Loe raamatut: «Его малышка на миллион», lehekülg 3
Глава 6. Рим
Дикошарая, твою мать.
Хотя первые секунды девчонка точно ни живая, ни мёртвая, пока вместе с ней наклоняюсь и перемахиваю через прутья ринга. Вся сжалась, молчит, пока меня точно изнутри атомный реактор рвёт. Пру ж без остановки. Спускаемся, а только в темноту закулисного помещения шагаем – оживает.
Дёргается, вырывается и подпискивания выдаёт, а я пру. Как бронетанк, на хрен, что аж парни с охраны, подтянувшиеся понять, что происходит, по сторонам разбегаются.
– Что… что вы… Отпустите! Я… Отпустите…
Отпущу я её, ага.
Так, блть, сейчас отпущу!..
Отпускаю. Как только за собой дверь закрываю первой же комнаты. Резко так ещё, что с запозданием бьёт в голову, что эта девчонка крохотная совсем.
Мать твою…
Она на меня: то ли инстинктивно подрывается, то ли реально что-то сделать планирует. Блеск глаз успеваю только поймать. За запястья перехватываю и к стене. Собой для надёжности ещё прижимаю. Хрен пойми, что за адская дичь внутри меня распирает, но оно нацелено подталкивает усмирять это напором давления на её тело.
Полный, стопроцентный контакт тел – и меня замыкает.
Не понимаю, что за зверьё мной управляет. Себя не нахожу в собственных мыслях. Руки её держу над головой, к стене их припираю, сам в глаза ей смотрю сверху вниз – яркие, безумные и до отчаяния смелые. Она сама на меня безотрывно глядит – ещё один стопроцентный контакт, который держит в себе какое-то высоковольтное напряжение.
Девчонка дышит чересчур часто, а меня на каждом напоре её груди и живота прошивают огненные, заряженные волны через всё тело. И все они, понятно, что устремляются прямиком в пах. Дичайшее уже напряжение там. Если она ещё ёрзать начнёт, малейшее движение её тела по моему члену и, ей-богу, выдам какую-нибудь херню.
Разнесёт же, не удержу этой мощи, как девчонка действует на меня.
– Отпустите, – твёрдо и требовательно, но до удивления спокойно, с учётом сложившейся-то ситуации.
Бодается со мной взглядом и дёргается, твою мать. Ко всему ж прижимается плотнее, каждую её мягкость и твёрдость чувствую телом. Аж подорвавшееся по нутру рычание приходится тормозить, какой она разгон поддаёт моему внутреннему реактору. Мне сильнее напирать на неё только хочется. Чувствую себя человеком пещерным, не способным взять под контроль тупые инстинкты.
Асталависта, мать вашу, нормальность.
Докатился ж…
Мир эволюционирует, уходя от первобытных инстинктов, а я, походу, в обратную сторону деградирую из-за какой-то глупой девчонки.
– Тише стой, и тогда отпущу, – я злой всё ещё, от того и выдаю достаточно грубо.
Ни хрена не отпустило от той подрывной ярости, что сдетонировала во мне, когда увидел на ринге её. С Крис сидели переговаривались, она договор для Кая заехала подхватить, так как завтра возвращается в свой город, раз эта «жопа царская» разленилась настолько, чтобы самому приехать забрать, а я всё взглядом по толпе рыскал, чтобы девчонку найти.
Не выходила, Голодному велено было мне маякнуть, как только увидит. А ещё все понять хотел, кем этот дохлый гаврик приходится Эле. Расслышал я, как он её имя назвал.
«Савушкина Элеонора и Матвеев Владислав» – пришла смс на новый телефон мне от Голодного.
Не просил считывать, но очевидно моя реакция сказала всё за меня. Крис её тоже сразу подметила, подстебнула, конечно. Как тут промолчать?
Не отрицал ничего, я ж не маленький мальчик, чтобы отнекиваться, что запал на девушку. Слава богу, совершеннолетнюю. Хотя она только-только шагнула за восемнадцать. Дату рождения её Голодный тоже прислал. Вот оно ФСБ, называется, не вытравишь из крови, даже если захочешь.
Непонятно, что мне нужно было с этой информацией делать.
Из головы выбивать, желательно. Ей всего восемнадцать. Там одни эмоции на максималках. На кой мне эта проблема? Запала, бесспорно, но не первый же раз приглянулась мне девушка.
А остановиться один хрен не смог. Я даже не понял, куда подевался промежуток времени от моего кабинета до ринга. Одно мгновение, а я её уже из рук Толяна себе забираю.
И выпускать ни фига не хочу. А надо. От греха подальше, как минимум. Плюс стоит же спокойно, сразу послушалась. Смотрит только всё ещё с напряжением диким. Но это понятно, я – здоровый мужик затаскиваю её в подсобку какую-то, тут любая девушка перепугается.
Но для профилактики точно не помешает, пусть думает в следующий раз, чем могут обернуться подобные выходки.
Отпускаю и наконец отступаю, девчонка мгновенно же группируется. Точно дальше пытается отойти, хотя за её спиной только стена. Взгляд всё ещё дикий и хмурый, настороженный, будто готова к любым реакциям от меня, а я головой только качаю.
Внутри меня всё ещё пашет тот самый ядерный реактор злости, и пусть уже не настолько мощно качает, суровые интонации ни фига не могу контролировать, когда выдаю:
– Ну и что с тобой делать, разбойница?
Девчонка пальчики на ногах поджимает. Да, вот до такой степени я всё замечаю, что она делает, хотя преднамеренно взглядом не курсирую по её телу. Она почти голая. Не шорты, а макси-трусы какие-то. Полушария её задницы видел, когда ринг огибал.
Говорю ж, херня ненормальная. Спецом не смотрю, но один фиг всё фиксирую.
Голый живот, впалый слегка по бокам, хотя мышцы всё равно чётко выделены. Плечи и руки спортивные, стопроцентно качается или чем-нибудь занимается, где приходится впахивать на всё тело.
Которое мне определённо не стоит так очевидно разглядывать.
Мало того, что твёрдо уверен в нежелании давать волю той ненормальности, что прожгла мозг образами девчонки, так ещё и вдобавок пугаю её.
Хотя… наоборот, это ведь именно то, что нужно. Хотел же преподать ей урок, чтобы по таким местам больше никогда не гуляла.
Напасть нездоровая, понимаю, но уже по хрену. Что есть, то есть.
Меня только от одной мысли обратно в кипящую лаву бросает, что могло быть, если бы кто на ринге загнался. Или соперник потом потребовал с неё плату за сорванный бой и слитые бабки. Да тут миллион вариантов, что могло быть с ней, если бы мне на неё было без разницы.
Или плевать было, что могут мужики сделать на ринге с девушками, что стал пресекать подобные «развлекухи». Видели, знаем – те пару раз, когда мы подобное допустили, не для всех закончились хорошо. В пылу драйва крыша только так свистануть может. Сломанная челюсть – та ещё «прелесть». Не стоит оно тех денег, которые они здесь получают.
Мужики ещё ладно, а вот девушки…
Я головой снова качаю, разбойница всё так и молчит, не находя, что ответить. Дышит тяжеловато, но тихо, и следит за мной точно дичь, загнанная в ловушку. Неважно, что отчаянно храбриться старается и не подавать вида. Девчонка боится меня.
И правильно делает. Я сам-то не понимаю, что мне от неё нужно и чем по итогу закончится всё, но пока серьёзно намерен задумку довести до конца.
Отпустить её просто так уже не могу.
– Давай, – киваю ей в сторону закрытой двери, – идём.
Замирание груди на большом, шумном вдохе – я снова, мать его, вижу, как она реагирует до мельчайших деталей. И мне нравится это, чтоб его. Нравится, как выделяются её рёбра, ключицы, напрягается грудь. Кожа, поблёскивающая ниже шеи, мурашками покрывающаяся. Это всё мелочи, но я их вижу, словно под фокусом объектива. Они желания странноватые пробуждают. Кулаки аж в карманах сжимаю, чтобы сдержать все навязчивые порывы.
Мне снова ближе хочется оказаться. Это напряжение… оно буквально затягивает, хочется накалять и поднимать градус. Выше, острее, до максимального, блть, предела. А то и, мать его, положить этот спидометр ненормальности на лопатки.
Я хочу эту девочку. Вот именно такую, какая она сейчас. Есть что-то особенное в том, как она держится рядом со мной.
– Куда? – оживляет девчонка голосом без дыхания.
Но я уже на неё не смотрю, чтобы не сорвать ничего раньше времени, к двери подхожу, открываю и снова киваю ей, показывая, что жду, когда она выйдет.
– Давай, – поторапливаю напором, не могу уже смотреть, как она с ноги на ногу переступает, грея носочки голых ступней о свои ноги. Говорить ей прямо не собираюсь, что ничего плохого не ждёт, держусь ещё безразличного вида, чтобы подольше времени у неё было пожалеть о своей глупости. – Знала же, наверняка, что могут быть последствия такой выходки.
Знала. По глазам вижу, что, как минимум, предполагала, что может что-то пойти не так, от того и слишком быстро расстраивается, хотя всё равно пробует заговорить.
– Но я же…
– Давай-давай, – не даю разжалобить меня раньше времени.
И так с натяжкой выходит смотреть на неё только рывками короткими и продолжать строить равнодушный фэйс, а когда она ещё и безнадёжно вздыхает, ненадолго прикрывая глаза, меня и вовсе на все сто пробирает. В ней будто боли чересчур много в этот момент, которую молчаливо и стойко выносит.
А с открытием глаз, наконец, отталкивается от стены. Голова повешена, наблюдаю снова за ней, но даже при полном отчаянии она всё равно в истерику не бросается. Один взгляд на меня, когда мимо проходит, чуть притормаживает, но не для того, чтобы просить отпустить, она будто ищет понимание, правильно ли всё делает. А я на свету ярком лучше рассматриваю её.
Ресницы тёмные и густые, глаза почти чёрные, как и её длинные, гладкие волосы. Красивая и непорочная. Удивительная какая-то на фоне того, что вот эта «чистейшая невинность» вышла на ринг с мужиком.
Я снова киваю, пусть выходит. У неё плечи уже гусиной кожей покрыты, здесь, как в подвале, стоит лютый холод, а она ещё и босиком.
Выходит, я за ней, как конвоир чертов. Уже и не по себе, что ли, что так веду себя с ней. Но я опять сам себе вдалбливаю, что это всё ей же на пользу. Был бы на моём месте Удав, тот, кто с нами был, когда мы начинали только окунаться в тему боёв без правил, пока мы не избавились от него за подставы жестокие, он бы уже с ней что-нибудь сделал. Тоже плату спросил бы, как минимум. И ему было бы без разницы, что она не хотела бы ему «платить» так, как он бы хотел её получить.
Да я сам бы с неё эту плату взял, она ж искушает буквально своим непорочным видом. Просто мозги, слава богу, на месте, чтобы к чему-нибудь принуждать. Да и не так мне надо. Определённо не принуждением. Как? Загадка. Пока что просто держаться рядом и её изучать.
– Куда мне?..
– Прямо, – даже не даю ей обернуться и притормозить.
Посматриваю на браслет, чтобы убедиться, что правильно номер запомнил.
– Направо, – указываю, когда девчонка достигает двери комнаты, где должны быть её вещи, а она на меня сразу взгляд непонимающий переводит.
Смотрит прямо в глаза. Глубоко. До отклика внутреннего меж рёбер.
Я снова её тороплю, сам открывая для неё дверь:
– Заходи.
Но она так и стоит.
– Я…
– Давай.
Она сглатывает. Шумно ещё так.
– Я не хотела…
– Заходи, Эля, – выдаю, сам не понимая, зачем показываю, что знаю её имя, просто проговорить его почему-то хочется прямо в глаза, а затем сдаться первым: – Оденься, там и поговорим, расскажешь, как всё это провернула.
***
Охренеть, не помню я, когда в последний раз вёл себя хоть каплю по-джентельменски. Может просто девушки подобные давно не попадались, с которыми бы хотелось вести себя правильно. Намеренно не искал, да я в принципе не был заморочен на отношениях. Не нужны, вроде как, так всё устраивало, чтобы кого-то подбирать для чего-то более серьёзного, чем одноразовый секс. Если что, всегда Яна есть скрасить скуку. Даже, возможно, на ужин сводить, поговорить.
Ей отношения не нужны тоже, даже парень есть или жених. Когда-то мне казалось, что подобным грешить не буду, как интрижки заводить у себя в клубе. На Кайманова насмотрелся и какие это проблемы тащило за собой в наше дело. Так что, Яна – это прям отступление из правил.
А теперь вот ещё Эля – не просто отступление, это что-то вообще за пределами того, к чему я привык.
Так как стою я сейчас отвернувшись, давая ей возможность нормально одеться. Крис пока пишу, что задержусь, а та в ответ, что уже и не ждёт. Ехать надо, пока Арс – её парень, а теперь уже и наш друг, не потерял.
Договор, кстати, она так и не забрала для Кайманова. Написала, что по ящикам шарить не собирается, а я про себя усмехаюсь. Не судьба ему отсидеться, пусть сам прилетает, а-то только команды раздаёт в последнее время, точно мы не в одной доле, а его работники личные.
– Я…
Оборачиваюсь на первом же звуке, как срабатывает на меня голос малышки, что она аж теряется. Замирает и сглатывает. Сама на меня глаза во всю таращит, нервничает и потирает друг о друга ладони.
– Я всё, – и снова слышно сглатывает, воздуха набирает, её голос берёт взволнованный, скачущий по громкости тон, – спрашивайте. Если что, я за всё готова ответить сама, Слава тут не причём, честно, он…
– Тише, – торможу её, поворачиваясь. – Я – не школьный директор, чтобы вестись на «честно» и «больше никогда так не буду».
Выражение лица малышки сразу сменяется, вновь исчезает надежда, которой она успела обзавестись.
– Ну вы же сказали…
«Вы». Усмехаюсь, перебивая. Офигенно, что тут сказать, дожил же, что милые девушки разговаривают со мной на «вы». Ещё и держится ведь так, точно и правда разговаривает с кем-то из администрации школы или из ряда подобного. Ей стыдно, чувствует себя виноватой. Наивная, мать вашу, это ж лютый ***
– Тебе кто браслет дал?
Вот, что меня интересует. Ладно на ринг выбежала незамеченной. И то всего на несколько минут, пока от поднятого галдежа не прочухали, что что-то там происходит не то. А вот сам факт, что она здесь оказалась с браслетом, как кандидат рулетки, – это уже серьёзный косяк.
– Не мне давали, – признается с первого раза. Волнуется и с ноги на ногу переминается, а я всё наблюдаю за ней, удивляясь такой открытости. Она ведь и не думает лгать. Всё, как на духу. И тут уже не в силу возраста, очевидно, сама по себе она человек такой – искренняя и бескорыстная. Ещё и отвечающая сама за себя. – Славе, другу моему, он записывался в рулетку. Но если что, это всё мой план. Он отказать мне не смог, друг настолько хороший, так что, пожалуйста, если собираетесь что-то делать, делайте это мне. Не ему, он не виноват.
И я снова и снова только умудряюсь головой покачать. И не только её рассказу адресовано моё поражение, но ещё и тому, что тут у нас настолько огромная брешь оказалась, что и ума не понадобилось много, чтобы вместо парня на ринг выскочила девушка.
Но мог ли я когда-нибудь сам предположить, что девушки на ринг будут рваться, что ещё и нужно будет проверять, что подмены участников не произойдёт? Определённо, нет.
Для такого должно быть что-то очень серьёзное, чтобы подобная, добрая и искренняя девочка захотела себя под кулаки мужика подставлять.
– Деньги зачем нужны? – захожу прямо.
И так понятно, для чего всё сделано было. Они все здесь из-за денег. Да что уж там, я сам стою здесь из-за них же. Единственное различие, мы делаем деньги на желании других людей их «легко» заработать. Но сейчас мне хочется понять, что для девчонки является важным. Её хочу понять, отчего-то уверен, что она точно таким образом зарабатывает не на новый айфон. Для этого ей в принципе достаточно было подольше между столиков погулять в этом платье. Да и гулять, если честно, не надо было бы. Яна бы всё сделала за неё.
Эта Эля хорошенькая, быстро бы кто-нибудь из администраторов приметил её. Выделил столик рядом с тем, кому явно хотелось провести вечер в компании симпатичной девушки, и всё – на утро у неё был бы не только айфон, но и возможно новый любовник, который не прочь раскошелиться.
Да, подобным мы тоже грешим, но именно благодаря тому, что чаще всего девушки от нас уезжают с состоятельными мужиками, их сюда приходит всё больше и больше. В обратную сторону это тоже работает замечательно – мужики знают, что в нашем заведении полно красивых девушек, которых мы постоянно меняем.
Охрана на фэйсе редко пропускает одних и тех же больше нескольких раз. Плюс всегда в равной степени разных. Так сказать, на любой вкус и цвет. Девчонки, наши работницы, тоже отслеживают, кто кому приходится по душе. Рассаживают всех так, что все остаются довольными.
В общем, удовлетворяем любые потребности.
Кому заработать, кому ярость и напряжение слить, кому хапнуть адреналина на ставках, а кому вот желание потрахаться удовлетворить.
И почему-то у меня только от одной мысли, что и Элю могли сегодня подсунуть какому-то похотливому извращенцу, кровь только так закипает.
Ей нужны деньги, ей их могли дать.
Чем я, мать его, лучше них? Именно это ж сам собираюсь сделать. Осталось только выяснить, для чего ей они, и что собираюсь взамен с неё брать.
Глава 7. Малышка
Он так на меня смотрит…
Это всё, о чём могу снова думать, всё то время, пока нахожусь рядом с этим мужчиной. Слова буквально выталкиваю из себя. Вспоминать себя заставляю про Славу, что должна рассказать и попробовать от него всё отвести. Но каждый раз точно из густой неги приходится сознание доставать, чтобы не утопать в напряжении, которое будто удерживать нужно в одном состоянии.
Ни ниже, ни выше.
Оно всё время взорвать пространство стремится, как хрустальную сферу, в которой мы будто бы оба с ним оказались.
Никогда себя так не ощущала. Ни с кем.
Этот мужчина одновременно вызывает во мне и опасение, и умиротворение. От него сбежать хочется ровно настолько же сильно, как и узнать, что будет, когда сфера не выдержит и разорвется.
– Давай, Эля, – он снова делает это, имя моё произносит, вот только из его уст оно звучит так, будто совсем не моё. Жаркое, томное, одним мягким, перекатывающимся между букв звуком. – Не тяни время, признавайся уже, зачем тебе нужны деньги, что пошла на такие хитрости.
– Я не тяну, – вылетает машинально сорванным шёпотом.
Но честно. Я просто на какой-то момент сама забыла, что мне нужны деньги. Отключилась. Не удержала сознание. А сейчас вся колючей дрожью с головы до ног покрываюсь, когда вспоминаю ответ, возвращаясь в реальность.
Чтобы долг отдать за пьяницу-отчима, которому совсем нет дела до своей маленькой дочки.
– Ради сестры, – уклоняюсь.
Зато и сейчас честно. Я же не для родителей это делала, всё это ради того, чтобы Лея всегда была в безопасности. Чтобы не забрали от нас, если с отчимом что-то случится, а мама не выдержит и сделает с собой что-то.
Мне одной её не отдадут. Интересовалась. Только-только исполнилось восемнадцать. Официально нигде не работаю, с сентября буду учиться на очном на тренера. Здесь мой тренер помог, выбил бюджет, но учиться предстоит хорошо и ответственно. Пока на ноги встану… А если ещё мать и с квартирой что-нибудь сделает, чтобы погасить долги отчима? Я вроде как тоже в доле участвую, бабушка позаботилась, но я разное слышала. Заставляют отписывать, потом выселяют. Куда нам идти?
Как бы мне ни было стыдно за всю ситуацию, что произошла, выхода у меня не было.
– Она совсем маленькая, и я почти что у неё одна, – добавляю сразу, чтобы ещё и перед ним не так стыдливо себя ощущать. – Это единственное, что смогла придумать, как заработать, извините, если доставила вам много проблем. Я не из злых умыслов.
Это его заведение, уже поняла по тому, как к нему обратились на ринге. И пустили нас тоже, потому что он так сказал. Потому что вчера меня видел. Отпустил, не потребовал денег. А я воспользовалась получается этим, не умышленно, но вины моей не отменяет. Хотя ведь и правда никому проблем не хотела, что ж их везде нахожу-то?
– Блть, – тихо, но с такими явными эмоциями звучит, что не сразу понимаю, к чему относится его ругательство.
Мужчина даже взгляд от меня отводит, смотрит куда-то в сторону, выдыхая, а я вот свой не могу.
Снова выпадаю будто бы из реальности. Разглядываю его профиль. Впервые, пожалуй, нормально, пока всё моё внимание не забирает тот самый контакт, который до сих пор для меня необъясним. Ни физически, потому что он – не материален, хотя ощущается именно так, ни логически, потому что сама не понимаю, что именно заставляло меня смотреть и смотреть, даже когда ситуация, казалось бы, выходила за рамки дозволенности.
Он меня к стене прижимал, как варвар какой-то. Его разгоряченное дыхание на мне, напор… казалось, он со мной сейчас сделает что-то, а оторваться всё равно не могла.
Защищаться ведь надо было, отталкивать, а я точно завороженная, тонущая в энергии вязкой и жаркой, не могла себя отыскать.
Только дышала и удерживала этот контакт. Отвечала. Ведь точно же словно на что-то ему отвечала. По крайней мере, ощущалось это именно так.
Я не боялась. А надо было. Но это я поняла только тогда, когда он от меня отошёл. Когда осознала реальность, боя не состоялось, меня вытащили оттуда. Я без денег. Он – главный. И он меня куда-то вести собирается.
Охранников всех здешних вспомнила. Огромных, безэмоциональных, пугающий. Коридор ещё этот, атмосфера сама. Я шла и думала, какая же наивная всё-таки. На что я рассчитывала? Что мне пальчиком погрозят?
Одна здесь, кричи не кричи…
А все равно не могла бояться по-настоящему, сердце, правда, тарабанило сильно-сильно. Всё на мужчину смотрела: огромный, раза в два меня больше и… завораживающий какой-то.
Ткань мягкая рубашки на моей голой коже, остро всё так, до жара просачивающегося…
Мне его плечи почему-то хотелось потрогать, как статую уникальную. Просто узнать, настолько же у него твёрдые руки, как торс.
Аж слюну вязкую сглатываю, вспоминая то наваждение. Дыхание учащается необъяснимо, я ведь просто смотрю, а меня к нему тянет приблизиться.
Странно, волнительно, но… не страшно.
Снова проявляю наивность? Глупая? Я не знаю. Но он ведь не тронул меня, отвернулся, дал одеться, а сейчас на его выражении лица отражается печальная озадаченность. Он будто не знает, что с информацией такой делать, прежде чем снова не забирает взглядом весь центр внимания, когда на меня смотрит.
У него глаза светлые, едва-едва голубые, больше сероватые, на фоне волос пшеничного цвета, в ярком свете он совсем не выглядит злым, каким виделся мне в темноте у клуба. Он ростом создаёт впечатление и габаритами, голос у него басит, грубоват временами, но вот сейчас я даже в догадках теряюсь, сколько ему лет.
Вчера все тридцать дала бы, сегодня едва натяну двадцать с хвостиком.
– Сколько денег надо? – отвлекает от разглядывания вопросом.
И снова эта реальность. Понять не могу, почему тону так глубоко рядом с ним, но мне это ощущение нравится больше, чем осознание, что у меня ничего не получилось. На голову точно что-то мерзкое выливается с мыслями, когда вспоминаю эту нереальную цифру.
– Много, – не знаю, зачем ему все так просто рассказываю. Вроде и не собираюсь разжалобить, не люблю жаловаться, а уж тем более жалостью избегать наказания. Но я лгать не люблю, не умею утаивать что-то. Только подумаю, что надо хитрить, вся огнём покрываюсь и в ушах гул поднимается от стыда и волнения. – Ровно сто тысяч.
Мужчина никак не реагирует на сумму озвученную, даже как-то слишком просто кивает, прежде чем снова переводит дыхание, последний долгий контакт глаз, перед тем как он хлопает себя по карману, телефон достает. Новый, очевидно, потому что окаемка аж блики света ловит, когда он что-то в нем набирает, а затем к уху подносит.
Несколько хмуроват становится, отводя от меня взгляд то к стене, то к полу.
– Толь, иди-ка глянь, сколько третьему номеру полагается за победу, – кому-то он неожиданно говорит.
А я не понимаю. Третий номер – я. Правильно?
Но ведь я не победила. А он уже кивает, будто ему там что-то говорят, я не слышу.
– Ещё накинь четверть, и пусть Алина выдаст девушке, когда та подойдёт с браслетом.
Что? Мне?
Не понимаю…
Мужчина уже кладёт трубку.
– Помнишь, где получала браслет?
Божечки. У меня дыхание не вмещается в лёгкие.
– Я… – уф, выдохни, – Что… что это значит?
Лицо всё горит, а руки от чего-то потряхивает. Жгучее что-то расползается по нутру.
– Ну твой же номер выиграл, с первого раунда, денег там хватит, чтобы и сестре помочь, и чтобы от подобных глупостей держалась подальше.
– Вы…
Нет, не могу. Не могу даже вопрос задать, сердцебиение запредельное рвёт всё солнечное сплетение.
– Вы же не хотите сказать…
– Хочу и говорю, – спокойно.
Господи, как же спокойно и уверенно он говорит.
– Но я… я же виновата, я ничего… это не моё, я обманула и…
– Успокойся, разбойница, выдохни и перевари. Деньги твои.
Не могу. Не могу. Я даже и не надеялась ведь по правде, что их получу. За бой. А за просто так?..
– Я… не надо, я так не могу, они… они не мои. Вы же выиграли, а не…
– Твои, Эля, они твои. Честно заработанные, надеюсь, если и правда такая ответственная и честная. Будем считать, что это аванс. С завтрашнего дня ты работаешь на меня.
