Loe raamatut: «Штурмуя небеса»

Предисловие

Все вы наверняка знаете, что в году 365 дней… 365 отрезков, состоящих из 24 часов, 1440 минут, 86400 секунд. И целая бесконечность мгновений… Каждую секунду в мире что-то происходит. Одни люди налаживают свои дела, другие теряют все свое состояние, одни рождаются, другие умирают. Кто-то сейчас уже проснулся, а кто-то только ложится спать. Кто-то встретил нового человека, а кто-то потерял лучшего друга. Одни моменты нашей жизни совершенно обычные, ничем не отличающиеся от других, а другие могут поменять нашу жизнь очень резко и, возможно, зло.

Это было самое обыкновенное февральское утро. Оно ничем не отличалось от других – дул холодный, колючий ветер. Серый снег все еще лежал на земле. Небо было затянуто светло-серыми облаками.

Набережная была пуста, лишь на пристани стояла девушка. Она, закутавшись в шаль, смотрела на противоположный берег реки. «Снег ночью будет, – думала она, смотря на облака, – как тогда…»

Самые обыкновенные дни оставляют в нашей душе как приятные воспоминания о каких-то событиях, так и гниющие шрамы. С тех пор прошло так много дней, недель, месяцев. Причем, самых обыкновенных. Пять лет назад все закончилось именно здесь, именно на этой пристани. Именно тогда, пять лет назад, она сделала свой выбор. Но правильный ли? Она до сих пор не знала. Но была рада, что все закончилось.

Глава 1

24 июля, 1942 г.

г. Ростов-на-Дону

Таня с презрением смотрела на проезжающие мимо нее машины, везущие в себе сотни, тысячи эсэсовцев. Ростов был оккупирован.

Таня должна была эвакуироваться вместе со всеми пару дней назад, но не успела. Все, кого она знала, успели уехать, а она нет. Она осталась в городе вместе с матерью. «Может, – думала она, – это и к лучшему. А вдруг Коля письмо пришлет, а меня не будет?»

Коля – ее старший брат, ушедший к партизанам. Она не видела его уже месяц, но знала, что с ним все в порядке. Это не первый раз – в 41 году Коля уже уходил к партизанам. И тогда она не видела его всего два месяца. Но тогда он вернулся к ней живой и невредимый, как и обещал. «И в этот раз вернется», – твердила она себе.

Коля заменял ей отца. До войны отец постоянно пропадал на работе – завод полностью забирал его у семьи. Сейчас его забрал фронт. За прошедший год она получила от отца лишь три письма. «Все в порядке. Не обещаю скоро вернуться. Позаботься о матери» – письма были почти одного и того же содержания. Менялись лишь места их отправки. «Хотя бы живой, и то радует», – вздыхала мать, читая письма.

Таня, поняв, что руки наконец отдохнули, взяла чемоданы и продолжила идти, недобро посматривая на немцев. Она должна была уехать пару дней назад вместе со всеми, но ее попросила остаться на денек ее подруга – Лиза Булавина. Она хотела, чтобы Таня проследила за тем, как из их квартиры увезут мебель. Увезти должны были на следующее утро, когда семья Булавиных уже должна уехать. И Таня по доброте душевной согласилась. Грузчики не приехали, мебель никто не вывез, а Таня не успела на свой поезд.

Вчера они с матерью снова попытались эвакуироваться из Ростова на последнем поезде. Но сначала их чуть не затоптали на вокзале, украли одну из материных сумок, а потом попросту не пустили к вагону, так что пришлось ночевать на вокзале. Как потом оказалось, вокзал захвачен немцами. Да и не только вокзал, а весь Ростов.

Мать, раздосадованная тем, что они не успели на поезд, проклиная Лизу Булавину с ее мебелью, вернулась домой, а Таня, решив погулять по городу, свернула на Энгельса.

И вот сейчас она шла возле здания университета, смотря на проезжающие мимо нее машины. Чемоданы с вещами нещадно оттягивали ей руки вниз и резали ладони. Хотелось бросить их прямо тут, на тротуаре. Но она не могла этого сделать. Ей нужно было вернуться домой. «Ничего, – думала она, – сейчас будет дом Лизаветы, а почти рядом мой. Тут же идти – всего ничего».

Уже возле прохода во двор дома, где жила Булавина, Таня снова остановилась передохнуть. В этот же момент рядом с ней остановился черный Хорьх с опущенными стеклами. Его пассажир, красивый блондин в форме, сидящий на задним сидении, повернул голову в сторону девушки, снял солнцезащитные очки и подмигнул ей. От неожиданности Таня выронила один из чемоданов. Немец рассмеялся и быстро что-то заговорил на своем языке. Таня, которая в школе учила немецкий, из всей его речи разобрала лишь слово «красавица». Стараясь не обращать внимания на продолжавшего что-то говорить блондина, она ловко подняла чемодан и юркнула во двор.

Таня, спрятавшись за аркой, ждала, когда уедет тот самый Хорьх с сидящим внутри него блондином. Прождав минуты три, она снова вернулась на улицу. «Ну, теперь эти немцы повсюду, – думала она. – Так что не вечно же мне прятаться».

Девушку немного смутило то, что тот блондин засмеялся. Да и вообще, все те немцы, которых она сегодня видела… Не такими она представляла себе их. В ее воображении они были кусками камня, лишенные всяких эмоций и чувств. Но все это лишь до сегодняшнего утра. Ведь она впервые увидела их вживую. И они никак не были похожи на то, как она их воображала. Они смеялись, разговаривали. Они были как самые обычные люди. Хотя, почему «как»? Они и были самыми обычными людьми. Только носили они другую форму.

Наконец придя домой, Таня оставила чемоданы у двери и устало прислонилась к стене. Ей казалось, что она прошла не около километра, а, как минимум, десять. Сейчас ей хотелось просто лечь поспать.

Пройдя в коридор, она остановилась на пару секунд. Собственная квартира показалась ей какой-то чужой, мертвой. Из-за открытой двери, ведущей в одну из двух комнат, выглядывал полупустой шкаф. Рядом на полу стоял хрусталь, который Таня с мамой очень хотели, но не смогли перевезти – он был слишком тяжелой ношей. Фикус одиноко стоял на подоконнике, уныло повесив листья. Таня, вздохнув, протерла ладонями глаза и прошла в кухню.

Опустившись на стул, она положила руки на стол. Мать молча стояла у плиты. Нет, она ничего не готовила. Таня уже знала ее эту привычку – когда она о чем-то серьезно задумывалась, то стояла у плиты и, сложив руки на груди, смотрела куда-то сквозь окно. И Таня знала, о чем сейчас она думает. Как жить? Немцы оккупировали город. Что будет? Будет ли эта оккупация такой же короткой, как и первая? Что ждет Ростов?

– Таня, – неожиданно тихо произнесла ее мама, – Лиза умерла.

Девушка посмотрела на мать. Та, так и не поворачиваясь к ней лицом, продолжила говорить:

– Тот эшелон, в котором они ушли… Их подожгли возле Батайска. Все было зря… Мы могли бы успеть на поезд, если бы не мебель…

Женщина еще что-то тихо говорила, но Таня ее не слушала. Она встала из-за стола, медленно прошла в коридор и, взяв связку ключей, вышла из квартиры.

Внутри Тани будто что-то оборвалось. Раз – и нету. «Лиза умерла» – эти слова постоянно звучали в ее голове, набатом стуча по вискам. Была подруга – и нету. А ведь она всего два или три дня назад просила ее проследить за тем, как увезут их мебель. Была семья Булавиных – и нету.

Таня знала Лизу с самого первого класса. Лизочка была очень добрым человечком. Она всегда помогала Тане, если той требовалась помощь. Она часто приглашала ее к себе в гости. Они всегда гуляли вместе. Они все десять лет в школе сидели вместе за одной партой. Они окончили одно и то же училище. А теперь Лизы нет…

Таня, все еще пытаясь переварить то, что сказала ей мама пару минут назад, и не заметила, как дошла до небольшого зданьица с большими окнами на первом этаже. Между массивной дверью и окном висела неприметная табличка, на которой некогда было написано название заведения, но, к сожалению, стерлось. Таня, грустно улыбнувшись, достала ключи и стала отпирать дверь.

Это был старый бар, в котором Таня работала уже два года официанткой. Баром заведовал Машков Виктор Петрович, который, отдав Тане запасные ключи, успел эвакуироваться из города почти три недели назад. Все остальные, кто работал в баре, тоже успели сбежать. Осталась только Таня, которая не могла вот просто так взять и бросить бар. Он стал ей таким родным, таким уютным по-домашнему. Не по-человечески бы получилось, если бы Таня ушла.

Таня, пройдя внутрь зала, даже и не обратила бы внимания на то, как закрылась дверь, если бы не звякнул колокольчик. Девушка, проходя за стойку бара, улыбнулась. Какой же это привычный звук для нее этот колокольчик. Такой родной… Два года она слышит этот звук. Два года… Виктор Петрович и остальные стали для нее самой настоящей семьей. А теперь осталась только она.

Бессильно опустившись за вытертую стойку бара, она сложила руки перед собой и зарыдала. Виктор Петрович уехал, все остальные тоже, Лиза умерла… Тане казалось, что она осталась одна-одинешенька в этом мире. Что нет больше никого, кому она была бы нужна, кто мог ее защитить, кто мог бы с ней просто по-дружески поговорить. Осталась только семья, да и то… Отец пропадает на фронте, брат где-то с партизанами. А ее жених, Гришанчиков Олег, с которым они так и не успели сходить в загс, умер. Его расстреляли немцы еще при первой оккупации Ростова.

«Одна, совсем одна, – с горечью думала Таня, продолжая плакать. – Как там у Лермонтова? И скучно и грустно, и некому руку подать в минуту душевной невзгоды…»

Тихо звякнул дверной колокольчик, зашуршали по полу шаги. Таня, утирая лицо ладонями и шмыгая носом, пыталась рассмотреть вошедшего.

– Простите, мы не работаем, – произнесла она, пугаясь своего же охрипшего после слез голоса.

Незнакомец остановился в тени, так что Тане трудно было увидеть его.

– Вы не поняли? Мы не работаем, – повторила она.

– Я не понимаю по-русски, – сказал незнакомец на немецком и после этого сделал шаг навстречу Тане, выходя на свет.

Девушка сразу же его узнала. Это был тот самый блондин из Хорьха, которого она видела утром. «Что он тут делает? – думала она, смотря на его военную форму. – Что ему надо?»

– Мы не работаем, – повторила Таня, только уже на немецком. «Хоть не зря в школе учила», – подумала она.

– Почему ты плакала? – спросил мужчина, подходя к стойке бара.

Таня молча смотрела на него. Высокий голубоглазый блондин, да еще с шикарной улыбкой в придачу. «Ну настоящий ариец», – мысленно усмехнулась она.

– Вам-то какая разница? – девушка отвернулась. – Уходите. Я же сказала, мы не работаем.

– И все же, – он подошел еще ближе и остановился, опершись о стойку бара. Таня сделала пару шагов, скрываясь от него в темноте. – Ну куда ты убегаешь? Хватит прятаться в тени. Ну же, иди сюда. Ты…

– Уходите, – прошептала она. – Оставьте меня одну.

Немец удивленно хмыкнул, но отошел от стойки и направился к выходу. Таня, облегченно вздохнув, уже готовилась услышать тихий звон колокольчика над дверью. Но внезапно раздался звук перебираемых клавиш стоящего в углу, рядом с окном, фортепьяно. Таня, обернувшись, посмотрела на блондина, который, играя, поглядывал на нее и явно не собирался уходить, возмущенно вздернула плечиками и ушла в служебное помещение.

Спрятавшись за стеной, Таня обиженно скрестила руки на груди. Ее бесило то, что блондин никак не хотел уходить. «Кажется, – пронеслась мысль у нее в голове, – это уже было. Ты сегодня утром точно так же пряталась от него».

– Выходи, – смеялся из зала он, продолжая наигрывать Моцарта. – Я никуда не уйду.

Таня знала, что попросту глупо себя ведет, прячась от него за стенкой. Но не будет ли еще глупее, с ее стороны, выйти к нему? «Придется, – думала она, закусив губу, – придется выйти. Это глупо. Я веду себя как маленькая обиженная девчонка. Ему здесь не место, он должен уйти. Хотя… Я не смогу его выгнать. Теперь они – хозяева города. Так что…»

Таня несмело вышла из служебного помещения и медленно подошла к фортепиано. Немец, все еще играющий, посмотрел на нее и весело улыбнулся.

«Какие у него глаза, – отметила про себя девушка. – Большие, ясные, светло-голубые и холодные. Как два кусочка льда».

– О-о-о, – протянул немец, бросая игру и поднимая руки вверх, – я капитулирую перед твоей красотой, фройляйн! Со мной такое впервые, но я хочу тебе сдаться!

Таня грустно улыбнулась. Кажется, он только что пошутил, но ей не было ни весело, ни смешно.

– Пожалуйста, – устало произнесла она, – уходите. Мы, правда, сейчас не работаем.

Блондин послушно встал и, проходя к входной двери, спросил:

– Что, одна осталась? Ладно, можешь не говорить, вижу, что одна.

– Поэтому вы придете со своими дружками разграблять меня? – ответила вопросом на вопрос Таня, не подумав. Произнеся эти слова, она поняла, что зря это сделала. «Думай, а потом говори, – твердила она себе, ожидая ответа немца. – Теперь он здесь хозяин».

– Ну, мы же не изверги, чтобы грабить такое уютное заведение такой прекрасной фройляйн, – остановившись у двери, он ответил, мягко улыбаясь.

Таня была удивлена, услышав такое. Она боялась, что после ее вопроса на ее могут наорать или даже ударить, но чтоб такое… Страх девушки сразу же пропал. Она перестала бояться немца, осмелела.

– Ты же обслужишь нас, если я завтра приду с друзьями? – немец взялся за дверную ручку.

– Э… Может быть, – уклончиво ответила девушка. Ей хотелось, чтобы он сейчас же ушел. Чтобы он не задавал никаких вопросов и просто ушел.

– Что ж, – над дверью звякнул колокольчик, – до завтра?

Таня неопределенно кивнула, поспешно закрывая дверь на ключ. Тут же Таня услышала, как этот блондин начал насвистывать какую-то мелодию, отходя от бара.

«Почему он такой добрый? – думала она, идя к стойке. – Я не испугалась его… Почему? Наверное, потому что он играл на фортепиано. Я подумала, что злой человек не может так хорошо играть. А почему я так подумала? Но ведь так оно и оказалось… Хотя, я не могу сейчас делать никаких выводов. Вот завтра он придет… Стоп! Почему я жду его прихода? Он ведь… захватчик. Таня, очнись! Пусть у него тысячу раз тонкая душевная организация, пусть!.. Но ты должна не забывать о том, кто он».

Взяв на кухне тряпку и смочив ее под краном, девушка пошла протирать стойку. Та хоть и была абсолютно чистой, но Тане просто надо было чем-то себе занять, чтобы отвлечься от мыслей, атаковавших ее. Мысли о погибшей Лизе, об этом немце – все не давало ей покоя. Ей необходимо было уйти, спрятаться от всех этих проблем, просто побыть одной. Домой она решила сегодня не возвращаться – переночует здесь, в баре.

Глава 2

Весь следующий день Таня провела в баре. Домой ей категорически идти не хотелось – она знала, что мать будет снова говорить про Лизу. А про Лизу ей сейчас хотелось слушать меньше всего. Поэтому она сидела за стойкой и, уложив голову на согнутые в локтях руки, смотрела в окно.

Проведя много часов за размышлениями, Таня все никак не могла понять, почему все так происходит. Почему Лизы вдруг не стало? Почему так внезапно умерла эта чистая, прекрасная девушка? Почему тот немец был так мил с ней? Почему она так смело говорила с ним? Почему сейчас она сидела здесь, в баре, и ждала его прихода? У Тани было множество вопросов, но ответить толком на них она не могла. Она вроде и находила какие-то объяснения, но потом понимала, что они звучат по-детски, или находился какой-то факт, который им противоречил.

Но больше всего Таню интересовало поведение того блондина. Он улыбался, шутил и так хорошо играл на фортепиано, что этим полностью ломал все представления девушки о немцах. Сколько им говорили об их беспощадности, хладнокровности – этого не было. Не было того звериного оскала, который им пририсовывали к агитационным плакатам. Он не направлял на нее дуло своего оружия, даже ни разу не попытался ударить ее. Этот блондин выбивался из той серой массы, он не был похож на остальных.

Заметив, как на улице уже начало темнеть, Таня собралась и, закрыв за собой все двери и выключив свет, пошла домой. Но, пройдя один квартал, она поняла, что за ней следом кто-то идет. Она спиной чувствовала, как кто-то смотрит на нее, чуть ли не прожигая ее взглядом. Ей было не по себе. Оборачиваться было страшно, поэтому она лишь прибавила шагу.

Когда же она подходила к дому Лизы, то незнакомец все еще шел за ней. «Нет, домой нельзя, – решила Таня, смотря на многоэтажный дом. – Там мама. Никак домой нельзя. – Взгляд ее остановился на балконе Лизы. – А что, если?.. – Шаги сзади не стихали. – Да, решено. Может, мне кажется, и этому человеку просто по пути со мной, но… – она нырнула во двор. – Но лучше мне сегодня не ходить домой».

Зайдя в подъезд, девушка на пару секунд задумалась о том, правильно ли она сделала. Да, может, она оторвалась от преследователя, но впереди ее ждало… Она сама не знала что, но явно ничего хорошего – с верхних этажей доносились смех и громкие разговоры на немецком. «Значит, – подумала Таня, медленно поднимаясь по лестнице наверх, – дом теперь их. Надеюсь, хоть квартиру Лизы не заняли».

Поднимаясь вверх, Таня проходила мимо распахнутых дверей опустевших квартир, где теперь хозяйничали немцы. Из каких-то квартир доносились до нее их смех, громкий говор, звон стекла и пьяные песни. Но, что, несомненно, радовало ее, ее никто не замечал. Всем просто было не до нее.

Когда же она остановилась перед распахнутой дверью квартиры на пятом этаже, то огорчилась – Лизину квартиру также заняли немецкие солдаты. Но отступать Тане было поздно – заметив ее, немцы высыпали на лестничную площадку.

– Твоя квартира? Да? – кричали они одновременно. – Твоя?

Таня, испугавшись, молчала. Она не знала, стоит ли отвечать им на немецком. «Может, – думала она, – будет лучше, если они будут думать, что я не знаю их языка? Наверное…»

– Русиш? Русиш! – закричали они и, рассмеявшись, схватили ее за руки. – Русиш!

Таня начала брыкаться и пятиться назад, но ее, затаскивая в квартиру, держали крепко. Распахнув одну из дверей, ее втолкнули в комнату и крикнули вслед:

– Живи! – видимо, один из них уже успел выучить пару русских слов.

Тут же дверь захлопнулась. Снаружи послышался громкий смех, потом все стихло – солдаты ушли либо на кухню, либо в дальнюю комнату.

Таня присела на край кровати, потирая болевшие запястья, за которые ее слишком сильно держали. Это была самая маленькая комната в квартире – угловая, в ней всегда было холодно. Раньше тут была собственная библиотека семьи Булавиных, а потом из нее сделали гостевую спальню.

«Ну, – думала Таня, осматривая комнатку, – уж лучше, чем совсем ничего. Хотя, чему я радуюсь? Черт! Ну зачем, зачем я пошла сюда? Придумала сама себе, что за мной кто-то следит, и пришла сюда. Лучше бы побродила по кварталу, ей-богу! И что теперь делать?»

Таня, разувшись, забралась на кровать с ногами, подобрав их под себя. Закутавшись в одеяло, она взглянула в окно. Уже совсем темно. Короткая стрелка часов остановилась на восьмерке и сдвигаться не собиралась. Немцы за стенкой также продолжали шуметь.

Девушка пыталась понять, что ей теперь делать. Уйти у нее явно не получится – немцы ее просто не выпустят. Засыпать тоже было страшно – а вдруг войдут? Оставалось только вот так сидеть на кровати и смотреть в окно, стараясь не заснуть.

«Как же это ужасно, – думала она, смотря в окно. – Нет, это невозможно!.. Во что они превратили город? А ведь только несколько дней здесь… А кругом пьяные, развязанные солдаты этой величайшей немецкой армии. Хотя, это же им удалось занять наш город. Как они себя ведут? Как, как… Как победители. Что им еще остается делать? Конечно же, праздновать свою победу».

За всю ночь ей удалось только подремать. И то недолго – она почти сразу же просыпалась, боясь, что солдаты могут войти. Пару раз она вставала и ходила по комнате, разминая затекшие ноги. Свет она не включала – боялась.

На рассвете она несмело приоткрыла дверь и выглянула в коридор. Немцы спали. Закрыв за собой дверь на ключ, она выбежала в подъезд, а затем на пустую улицу. «Домой, скорее домой», – мысленно подгоняла себя Таня, быстро, почти бегом, двигаясь к своему дому.

Мама еще спала, поэтому Таня тихо прошла в свою комнату, стараясь не разбудить ее. Раздевшись, она улеглась в постель – глаза слипались на ходу. Ей срочно нужно было поспать, хоть немного.

Проснувшись под вечер, Таня, умывшись, пришла на кухню. Там за столом сидела ее мама, которая, подперев щеку кулаком, смотрела в окно. Таня молча уселась за стол.

– Обед на плите, – тихо произнесла женщина. Она хотела добавить что-то еще, но промолчала.

– Ты хотела что-то еще сказать? – спросила Таня.

– Да, – она кивнула. – Завтра… Как бы сказать? Завтра, в общем…

– Что? Что завтра?

– Завтра я займу твою комнату.

– Зачем?

– Немцы.

Она замолчала. Да и Таня и так все поняла – их квартиру занимают немецкие солдаты, как заняли квартиру Булавиных. Хотя, чего она хотела? Сейчас вот так всех, кто остался в Ростове, выселяют. Им еще повезло – разрешили хотя бы комнату оставить. И еще предупредили, мол, завтра въезжаем.

Но Таня понимала, что им вдвоем будет тесно – комната у нее небольшая. Поэтому она сказала матери, что пока поживет в квартире Лизы.

– Ее разве не заняли? Мне утром сказали, что их дом полностью заняли офицеры.

– Заняли, но там комната… Мне разрешили.

Женщина, вздохнув, кивнула и, встав со своего места, ушла. Необходимо было убрать вещи из комнат.

Таня, быстро пообедав, взяла один из своих чемоданов, которые она так и не разобрала позавчера, и ушла в бар. Ее почему-то так и тянуло туда. Этот бар, ставший для нее вторым домом, – она не могла без него. Она просто не могла не пойти туда. «А вдруг разграбят? – думала она, шагая по улице. – Вдруг стекла побьют и влезут? А вдруг – уже?.. А вдруг… вдруг пришел он? Хотя, какое мне дело до него. Он же шутил. Наверное».

Когда она уже подходила к бару, то перед ней неожиданно появился один немецкий солдат. Кажется, он выкатился из ближайшего подъезда, упав прямо перед Таней. От мужчины несло перегаром. Таня, поморщившись, сделала шаг в сторону, желая обойти его и продолжить идти дальше. Но тот вскочил и, что-то лопоча на немецком, кинулся к ней. Таня отшатнулась, и немец пролетел мимо нее, упав на асфальт. Таня быстро зашагала вперед, не дожидаясь, пока тот встанет и догонит ее. Завернув за угол, она прошла через двор и зашла в бар через черный ход.

Закрыв за собой дверь, Таня оставила чемодан в коридоре у двери и прошла в зал. Привычно опустилась за стойку и стала глядеть в темные окна. Спустя пару минут поняла, что сидеть просто так не может – встала, прошла к фортепиано. В голове ее сразу зазвучал Моцарт, которого наигрывал тот немец. Таня, заулыбавшись, открыла крышку и нажала на несколько клавиш. Она не умела играть, но ей хотелось воспроизвести то, что играл блондин. Он так мастерки это делал…

Тут она услышала, как кто-то открыл дверь черного хода, зашел и почти «бесшумно» закрыл ее за собой. «Неужели тот, с улицы?» – взволнованно подумала Таня, подходя к арке, которая вела в служебные помещения. Оттуда до нее донесся тихий мат. «Русский! – обрадовалась она, осмелев. – Но кто? Хозяин не вернулся бы, остальные – тоже…»

Выглянув из-за угла, она увидела огромного мужчину, который, видимо, споткнулся об ее чемодан, когда заходил. Он, почувствовав, что за ним наблюдают, резко распрямился и развернулся лицом к девушке. Таня не сдержала крика:

– Дядя Миша!

– Танька! – мужчина заулыбался и, раскрыв свои медвежьи объятия, обнял девушку.

Дядя Миша или Михаил Иванович Щербаков был ее дядей – родным братом ее матери. Он всегда жил в Краснодаре, поэтому Таня очень удивилась, увидев его здесь.

– Какими судьбами? – Таня отодвинулась от него, чтобы осмотреть.

– Выросла-то как, а! – усмехнулся он. – Похорошела! А я? Я, это… А, ты же не знаешь! Я же приехал к вам еще зимой, до оккупации и как-то случайно попал в подполье, стал комиссаром.

– Вы серьезно? – спросила она.

– Да, – он кивнул. – У тебя есть попить чего? Второй день на ногах… От этих чертей нигде не скроешься.

– Есть, есть, – она провела его в зал. – Как вы вообще нашли меня? Я про бар.

– Мать сказала. Я к ней сначала пошел, чуть не поймали.

– Дядь Миш, – она протянула ему стакан с водой, – а расскажите про подполье.

Как только Таня услышала про подполье, в ее голове родилась идея. Дикая, опасная, но Таня была готова. Это было именно то, что нужно ей.

– А что рассказывать? – он одним осушил стакан. – Антифашистские листовки, диверсии. А тебе зачем это?

– Дядь Миш, – растягивая гласные, произнесла Таня.

– Э-э, нет, голубушка, – он со стуком поставил стакан на стойку, – даже не думай.

– Но…

– Ты себя видела? Ну ты же девушка, Танька!

– Дядь Миша!

– Что «дядь Миша»? Я уже сколько лет дядь Миша… – он вздохнул. – Ну что, что ты смотришь на меня? Не отступишься теперь, да? – она утвердительно кивнула. – И что с тобой мне делать? Эх, Танька… Хорошо, хорошо! Действительно этого хочешь?

– Да!

– Ладно, завтра пойдем… И зачем тебе только это?

– Дядя Миша, вы серьезно? – Таня грустно улыбнулась. – Вы видели, что на улицах?

– Видел… Да только тебе зачем бороться с этим? Тебе-то!..

– А кому, если не мне, – Таня встала со своего места, взяла пустой стакан и понесла его в мойку.

Тут Таня вспомнила, что тот блондин обещал зайти к ней, причем с другом. «Только бы не сейчас, – испуганно подумала она, чуть не выронив стакан из рук. – Только бы не сейчас!.. Когда угодно – завтра, послезавтра, но только бы дяди не было!»

– Тань, – донесся голос мужчины из зала, – я тут переночую?

– Хорошо, – кивнула она. – Я вас запру и домой пойду, а утром зайду за вами.

***

Утром, на рассвете, Таня выскочила из квартиры Лизы и понеслась к бару. Она боялась, что дядя Миша заждался ее, что она опоздала. Но, когда она вошла в бар, то тот спал еще, улегшись на одном из столов.

Разбудив его, Таня сунула ему хлеб и стакан воды. Она торопила его – ей не терпелось, хотелось скорее попасть в отряд.

Они не шли по центральным улицам – дядя Миша боялся попасться немцам – его уже давно искали. Приходилось пробираться какими-то тихими, богом забытыми двориками. Все еще спали.

Когда же они остановились возле небольшого двухэтажного дома, мужчина осмотрелся и поманил Таню за собой в подвал. Сначала она ничего не могла разобрать – вокруг одна темнота, в которой дядя Миша легко ориентировался, ведя ее за собой. Наконец глаза привыкли – она стала различать очертания какой-то мебели, хорошо видела стены.

Тут они повернули последний раз и оказались в маленькой комнатушке. Здесь стоял стол, за которым сидел мужчина средних лет, куривший трубку. В свете лампы, которая освещала его со стола, его лицо казалось серьезным и даже немного грозным. Рядом с мужчиной стоял молодой парень, который держал в руках какие-то бумаги.

– Михаил Михайлович, вот, племянницу привел, – произнес дядя Миша, подходя к столу. – Эх, побьет меня твоя мать за такое…

Коротко обрисовав ситуацию, дядя Миша замолчал. Таня все это время стояла возле стены и просто ждала, что скажет тот мужчина, сидящий за столом.

– Ты уверена, что ты действительно хочешь этого? – спросил он, смотря на девушку.

– Да! – быстро ответила она. – И еще…

– Что?

– И еще у меня есть бар. Точнее, он не мой, но хозяева уехали, так что я теперь за главную… И тут один немец, офицер… В общем, я смогу обслуживать немцев, получая от них информацию.

Таня тут же поймала на себе два взгляда – дядин и того парня. Оба смотрели удивленно. Но почти сразу же взгляд дяди изменился, и Таня ясно прочла в его взгляде: «Не вздумай!».

– А что, – мужчина усмехнулся, – неплохая идея.

Он произнес еще несколько предложений, из которых Таня запомнила лишь то, что ее приняли. Почти приняли – оставалось лишь произнести клятву. Она не верила своим ушам.

Спустя час, когда в подвале появились еще несколько мужчин в форме и двое парней в штатском, Таня, стоя в самом центре, начала произносить клятву:

– Я, Татьяна Зимина, вступая в ряды членов антифашистской подпольной организации перед лицом своих друзей по оружию, перед лицом родной многострадальной земли, перед лицом всего народа торжественно клянусь: беспрекословно выполнять любые задания организации; хранить в глубочайшей тайне все, что касается моей работы здесь. – Она на секунду замолчала, быстро оглядев всех, вдохнула побольше воздуха и продолжила: – Я клянусь мстить беспощадно за сожженные, разоренные города и села, за кровь наших людей, за мученическую смерть героев-соотечественников. И если для этой мести потребуется моя жизнь, я отдам ее без минуты колебаний. Если же я нарушу эту священную клятву под пытками или из-за трусости, то пусть мое имя, мои родные будут навеки прокляты, а меня саму покарает суровая рука моих товарищей. Кровь за кровь, смерть за смерть!

Повисло молчание, как только она закончила свою речь. Сердце стучало в груди с такой силой, что Тане казалось, что оно вот-вот выбьет ей ребра. Колени подкашивались, руки дрожали.

Она была принята в антифашистскую подпольную организацию Югова. Окончательно и бесповоротно.