Loe raamatut: «Два рассказа»
«Сын»
Маша поняла, что «это» случилось сразу. Не то чтобы близость была какая-то особенная. Или дни она специально подсчитывала. Вообще нет. Она просто поняла и все.
– Покурим? – Виталик потянулся к тумбочке, чтобы добыть сигарету и зажигалку.
– Нет, – Маша улыбнулась и зажмурилась – Я теперь, наверное, бросать буду.
– Че вдруг? – он со вкусом затянулся и выпустил дым в потолок.
Маша открыла глаза, готовая произнести прекрасную новость, но посмотрев на мужа решила – нет, потом, позже, когда он точно поверит.
Виталик сделал еще одну затяжку, ткнул сигарету в пепельницу и встал.
– В душ сгоняю и спать, вставать завтра рано.
А Маша, проводив взглядом мужскую спину, откинулась на подушку, прислушиваясь к себе.
«Алешей назову, как дедушку-вахтера».
Детей Маша хотела сколько себя помнила. Скорее всего потому, что своей семьи, ну до встречи с Виталиком конечно, у нее не было. Орущий благим матом сверток нашли в парке. А внутри – она, тогда еще безымянная. И ни адреса, ни телефона.
В Детском доме, куда ее перевели из Дома малютки по достижению трех лет, ей больше всего нравилось играть в деревянную кроватку: туда можно было положить колченогого пупса, чтобы петь ему песню аккуратно покачивая неустойчивую конструкцию, норовящую завалиться на бок. Если бы у пупса были еще пеленки, распашонки и какая-нибудь сама простенькая бутылочка – Маша была бы счастлива окончательно и бесповоротно. Но чего нет, того нет.
Когда Маша немного подросла, она неожиданно сошлась со Светкой – высокой, костлявой и наглой девицей из старшей группы. Что именно главная задира нашла в тихой малышке было неясно, но Маше выяснять не хотелось, раньше в ее неприметной жизни друзей не было в принципе. Именно Светке Маша однажды и призналась, что ее самое заветное желание – завести ребенка. Настоящего, живого теплого малыша. Чтобы пеленать, и поить из бутылочки, и возить на прогулку в красивой коляске – как те женщины в парке по соседству. Мелким ходить туда не разрешали, но на то, что кто-то прилипал к прутьям, разглядывая счастливых мамочек, внимания воспитатели не обращали.
Хихикающая Светка, наклонившись к самому ушку нашептала Маше как именно делаются дети, отчего ушко из розового стало алым. А потом, цыкнув зубом, добавила: «Не ссы, это приятно. Но лучше, чтобы парень постарше был, чтоб знал, что делать. Ну и рожать конечно раньше лет двадцати не стоит. Зачем плодить таких как мы?».
Маша все сделала ровно так как научила подруга. Виталику было семнадцать, когда она – нежная пятнадцатилетняя кудрявая фея – разрешила себя поцеловать. Через год он выпустился в «большую жизнь» и переехал в крошечную, но все же отдельную, личную квартирку на краю города, и они стали встречаться в парке, церемонно гуляя за ручку между тех самых мамашек, которых Маша так любила разглядывать. А еще через два Маша сказала «да» и они, обменяв две микроскопические государственные жилплощади на одну более-менее приемлемую для жилья, там же и сыграли свадьбу, позвав Светку, ее бандитского вида хахаля, добрую нянечку Ироиду Михайловну и любимого всеми детдомовцами дедушку Алексея Никаноровича, всегда щедро одарявшего сироток мятными леденцами из железной коробки с французской надписью Monpensier на мятой крышке.
«Ну и ничего, что по возрасту я не дотянула, – подумала Маша, положив руку на свой плоский животик. – Тем более Светка говорила про рожать, а тут как раз все и сходится, через девять месяцев мне уже двадцать лет и два месяца будет».
В ответ на прикосновение в животе что-то булькнуло, и Маша удовлетворенно улыбнулась. Алеша не только там, он уже с нею общается!
Тест Маша сделала прямо на следующий день – однако к великому изумлению и, что уж скрывать, дикому разочарованию – на узенькой картонной палочке появилась только одна полоска. Но Маша эмоциям не поддалась и распотрошив заначку поехала в самую лучшую платную клинику в городе. Там то и выяснилось, что деточка есть, есть! Но размер эмбриона говорил о нескольких неделях, а никак не двенадцати часах, которые прошли с момента их с Виталиком любви.
