Loe raamatut: «Не мой вариант»

Font:

1
Жизель

Вторник, 4 августа

Этот вечер – мой смертный приговор. Вот-вот палач за шкирку снимет меня с табурета у барной стойки и потащит прямиком на гильотину. Меня так все достало, что я даже не стану сопротивляться. Только давай без возни и без боли, – сказала бы я ему. – И еще дай глотнуть из твоей фляжки, хочу отключиться.

Моего уважаемого ухажера зовут Чарли, но он настоял, чтобы я называла его Родео. Он коротышка, всего-то пять футов четыре дюйма, если считать вместе с ковбойской шляпой. Ремень у него туго затянут, но он все равно то и дело подтягивает джинсы, особенно на заду, отчего взбрыкивает и без того вставший на дыбы конь на пряжке ремня. Он уже успел ослепить меня этой своей пряжкой, поймавшей луч стробоскопа. Не имею ничего против мужчин, силящихся казаться выше ростом, как и против прикида в стиле кантри. Меня не устраивает другое – этот проныра пожирает глазами всех до одной девушек в «Рейзор».

Очередной гвоздь в мой гроб, и сколько их еще будет, пока не кончится этот ужасный день? Началось все с неприятности, которая случилась с моей машиной с утра пораньше, а продолжилось приговором от моего противного консультанта: оказывается, он не рекомендует мне учиться за границей. Густое, свинцовое разочарование тянет меня к полу. Я уже забыла про разбитое окно машины и про попытку угонщика-неудачника завести ее без ключа, потому что жила надеждой на учебу в Швейцарии. Моей заветной мечтой было поступить на стажировку в ЦЕРН ¹.

Но эта надежда начать с чистого листа, к сожалению, умерла.

Прощайте, ускорители элементарных частиц. Здравствуй, опустошение.

Боль от разочарования так сильна, что я не могу оторвать ладонь от груди.

В бедах последних нескольких дней я виню проклятие дня рождения. Перед моим днем рождения всегда происходят разные гадости. Через пять дней мне стукнет двадцать четыре, и судьба, похоже, по традиции решила начать издеваться надо мной.

– Нравится? – цедит Родео с ленивым южным акцентом, гордо демонстрируя мне свои щегольские оливково-зеленые ковбойские сапоги. – Аллигатор! Летал за ними в Майами. Сделано на заказ, ручная работа. Удобно, как в шлепанцах, а до чего модно!

– Очень мило!

Он красавчик, этого у него не отнимешь. Лицо. Зубы. Волосы. Руки. Но меня настораживает коварство, а то и подлость в его темных глазах.

Совсем скоро я соберусь с мыслями, снова обрету здравомыслие, унаследованное от матери, и положу конец этому свиданию, но пока у меня другая задача – допить виски.

– Материал для сапог – кожа молодых аллигаторов, у них мягкие животики, это облегчает дубление. Их разводят на ферме, а потом убивают – на сапоги. Завораживающий процесс! Если честно, я много бы отдал, чтобы увидеть все это собственными глазами. Как думаешь, их сперва усыпляют или просто убивают ударом по башке?

Проходит секунда. А может, минута. Я делаю вдох.

– Лучше этого не знать.

– Ты слишком мягкосердечная, милашка! – Отмахнувшись от этой мысли, он поднимает одну ногу высоко над полом. У меня возникает соблазн вразумить его добрым пинком.

– Не стесняйся, пощупай! Когда еще выпадет шанс оценить настоящее качество?

Качество? Тут главное в другом. Сегодня я очень низко пала. На меня клюнул тип, мечтающий полюбоваться на убийство маленьких аллигаторов.

– Лучше не надо, – холодно отвечаю я, но он ничего не замечает.

– На ощупь – чистый шелк! – Мой спутник выразительно смотрит на мои ноги, придвигается ближе, привычным жестом подтягивает ремень.

Рядом с ним возникает какая-то девица. Она заказывает выпивку, я нарочито фыркаю, глядя, как он оглядывает ее с головы до ног.

Все понятно: он твердо вознамерился кого-нибудь трахнуть.

Я обратила на него внимание в приложении только потому, что рядом оказалось фото, вызвавшее у меня ностальгическое чувство, – страус эму. Рост этих царственных пернатых во взрослом состоянии достигает шести футов десяти дюймов. Отец держал на нашей ферме пару эму, самца и самку; рядом закрылся сафари-парк, и птицы бродили по территории, предоставленные сами себе. Я их кормила, гладила, подолгу ими любовалась, восхищалась скоростью их бега (до тридцати миль в час), мне нравилось, как они меня рассматривают. Наверное, не только они казались мне странными, но и я им: высокая тощая девчонка, на носу огромные очки, на зубах скобы, рядом ни подруг, ни друзей. Папа, быстро заметивший, что меня к ним тянет, огородил для них вольер площадью в два акра с прудиком. До чего здорово было смотреть, как они плещутся! Я не перестаю горевать по ним – и по папе.

Оглядываясь назад, я понимаю, что, делая фото для своего аккаунта, Родео взгромоздился, должно быть, на ящик или на лестницу. Поднося к губам стакан, я прищуриваюсь, пытаясь представить наш с ним секс. Во мне пять футов девять дюймов – ну, и что из этого вышло бы? Я – поборница зрительного контакта; если бы мы занялись любовью в миссионерской позе, то его голова расположилась бы примерно между моим животом и грудью. Бедняге пришлось бы выгибать шею, чтобы смотреть мне в глаза. Возьму и куплю кукол Кена и Барби, отрублю Кену ноги в правильном месте и проверю, что получится. Жаль куклу, конечно, но наука порой требует жертв. Когда ты в замешательстве, полезно провести эксперимент. Терпеть не могу неподготовленность. Причина моего любопытства – вовсе не план заняться сексом с Родео – вот уж нет! Просто я обожаю нестандартные пути бегства.

– Часто наведываешься в «Рейзор», сладкая? – интересуется Родео, делая попытку возобновить беседу, раз другая девица, привлекшая его внимание, удалилась. Его темные глаза смотрят в мои поверх запотевшей пивной кружки. Хорошо хоть, что он уже не пожирает взглядом мою грудь: этой забавы я его лишила, застегнув до самого горла свой синий блейзер. По моей спине струится пот. Для августа у нас на Юге 100 градусов по Фаренгейту – обычная температура, но, если я поспешу выбраться из этого клуба, меня ждет обморок.

– Нет, никогда раньше здесь не бывала. Я редко куда-то выбираюсь. Я – студентка выпускного курса, а еще преподаю…

Он кивает и перебивает меня:

– Отсюда рукой подать до моей берлоги, потому я и выбрал этот куб, – он делает паузу. – Знакомство онлайн – непростое дело.

По этой реплике можно предположить, что он не такой болван, каким кажется, поэтому я облегченно перевожу дух. Вдруг он наврал про свое желание полюбоваться смертью молодых аллигаторов?

Я делаю чуть более заинтересованный вид и задаю вопрос номер один – мама всегда задает его после моего очередного свидания:

– Ты работаешь?

Теребя золотую пряжку своего ремня, он цокает языком.

– Не в офисе, в отличие от большинства. Я три года подряд остаюсь чемпионом соревнования «Скачи, пока не помрешь». В прошлом году я заработал этой забавой целый миллион баксов. У тебя есть знакомые среди тех, кто занимается родео?

– Люблю лошадок, – выдавливаю я, отчаянно ища хоть что-нибудь общее между нами. – Я выросла неподалеку от Нэшвилла, в городке под названием Дейзи…

– Кнуты, седла, шпоры, уздечки – у меня дома полно этого добра, если ты от всего этого тащишься, – произносит он, одним махом переходя от вежливости к неприличному намеку. Я уже ерзаю на табурете. В его цоканье языком есть что-то похабное. – Вижу, ты сейчас напряжена, сладкая, но в тихом омуте черти водятся.

«Напряжена»! Тут он попал в точку. Престон, мой бывший жених, согласился бы с ним.

Он гнет свое, уводя меня с темной тропинки, на которую меня увлекли было непрошеные мысли:

– Знаю, о чем ты думаешь. Да, ростом я не вышел. У девушек это обычно первая мысль. Но ты не торопись, содержимое моих штанов – вот что настоящий дар свыше. Никто еще не жаловался, стоило мне только начать. Я давно объезжаю кобылок, и они всегда возвращаются ко мне за добавкой. – Он опускает веки и с любовью смотрит на свою промежность, как будто призывая упомянутое содержимое штанов к диалогу.

Чего и следовало ожидать.

Инстинкт меня не обманул. Смертный приговор. Пора делать ноги.

Я отворачиваюсь от него и вижу в зеркале над стойкой, как мое лицо заливает краска. На голове у меня позорный хаос, светлые локоны, первоначально приглаженные, зажили собственной жизнью, ко лбу прилипли реденькие пряди. Розовая помада утратила блеск, под глазами пятна туши – на то и жара.

Я поправляю на носу очки в черной оправе и утираю пот со лба. Угораздило же меня напялить в разгар самого жаркого за все годы наблюдений лета дурацкий блейзер! Пальцы тянутся к верхней пуговице, надо расстегнуть хотя бы ее.

Видя, что я расстегиваю пиджак, Родео сверкает глазами. Он придвигается почти вплотную ко мне, его клетчатая рубашка касается моей груди, я вижу волоски у него в ноздрях. Меня обдает его терпким мужским запахом с примесью конского пота.

Мне приходится откинуться назад и так при этом выгнуться, что мои плечи упираются в спину сидящего на соседнем табурете. Не оглядываясь, я бормочу извинение и выпрямляю спину.

Указывая на мой пустой стакан, Родео произносит тихо и хрипло:

– Хочешь еще? Ты выдула уже весь виски.

Я упираюсь одной ногой в стойку и отъезжаю от него вместе с табуретом. Смотрю в свой телефон, картинно хмурюсь.

– Вообще-то уже поздно, мне пора…

– Эй, милашка! Моей кобылке пора повторить! – И он машет шляпой, чтобы привлечь внимание барменши.

Девушка торопится на зов. На ее бейджике написано «Селена». Я уже завидую уверенному колебанию ее бедер, обтянутых узкими джинсами, губам со свежей багровой помадой. Она – коротко стриженная брюнетка с подведенными черным карандашом глазами. Мы с ней – день и ночь; я стыжусь своей размазанной туши, узкой юбки цвета бурой грязи, туфель на низких каблуках.

Селена сосредоточивается на мне, игнорируя Родео.

– Вы уверены, что хотите еще выпить? – спрашивает она сухо. «Почему ты с ним?» – так я понимаю ее вопрос.

В ответ я тяжело вздыхаю. Мне всего-то и надо, что избавиться от него и побаловать себя хорошим бурбоном.

Я чуть заметно киваю, следя за Родео.

– Вам повторить? «Вудфорд» со льдом?

– Пожалуйста!

Селена отворачивается и тянется к верхней полке под восторженный свист Родео, по достоинству оценившего ее роскошную фигуру.

Она поворачивается к нам, наливает стакан и пододвигает его мне с каменным выражением лица. Реакция Родео наверняка не осталась незамеченной, но она и бровью не повела. Я тоже хочу быть такой. Вот найду себе правильного мужчину – и буду.

– Спасибо, – говорю я и делаю глоток. Родео смотрит на меня, изображая глазами костер страсти, потом тянется к моему ожерелью и принимается его теребить.

– Между нами явно возникла связь. Ты – горячая штучка, я тоже завелся. Вон как искрит! Я уже представляю, как ты на мне скачешь. Слыхала про «перевернутую ковбойшу»?

Я сбрасываю его лапы со своего жемчуга и отпихиваю его от себя. Во мне поднимается волна гнева, которая сносит на своем пути прежнюю вежливость. Убедившись, что он уже на безопасном расстоянии, я делаю еще один глоток и со стуком ставлю стакан на стойку. Потом роюсь в своей сумке с компьютером, нахожу кошелек, достаю оттуда две-три двадцатки и прижимаю их стаканом.

– Уже сбегаешь, детка? – плаксиво спрашивает он.

Я поворачиваюсь, скрежещу зубами.

– Да. И да, я знаю, что такое «перевернутая ковбойша», – я не могу не ответить на вопрос, уж такая уродилась. Если меня спрашивают, я обязана сказать правду. – А насчет электричества, то заряд на нуле. Мои протоны равнодушны к твоим электронам.

– Что еще за протоны?

– И вообще, непростительная грубость с твоей стороны – предлагать переспать на первой же встрече…

– Проклятие, ну и темперамент! Признаться, больше всего я люблю секс после ссоры. Как насчет того, чтобы свалить отсюда вдвоем?

– Даже не мечтай!

– Я бы даже предложил остаться на ночь, а ты бы испекла утром блинчиков, посыпав их шоколадом или голубикой из магазина «Все с фермы». Хотя нет, такие, как ты, предпочитают хлопья…

Насчет голубики он угадал, но…

– Мы встретились, просто чтобы опрокинуть по стаканчику, я предупреждала об этом в своем сообщении. И очень тебя прошу, ради всего святого, прекрати называть меня «сладкая» и «кобылка», иначе, клянусь, я вылью тебе на голову то, что осталось у меня в стакане.

У меня вздымается грудь, мне трудно дышать. Я дошла до угрозы физического насилия. Обычно мне это не свойственно. Я никогда не бешусь, наоборот, раз за разом позволяю людям обращаться со мной с пренебрежением…

Он удивленно наблюдает, как я встаю, пошатываясь и наваливаясь на мужчину слева.

– Извините… – бормочу я и, в отчаянии опираясь о стойку, опасливо кошусь на свой стакан. На самом деле я выпила еще до прихода Родео, а если учесть, что я не ужинала, то не стоит удивляться, что у меня плывет перед глазами.

– Жизель? – звучит низкий голос – темный, знойный, узнаваемый даже при громкой музыке.

Быть не может!

Мое сердце трепещет, всю меня обдает жаром. Забыв про Родео, я смотрю на высокого мужчину, стоящего в нескольких футах от нас, на краю танцпола, с вопросительным выражением на точеном красивом лице.

Я сжимаю кулаки. Можно было предвидеть, что без него не обойдется. Но я решила, что для него еще рано, что он посвятит вечер тому, чем обычно занимаются профессиональные спортсмены. Елена, моя сестра, обмолвилась, что обычно он наведывается в этот клуб на выходных, но не слишком настаивала на нашей встрече.

Девон Уолш. Суперзвезда американского футбола смотрит на меня, приподняв черную бровь с пирсингом. Я мысленно суммирую все, что о нем знаю. Выбран «Самым сексуальным мужчиной года в Нэшвилле». Три года подряд признавался лучшим профессиональным спортсменом. Владелец клуба «Рейзор». Порочно красивые губы. Рельефное тело в татуировках. Горяч, как раскаленная кочерга.

– Все в порядке? – спрашивает он. Его взгляд ползет по мне, начав со всклокоченной головы и закончив на туфлях. Я щурюсь. Такое ощущение, что он пошарил лучом прожектора по каждому дюйму моего тела.

– Лучше не придумаешь! – Я приветственно машу ему рукой. – Рада тебя видеть!

Лучше уйди. Мне не нужны свидетели моего фиаско.

– То-то я гляжу… – Теперь его проницательный взгляд устремлен на Родео, бровь опять ползет вверх – как меня это бесит! – У тебя свидание?

Все мое естество возмущено этим допросом, этим подтрунивающим тоном. Я вся деревенею.

Он решил, что я здесь вместе с Родео. Вернее, встреча произошла здесь, но…

– Так и есть, – отвечает за меня Родео и в подтверждение своих слов пытается обнять меня за талию. Я гневно выскальзываю из его объятий.

На лице Девона появляется недоумение, он засовывает руки в карманы низко сидящих джинсов. Наверное, он видит, что меня вот-вот хватит тепловой удар, или подозревает меня в готовности прикончить одного из посетителей его заведения.

Мои внутренности вот-вот превратятся в желе. Виски ни при чем, виноват, скорее, Девон, хотя мой интерес к нему ближе к любопытству. Пусть он и горячее газовой горелки, наша с ним дружба на настоящую дружбу не тянет… Мысли у меня путаются, мозг сбоит: в этом моторе работают не все цилиндры. Мы просто знакомые, если нужно точное определение. Когда он на меня смотрит, я сознаю, что твердо принадлежу к категории «сестра Елены, жены моего лучшего друга, поэтому я обращаюсь с ней дружелюбно».

Это не мешает мне отдавать должное его точеному профилю и темно-зеленым глазам в обрамлении густых черных ресниц. В нем все шесть футов три дюйма роста, и все это великолепие до совершенства натренировано усердными занятиями в спортзале, черная футболка обтягивает рельефные мышцы, грудь колесом, талия узкая, ноги длинные, последний штрих на картине – выцветшие кроссовки. На одном запястье у него «Ролекс», на другом черный кожаный браслет. Наполовину он цивилизованный человек, наполовину сорванец с уклоном в упадничество.

Его кожу покрывает приятный загар от долгого пребывания на солнце, резко контрастирующий с моей молочной бледностью. Он темный шатен, но некоторые локоны его густой шевелюры окрашены в синий цвет, длинные передние пряди зачесаны назад, но по бокам череп почти наголо выбрит. Он употребляет больше средств для ухода за волосами, чем я. При нашем знакомстве в феврале его голова была залита гелем, пряди имели фиолетовые кончики; прическу он меняет чаще, чем любая девушка в моем окружении.

В мочках ушей он носит бриллиантовые сережки, и это еще одно наше с ним различие. В восемнадцать лет я позволила дыркам в моих мочках зарасти и с тех пор ни разу ничего в них не вставляла. Его руки сверху донизу покрыты татуировками – розами и порхающими бабочками голубой и золотистой масти. Мне нравится, даже очень. Я взволнованно тереблю жемчуг у себя на шее.

– Жизель? – звучит оклик.

Мне стыдно оттого, что я так на него таращусь. Я виновато ищу относительно умный ответ. Что с тобой, Жизель, ты же пишешь диссертацию по физике! У тебя внушительный арсенал слов. Скорее скажи ему, что Родео – не твой вариант.

Но в голову лезут только воспоминания о нашей последней встрече. Дело было в субботу, на свадьбе Елены и Джека, где он был распорядителем, а я – подружкой невесты. Серый костюм сидел на нем так, что трудно было не пускать слюни; ткань этого костюма была до того мягкой, что, взяв его под руку, я до крови прикусила губу. Его пальцы касались моих дольше, чем требовалось, или мне только показалось? Он, скорее всего, вообще ничего не заметил: просто со всей добросовестностью выполнял свои обязанности на свадьбе. Но во мне его взгляд прожег дыру. Это был неотразимый взгляд, длившийся целых десять секунд. Одно из двух: или у меня на носу вскочил огромный прыщ, или ему всерьез понравилось то, что он увидел. Пока мы шествовали по проходу к Джеку и Елене, я спросила – робким шепотом, ну и что с того? – хорошо ли он себя чувствует. Последовал скупой и резковатый ответ, что он в порядке, – странно, ведь Девон совершенно не сварлив.

Позже, сидя одна в своей квартире, я все разложила по секундам и пришла к заключению, что его пристальный взгляд объяснялся моим позорным линялым видом в Еленином платье без бретелек. Я предупреждала сестру, что моей груди не хватает объема, чтобы это платье сидело прилично, но переубедить не смогла.

Правда, стоя в церкви рядом с сестрой, произносившей положенные слова у алтаря, я не могла не думать о Девоне. Влечет ли его ко мне? Ко мне? В такое невозможно было поверить.

Ясность наступила в тот момент, когда появилась супермодель – та, с которой у него была назначена встреча. На меня он больше не смотрел.

– О Господи! Вы же… вы же… Девон Уолш? Я ваш преданный болельщик еще со времен ваших игр за Огайо! У меня на стене до сих пор висит ваша футболка…

Таково содержание визгливой тирады Родео, бросившегося к звезде американского футбола.

На бегу он задевает меня плечом, моя рука соскальзывает со стойки, мне грозит падение, и я опять ударяюсь о соседа, сидящего на табурете рядом. Он оглядывается, бормочет что-то вроде «кажется, я вас знаю», горлышко его пивной бутылки проезжает по моей щеке.

– Боже! Вы в порядке? – Сосед пытается меня поддержать, но поздно.

– В полном порядке! – отзываюсь я, размахивая руками в отчаянной попытке сохранить равновесие на скользкой плитке. Время замирает. В конце концов мое тело подчиняется закону тяготения – слава тебе, Ньютон! Я падаю вперед, колени звучно ударяются о пол.

И, главное, происходит это перед глазами самого сексуального жителя Нэшвилла!

Что это, если не проклятие дня рождения?

2
Жизель

– Ты как? – интересуется Девон, прикладывая к моей правой щеке пакетик со льдом. Жмурясь от холода, я подношу к лицу руку, наши пальцы на мгновение соприкасаются, он убирает руку, позволяя мне самой прижимать к щеке лед. В животе у меня порхают бабочки – так действует нервный импульс от его прикосновения. Я глотаю слюну с надеждой продлить это чувство. Что поделать, если он такой сногсшибательный парень! Он не считает меня привлекательной – ну и ладно.

– Порядок! – отвечаю я с деланой жизнерадостностью. Если честно, голова болит, но я не уверена, что это от падения, – возможно, дело в голоде.

Я сижу за столиком в VIP-зоне клуба «Рейзор» – на огороженной территории в глубине помещения. Посетителей здесь почти нет, не считая горстки болельщиков около телевизора в углу. Надо понимать, что наплыв людей начинается здесь гораздо позже. К счастью, гремящая в клубе музыка здесь почти не слышна.

Девон возвышается надо мной. Чтобы заглянуть мне в глаза с целью проверить, не мутный ли у меня взгляд, ему приходится сесть на корточки. Я не могу не реагировать на исходящий от него пьянящий мужской запах дорогого одеколона, в котором угадывается летний морской бриз.

– Лихо ты грохнулась! Ладони и колени целы?

В такой близи золотые вкрапления в его глазах мерцают, как искры, на фоне бархатной лесной зелени радужки. Какой сексапильный, притягивающий, бездонный взгляд…

Хватит нанизывать эпитеты, Жизель!

– Ударилась, конечно, а так ничего.

– Завтра может появится пара синяков. Принести еще льда?

– Нет, спасибо, – я бы предпочла забыть о случившемся. Неприятное ощущение – барахтаться в смущении.

Он на долю секунды дотрагивается до моего колена.

– Когда ты на меня рухнула, я отпрянул, инстинктивно готовясь к подножке, – бормочет он.

– Меня качало между тобой и соседом по стойке. Куда еще мне было деваться?

Я представляю себя на четвереньках, упершейся в пол ладонями, чтобы не удариться об него лицом. Девон поднял меня, аккуратно держа за локти, потом приказал Эйдену, своему товарищу по команде – это и был мой сосед по стойке – принести из кухни лед. Не обращая внимания на танцующих, он отвел меня в VIP-зону. Я бы не удивилась, если бы он отнес меня туда на руках – зря, что ли, любовные романы переполнены такими красивыми сценами?

– Вон ты какой здоровяк! Одной мне тебя не опрокинуть, – продолжаю я возражать со слабой улыбкой. – Чтобы поставить тебе подножку, мне бы пришлось схитрить. Например, залезть к тебе в шкаф и неожиданно выпрыгнуть оттуда в темноте. Ты открываешь дверцу – а там я, прячусь в страшной маске среди твоих модных рубашек. – Я улыбаюсь, игнорируя боль. – Какой маски ты бы сильнее всего испугался? Фредди Крюгера? Майкла Майерса?

Он грустно усмехается.

– Меня пугают акулы. Ужас, какие у них зубы! Когда я в детстве смотрел «Челюсти», меня от страха выворачивало.

– Берегись, скоро я за тобой приду, – говорю я.

– Сперва тебе придется проникнуть ко мне в пентхаус. С частным лифтом это проблематично.

– Не стоит недооценивать упорство южанки, преследующей свою цель, – предупреждаю я его со смехом.

Я знаю, где он живет. Никогда там не была, и все же…

Он выпрямляется и снова богатырски возвышается надо мной.

– Мгновенное выздоровление! Тебе полезно падать на четвереньки. Знаю, я всегда так действую на женщин.

Я так закатываю глаза, что становится больно. Не помню, упоминала ли я его нахальство.

– Правда, из этого правила есть одно исключение – ты, – оговаривается он. – Тебя ничего не смутит.

Ну-ка, ну-ка… Что такое он говорит?

Я напрягаюсь, пытаясь расшифровать услышанное. Кажется, до меня дошло: он причислил меня к той же категории, что и все остальные. Мне должно быть все равно, но почему-то мне больно это слышать.

Я нервно сглатываю.

– Точно, это обо мне. Меня ничто не смутит: холодна, как лед.

Он недоуменно морщит лоб.

– Подожди, я совсем другое имел в виду…

– Не надо, я все поняла. Лишена эмоций, практически робот. Непробиваема. Забывчива. Невосприимчива к мужской сексуальности.

Он склоняет набок голову и складывает губы трубочкой, как будто погружается в раздумья, потом сует руки в карманы джинсов – так он показывает, что ему не по себе. Уж я-то знаю – в наблюдательности мне не откажешь.

– Таких мыслей у меня не было. Я хотел сказать совсем другое: что ты не такая, как другие девушки… Ладно, проехали, – он открывает рот, закрывает, ничего не добавив, потом все же произносит: – По-твоему, я сексуальный?

– Ну, знаешь ли… Нет.

На его лице ничего не прочесть.

– Тем лучше.

– Для меня ты староват.

Он фыркает, я не могу удержаться от улыбки, видя его удивление. Все-таки мне удалось задеть его за живое.

– Мне двадцать восемь, а ты что думала? Четыре года разницы – разве это много? – он ерошит себе волосы, но это не делает их менее сексуальными: в темно-шоколадной копне по-прежнему мерцают синие огоньки. Черт бы его подрал, он красавчик, как ни старается это скрыть.

Я заставляю себя безразлично пожать плечами.

– Возраст неважен, главное – быть моим человеком. Требований три: учебники, твид, застенчивость. А теперь полюбуйся на себя: от тебя за милю разит рок-звездой.

И, конечно, губы. Я бы целую книгу посвятила его губам нежно-розового цвета, роскошному контрасту между ртом и суровыми скулами, пухлой нижней губке, глубокой V-образной выемке на верхней.

– Умница! Держись подальше от таких, как я, красотка, – он ослепляет меня своей фирменной улыбкой. Мы с ним, без сомнения, друзья. «Красотками» он кличет всех, включая мою мать и тетю Клару.

– Ммм… – я неуверенно киваю.

– Ковбой – твой кавалер? Он остался где-то там, когда я повел тебя сюда. Могу за ним послать.

Он делает шаг от меня, как будто и впрямь готов отправить кого-нибудь за Родео. Я издаю стон.

– Только не это! Я больше не смогу провести с ним ни одной минуты.

Он опускается рядом со мной на корточки. Теперь расстояние между нами гораздо меньше, чем в прошлый раз. От него так и пышет напряжением.

– Он позволил себе что-то неподобающее?

Я кусаю губы, опускаю глаза, купаясь в искренности его хриплого голоса. Ах, Девон, Девон… Внешне он, может, и заносчивая суперзвезда, так надо для его команды «Нэшвиллские Тигры», но под этой оболочкой бьется доброе сердце, и, когда он говорит мне приятные вещи, внутреннее чувство подсказывает мне, что дело тут не в том, что я особенная. Он пришел бы на выручку любой девушке.

– Просто он… – козел он, и дело с концом! Я познакомилась с ним на приложении для знакомств. Решила, что, раз он любит страусов эму, у нас есть тема для беседы, – я поднимаю на него глаза, пытаясь донести до него свою логику, но он пока что только хмурится. – А он взял и потянулся к моему ожерелью. Никому нельзя касаться бабушкиного жемчуга! – Я трогаю нитку жемчуга у себя на шее, приподнимаю ее, провожу по ней губами.

– Что еще он натворил? – грубовато спрашивает он, переводя взгляд с ожерелья на мои губы. Как жаль, что на них нет помады!

Я поправляю пакет со льдом, морозящий мне щеку, стараясь унять разошедшееся сердцебиение. Вдруг ему слышно, как отчаянно колотится мое сердечко?

– Он заговорил о «перевернутой ковбойше». Кому-нибудь другому, может, и можно, но только не ему…

Опа! В Девоне есть что-то такое, что развязывает мне язык. Или все дело в виски? Не важно. Главное, речь шла о не вполне приличной позе. Для нее женщине нужны сильные ноги. Я почти ежедневно бегаю и, может, смогла бы так повисеть… Где бы располагались при этом мои руки? Сзади, на его бедрах, или впереди, для равновесия? Так или иначе, я бы не смотрела на партнера, так что обойдемся без намеков! Свободные руки – инструменты наслаждения. Решено, «перевернутая ковбойша» – лучший вариант, приоритетный выбор Жизель!

– Что-то ты раскраснелась, Жизель. Ты хорошо себя чувствуешь?

Я откашливаюсь, гоня прочь скабрезные картины.

– Здесь жарковато.

– Ну, так сними пиджак, – советует он. – Я потею от одного взгляда на тебя.

Тогда я откладываю пакет со льдом, расстегиваю блейзер, снимаю и кладу на столик. И только теперь замечаю, до чего влажна моя шелковая блузка. Она выразительно облепила мой маленький бюстгальтер, но есть и хорошая новость: теперь я наслаждаюсь прохладой. Я расстегиваю три верхние пуговки, развожу в стороны эфемерные отвороты.

– Так гораздо лучше! – Я со стоном вынимаю из волос маленькие металлические заколки и выкладываю их на столике аккуратным рядком. Массирую себе голову, с наслаждением распутываю свалявшиеся космы. – Теперь еще позвать бы Криса Хемсворта, чтобы ноги мне помассировал, и день можно будет считать сносным, – я скидываю надоевшие туфли, шевелю пальцами.

– Разве он не женат? – бормочет Девон. Я поднимаю голову (раньше я давала ей отдых, запрокинув на подголовник кресла) и внимательно смотрю на него. Он отступил на шаг назад и трет себе затылок. Встретившись со мной глазами, он отводит взгляд от моей блузки.

– Разве что в другой вселенной, – рассеянно бросаю я. – Как-нибудь в другой раз я поделюсь с тобой своими соображениями о множественности вселенных. В одной из них голливудский актер вполне может быть моим мужем, и у нас с ним десяток детей…

– Час от часу не легче! – он смеется, и я таю.

– Во вселенной «Жизель и Крис» он не в силах от меня отлипнуть, и мы размножаемся, как кролики на виагре. И, кстати, никакая он не кинозвезда, он архитектор, мы с ним обитаем в построенной им для меня вилле во французских Альпах. Я дни напролет изучаю темную материю, пеку печенье и вяжу детскую одежку. Что до моих ночей, то они полностью посвящены ему.

Он кривит губы.

– А где в этой вселенной располагаюсь я?

Я подпираю рукой подбородок.

– Ты – молоденькая девушка, работаешь в кафе Cinnabon, обожаешь магические браслеты, жвачку и розовые береты. По выходным в тебе берет верх твое тайное нутро, и ты вылезаешь из спальни через окно, чтобы малевать на рекламных щитах исполненные тайного смысла граффити.

Он реагирует улыбкой до ушей, очень идущей к его пухлым губам. Эффект сногсшибательный: у меня перехватывает дыхание.

– Вот это воображение, зайка! Я потрясен.

Я краснею.

– Моя хаотичность сводит с ума моих близких, – помолчав, я выпаливаю: – Никак не решу, какое у тебя будет прозвище: Корица или Розочка. Твои предложения?

– Оба не подходят. Я откликаюсь только на Отморозка.

– Тогда, может, Зануда?

Девон пристально на меня смотрит.

– Вернемся к знакомству по Интернету. Моя кузина Селена однажды рискнула и еле сбежала из машины своего нового знакомого. Рискованное дело!

Я вздыхаю, уже скучая по нашей безответственной болтовне. Знал бы он об особенности еще одной моей вселенной: в ней он ублажает меня на раковине в ванной. Он самый – до чертиков сексуальный, с обнаженными надувшимися мышцами. Я при этом – просто девчонка, подобранная им на обочине, беглянка, спасавшаяся от грубияна-жениха. На мне замызганное подвенечное платье, волосы у меня длиннющие и почему-то розовые, на носу очки – это обязательно, в любой вселенной я должна выглядеть умницей. С того момента, как я прыгнула в его «Мазерати», он изнывает от вожделения; привезя меня к себе, он делает меня своей. Внутренне я себя корю. Неудивительно, что у меня не все ладно с учебой: я слишком отдаюсь мечтам, факты – не моя епархия. А факты – упрямая вещь: нет такой вселенной, где мы с Девоном были бы вместе.

1.ЦЕРН – Европейская организация по ядерным исследованиям.