Грань Жизни и Чуда: Мираж

Я крепко спал, пока не почувствовал, как кто-то настойчиво тормошит меня за правое плечо. Открыв глаза, я увидел белокурую стюардессу с обеспокоенным выражением на прелестном личике.

– Проснитесь, пожалуйста, – голос у неё был тихим и в тон взволнованным, сероватым глазам, слега испуганным. Она лихорадочно застегивала на мне ремни безопасности.

– Что случилось? – Я никак не мог придти в себя после долгого сна и её действия, относительно моей безопасности, казались мне слегка излишними.

– Мы попали в зону турбулентности, – бросила она мне короткий ответ и поспешила помочь следующему пассажиру, очень толстому мужчине в твидовом пиджаке. Он пыхтел и никак не мог натянуть на себя ремни безопасности. От натуги, у него даже лицо побагровело. Стюардесса одним ловким движением помогла ему закрепить их и, не дослушав слов благодарности, поспешила в кабину пилотов.

Я зевнул, провожая её взглядом. Сон ещё не спешил отпускать меня, но вибрация сидения, где я сидел уже больше нескольких часов, медленно и верно отрывала меня от дрёмы. Я слегка тряхнул головой. Мне было всё равно, что твориться вокруг. Но делать было нечего. И… лениво уставившись на пластмассовую панель сверху, я начал прислушиваться к витающим в салоне звукам. А вокруг… стоял невообразимый шум. Пока я спал, смеси звуков, состоявшие из взволнованных голосов пассажиров и шума турбин, меня не беспокоили. Теперь же, я начала раздражаться. Шум, действительно, стоял до не приличия громкий. Подумаешь! Небольшие завихрения воздуха в облаках. Турбулентность. Я сотни раз летал на самолётах и никогда не испытывал страха. Меня никогда не беспокоило, что может произойти авиакатастрофа, что я могу разбиться, что самолёт летит на невообразимой высоте. И это. Ой, как страшно! Нет, это не про меня. Про кого угодно. Только не про меня. Но всегда, на рейсах, которые я выбирал, были те, кто испытывал страх. Паникёры! Люди боялись легкой встряски и даже малейшего шороха в салоне. И в такие моменты, я всегда слышал нервные перешептывания, плач – чаще всего детей, иногда, правда, и взрослых, вскрики и… бессмысленные мольбы. Был ещё нескончаемый свист потока воздуха, обтекающий корпус самолета. И в зависимости от модели летательного аппарата, он был тише или громче. Но, что удивительно, здесь, из-за нескончаемого гомона, его вообще не было слышно. Лишь легкая вибрация и периодическое встряхивание от воздушных ям. И это, немножко было необычным, странным…

Я откинулся на сиденье и закрыл глаза, в предвкушении возврата в страну снов. Самолет затрясло сильнее, кто-то из пассажиров предсказуемо вскрикнул, я же улыбнулся себе самоуверенной улыбкой. В салоне выключился свет, зарыдал младенец. «Даже поспать не дадут», – подумал я и чтобы, как-то отвлечь себя от окружающего гвалта, решил послушать музыку. Пошарив в карманах, я через пару секунд держал в руках плеер и беспроводные наушники. Недолго думая, я заткнул ими уши и нажал кнопку «Play». Шум и гам остались снаружи, со мной теперь была музыка, и можно было немножко расслабиться. В уши ударил мощный, тяжёлый рок. В последнее время финские группы удивляли и радовали. Гитара, синтезатор, скрипка и прочие музыкальные инструменты, витиеватыми, сложными звуками слились в одну прекрасную мелодию и заиграли у меня в голове. Затем последовал голос солистки группы. Голос у нее был высокий и красивый. Просто божественный, как у оперной дивы. Да, музыка группы, которую я слушал, была неповторимой и имела, кажется, стиль нью эйдж. Я, в буквальном смысле слова, наслаждался их творением. Мне было приятно слушать, как в их музыке, старинные мотивы смешиваются с современными. И этот микс из прошлого и настоящего, переносит меня из обычного мира в другой, в волшебный, воображаемый мир. В мир моих старых грёз и мрачных фантазии.

Я начал неразборчиво напевать мелодию себе под нос, но самолёт тряхнуло ещё раз, на этот раз ощутимее и сильнее. У меня из ушей выпали наушники и упали на пол. Я выругался про себя. Вот досада, теперь нагибайся и поднимай! А с ремнями безопасности не сильно подвигаешься. Я начал обшаривать взглядом пол в поисках минигарнитуры и поразился. Он был весь усыпан песком. «Что за чудо? Откуда здесь столько песка?» – недоуменно подумал я и огляделся по сторонам. Надо было найти того, кто даст ответ на мой вопрос. Я повертел головой в поисках стюардессы и улыбнулся. Вот она! Гибкий, стройный силуэт показался из кабины пилотов. Лицо у неё было бесстрастным, каким следует быть у профессионалов, знающих свое дело, но в серых глазах всё ещё читался испуг.

– Простите! – Я постарался перекричать гомон испуганных голосов. – Как вас зовут? Подойдите, пожалуйста!

Стюардесса вопросительно посмотрела на меня.

– Как вас зовут? – повторил я вопрос.

– Мария! – она тоже повысила голос и поспешила в мою сторону, – вам что-то нужно?

– Нет, Мария, мне ничего не нужно! Просто скажите. Откуда здесь песок?

Самолёт начало трясти чаще и сильнее и даже пару раз швырнуло из стороны в сторону. Я увлёк Марию к себе и как раз вовремя, иначе бы на неё упал большой металлический кейс. За кейсом из багажных шкафчиков на нас посыпались другие вещи: рюкзаки, сумки, коробки. Свет то включался, то выключался. Пассажиры начали паниковать. Шум в салоне усилился.

– Спасибо! – поблагодарила Мария, вставая с моих колен.

Она была немножко сконфужена, что я её спас, щеки покрыл легкий румянец, но, не подавая вида, она старалась держаться на ногах и улыбаться. А ситуация с турбулентностью, тем временем, усугублялась. Пол в салоне начал ходить ходуном. И дальше, только хуже. Кабина пилотов вдруг неожиданно распахнулась. Из открывшейся двери на нас налетел сильный поток воздуха, неся с собой пыль и песок. Послышался оглушающий скрежет металла. Далее: жестокий, предвещающий гибель удар. Самолёт сам собой начал разваливаться на куски! Мария, вскрикнув, схватила меня за руку. И снова, за секунду до смерти. Хвост и основная задняя часть корпуса самолета с громким, металлическим треском отделились и исчезли. И это я заметил только потому, что сзади внезапно ударил яркий, дневной свет. На моих глазах, ряд кресел с пассажирами унесло в образовавшуюся дыру и их испуганные, душераздирающие вопли, потонули в шуме ветра. Я открыл и закрыл глаза, начал паниковать. Но нужно было сохранять ясность ума. Хотя бы ради других. Мария, крепко, стараясь не улететь вслед за несчастными, держалась за мою руку и подлокотник кресла. И я, пытаясь изо всех сил не сорваться и не поддаться губительному воздействию, творящегося вокруг хаоса, начал медленно подтягивать её к себе.

– Ну же! Держитесь!

Окошко, которое моя соседка, пожилая женщина задернула перед взлётом занавеской, разбилось под действием деформирующегося металла. На нас полетели осколки. Но, не смотря на то, что одна из них поцарапала мою щеку, мне удалось удержать руку Марии. Правда, меньше повезло соседке. Очень большой осколок вонзился ей в правое плечо. Пожилая женщина громко вскрикнула. Её одежда начала окрашиваться в красный цвет. А тут ещё и песок, который так и норовил попасть в глаза и ослепить. Тем временем, разрушение того, что осталось от самолета, начало переход в финальную стадию. Над нашими головами пробежала трещина, и часть корпуса самолёта, где располагалось несколько рядов кресел и кабина пилотов, оглушительно треща, начала отделяться от нашего ряда.

Чувствуя, как смерть почти дышит в лицо, я начал корить себя за легкомысленное отношение к перелётам. Впервые в жизни меня сковал нечеловеческий страх. Стюардесса что-то кричала, но из-за сильного шума я ничего не слышал, только мёртвой хваткой держал её за руку и, напрягая все силы, пытался подтянуть её к своему креслу. Судя по тому, что соседка рядом не двигалась, она, либо потеряла сознание, либо ещё хуже, умерла. Наконец, мне удалось подтянуть Марию к себе и кое-как усадить на оставшееся свободное место на своем кресле. Для этого, мне пришлось расстегнуть ремни безопасности, и на какой-то миг, мы оба оказались в опасности перед сильным потоком воздуха. За долю секунды нас могло унести в зияющую дыру света и вихря. Трещина же, за те секунды, что я был занят спасением девушки, расширилась ещё больше, остов самолета, где мы отчаянно цеплялись за жизнь, яростно швыряло из стороны в сторону. Шум от скрежета металла стоял невыносимый. Мария, каким-то образом, не смотря на пыль и песок, заполнявший пространство, умудрилась закрепить нас обоих ремнями безопасности. Волосы у неё растрепались, она закрыла лицо ладонями, чтобы пыль не могла попасть в глаза. Я же, часто моргал. Голова пожилой женщины безвольно скатилась мне на плечо. Слава Богу, она была жива. Правда, при текущем положении, всего на пару секунд, если не больше. Губы её слабо шевелились. Она что-то бормотала себе под нос, но из-за беспрерывно бьющего в нас потока воздуха с песком, ничего не было слышно. Между тем, трещина увеличилась настолько, что можно было видеть, что творится снаружи. И зрелище это было ужасающим и захватывающим дух, одновременно. Треск, ещё раз треск, затем скрежет рвущегося листового металла и передняя часть остова самолёта окончательно отделилась и улетела ввысь. Я с ужасом, насколько позволяли песок и пыль, щурясь, огляделся. Было не понятно, где земля, а где небо. Кусок корпуса, где я, Мария и ещё несколько несчастных пассажиров этого злополучного рейса цеплялись за секунды своих жизней, кидал из стороны в сторону огромный смерч, состоящий из песка и редких лиловых молнии. Нас кружило и швыряло, вертело, подбрасывало то верх, то вниз. Безумно звучит. Но не находись я в таком ужасном, смертельном положении, меня бы это, возможно, позабавило. Но когда знаешь, что гибель неминуема и ничто и никто не сможет тебя спасти, время думать о чём-то вообще кажется бессмысленным. И поэтому, я просто закрыл глаза и решил безропотно ждать удара корпуса самолета о землю или того, что меня вырвет из сидения или вместе с сидением и дальше придет мой окончательный, бесповоротный конец.

Но… меня потрясли за плечо, и я увидел улыбающееся лицо Марии. Наверное, у меня на лице остались отпечатки страха, последствия кошмарного сна, при виде которого улыбка на губах стюардессы сразу же исчезла, как исчезают лепестки закрывающейся на ночь лилии. Она посмотрела на меня с озадаченным взглядом на сероватых глазах и еще более взволнованным голосом, спросила:

– Как вы себя чувствуйте? Вам нездоровиться?

Я заставил выдавить из себя нечто подобие улыбки, чтобы успокоить её.

– Нет. Со мной все в порядке. Мне просто приснился кошмар.

– Надеюсь не авиакатастрофа?

– Нет. Не авиакатастрофа.

– Может вам что-нибудь принести? Через пятнадцать минут самолет будет в Каире. Время есть.

– Можно апельсиновый сок?

– Можно. – Улыбнулась она. – Я его вам сейчас принесу.

Стюардесса ушла. Я закрыл глаза, чувствуя, как липкие пальцы кошмара нехотя покидают мой разум. Я глубоко вздохнул, пытаясь представить в воображении легендарную столицу Египта, но перед моим взором вновь предстал песчаный торнадо и я, как будто наяву, вновь ощутил на лице колющие удары мелких песчинок. Я поспешил открыть глаза и начал мысленно уверять себя, что это всего лишь сон. Да, это всего лишь дурацкий сон. Мария принесла сок и грациозной походкой удалилась в сторону кабины пилотов. Но песчаный торнадо, кошмарный сон, насколько бы он ни был далёким и нереальным, остался.

Как она и обещала, мы сели в аэропорту Каира ровно через пятнадцать минут. Меня слегка огорчило, что я не сидел возле окошка и не увидел великолепный древний город с высоты птичьего полета. Всё зрелище досталось моей пожилой соседке, которая чуть не воткнула спицу себе в глаз, засмотревшись на тусклые, утренние огни столицы Египта. Мы так долго летели из Казахстана в Египет, а точнее из Астаны в Каир и всё зрелище досталось этому божьему одуванчику.

Было ровно шесть утра, когда я вошёл в двери величественного здания аэропорта города Каира. Люди сновали туда-сюда в какой-то безумной спешке. Толкая друг друга, они даже не извинялись, а шли дальше, по пути выпивая литры энергетического напитка и кофе в бумажных и пластиковых стаканах. Я же, забыв о полусонном состоянии своего организма, во все глаза смотрел на великолепную конструкцию здания Каирского аэропорта и, заразившись царящей безразличностью окружающих, не обращал внимания на частые толчки и наскоки других пассажиров и работников здания. Всё мое внимание было приковано только к высокому потолку, большим величественным балконам, бесчисленному количеству лестниц и эскалаторов, огромным залам, бесконечно длинным коридорам и огромным окнам этого прекрасного здания. Налюбовавшись архитектурным чудом столицы Египта и вдоволь набив память зрелищем из бетона, стекла и металла, я вышел на улицу, чтобы поймать такси и снять номер в ближайшем и недорогом отеле.

Но! Простое на слово действие, оказалось несколько сложным. Людей, ловящих такси на улице, оказалось так много, что мне пришлось, чуть ли не драться за удобство пропахшего никотином и бог знает ещё чем, задним сидением наёмного транспорта.

Я знал, что аэропорт столицы второй по загруженности на материке, но не думал, что и с такси у них так же. Но драка! Это отдельная тема. Я знаю много языков и хорошо говорю на английском и немецком, но я и предположить не мог, что меня спасет в подобном случае – отборный, русский мат. Так получилось, что мне, наконец, повезло. Передо мной остановилась машина, но только я притронулся к ручке задней дверцы, как какой-то наглый индус, открыв багажник пойманного мной транспорта, начал запихивать туда свой необъятный чемодан. При этом, что-то тараторя мне на своём непонятном языке.

– Простите, сэр, вы что творите! – Моему возмущению не было предела. – Уберите свой багаж, я первый подошел к машине!

Индус или индиец, кому, как удобно, в наглую, не обращая на меня никакого внимания, между тем, подошел к таксисту и без зазрения совести, стал ему объяснять маршрут своей поездки. Тут-то я не выдержал. Наглость есть наглость. И в случае со мной, оно не должно было стать для хамоватого индийца вторым счастьем. Недолго думая, я подошел к багажнику и вытащил чемодан своего новообретенного врага. Тот, заметив, что я делаю, с криком и с кулаками бросился на меня, но… простой бросательный рефлекс и багаж полетел прямо на хозяина. То, что случилось дальше, не делает мне чести. Далее, я во все горло стал проклинать и материть его. При этом, используя самые последние слова, которые только попадались мне на язык. Я прижал его чемоданом к земле и уже готовился нанести удар кулаком по его перекошенной от гнева физиономии, но…

– Друг! – Таксист, смуглый и пожилой мужчина смерил меня широко открытыми от удивления глазами и призывно махнул рукой. Он говорил на русском языке. – Я думал ты японец или там… китаец, а ты наш, оказывается. Садись в машину. Пусть этот «Танцор Диско» ловит себе другого рикшу. Поехали!

Два раза меня не нужно было просить. Резко закинув в машину свой черный рюкзак, единственный мой багаж, я юркнул вслед за ним на заднее сидение моего первого наёмного транспорта в Каире и облегчено вздохнул. Таксист же, быстро крутанул руль, и мы выехали на оживленную дорогу, ведущую в старую часть города.

– Спасибо! – Гнев и злоба всё еще кипели в крови, и так получилось, будто я выдохнул эти слова.

Таксист улыбнулся и посмотрел в одно из боковых зеркал. Улыбка его стала ещё шире, когда на запыленном зеркале отразился разъяренный, как он выразился – «Любимый Радж».

– Я думал, ты уступишь, – не сводя с дороги глаз, сказал он.

– Он первый начал. Я, конечно, не горжусь тем, что сделал. Но нужно же быть хоть каплю человечнее, не отбивать чужое такси.

– Согласен. – Кивнул водитель. – Тем более, я остонавился на твой палец верх. Всё честно. Чанду воришка получил по заслугам.

И тут меня, как молния ударила.

– Блин! Вдруг он донесёт?

– Не донесёт! Не парься. Тебя он не знает, меня тоже…

– А видеокамеры? А вдруг он номер вашей машины запомнил? – Невольно запаниковал я.

– Нет там видеокамер, а если и есть. В местном полицейском управлении мой племяш работает, разрулит ситуацию. Так что! Не боись. А номера? А их трудно разобрать, они у меня всегда грязью облеплены. Так, на всякий случай.

Я посмотрел на часы, по Каирскому времени было уже без пятнадцати восемь. Перед зданием аэропорта, целая туча машин стремилась подрезать друг друга, но бывалый водила уверенно вёл своего железного желтого коня с черными шашечками, нигде при этом, не допустив ошибки. На улице стояла жара и невыносимая духота. И это в середине сентября. Воздух, загазованный выхлопами, звенел от громких сигналов и рычаний автомобилей. Проще выражаясь, дышать было нечем и впору было оглохнуть от бесконечно громкого шума. Я посмотрел на водителя и чуть наклонившись, сказал:

– Меня, пожалуйста, в какой-нибудь недорогой отель подкиньте, я здесь надолго не собираюсь задерживаться.

– Сделаем, – таксист снова улыбнулся, – хозяин – барин. Меня, кстати, зовут дядя Юра.

– Рад знакомству. А меня Ратмиром зовут. – Я протянул ему свою руку и он, не отпуская левой рукой руль, правой пожал мою.

– Здесь, по улице Аля Бена какого-то есть гостиница, недорогая и хорошая. Могу тебя туда подкинуть. Что скажешь?

– Сойдёт. А сколько ехать? – Я с интересом рассматривал город через тонированное стекло.

– Через минут двадцать, а может и пятнадцать, будем там, – сказал он, обогнав автобус с туристами.

Я задумчиво вперился взглядом на спинку его сидения и так, просто, невзначай спросил:

– А… если бы я оказался японцем или там… китайцем, вы бы взяли индуса?

– Нет! – Из-за шума с улицы, ему пришлось повысить голос. – Я бы взял более шустрого, дерзкого! Но ты мало того, что оказался шустрым, ты ещё и с Союза оказался. Поэтому, я взял тебя.

– Вы тоже родились в СССР? – Невольно улыбнулся я.

Он кивнул и, подрезав серый джип, ещё и успел показать неприличный жест обиженному водителю.

– Так с ними надо! А то сволочи, совсем обнаглели, на голову лезут. – Дядя Юра нажал на тормоз и, пропуская женщину с коляской на пешеходном переходе, добавил. – Если быть точнее, то я родился в Армении, в Ереване, в СССР.

– А почему вас дядей Юрой зовут?

– Вообще-то, зовут Юратом. Имя не армянское. Мамка так нарекла при рождении. Не знаю, откуда она его откопала. Хм… Только имя-то, не прижилось. Со временем Юрат превратился в Юру. Поэтому я – дядя Юра. – Таксист обогнал еще четыре машины, хваля себя вслух. – Ай да я! Прям, как в недавних гонках Каир-Дакар. А ты сам, по какой причине здесь?

Мне стало не по себе. Гонки по песку. Песочные кошмары. Песочные сны.

– Из-за этих самых гонок. Гонок Каир-Дакар. – Ответил я и тяжело вздохнул. – У меня друзья участвовали в ней на своем самодельном, гоночном автомобиле. Один исчез, пропал без вести, – язык не хотел поворачиваться, мне стало немного стыдно. Затеял драку возле аэропорта, забыл цель поездки, почти забыл, – другой сошёл с ума. Из-за них я и прилетел.

Дядя Юра посмотрел на меня сочувственным взглядом. Безусый, улыбчивый армянин. В фильмах их показывают в кепках таблетках, с широкими усами, и они разговаривают со смешным акцентом. Этот был совершенно другим. Акцента нет, усов нет, вместо кепки, бейсболка.

– Ты хороший друг, Ратмир. Не переживай. Из-за друзей дела бросил, приехал к ним на выручку. Не переживай. У них всё будет хорошо.

Здания, столбы, дорожные знаки, светофоры, машины, прохожие – затемненные тонированным стеклом автомобиля мелькали вокруг нас. Таксист не жалел машину и его нога не отпускала педаль подачи газа ни на секунду. Совершенно посторонний человек. Я смотрел на него и не мог принять его слов. И причин было много, очень много. Спасательная группа не нашла даже тела Азата, а Олег вообще, после того, как его отыскали среди знойных, песчаных барханов пустыни, вёл себя неадекватно. Из-за чего и угодил в дурку. Вряд ли он меня узнает при встрече. А если и узнает. Что мне делать? Как быть?

Я с самого начала был против. Против участия друзей в гонках. Идея совершить этот безумный подвиг, их вдохновил канал спорта, где по вечерам показывают шоу с гонщиками на опасных маршрутах. Бездумная и совершенно нелепая и гибельная идея. Почему они не послушались меня? Почему разум проиграл безумию? Я думал о них, и они стояли передо мной такие же, как и в тот день, когда я их провожал в аэропорту. Азат, высокий и худощавый, немножко светлый для азиата, но с добрыми, карими глазами. И Олег, тоже высокий, но пошире, чем Азат и из-за долгих посещении тренажерных клубов, накаченный блондин с серыми глазами, смотрящими постоянно куда-то вдаль.

– Спасибо, – я уже второй раз благодарил таксиста.

– Не за что! Приехали. С тебя пятьдесят пиастров. Я сегодня добрый.

Я вылез из машины, заменив тонированное стекло на затемненные линзы солнцезащитных очков. Передо мной стояло трехэтажное здание гостиницы персикового цвета, с большими, приветливыми окнами и огромной, двухстворчатой дверью. Вывеска над дверью гласила «Миср». Миср? Кажется, это было второе название Каира. Название, которое чаще употребляли коренные жители знойного города.

– Вот и гостиница. – Таксист забрал протянутые мной деньги и сев в машину, крикнул. – Удачи Ратмир!

– Спасибо! – Прокричал я уже в третий раз слова благодарности и, проводив взглядом удаляющуюся машину, поднялся по лестнице к расписанной сложными узорами двустворчатой, коричневой двери. За дверью начинался большой вестибюль, устланный большими квадратами, светло-серой напольной плитки. Закинув за спину рюкзак, я подошел к ресепшну, но портье там, почему-то не оказалось. На ресепшне стоял красивый, бронзовый звонок. Я не замедлил нажать на него, чтобы известить белые стены гостиницы о своем прибытии. Портье появился сразу же, не успел ещё мелодичный звон звонка утихнуть. Высокий, смуглый араб, одетый во всё белое, выскочил, прямо, как чёрт из табакерки, я даже не успел рассмотреть откуда. Он улыбнулся деланной, широкой улыбкой, показав мне все свои тридцать три зуба и блеснув желтизной своих резцов и клыков. Я опешил, затем овладев собой, спросил:

– Вы говорите на английском, а то мой арабский не очень хорош?

– Да! – Это слово он произнес без акцента, зато остальные. – Я говорить на английский.

– Очень хорошо! – Я искренне обрадовался, курсы самобичевания по изучению языков окупали сами себя. – Я хочу снять номер.

– Вы один? – Спросил араб. При этом, не переставая показывать мне зубы.

– Да. Я один. – Ответил я.

Портье открыл панель за своей спиной, которую я вначале принял за часть стены и показал мне висящие на декоративных, бронзовых гвоздиках ключики.

– Свободна три номера: двадцать первый, одиннадцатый и сорок второй. Какой вас устроить?

– Э-э-э. Выбор велик, давайте одиннадцатый. И… платить я буду карточкой. Вот, возьмите, пожалуйста.

Портье протянул мне небольшой, бронзовый ключ с биркой номер одиннадцать и принял мою платёжную карточку. Ресепшн был совершенно пустой, не считая звонка и мне было интересно наблюдать, как он выдвинул откуда-то из под него компьютер со специальной аппаратурой и высчитал у меня из карточки деньги на проживание в гостинице.

– Вот. Прошу вас. – Вернул он мне карточку обратно. – У вас имеется с собой багаж?

– Я налегке.

– Хорошо! – Кивнул он. – Абу вас проводить до вашего номера.

Я оглянулся, Абу уже стоял у меня за спиной. Щуплый, маленький человечек, также одетый весь в белое, возник из неоткуда. Гостиница явно была полна сюрпризов.

Он взял мой рюкзак и повёл меня в сторону длинного коридора, устланного светлой дорожкой с коротким ворсом и, повернув на разветвлении налево, привел меня к коричневой двери с номером одиннадцать, где вернул мои небольшой багаж. Когда я ему протянул чаевые, он улыбнулся мне одними лишь губами. Наверное, не научился ещё светить деснами и эмалью, как коллега на ресепшне и, повернувшись ко мне спиной, засеменил прочь по коридору. Нет, мне явно здесь начинало нравиться. Всё было исключительно в светлых тонах, ни картин, ни цветов, ничего лишнего, ни пылинки и служащие гостиницы не берут чаевых. Открыв дверь своего номера, я ожидал увидеть те же светлые тона, но натолкнулся на успокоительный зеленый цвет. Мебель, правда, была светло-коричневой, но всё остальное: кафель в ванной и уборной, занавески, пол, покрывало на кровати – практически всё было зеленного цвета. Я поневоле почувствовал себя в Ирландии, где этот цвет находится в большом почёте.

От усталости, перенесённого в пути – хотя я только и делал, что спал и сидел – я повалился на кровать. Рюкзак я бросил возле кресла. Мне нужно было собраться с мыслями. Обдумать дальнейшие действия ни смотря на отсутствие желания, вообще что-либо делать и тем более, шевелить извилинами серого вещества мозга.

Никто и ничто не смогло бы меня вытянуть путешествовать по миру. Тем более, спонтанно, без плана и подготовки. Я и на родине побывал лишь в нескольких областных центрах и чаще всего, проездом. Несколько раз летал на курорты Турции, с благой целью – просто отдохнуть. Но тут был иной расклад. Меня угораздило прилететь в столицу Египта. И всё из-за глупости моих приятелей детства.

Мне нужно было обустроиться в номере и затем обратиться в местное дипломатическое посольство, чтобы вытащить Олега из психиатрической лечебницы, куда он попал после долгого пребывания в пустыне. Но это после. Вначале нужно было навестить друга. Я задумчиво посмотрен на потолок. Голос по телефону, известивший меня о сложившейся ситуации, принадлежал девушке или женщине… я так и не разобрал. Она сказала мне, что встретит меня к двум часам дня, возле той самой психиатрической лечебницы, где содержался Олег, и продиктовала мне свой номер телефона, рассказав, как можно быстрее доехать до пункта назначения. Имя свое она мне не сообщила, лишь вкратце разъяснила, что являлась специальным агентом Азата и Олега в гонках Каир – Дакар. Вот и всё, что мне было известно в текущий момент. Хотя признаться, голос агента моих друзей был приятным и в нём слышались перезвоны колокольчиков что ли? Но это мне могло послышаться. Ведь разговор шел по телефону.

Я посмотрел на часы, у меня в запасе было больше четырех часов, и я должен был провести их с пользой. Для начала надо было принять душ и сменить одежду. С этой задачей я справился быстро, несмотря на усталость. Далее надо было закусить. Мой желудок с утра переварил лишь апельсиновый сок, в связи с чем, я заказал себе в номер завтрак: блюдо из трех жареных яиц, тостов, банки джема и стакана яблочного сока. Всё это мне принес Абу, опять же, быстро смывшийся при виде чаевых.

Без десяти два, такси привез меня к психиатрической лечебнице, расположенной по улице Рамзеса. Как и ожидалось, я приехал раньше времени и поэтому, меня никто не встретил. Спасаясь от палящих лучей солнца, я поспешил пройти под тень здания. Оделся я вроде по погоде, но всё равно страдал от жары. Летние джинсы и серая сорочка очень подходили друг к другу и прекрасно смотрелись с моими любимыми чёрными кедами. Только жалко, они совершенно не спасали от зноя. А совсем наоборот. Казалось, притягивали жару…

– Извините. Это вы Ратмир?

Я резко обернулся. Ко мне приближалась девушка, одетая в легкий, белый сарафан. Она была очень красивой. Глаза её скрывали большие, тёмные, солнцезащитные очки, а волосы, небрежно падающие на плечи, отливали красной медью. Немыслимо! Неужели я с ней разговаривал по телефону?

– Здравствуйте! – Поспешил я пожать её протянутую руку.

Она сняла очки и на меня посмотрели два тёмно-зеленных глаза.

– Меня зовут Джанна. – Улыбнулась она. – Рада с вами познакомиться. Ваши друзья мне многое о вас рассказывали.

– Взаимно. – Переступил я с ноги на ногу, а сам взволновано подумал: «Из-за такой девушки ни грех и рассудок потерять и… даже заблудиться в пустыне и окончательно заплутать среди песчаных барханов. Эх! Олег! Азат! Не Джанна ли виновница трагедии? Или всё же, ваше недалекое ребячество и вечная безрассудность?» – Я тоже безмерно рад нашему знакомству. И… у вас отличный русский.

– Спасибо. Я у мальчиков была переводчиком и агентом. Олег там, внутри. – Указала она на вход в лечебницу. – Пройдёмте туда…

– Хорошо. – Нервно улыбнулся я.

Я внимательно осмотрел передний фасад лечебницы. Он больше походил на здание филармонии или дома культуры, но точно не на больницу для душевнобольных. Перед зданием росли деревья, были разбиты большие, красивые клумбы с цветами. Не знай я точного адреса, проехал бы мимо. Мы зашли внутрь, миновав две большие, покрытые узорами колоны. Я ожидал, что внутри он будет так же великолепен, как и снаружи, но нас встретили унылые белые стены и потолок. Пол внутри здания был мраморный, белого цвета, с серыми прожилками. Сразу со входа, мы с Джанной попали в главный зал, откуда вглубь здания уходили четыре коридора, где сновали сотрудники лечебницы, одетые в стерильно-белые халаты и шапочки.

– Хм. Снаружи здание выглядит куда приятнее, чем изнутри. – Сказал я, поворачиваясь к Джанне.

– Да. Так и есть, – Кивнула она и сразу же добавила. – Нам нужно найти доктора Модеста.

Вежливо поприветствовав и улыбаясь, она остановила одну из медсестер и спросила её на английском:

– Доктор Модест. Нам нужен доктор Модест. Где его можно найти? Подскажите, пожалуйста…

Но, только медработница открыла рот, чтобы ответить на вопрос, как за нашими спинами послышались громкие шаги.

– В этом нет нужды. – Произнес низкий мужской голос на английском.

Мы с Джанной одновременно обернулись. К нам приближался человек, самый обычный из всех виденных мной людей. Черты его лица говорили, что он европеец, но было в нем что-то и восточное. Одет он был в костюм-двойку серого цвета и имел такого же цвета волосы на голове и бородку на подбородке.

– Здравствуйте, Джанна! Как у вас дела?

– Всё хорошо, доктор. – Джанна пожала его протянутую руку и сразу же представила меня. – Это мистер Нариманов, близкий друг Олега.

– Прошу вас. Зовите меня просто Ратмир. – Сказал я и также пожал его руку.

– Вот и хорошо. Меня вы уже знайте. – Улыбнулся он и жестом пригласил нас следовать за ним.

Он повел нас по крайнему коридору слева, на ходу отдавая указания на арабском языке. При этом, с нами он вёл беседу исключительно на английском языке. Судя по акценту, который звучал в его английском, доктор был из Франции. Это он подтвердил сразу же, как только мы вошли в его кабинет.

– Родом я из Парижа, и приехав в Каир раз, не захотел уезжать обратно, так и остался здесь, завёл семью, устроился на работу. Моя супруга тоже работает в этой клинике. С ней я вас познакомлю позже. Если представится случай. Главное в данный момент у нас – состояние вашего друга. Я вам, Джанна, отправлял сообщение о вчерашних наблюдениях, о том, что произошло. Вы в курсе о случившемся. А вам, Ратмир, я всё расскажу сейчас. Присаживайтесь. – Доктор указал на два белых кресла с низкими спинками, сам же сел в чёрное, с высокой спинкой и положил руки на стол, заваленный бумагами и папками. Окон в его кабинете не было, из мебели только стол, три кресла и два обычных стеклянных шкафа-стеллажа. «Как-то странно для доктора, работающего в таком заведении. Хоть бы картину повесил…» – подумал я и удобно устроился в кресле.