Loe raamatut: «ПТУшник»
Название: ПТУшник
Автор(-ы): Иннокентий Белов
ПРОЛОГ
Ранним майским утром сильно уже взрослый, прямо на переходе к пожилому возрасту мужчина по имени Игорь и отчеству Викторович, то есть именно я собственной персоной, подъехал к своему лодочному гаражу на берегу одной, не самой широкой, речки в Ленинградской области.
Стояло прекрасное весеннее утро, день обещает оказаться теплым и ласковым, поэтому Игорь Викторович в моем лице рано проснулся в одиночестве, подумал о своей жизни, еще хорошо понял, уже не уснуть как ни старайся.
А если нет никакого смысла вспоминать «Былое и думы», так как уже ничего не вернуть и не изменить, то пора заняться чем-нибудь таким, сильно материальным.
Поэтому собрался прокатиться по реке и порыбачить в знакомых местах, пока оголодавшая за зиму рыба активно идет на блесну и поплавок.
Я заглушил свой немолодой, зато весьма надежный в эксплуатации джип, сначала вынес из гаража надувную лодку, потом повесил на нее легкий японский трехсильный мотор, положил удочки с прикормкой и наживкой, спиннинг с блесной приготовил отдельно. Закрыл ворота гаража и машину, убрал подальше ключи во внутренний карман фирменной куртки и застегнул его на водонепроницаемую молнию.
Еще вывалятся в неподходящий момент азартного клева в воду, ищи их тогда, свищи, да еще брелок сигнализации глюкнет от воды наверняка. Оттолкнулся от причала веслом и, заведя мотор одним нажатием, поплыл вверх по течению реки.
Сразу же пустил блесну в проводку, по дороге к первому хорошо знакомому месту даже вытащил пару небольших щучек. Хороший знак, значит, сегодня точно удачный день для рыбалки.
– Отлично, на пожарить чего-то уже набралось! – порадовался я улову.
Через полчаса непрерывного движения против течения добрался до первого знакомого омута, проверил эхолотом наличие рыбы и закинул удочку. С такой удобной штукой ловить гораздо интереснее и солидно весомее улов выходит, когда можешь контролировать наличие самой рыбы и ее перемещения под водой.
Рыбалка идет с переменным успехом, пока вскоре не запахло скорой майской грозой.
Туча надвигалась со стороны высокого берега, тут я серьезно задумался, что делать прямо сейчас?
«Переждать сильную грозу на бережке, под имеющимся в запасе зонтиком, или попробовать добраться до гаража, пусть даже немного промокнув в пути?»
«Или даже очень сильно, если она догонит меня в пути?»
В принципе, лучше приготовиться загодя, чем решать проблемы в лодке на ходу, заливаемой струями воды с неба. Там еще даже пристать можно не везде, берега сильно отвесные почти все время ниже по течению.
В принципе, улова уже хватает на уху, да еще пожарить на сковородке нормально набралось, но хотелось бы начать вялить рыбу по моему особому рецепту, очень популярному среди знакомых и приятелей.
С удовольствием развешивать на втором этаже гаража длинные веревки с сушащейся рыбой…
К концу месяца она уже будет готова к употреблению, именно такая сыроватая и жирная на вкус, но без особой соли. Поэтому есть мысль остаться и продолжить рыбалку после грозы, тем более спешить давно уже некуда.
Что, с одной стороны, довольно печально, а с другой – пришла пора отдохнуть от крайне напряженной жизни российского мелкого предпринимателя.
Ведь все, что требовалось для жизни, уже заработано в лихие девяностые, а лишнего с собой не заберешь, точно так же, как не выпьешь и не съешь больше, чем тебе природой положено.
Пока я размышляю, воздух как-то стал ощутимо плотнее, навалившаяся духота обвилась тяжелым кольцом вокруг лодки, поэтому я притормозил около подвернувшегося пологого бережка, заскочив носом на песчаную отмель, собираясь все же переждать под зонтом быстро нагоняющую меня пелену ливня.
«Уйти уже явно не получится!» – понял я.
Повернулся телом к берегу и только собрался встать на ноги, как яркий, необыкновенно сильно светящийся шар вдруг спланировал, обогнув высокий берег и березу на нем, прямо мне в грудь.
Резкая, мучительная боль бросила меня уже не знаю куда.
Глава 1 ПРОБУЖДЕНИЕ
Когда я понимаю, сознание ко мне все-таки вернулось, у меня получается свободно думать, в этот момент я лежу, укрытый теплым одеялом в очень небольшой комнате.
В комнате или может больничной палате – совсем темно, только слышно, как кто-то рядом дышит, легко так и часто, как некрупный телом человек.
По дыханию совсем не похоже, что здесь палата реанимации, там люди дышат с трудом и тяжело, а тут слышно легкое дыхание ребенка.
Правда, знание у меня чисто теоретическое, сам я там не лежал, бог как-то миловал, а вот теперь, если все-таки как-то выжил – должен бы попробовать такое испытание пройти как следует, напробоваться вволю после произошедшего со мной на рыбалке.
Может до самой смерти пробовать, если тело повреждено очень сильно.
Я очнулся внезапно, теперь лежу молча, гляжу в сплошную темноту, даже близко не понимая, где я оказался.
Некая заторможенность мыслей присутствует, текут они не спешно, зато очень плавно, сам процесс мне нравится.
Хотя бы просто текут и имеются в наличии, эти самые мысли, а не просто их полное отсутствие.
«Я в реанимации? Меня смогли спасти после прямого контакта с шаровой молнией? Я ведь должен был отшатнуться от нее на рефлексах и завалиться за борт лодки после удара. Чтобы, как минимум, захлебнуться на мелководье, если даже каким-то чудом выжил после разряда?
Да еще вместе с молнией в воде оказаться – ну совсем лютый такой вариант! Сразу же сваришься и обуглишься одновременно.
Даже Робокоп или Терминатор не выживут после такого столкновения, в этом я уверен, у последнего все клеммы от полного контакта расплавятся. Если только тот, который «жидкий терминатор», справится с такой внезапной подставой.
«Какая все же хрень лезет в голову! Даже если принять на веру то, что я выжил!»
Что, в общем-то, достаточно невероятно в любом случае. Однако, раз я мыслю, значит – определенно существую!
«Нет, больницей здесь не пахнет», – понимаю я вполне отчетливо, нет дежурного освещения над дверью и никакой прибор поддержания жизнедеятельности ко мне не подключен.
И к моему соседу тоже, вообще ничего не светится рядом.
Или ничего такого со мной не случилось, а просто оказался внезапный инсульт или инфаркт?
В последние доли секунды нахождения в сознании мне оказалось послано стремительно темнеющим мозгом видение про светящийся шар, вонзившийся прямо в грудь, после чего я почувствовал всепоглощающую боль и потерял сознание.
Да, темнеющее сознание и всепоглощающая боль – именно так я представляю себе тот же инсульт.
Кто-то нашел меня, лежащего в лодке, или успел вытащить на берег и вызвал скорую?
Которая очень быстро появилась, спасла мне жизнь и даже какое-то здоровье оставила?
Тогда, тем более, я должен еще находиться в медицинском учреждении, бессознательного пациента точно на домашнее содержание не выпишут.
Я пока еще не пошевелился ни разу, но, чувствую, что лежу по шею накрытый теплым одеялом, спокойно дышу и могу вполне нормально размышлять. Да просто сейчас ощущаю свое тело без проблем, напрягая и расслабляя мышцы на ногах и спине, ощущаю так же одеяло и плотную опору под всем телом.
Нигде не болит и не чешется, провалов в памяти пока не обнаружено, я все нормально помню до того момента, когда чертов шар впился мне в грудь и живот.
Я, Бессонов Игорь Викторович, тысяча девятьсот шестьдесят шестого года рождения, живу в солидном по размерам городе в Ленинградской области, где у меня все по жизни вполне ладно.
Есть своя квартира, и даже не одна, а целых две, одну из них я постоянно сдаю приезжим командировочным.
Сдавать жилье требуется аккуратно, а то можно нарваться на тех еще натуральных гоблинов из провинции, которые от дешевого алкоголя превращаются в реальных таких вурдалаков.
Есть еще третья жилплощадь, самая хорошая из всех, однако там теперь проживает бывшая супруга с моими достаточно поздними детьми.
Имеется еще в собственности отдел в торговом комплексе в достаточно проходном месте, его я тоже теперь сдаю в аренду, всегда почему-то только под торговлю шмотками.
Сами арендаторы довольно часто меняются, теперь уже шестая женщина за последние три года, которая собирается, если торговля не станет как-то лучше, тоже съехать с концами.
Одни съезжают, другие сразу же заезжают с немерянным энтузиазмом, обычная такая круговерть в малом бизнесе, медленно умирающем и как-то все же выживающем по нынешним временам.
Сам я уже три года не занимаюсь торговлей и не оказываю услуги, закрыл свое ИП, хотя до этого времени двадцать пять лет трудился на ниве мелкого бизнеса в родном городе. Занимаюсь другими делами и просто живу в свое удовольствие.
Нет, не все у меня ладно по жизни, в данный момент я, как говорится, в плотном поиске подруги сердца, недавно расставшись с последней, с которой кое-как прожил совместно два года. В моем возрасте уже ни к чему особые треволнения с противоположным полом, однако и совсем одному лучше не существовать, пусть в достаточно комфортном для себя мире.
Хотя, как посмотреть, немалый накопленный опыт в таком деле прямо намекает – мне еще повезло с ней так быстро расстаться, дальше все оказалось бы гораздо хуже.
Когда прошло очарование первой встречи, близкого знакомства, долгих забегов на выносливость и сладострастие на почти не скрипящей широкой кровати.
А торговля, насколько я хорошо помню, у мелкого бизнеса как-то с две тысячи шестого года идет все хуже и хуже. Знакомые предприниматели уже примерно пятнадцать лет рассказывают друг другу неутешительные прогнозы и констатируют, что в прошлом году торговалось совсем плохо, однако в этом стало все равно гораздо хуже.
– Представляешь! Так слабо никогда не было еще! Выручка упала в полтора раза!
И вот так примерно пятнадцать лет подряд, никто не похвастается, что стало получше, чем было раньше.
Примерно с тех пор, как в городе открылась первая сетевая «Карусель», дела местного малого бизнеса пошли на спад. Кстати, даже не примерно, а очень даже точно пошли, люди стали гораздо меньше ходить по маленьким магазинчикам.
По высоким западным стандартам теперь загружают полные тележки и вывозят их к машинам на парковку перед супермаркетом раз в неделю. Как те же когда-то недосягаемые самые настоящие американцы или шведы.
Экономят на скидках рублей пятьсот, зато покупают лишнего на пару тысяч каждый раз, это я по себе хорошо знаю.
Да, что-то меня не вовремя увлекли воспоминания в сторону прошлой жизни, причудливо сейчас работает мозг, а ведь я о другом думать должен. Хорошо бы теперь разобраться с тем, где я и что со мной сейчас происходит.
Хотя, если над своим телом не завис в виде бесплотной эфирной субстанции – и то уже отлично!
Я поднял правую руку, потом левую, откинул одеяло и потрогал себя за грудь и живот.
Нет никаких следов ужасного ожога, значит шаровой молнии все же не оказалось в той действительности, как я справедливо подозреваю.
Только грудь странного гладкая, я не был никогда сильно волосатым, но какая-то растительность у меня присутствует все же.
Гладкая и щуплая – что-то я не узнаю свое тело!
Да еще солидного живота с жирком внизу и по бокам совсем не ощущается, ухватиться буквально не за что моим ладоням.
Конечно, когда лежишь на спине, живот все же немного просаживается, но точно не становится пустым и натянутым, как пионерский барабан. Рука скользнула дальше, уже под резинку трусов, там все более-менее знакомое, кучерявые волосы и дружок, без малейших признаков возбуждения.
Утренние поллюции вообще последнее время радуют своим приходом не так часто, как когда-то, но функционирует орган хорошо, пока не уступает себе в молодости по выдержке и выносливости.
«Почти не уступает, честно говоря», – усмехаюсь я.
Подрывается, конечно, не так сразу и не на все, что движется и шевелится рядом. Однако, стоит все же понимать, что в пятьдесят пять лет, после трех браков и сопутствующих им разводов, еще большого количества разных отношений между ними, новизна и восторги от межполовых связей уже заметно притупились и успокоились.
Не четырнадцать лет все-таки, уже все прошел и все испытал.
Однако, что-то не так с моим телом, я хорошо чувствую, да еще сами руки – как тонкие прутики, совсем нет мяса, а я его накачиваю в местной качалке в ДК «Строитель» уже несколько лет подряд. Обычно посещаю зал пару раз в неделю и немного горжусь хорошо прокачанным трицепсом, который так приятно показать и дать потрогать какой-нибудь привлекательной знакомой.
Да уже просто знакомой, стоит сделать себе скидку на солидный возраст.
Которые уже все менее привлекательны, к сожалению, впрочем, как и я сам – не Ален Делон, однако все так же не пью одеколон. Больше по вину итальянскому ударяю, стал в нем уже специалистом средней такой руки.
– Неужели я пролежал несколько месяцев в коме, раз руки так похудели? – возник закономерный вопрос к самому себе. – И живот пропал начисто, вместе со всем жирком.
Ничем иным я такую метаморфозу объяснить не могу, только долгим постельным режимом с искусственным питанием, что потерял все мышцы и еще килограммов двадцать веса.
Если не больше потерял.
Заодно объясняется мое нахождение не в палате и эта странная потеря веса, кто же тогда может ухаживать за мной?
Родители точно не потянут физически, только, если нанимают кого-то меня ворочать, что вполне вероятно.
Правда, никакие пролежни совсем не чувствуются, а они должны бы начать образовываться при таком сроке бесчувственного лежания. Да еще попахивать от меня должно совсем по-иному, как от тяжелого бесчувственного тела, которое на руках в туалет не отнесешь и в ванне не вымоешь дочиста.
Но памперса на мне точно нет и пахнет белье вполне нормально, органы обоняния отчетливо сигнализируют об этом.
Нос нормально так продышался, я хорошо снова чувствую запахи, которые пропали, так и не вернулись почти полностью после коровавируса.
Однако, все эти мысли сразу вылетели из головы, когда я потер лицо и глаза.
Вот тут сразу стало понятно – что-то не так в королевстве Датском! Что-то совсем не так, насколько я себя помню!
Если я лежачий – вряд ли окажусь идеально чисто выбрит, но никакой растительности или жесткой щетины под ладонью не чувствуется. А она должна быть, если меня недавно побрили, обязательно должна, так тщательно не выбреешь сам себя.
Тем более так не сможет побрить бесчувственное лицо лежачего больного посторонний человек.
«Нет, – поторопился я, – теперь понятно, какая-то чахлая растительность имеется на щеках и скулах, весьма длинная и редкая».
Я довольно долго тянул с началом бритья, отмахивался от замечаний учителей и подколок трудовика с надоедливым физкультурником.
Почему-то взрослые дядьки очень любят по этой теме пройтись, хотя, какое их вообще собачье дело, что там у меня на лице, мы же еще в средней школе учимся, а не в советской армии живем по уставу.
Физрук, понятное дело, перед нашими девицами еще выпендривается, у него много таких фишечек в запасе.
Основная состоит в том, что он ловит отскочивший от стены зеленый теннисный мяч, оттянув резинку тренировочных штанов от красного фирменного, кстати, костюма, себе в область паха, а потом поднимает скатившийся вниз мячик с деревянного пола.
Наверно, по его мнению, такое умение придает ему ореол мужественности и крутизны в глазах наших одноклассниц, ничем другим такие изощренные фокусы я не могу объяснить.
«Ну, только больной психикой старого извращенца», – усмехаюсь я.
Где-то в девятом классе я только попробовал впервые бритву, после этого уже пришлось бриться постоянно, пару раз в неделю, а в военном училище уже через день.
Я сразу же решительно откинул одеяло и сел, решив проверить физическое состояние тела, спустив ноги на пол и ощутил под ногами ковровую дорожку. Вокруг по-прежнему стоит полная темнота, через шторы не пробивается никакого света.
Главное, никакого головокружения у меня нет, проблем с перемещением из лежачего положения в сидячее не появилось. Что очень радует после произошедшего на рыбалке, просто несказанно радует.
Зато по улице проехала машина, громыхая ковшом по асфальту, а до этого стояла сплошная тишина, примерно минут пятнадцать никто не проезжал мимо, это точно. В полной тишине вокруг я бы услышал обязательно.
Странное дело, ведь теперь ведь машины шмыгают за окном, просто не переставая.
«Ну, если только глубокая ночь, часа два-три, тогда наступает какое-то затишье в поездках. А кто сказал, что сейчас не такое время?» – спрашиваю я себя.
Сел и понял, что с координацией у меня все в порядке. Но такое движение получилось у меня как-то слишком просто, как давно уже не получалось из-за совсем другой массы тела, однозначно приходилось прилагать побольше усилий.
Я сижу на знакомой мне с детства кровати, узком раскладном кресле, на котором прошла вся моя молодость до поступления в военное училище. Да, это знакомое синтетическое покрытие, закрывающие голову с обоих сторон подлокотники, только его уже лет тридцать, как выкинули на свалку, такое самое кресло кирпично-коричневого цвета.
И купили раскладной диван взамен.
Да, его не должно оказаться здесь, но голову не обманешь, когда имеется такое знакомое тактильное ощущение синтетической обивки под съехавшей простыней. Сижу своей задницей я именно на нем, даже нагнулся и нащупал в темноте среднюю ножку этого кресла. Ножка оказалась на месте, где должна стоять по жизни.
Да еще само узкое кресло не может оказаться ничем другим, больше я таких узких кроватей в своей длинной жизни не помню.
Кровати-полуторки помню, несколько штук попалось, самое такое неудобное спальное место для начала романтическое совместной жизни. Когда еще все равно, на чем лежит твоя подруга.
После этого я сразу же встал, убедился, что меня не шатает, дошел до двери на балкон мимо шкафа, отодвинул занавеску и выглянул на улицу.
Да, передо мной тот самый вид, которым я любуюсь уже примерно с тысяча девятьсот семьдесят второго года, когда наша семья въехала в квартиру. Правда, тогда под окном росла целая березовая роща, а за дорогой бродили толпами лоси.
«Тьфу, какими толпами? Стадами они тут паслись, однажды кто-то из взрослых умников понавешал на деревья красных флажков, и мы веселой гурьбой гоняли стадо лосей мимо этих флажков целый час», – вспоминаю я детство.
Прямо, как бессмертные ситхи какие-то… Хорошо, что телят в стаде не оказалось, а умные животные снисходительно отнеслись к галдящей надоедливой мелкоте, только покачивали здоровенными рогами укоризненно.
Когда-то наблюдал такую картину каждый день, теперь только тогда, когда приезжаю в гости к родителям, правда, давно уже у них не оставался спать.
«Мы так с папкой хорошо выпили, что ли? Это немного объясняет происходящее, что я ничего не понимаю и вижу странные сны», – высказываю первое предположение.
– Наверно, я у них заночевал, – решаю я, забыв на время про кресло из далекого прошлого и небритое лицо с тонкими руками.
Впрочем, зачем мне здесь спать, когда до моей квартиры пятнадцать минут пешком, дома любимый компьютер с новостями и танчиками, а я люблю ходить ногами, пусть по ночному городу, да с той же машины почти никогда не слезаю.
Как сел на первую в девяносто четвертом году, так и не слезаю, поменяв их не одну сотню под своей бывалой задницей.
Но и перепить я тоже мог, много-то мне не требуется, не та конституция к алкоголю по жизни. Однако, ни привкуса во рту, ни знакомого чувства ослабевшей координации после выпивки не имеется, что я точно чувствую.
Значит, точно не пил ничего.
Две широкие полосы знакомой дороги перед глазами, занесенные снегом и только одна расчищенная колея от проехавшей, как я и думал, снегоуборочной машины.
Светят несколько фонарей и едва освещают саму дорогу желтым светом, от которого я тоже давно отвык. Теперь фонари светят белым, гораздо более ярким светом от китайских диодов.
И тут я понимаю, что серьезно туплю сейчас, наверно, все-таки выпил лишнего или с головой все же есть какие-то серьезные проблемы.
Что на балконе тоже густо лежит снег, а откуда он может лежать, когда родители уже лет пятнадцать, как закрыли весь балкон пластиковыми окнами и панелями наглухо, снег теперь здесь не должен появиться даже теоретически.
Нет, балкон полностью открыт всем ветрам, а я отчетливо понимаю – что-то здесь явно не то и не так обстоит.
Отсутствие щетины, тощие руки и грудь, старое кресло из прошлого, пропажа застекленного балкона, еще теперь я чувствую, что балконная дверь снизу очень неплотно прилегает к косяку, на босые ноги сифонит ледяным воздухом с улицы.
– Как это было раньше, – невольно вспоминаю я те времена, когда дверь была из дерева.
Теперь я уже не хочу дальше задавать себе вопросы, на которые не получаю никаких ответов, сразу же шагаю из комнаты, попадаю в знакомый темный коридор. На ощупь нахожу тройной пакетник выключателя и нажимаю крайнюю клавишу, которая именно для ванной.
Распахиваю дверь ванной и щурюсь от яркого света спросонья.
Щурюсь и пораженно смотрю на свое отражение в зеркале, вместо выше средней степени упитанности фигуры и широкого лица я вижу где-то гораздо ниже своего прежнего роста немного перепуганное, смутно знакомое мне лицо тощего паренька с копной волос на голове.
Глаза постепенно привыкают к свету лампы над входом, а я понимаю – или такой странный сон мне снится, или я вижу себя самого лет в четырнадцать-пятнадцать!
Щипаю себя за руку, потом включаю кран и умываюсь холодной водой, однако лицо подростка продолжает смотреть на меня из зеркала и не пропадает никуда. Только теперь оно стало мокрым, поэтому я тянусь за полотенцем к вешалке.
Моя широкая рожа не возвращается ко мне вместе с телом, а про трицепс и бицепс грешно даже спрашивать, да еще вешалка расположена как-то высоковато для меня.
– Что же со мной случилось? – теперь такой ответ на вопрос меня очень интересует.
От потрясения я чувствую, что меня не держат ноги и сажусь на край ванны. Холодный край чугунной, неудобной ванны еще советского образца, зато такой устойчивый край.
Как я превратился в подростка? Почему превратился и кому понадобилось?
Как мне жить в новом старом теле? Где прежний хозяин этого тела?
Панические вопросы бьются в голове и мешают сосредоточиться.
Сначала я забыл в смятении о том, что видел раньше и решил, что вернулся в свое время щуплым подростком, помолодев и потеряв в росте и весе.
Так я сижу и туплю минуты три, разглядывая тонкие руки и ноги, трусы давно забытого фасона, как мое внимание привлекает на полочке зубная паста Жемчуг, стилизованная под старину. Даже круглая коробочка зубного порошка имеется, еще очень неказистые зубные щетки и сборный бритвенный станок отца, никаких Жиллетов здесь нет в помине. Вижу пару больших бутыльков отечественного одеколона, которых уже не найти в продаже.
То есть я давно таких не видел, а раньше ими пользовался отец после бритья постоянно.
Эту картину я давно уже позабыл, а вот сейчас вспомнил.
– Так это что? Я просто вернулся в прежнее тело и время, сейчас не две тысячи двадцать первый год? Если такая картина оказалась перед моим лицом, даже ванный шкафчик не покупной, а самодельный. Его еще отец сам смастерил году в каком-то там дремучем семидесятом.
Я выхожу из ванной, зажигаю свет и иду на кухню, где вместо последнего, специально купленного для крохотной кухни узкого холодильника «Беко» турецкого производства вижу знакомо-допотопную «Свиягу».
– И в ванной стиралки «Канди» нет, а там только она может под раковину влезть, я же ее сам родителям подарил! – вспоминаю я запоздало.
Да уж какая там стиралка-автомат, по всему отчетливо видно, что точно не двадцать первый век на дворе!
По улице снова с лязгом проезжает уборочная машина, я приникаю к окну и отчетливо понимаю, что видел агрегаты такие давным-давно.
– Так, понятно, я оказался не в своем времени, зато в своем старом теле, что гораздо проще для меня. Когда оно еще молодое. А в каком все же времени? И какая это реальность? – на достаточно злободневный вопрос могут дать точный ответ газеты, которые отец постоянно покупает и читает, еще и меня этим делом заразил.
Как раз на столешнице самодельного шкафа лежит пара таких изданий, я с трепетом в руках беру первую из них.
Сейчас что-то точно решится, и я узнаю…
Это газета «Труд». И точно, как шутят уже давно, всего за три копейки, но я не смотрю особо на цену или содержание, меня интересует только дата на передней странице.
– Тридцатое декабря тысяча девятьсот восемьдесят первого года! Среда! – я сажусь с оторопевшим видом на колченогую табуретку и потрясенно смотрю на свои худые коленки, не зная, что мне теперь делать.
– До появления Горби три с лишним года, до запрета КПСС еще почти десять лет, до января девяносто второго, когда отпустили в первый раз цены – больше десяти с небольшим, до августа девяносто восьмого – еще целых шестнадцать, почти семнадцать годков. До появления биткоина – двадцать семь лет, времени приготовиться еще много, до момента, когда лучше бы скупить оптом все медицинские маски и санитайзеры в Питере и области – еще целых тридцать восемь лет, – понимаю я по своей старой привычке торговать.
Сейчас мне про торговлю думать рано, я еще восьмиклассник пятнадцати годков, но голова к ней уже хорошо подготовлена последними тридцатью годами жизни.
