Loe raamatut: «Культурология. Дайджест №3 / 2014»
Теория культуры
Культура культуры 1
А.Я. Флиер
Автор статьи определяет культуру как «программу сознания и поведения людей, которая обеспечивает коллективный характер их жизнедеятельности, и всю совокупность социально значимых результатов (продуктов) их деятельности, достигнутых (произведенных) при осуществлении этой программы» (с. 68). Основной социальной функцией культуры автор считает стимулирование, поддержание и обеспечение коллективного характера жизнедеятельности людей, т.е. различие с Другим. Именно взаимодействие с Другим есть основная причина возникновения и развития культуры.
Впрочем, продукты индивидуальной деятельности людей также являются культурными при условии наличия социального контекста работы индивида. А это приводит к выводу о том, что «никакой культуры вне социального контекста не может быть по определению» (с. 69).
Автор называет четыре причины внутренней потребности человека в культуре: интерес, информированность, понимание, доверие (с. 70). Они в разных сочетаниях формируют многообразие вариантов культурного взаимодействия. Важнейшим свойством культуры является психологическая комфортность, для чего выработались такие формы и феномены сознания, как солидарность, идентичность и социальная ответственность.
Далее автор реферируемой статьи говорит о структурировании культуры, динамике культуры и социальной регуляции. Еще одна очень важная функция культуры – обеспечение режима социального неравенства. Своим происхождением такое неравенство непосредственного отношения к культуре не имеет. Оно возникает в результате дефицита продуктов, товаров и услуг в условиях конкуренции между разными группами населения за доступ к различным социальным благам.
Культура «обеспечивает психологическую адаптацию людей к ситуации социального неравенства» (с. 72). Она пропагандирует социальное неравенство как обыденную норму социального устроения. Интересно, что доктрина коммунизма утверждает отсутствие дефицита и социального неравенства в будущем обществе. А нынешний мультикультурализм является попыткой преодолеть подобное неравенство.
Завершает статью рассуждение о культурном прошлом, культурном настоящем и культурном будущем и о так называемой «внутренней культуре», т.е. о законах ее социальной эффективности.
И.Л. Галинская
Культурологическое знание как система: Основные этапы формирования 2
Н.В. Исакова
В решении принципиального культурологического (культур-философского) вопроса об определении ключевого феномена – культуры – существенное значение имеет характеристика науки культурологии.
Содержательная характеристика культурологии заключается в выявлении специфики данной науки, очерчивании ее внешних границ (взаимоотношений с другими науками), анализе ее внутренней структуры или увязанности внутренних параметров.
Сам процесс постепенной и последовательной систематизации культурологических знаний является объективным, реальным и развертывается во времени. Хотя до сих пор оставался вне поля зрения аналитиков.
Исследователем, который первым предпринял попытку обоснования теории культуры, был выдающийся американский культурантрополог Л. Уайт. Он ввел термин «культурология» в широкий научный оборот (хотя сам термин использовался и раньше). Обосновывая существование культурологии как науки, он или неявно обнаруживает, или явно указывает на причины ее возникновения: социальную (возможность уничтожения человека вследствие глобальной проблемы – угрозы термоядерного взрыва) и научную (необходимость особой науки для изучения и интерпретации особого, свойственного только человеку явления – культуры).
Анализ эволюции культуры от прошлого и настоящего к будущему неизбежно имеет выход на выработку стратегии человеческого существования и свидетельствует о социальной значимости культурологии. Так, если назначение культуры состоит в сохранении и продлении жизни рода человеческого, а именно в налаживании связи человека с его природной средой, т.е. местом обитания на земле и окружающим космосом, а также между людьми, то задача культурологии как объемлющего знания об этих связях необходимо будет являться стратегической для человеческого общества. Столь высокое общественное значение культурологии обусловливает ее место среди других наук – на вершине иерархии социальных наук. (Сам Уайт для доказательства этой идеи привлекал другую аргументацию: «Поскольку культура, а не общественная жизнь – единственный уникальный и самый характерный продукт человеческой деятельности, то культурология, следовательно, должна рассматриваться как главенствующая наука, потеснив социологию с занимаемой ею вершины») (цит. по: с. 17.)
Поскольку культурология исследует некоторые стороны сознания (сознательной деятельности), то она является наукой гуманитарной. Но она также имеет отношение к наукам общественным (изучая содержание, семантику любого вида социальной деятельности). Следовательно, она не рядоположена другим наукам, подобно философии, которая играет роль методологического основания для познания любых сфер реальности (природа, общество и мышление) и потому имеет универсальное познавательное значение. Сходство культурологии с философией имеет еще одну сторону – существенно пересекаются их понятийные ряды: «человек», «культура», «цивилизация», «ноосфера», «архетип», «смысл», «сакральное», «символ», «ценность», «норма», «идеал» и др. Поэтому культурология, которая может обосновывать стратегические ориентиры любой социальной деятельности, т.е. выступать в роли методологии для социального познания и практики, имеет универсальное практическое значение.
Структура культурологии обусловлена спецификой данной науки и ее местом, которое она занимает в структуре науки. Поскольку она выступает в качестве знания методологического, т.е. ее предмет пересекается с предметами наук гуманитарных (в частности, истории, филологии) и наук общественных (экономики, правоведения и т.д.), – ее структурные подразделения (культурологические науки и направления исследований) образуются на стыке с другими науками. Например, теория культуры базируется на философии, историческая культурология имеет прямое отношение к истории, лингвокультурология представляет собой, по сути, философско-методологический пласт лингвистики и т.д. На стыке с общественными науками возникают новые направления исследований: культура правовых отношений, культура экономической деятельности и т.п.
Научная значимость культурологии определяется ее методологической ролью – наряду с философией – в отношении других наук. Так, если философия дает метод познания, то культурология обосновывает ценностный контекст для понимания проблем (иерархии проблем) той или иной науки.
Социальная значимость культурологии, пожалуй, даже более существенна. Она детерминирована в конечном счете тем местом, которое занимает культура среди других характеристик человека. Родовой (культурный) признак человеческой деятельности неизбежно является нормативным для представителей homo sapiens – нормой деятельности человека и, соответственно, критерием для фиксирования отклонений; имеет значение стратегического вектора исторического движения общества, который служит ориентиром для выделения приоритетов в социальной политике в разных областях общественной жизни и выстраивания долговременных отношений в международной сфере. Причем значимость науки, исследующей культуру, все больше возрастает в переходный социальный период.
В заключение автор называет ученых, сыгравших наиболее значительную роль в становлении культурологии. Американский культурантрополог Л. Уайт заложил основы культурологии, охватив объемное поле исследований, обозначив узловые моменты в формировании системного знания, высказав некоторые идеи на уровне научных открытий. «И потому есть все предпосылки считать его основателем культурологии» (с. 25).
Идея системного ви́дения культуры была воспринята прежде всего и главным образом Э.С. Маркаряном, который интегрировал системный и деятельностный подходы к культуре, акцентировав ключевую оппозицию в понимании ее, спровоцировал волну исследовательского интереса, со временем только усиливавшегося и выливающегося в нашей стране в широкое культурологическое движение. И потому он по праву считается классиком культурологии.
Наконец, аксиологический подход к культуре, будучи гуманитарным – культурфилософским, наиболее последовательно раскрываемым В.М. Межуевым, максимально соответствует поставленным условиям к определению культуры и системному ви́дению культурологии. В предельно широкой системе координат – обще-эволюционного процесса – именно «субъективистский» гуманитарный, а не «объективистский» обществоведческий подход к культуре согласуется с объективным естественно-научным ви́дением ее как формата общей эволюции.
Э.Ж.
Сценарии культурной политики в условиях глобализации 3
С.Н. Иконникова
В современном мире культура приобретает значение фактора консолидации и сплочения общества, преодоления тенденций изоляционизма, выработки национально-этнического самосознания и чувства причастности к историческому процессу. Культура находится в процессе изменений, от ее уровня существенно зависят темпы трансформации общества, социальная эффективность модернизации, формирование идентичности нового типа личности.
Ряд объективных тенденций характеризуют колоссальный сдвиг в развитии человеческой цивилизации, определяют новые сценарии культурной политики, векторы социального и культурного развития общества.
Не претендуя на полноту описания, автор отмечает наиболее значимые сценарии развития культурной политики в условиях глобализации. Понятие глобализации культуры сравнительно недавно появилось в культурологических исследованиях. Оно охватило сферу распространения международных контактов и межкультурных коммуникаций, деятельность средств массовой информации и Интернет. Глобализация оказывает влияние на национальные системы образования, распространение научных открытий и технических инноваций, политических и демократических организаций, религиозных и философских концепций, воздействует на отношение к культурному наследию и современному искусству. Глобальные процессы содействуют развитию туризма и спорта, моды и дизайна, создают индустрию массовой культуры. Эти процессы приобрели характер «нашествия и обвала», изменяя повседневную жизнь и ценностные ориентации людей в разных странах, создавая мировое культурное пространство. Взаимодействие культур, несомненно, осуществлялось и в прежние исторические эпохи, но такой размах этот процесс приобрел только во второй половине ХХ в. и с тех пор набирает ускорение.
Рыночная экономика создает в культуре атмосферу жесткой конкуренции и соперничества, борьбы за прибыли, шоу-бизнес, вытесняя традиционные национальные формы. Наряду с экономическим, финансовым, политическим, информационным, экологическим и другими векторами глобализации, этот процесс в культуре особенно противоречив и обнаруживает как позитивные, так и негативные стороны, когда восторженные оценки сменяются предчувствием катастроф и человеческих трагедий.
В дискуссиях последних лет представлены три позиции относительно сущности и последствий процесса глобализации культуры.
Первый сценарий культурной политики представляют «гиперглобалисты» (К. Омаз, В. Ристон, Д. Гуенно). Они утверждают, что глобализация открывает новую эру в мировой истории. «Локомотивом» этого процесса является экономическая и технологическая глобализация, скорость внедрения инноваций создает ситуацию нестабильности, постоянной гонки за лидером, смены потребительских эталонов. Экономическая модернизация является наиболее энергичной и активной, интенсивно вовлекает в свою орбиту новые сферы, в том числе культуру. Она влияет на перемещение товаров и услуг, идей и культурных ценностей, создает новые потребности и представления о цивилизованном образе жизни. Именно экономическая глобализация стимулирует возникновение новых форм культурной политики. Инициатива и реализация сценария культурной политики принадлежит крупным корпорациям и международным компаниям, обладающим финансовыми ресурсами для реализации поставленных целей.
Национальные государства осуществляют лишь представительские функции и постепенно теряют реальную власть и авторитет в культурной политике.
Распространение потребительской продукции массовой культуры приводит к гомогенизации, постепенному исчезновению национальных особенностей и традиций, порождает новые культурные гибриды, лишенные этнической и исторической индивидуальности и уникальности. Глобализация неизбежно вызывает ломку и ускоренное исчезновение национальных культур. Такова плата за прогресс.
Второй сценарий культурной политики в условиях глобализации представлен скептиками (П. Хирсе, Дж. Томпсон, С. Хантингтон). Они считают, что гиперглобалисты выдают желаемое за действительное, им выгодно преувеличивать параметры экономической интеграции и масштаб влияния международных корпораций. На этой основе они создают миф о могуществе и неотвратимости процесса глобализации, неизбежном падении политической роли национальных государств, превращении их в бесправный придаток мировых корпораций. На самом деле ситуация складывается иная. Национальные правительства вовсе не утратили власти, их авторитет растет, они осуществляют разработку и реализацию основных направлений культурной политики, защиту исторического культурного наследия, поддержку новых проектов. Национальные государства становятся архитекторами глобализации и интеграции, а не пассивными жертвами. Глобализация не устраняет, а усиливает социальные и культурные различия стран, выдвигает на авансцену истории новых национальных лидеров. По мнению скептиков, конфликт цивилизаций является неизбежной перспективой глобализации. Тем не менее, поскольку столкновения возможны именно в сфере различия культурных интересов и предпочтений, национальные государства должны вырабатывать культурную политику, направленную на всемерное поддержание и сохранение культурной индивидуальности. Идея мультикультурализма рассматривается как методологическая основа развития межкультурных отношений, толерантности и диалога.
Третий сценарий представляют «трансформисты» (Э. Гидденс, Дж. Розенау, М. Кастелс). Они не придают значения какому-либо одному фактору в процессе развития глобализации – экономическому, политическому, информационному. Все факторы действуют в совокупности, комплексно, и преобразуют общество и культуру, создавая совершенно новый, не похожий на прежний социум и жизненный мир. Это не просто новый мировой порядок, а иная конфигурация социальной и культурной жизни, земного сообщества. Глобализация представляет мощную трансформирующую силу, на основе которой происходит процесс всестороннего «перетряхивания» прежних обществ. Он развивается стремительно, но неравномерно. Одни страны опутаны сетью глобальных отношений, другие остаются на обочине и тем самым оттесняются на второй план. Власть национальных государств не уменьшается, но преобразуется, приспосабливаясь к новой ситуации. Различные регионы мира становятся катализаторами глобальных процессов, инициаторами культурных преобразований, координаторами коллективных действий.
Трансформируется прежнее деление стран по геополитическому принципу Запад – Восток, Север – Юг, когда отличия предполагают разные уровни цивилизационного обустройства и образа жизни. Традиционная модель социальной структуры похожа на пирамиду с небольшой верхней частью благополучного существования («золотой миллиард») и широким массивным основанием, где существуют люди, лишенные элементарных благ.
Глобализация будет содействовать не столько выравниванию форм существования и перераспределению доходов, сколько создает принципиально новую трехъярусную модель из концентрических кругов, каждый из которых пересекает национальные границы, создавая общее культурное пространство с едиными стандартами цивилизации, но разным культурным достоянием. Этот процесс происходит энергично, но рассчитан на длительную перспективу, поэтому в культурной политике можно прогнозировать лишь ближайшие этапы.
Приведенные сценарии культурной политики подтверждают сложность и неоднозначность анализа процесса глобализации. Можно предположить, что будут использоваться разные сценарии, в зависимости от темпов и уровня глобализации и культурных особенностей, связанных с историческими традициями, культурным наследием и менталитетом.
Многообразие культур – исторически сложившееся богатство человечества, и диалог является важнейшим способом освоения и взаимопонимания народов, развития подлинного интереса и духовности. Известный исследователь процессов глобализации И. Валлерстайн утверждает: «Мы должны вступить в грандиозный всемирный диалог» (цит. по: с. 237). В условиях глобализации диалог является важным методологическим ориентиром развития культурологических исследований.
Диалог как способ реализации человеческих отношений рассматривали в своих трудах философы и культурологи М.М. Бахтин, М. Бубер, В.С. Библер, Л.М. Боткин, М.С. Коган. Как справедливо отмечал М.С. Коган, «обретение понятием “диалог” статуса категории в культурологических, социальных и гуманитарных науках отражает процесс формирования на наших глазах нового исторического типа мышления, типа человеческих отношений и взаимоотношений культур, государств, политических партий; это новое состояние цивилизации и следовало бы назвать диалогическим» (цит. по: с. 237).
На основе вектора глобализации и развития диалога культур и цивилизаций приобретает актуальность сравнительная культурология как современный ориентир научных исследований. Сравнительная культурология раздвигает привычные бинарные структуры исследования древних и современных цивилизаций и предлагает гораздо более сложные «полифонические» структуры и схемы, способствуя преодолению предвзятых стереотипов и пренебрежительных оценок иных культур.
Наиболее перспективным и гуманистическим ориентиром процесса глобализации является развитие диалога на основе уважения и взаимопонимания, толерантности и преодоления ксенофобии, сокращения культурного наследия и достижений каждой культуры.
Э.Ж.
Дети – демократия и эмансипация 4
Л. Рабелло де Кастро
Люсия Рабелло де Кастро является профессором Института психологии Федерального университета в Рио-де-Жанейро (Бразилия). Она также – основатель и научный директор Междисциплинарного центра изучения современного детства и юношества. Реферируется публикация ее лекции, прочитанной в командировке в Калькутте (Индия) в Центре исследования общественных наук.
В научных публикациях, как правило, детство и политика относятся к двум далеко отстоящим друг от друга понятиям, напоминает автор. Когда в 1989 г. ООН предложила ратифицировать «Закон о правах ребенка», то его поддержали почти все государства мира, кроме США и Сомали (с. 169). В реферируемой работе автор стремится показать возможность соотношения вопросов политической теории и изучения детства. Обсуждаются следующие проблемы: несправедливость и издевательства в школе; создание коллективной точки зрения учеников; денатурализация иерархии «взрослый – ребенок»; сопротивление учащихся всем случаям их угнетения.
Отношения «учитель – ученик» имеют множество несправедливых ситуаций, но одной общей проблемой в бразильских школах является недоброжелательность в подходе к детям из беднейших семей. При обсуждении этого вопроса исследователи соглашаются с тем, что такие дети за спиной у учителей испытывают неодолимое желание «сжечь школу» и сообщить об этом в газеты и на радио (с. 171). При этом исследователи пишут, что дети имеют «собственное мнение о том, что происходит в школе» (с. 172), и что к их суждениям следует прислушаться.
В заключение автор цитирует статью из журнала «Дети и общество» («Children & Society», N 14, 2000), в которой сказано, что учителя в школах не могут «игнорировать демократию, а должны постоянно помнить о демократических принципах и работать в соответствии с таковыми» (с. 175).
И.Г.
Tasuta katkend on lõppenud.