когда я, по его мнению, «тупил как вася». То есть не делал того, что хорошо должен делать «пацан» – подкрутить гайку или нацепить червяка на крючок. Он вообще меня подначивал на разные интересные, и иногда опасные штуки, но бабка считала это очень опасным, и не давала мне этого делать.
– Меня Боря зовут – вполне миролюбиво продолжил он. – Сейчас тебя определю, деньги мне отдашь, и разойдемся.
Мы сели в «Жигули», которые стояли за зданием вокзала. Там было тесно, пахло бензином и освежителем воздуха «елочкой». Не знаю почему, но меня трясло крупной дрожью.
– Хорошая квартира-то? – спрашиваю я.
– А тебе какая разница? Квартира как квартира. Пятый этаж, две комнаты, одна пустая, в другой жить будешь. Там одна бабка жила, до того, как умерла – он хохотнул, как будто сказал что-то очень смешное.
– Ваша родственница?
Боря не ответил, и мы поехали дальше молча.
Спустя минут двадцать, мы притормозили у жилой пятиэтажки. Все тот же снег, мусор, кромешная тьма. Собака, кажется, тоже была. «Господи, куда меня занесло» – думал я. Меня не должно, не должно здесь быть
– Вылазь – буркнул Боря. Давай, сколько договаривались. Три дня живешь, во вторник к восьми тебя здесь быть не должно. Квартира тридцать восемь, этаж пятый. Комната прямо, в другую – лучше не суйся. Да она и закрыта.
Боря полез в бардачок, достал оттуда связку ключей.
– Держи вот. И еще – дверь никому не открывай. Вообще никому! Пусть там хоть умирают, рожают, соседка, ***тка! Тебя нет! Ты понял?
– Вроде понял – по возможности бодро ответил я. По спине уже полз какой-то холодок. Это было не похоже ни на тревогу, ни на страх. Это был маленький, но явственный ужас. Слова Бори, вроде правильные, обыденные, таили в себя угрозу. Но я не осознавал, какую. «Да опять я придумываю себе» – решил я.
– Если что случится – звони – завершил разговор Борис.
Я вышел из «жигуленка» и остался один. У меня был ключ и квартира, в которой я проведу три дня своей жизни. Надеюсь, они будут очень быстрыми. И все будет хорошо, по-другому быть просто не может.
В подъезде все соответствовало моим ожиданиям – забористый запах помоев и еще чего-то кислого, пронизывающего, света не было нигде. И тишина, зловещая ночная тишина. Это атмосфера подпитывалась еще и тем, что в конце меня ждала не безопасность и уют, а неизвестность чужой квартиры. Наконец, пятый этаж, квартира тридцать восемь. Я достал ключи, и раза с третьего (темно же) открыл замок.
Я вошел в коридор, щелкнув включателем, который нашел наощупь. Ну, что же. Коридор как коридор. Старый половик на выкрашенном коричневой краской полу. Вешалка с висящим на ней старым пальто, рядом – тумбочка с вязаной салфеткой, на салфетке – телефон с диском, потрепанная записная книжка. Слева – дверь, наверное, в санузел. На стенах место обоев голубая краска унылого «больничного» колера. Обычная советская прихожая.