Есть еще свет

Есть еще свет

Черный тоннель

 
По черной изгаженной тверди,
Под выцветшим сводом небес,
Средь грязи, угара и скверны
Несется огромный экспресс.
 
 
Мы в поезде мчимся, зевая,
Не ведая путь свой и цель.
Несемся за призраком рая,
А поезд с разгона влетает
В огромный бетонный тоннель.
В огромный тоннель!
В огромный тоннель!
В огромный тоннель!
 
 
А бег все быстрей и опасней
В бетонной бездонной тюрьме.
Вдруг вспыхнул свет ламп и погас он,
И поезд несется во тьме!
 
 
Темнее, темнее, темнее
Тоннеля кромешная щель.
Быстрее, быстрее, быстрее
Мы мчимся вперед,–  нет, скорее
Мы падаем в черный тоннель!
В черный тоннель!
В черный тоннель!
В черный тоннель!
 
 
Как пуля в стволе мы несемся
И чувствуем холод и страх,
И нету надежд, что спасемся,
И близится бездна и крах.
 
 
И неудержимо стремленье
В неведомую пустоту.
Неостановимо движенье,
И неотвратимо паденье
В зловещий провал, в темноту!
Летим в темноту!
Летим в темноту!
Летим в темноту!
 
 
Как неотвратима расплата
За гибель загаженных рек,
За подлость духовных кастратов,
За то, что так алчен и гадок
Безумный, больной человек.
 
 
Мы слишком умны, чтобы верить
И слишком глупы, чтоб понять:
Мы – алчные, хищные звери —
Способны всю землю взорвать.
 
 
И, может, он скоро взорвется
Земной, очень маленький шар,
И всех нас – никто не спасется! —
Поглотит вселенский пожар.
 
 
И близится миг наш последний,
Прощения прощального нет!
И нету молитв исповедных,
Нет Бога, нет Слова, нет Света —
Лишь нам обреченным ответ:
Выхода нет!
Выхода нет!
Выхода нет!
 
 
Нет, что-то в конце засветилось,
Как милость, как новый завет —
Неужто надежда явилась?
Неужто нам есть еще свет?
Есть еще свет?
Есть еще свет?
Есть еще свет!
 

Колокол памяти

 
Я не горел
        возле Курска в оплавленном
        и покореженном танке.
Я не слабел,
        замерзая у Нары в земле
        в сорок первом году.
Я не успел
        в крематорий Треблинки,
        в Освенцим, в Майданек.
Я уцелел
        не родился еще, чтоб
        успеть на большую беду.
 
 
Не подо мной
        вдруг разверзлась, меня поглотив,
        от снаряда воронка.
Нет то не мой
        серый пепел по полю промерзшему
        ветер разнес.
В скорби немой
        не застынет жена, получив
        обо мне похоронку.
Жесткой травой
        безымянный, могильный
        мой холм не порос.
 
 
Под Москвою опять безмятежная осень,
Не кровавый, а тихий и мирный закат.
А из памяти ветер забвения уносит
Потускневшие листья тех огненных дат.
 
 
Но не забыть
        и не спрятаться нам
        средь уюта за ставнем.
Не заглушить
        этот колокол горя,
        что бил и взывал.
Вновь прозвучит
        и война нас застигнет,
        зацепит, заставит
Все пережить —
        то, что раньше не ведал,
        не ждал и не знал —
Я обгорал
        возле Курска в оплавленном и
        покореженном танке.
Я замерзал
        возле Нары в земле,
        но Москву не сдавал.
Прах мой пылал —
        это помнят Треблинка,
        Освенцим, Майданек.
Я погибал,
        но опять на пути
        у врага я вставал.
 
 
Я – это он,
        тот солдат нашей
        общей любимой отчизны.
Пусть погребен
        в безымянной могиле,
        но нам не забыть:
Мир был спасен
        нашей кровью, и болью,
        и отданной жизнью.
Не побежден
        потому, что нас можно
        убить, но нельзя покорить!
 

Баллада о вечно живых

Человек – это Табула раса…одинаково расположенный к добру и злу…все зависит от обстоятельств, в которые он попадет.

С. Довлатов.

 
Не кончается жизнь, и ничто не проходит бесследно.
Возвращается все в этом мире на круги своя.
Поражением отчизны предстали былые победы.
Возвращается ложь к нам приливной волною вранья.
 
 
Но ведь мы не при чем – мы прожили, как зеки вне зоны.
Наша участь терпеть, хоть не знаем в чем наша беда.
Мы не шли против всех, мы шагали в единой колонне,
И не наша вина, если нас привели не туда.
 
 
Пусть не нами написаны дерзких воззваний страницы,
И имен наших в хрониках века мятежного нет —
Наша жизнь безупречна, как честь перезревшей девицы,
Наша совесть чиста, как лежалый нетронутый снег.
 
 
Кто-то господа тень все тревожил прошением-молитвой,
Кто-то прятал свой зад, уцепившись в цыплячий насест —
Не у всех поколений бывает священная битва,
Не у каждого в жизни бывает Голгофа и крест.
 
 
Нам, лишившимся крыл, не летать и не реять удобней,
Позабывшим мечты, нам спокойней теперь не дерзать.
Мы рабы потому, что, как стадо, боимся свободы.
Мы безгласны, пока не подскажут, что надо сказать.
 
 
Мы не волки, хотя и бываем жестоки, наверно.
Мы не ангелы, хоть огонек доброты не погас.
Наш господь снисходителен к пастве своей суеверной
И давно не карает умом или совестью нас.
 
 
Пусть взлетала душа и пылала порой, как Помпея,
Пусть стремление помочь в нас порою, как лава текло —
Нету спроса давно на героев и на Прометеев,
И не нужно добро и душевное наше тепло.
 
 
Мы не гибнем в боях, не горим на кострах и не тонем.
Нас не ждут Магадан и Сучан – только Сочи и Крым.
Нас не знали при жизни, а после подавно не вспомнят,
Хоть поставят, быть может, нам памятник – «Вечно живым».
 

Подайте Прометею

 
Преданье
        для вас сохранило
            мой подвиг, мой облик, деяния.
Подайте
        тому, кто для вас
            свою жизнь превращает в страдание!
Не в нише
        стою я
            средь статуй античных богов.
Я нищий!
        Я лишний средь вас —
            обывателей Новых веков.
 
 
Кичитесь
        богатством убранства и яств
            в неприступных палатах.
Молчите,
        когда я прошу вас
            хотя бы о мизерной плате.
Все дальше уходите вы от меня
        и все больше
            жестокости, зла —
То алчность
        спалила
            и ум ваш, и душу дотла.
 
 
Я души вложил в вас —
Они превратились в душонки!
Я вас научил созидать
Вам привычней – отнять!
 
 
Что вам килограмм
Недоклеванной рваной печенки —
Вы сами готовы
И горло друг другу порвать!
 
 
Я – свет вам несущий, что значу для вас,
        ваших душ – словно туш – целлюлитных?
Я – худший. Я небо потряс,
        но для вас я – изгой, вы – элита!
И боль меня душит:
        как много вас, страждущих зла.
Бездушие ваше
        Страшнее нехватки тепла.
 
 
Кидайте же мелочь —
        нехитрый талант: одарять с лицемерным усердием.
Подайте мне грошик тепла,
        и кусочек добра, и глоток милосердия!
Устал я и время мое истекло,
        только теплится жизнь, словно свечка.
Все дал вам: и душу, и свет, и тепло.
        А стали ли вы человечней?
 

Я – Высоцкий

 
Я – Высоцкий, я гордый, но я не спесив.
Я не ангел и я не безгрешен.
Я поэт. Я артист. Первый бард на Руси!
Я шагал, своей славой утешен.
 
 
Я беспечный по жизни шагал, не спеша —
До чужого несчастья нет дела.
Но, прозрев, запылала больная душа
И горела, горела, горела!
 
 
Сокровенное слово спою и скажу.
Я по жизни ролей не играю —
Я читаю сердца, в чьи-то души вхожу
И чужую судьбу проживаю!
 
 
Я с погибшим бойцом папиросу делил,
Со штрафным батальоном в атаку ходил,
А мой Як-истребитель в пике залетел,
И звездой я убитой на небе висел.
 
 
Наделенный неведомым даром: пронять
Всех, кто жил и страдал, тех, кто сломлен,
В кулаке своей песни сердца их сжимать
И зажечь своим огненным словом!
 
 
Пел идущих на бой обреченных бойцов —
Вся земля их костями пробита,
Что на братских могилах не ставят крестов
И что память о них не изжита!
 
 
Я водяру хлебал, чтобы сердце не сжечь!
Я морфины колол, чтобы песню допеть!
Я на койках больничных сто раз умирал,
Часто падал, но снова и снова вставал!
 
 
А мой конь все скакал и подковы терял.
А мой волк след кровавый в снегу оставлял.
Но скакал я вперед и назад не глядел:
Докричаться хотел! И хрипел! И горел!
 
 
Вот уж пепел в душе, и обуглен мой нерв,
Но упрямый мой конь все скакал и скакал…
Я – Высоцкий! Я бард! Я, наверное, перв…
Я сгорел! Я пропел! Я сказал!