Loe raamatut: «Мы начинаем и выигрываем»

ГЛАВА 1

На свете ничего не происходит просто так. Случай – это указующий знак. Глупый его не замечает, умный старается понять, а мудрый идет за ним. Алексей Тимофеевич в этом не сомневался и причислял себя к мудрым людям. Она пришла именно к нему и выбрала его из многих, и это был знак. Он влюбился в нее с первого взгляда, со второго понял, что в ней нет ничего особенного, с третьего в этом убедился, а когда она заговорила, то это было вообще «туши свет», но не имело никакого значения, потому что с первого взгляда он влюбился.

Ей было, наверное, лет тридцать пять, и хотя выглядела она моложе и держалась естественно, ее тридцать пять были все же видны, причем трудные тридцать пять. Ей, конечно, приходилось рассчитывать только на себя и, наверное, хочется быть за кем-то, да и какой женщине этого не хочется. Ее облегало легкое платье с завышенной талией и длинной юбкой. Алексей Тимофеевич помнил, что такие носили в прошлом году, ей оно очень шло. На ногах босоножки на плоской подошве, пальцы с облупленным маникюром как-то очень мило выглядывали из-под ремешка. Было самое начало сентября, но жара стояла летняя. Ее покрывал ровный красивый загар, полученный, надо думать, не на морском курорте, а на городском пляже.

Слушая ересь, которую она несла, Алексей Тимофеевич беззастенчиво ее разглядывал. Она не обращала на это ни малейшего внимания. Или была увлечена рассказом, или считала, что так и положено. Она наверное, разведена или вдова. Он почему-то сразу решил, что она не замужем и у нее есть ребенок, причем девочка, девочка-подросток. В вырезе платья ясно вырисовывалась грудь, довольно низкая, наверное, носит самый простой бюстгальтер, не любит себя стеснять.

Она все говорила и говорила, и хотя слова ее были сумбурны, сущность дела он понимал. Какая-то разборка бушевала вокруг нее, а она привыкла все делать сама и считает, что не обошлось без ее участия, чтоб разобраться в своих сомнениях, она пришла к нему, эзотерику и экстрасенсу.

Свою деятельность Алексей Тимофеевич начал не так давно. Психология его всегда интересовала, но в то время, когда надо было срочно поступать в институт, чтобы не загреметь в армию, выбирать не приходилось. В их инженерной семье связей таких, чтоб устроить на психологический, не было и быть не могло, денег на взятку тоже. Мама, правда, сказала, что деньги, кое-что продав, можно бы и найти, но кому дать? В общем, он стал инженером-электронщиком и не жалел об этом. Знания ему пригодились, хотя, конечно, получить их можно было намного быстрее. Да и что, кроме диплома, мог дать ему психфак. Осмотревшись, он понял – ничего ровно.

Да и стоило ли там учиться во времена, когда всякий нестандартно мыслящий мог быть объявлен ненормальным. Тогда все объясняли объективными причинами, а сейчас принято считать, что человек может повлиять на судьбу мира или хотя бы на свою собственную. Он знал, что это не совсем так, но и понимал, что вера в это помогает и поэтому ею нельзя пренебрегать.

И было еще много такого, что он знал, в чем сомневался и чего не знал совсем. С наступлением новых времен проектный институт, в котором Алексей Тимофеевич отсиживал с 9 до 6, сократился до одного отдела, о чем лично он нисколько не жалел, поскольку к этому времени окончил редкие по тем временам курсы эзотерики и с некоторыми другими – было их всего пятеро – начал вести самостоятельный прием. Дела у их группы шли неплохо, но потом начались осложнения.

Пока эзотерика, астрология и тому подобные вещи были экзотикой, которой увлекались немногие, официальные органы не обращали на «неформалов» особого внимания, это было что-то вроде хобби или клубов по интересам. Но когда оказалось, что услуги эзотериков имеют спрос и, предоставляя их, можно получить доход, требования всякого рода лицензий, регистрации, деклараций посыпались со всех сторон. Ко всему еще понадобился и официальный психологический диплом.

К тому времени образование стало мягко переходить на платные рельсы и абитуриенты превратились из жаждущих претендентов в капризных покупателей, выбирающих из многих, рекламирующих свой товар. Именно тогда ему попалось на глаза объявление о том, что Государственный университет открыл факультет второго образования, где психологический диплом можно получить за год. Оплата для него оказалась вполне приемлемой. Посетив несколько лекций, Алексей убедился, что делать ему здесь нечего, многое он давно знал, со многим был не согласен, а спорить ни с кем не собирался.

А потому, приплатив еще немного, в конце концов, время – деньги, через год получил диплом, не утруждая себя посещениями занятий.

Их эзотерическая группа к тому времени развалилась, хотя все они остались друзьями. Алексей Тимофеевич получил официальную регистрацию и начал вести прием в собственной квартире, которая досталась ему после смерти родителей. Самостоятельную практику открыли и другие члены группы. Алексей Тимофеевич, конечно, не мог получить правдивую информацию от бывших своих коллег, но имел основание предполагать, что его дела идут лучше, чем у многих других. К своей рекламе «Нет неразрешимых проблем, а есть проблемы, решение которых еще не найдено», он прибавил: «Восстановление гармонии в семье, снятие порчи, сглаза, заговоры на удачу и снятие венца безбрачия». И клиенты к нему пошли, и многим он даже помогал. Но для настоящего разворота не хватало средств. Нужно было помещение, офис, а не собственная квартира, и во-первых, реклама, во-вторых, реклама и, в-третьих, тоже реклама, причем косвенная, которая стоит дороже. Кстати, о рекламе. Он посмотрел на сидящую напротив него женщину. – Как вы узнали обо мне?

– Мне сказала знакомая, но она просила…

– Да, да, конечно.

Ну вот, она расслабилась, выплеснула все, преодолела смущение. Он сказал:

– Теперь начнем сначала.

Она тревожно посмотрела на него.

– Вам непонятно?

Он все понял, понял, что произошло, наконец, то, что не могло не произойти. А что именно она говорила, он прослушал, но это исправимо. Он сказал:

– Нет, все, что случилось, мне понятно, не вполне ясна ваша роль. Это потому, что при рассказе вы отключили свою энергетику. Вам нужно сосредоточиться и мне помочь.

Он зашел за ширму, где у него висело несколько икон, стояла фигурка Будды, лежали всякого рода амулеты, а также руны, карты Таро, засаленная цыганская колода и другие вещицы в этом роде. Все это он доставал в зависимости от вкусов клиента. Для нее он выбрал магический шар, правда, не хрустальный, но очень красиво сделанный из кусочков стекла, его подарил знакомый мастер со стекольной фабрики. Алексей Тимофеевич поставил шар перед клиенткой и сказал:

– Положите руки на шар, крутите его и постарайтесь передать ему то, что чувствуете.

Она послушно положила руки на шар. Он встал у нее за спиной, чтобы полюбоваться ее затылком. Темные, почти черные волосы, довольно тяжелые на вид, свернуты узлом и заколоты пряжкой. Он видел такие на лотках на художественном базарчике, и ему всегда казалось, что они совершенно не подходят современному облику женщины, но у нее в волосах заколка была как раз на месте. Интересно, какой длины у нее волосы? Он сказал:

– Свободному течению энергии могут мешать всякого рода узлы из волос, если можно, освободите волосы.

Не оборачиваясь, она вынула из волос деревянную заколку, и узел размотался. Он так и думал – до середины спины. С распущенными волосами она выглядела совсем по-домашнему.

– Итак, – сказал он, – начнем сначала, и постарайтесь переключить эмоции на шар, простите, как вас зовут?

– Елена Ивановна.

Лена, Леночка – имя красивое, но уж больно банальное, он будет называть ее Леля. Возможно, кому-то это покажется претенциозным, но ведь это будет имя только для них двоих. Все-таки надо войти в курс и выяснить, в чем ее проблемы.

– Итак, Елена Ивановна, прежде всего, как вы попали в эту фирму?

– Я… ну, через знакомых, я раньше в другом месте работала, но там уже все разваливалось. Небольшие фирмы часто терпят крах, и приходится искать новую работу. Мне подружка, одноклассница, сказала, что им нужен бухгалтер, я пришла, и директор очень хорошо меня принял. Он вообще интеллигентный человек, профессор, на пенсии сейчас – вот и занялся. У них была бухгалтер, но совершенная дура, знаете, из только что закончивших курсы. Представляете, она смотрит на меня и говорит: «Что мне делать с дисконтом?»

Алексей Тимофеевич не знал, что такое дисконт, но посчитал, что без этого он спокойно обойдется.

– И вы стали там работать.

– Да, и было, в общем, нормально и зарплата нормальная.

В чем же там может быть дело, возможно, на нее хотят свалить какие-нибудь махинации, которыми занималось руководство?

– А вам приходилось делать что-нибудь… Ну, мотать, рисковать или, как это называется, в общем, делать что-нибудь не совсем законное?

Она оторвала руки от шара и посмотрела на него.

– А для того, чтобы получать нормально, я думаю даже, чтобы просто работать, мотать обязательно.

– Налоги, – начал, было, он.

– Не только наша фирма занимается ремонтом сельхозтехники, – перебила она его, – покупали детали, ворованные с заводов, они намного дешевле, но их нужно было провести через бухгалтерию, а потом обналичка ну и…

– Понятно, вы рискуете.

– Остаться без работы и не иметь денег – гораздо больший риск.

– Согласен.

– Важно, чтобы это ценилось и соответственно оплачивалось, и до сих пор так и было.

– А потом?

– Потом появился этот мальчик – Сеня. Директор сказал, что он будет мне помогать. Я ведь, знаете, инженер-электронщик, закончила институт радиоэлектроники, а уже потом бухгалтерские курсы, но у меня большой опыт.

Алексей Тимофеевич обошел стул, на котором она сидела, и теперь смотрел сбоку на ее нежный и слегка расплывчатый профиль. Значит, они учились одновременно, ведь они примерно одного возраста, учились на одном факультете, только в разных институтах., и чего бы им не встретиться на городском студенческом вечере? Нет, все правильно, тогда они не были готовы к встрече. Они должны были встретиться именно сейчас – ни днем раньше, ни днем позже. Жаль, что нельзя сказать ей этого, он ведь теперь, кроме всего прочего, потомственный белый колдун, хотя почему бы белому колдуну и не изучать электронику.

Он был абсолютно уверен, что никогда раньше не видел ее и тем не менее узнал сразу. Именно ее он ждал всю жизнь, но она пришла только сейчас, значит, он наконец заслужил ее появление.

Она смотрела на него глазами девочки из сказки. Она была той самой первой любовью, которая таилась в глубине его души. Его поколение выросло не на «ужастиках», а на сказках, где всегда побеждает добро и справедливость. Любовь и красоту в детстве для него олицетворяли Аленушка, Василиса Прекрасная, добрая и работящая падчерица у злой мачехи. И хотя со временем образ этот забылся, но продолжал жить в глубине памяти.

Елена Ивановна сидела перед ним. Она не юная девушка, а взрослая женщина, но это ничего не меняет. Ее глаза открыты и добры, без холодной защитной пленки, без злинки, только немного усталые.

Можно, конечно, удивляться, что подобные женщины существуют. Впрочем, судя по сказкам, их всегда было немного. На первый взгляд странно, что она выжила в этом мире, работает бухгалтером и связана со всякими сомнительными делами. Но разве сказочный мир был таким уж безопасным местом? Он так и кишел всякой нечистью. И тем не менее сказочные красавицы в нем выживали, не склонялись перед темными силами и привлекали к себе добрые.

Между тем Елена Ивановна продолжала:

– А этот Сеня окончил финансово-экономический институт и не сделал на векселе индоссамент.

Что такое индоссамент, Алексей Тимофеевич тем более не знал, но не посчитал и это упущением.

– Но постепенно, – голос Елены Ивановны зазвенел, – я заметила, что у нас все, абсолютно все для Сени, и компьютер постоянно у него, а о том, чтобы купить второй, речи нет. И потом он мне как-то сказал: «Я, Елена Ивановна, уже почти могу вас заменить», то есть ему нужно было, чтобы я его научила и ушла.

– Возможно, он какой-нибудь родственник вашего директора?

– Не знаю, может быть, теперь это не имеет значения. Вы знаете, у меня была такая ненависть, такая злость, я даже ночью видела его лицо, причем ненавидела я именно Сеню. Поэтому я не удивилась даже, когда это случилось.

– Что? – спросил Алексей Тимофеевич неосторожно, значит, он все прослушал.

Но она не обратила внимания на странность его вопроса.

– Он был расстрелян из машины прямо посреди улицы, убийцу, естественно, не нашли.

– Давно это было?

– Месяца полтора.

– И вы продолжали там работать?

– Да, но с директором стало твориться что-то невообразимое.

– Еще бы.

– Он стал цепляться ко мне.

– А к другим?

– И к другим тоже. Но вы же понимаете, что главное – бухгалтерия. У меня создалось впечатление, что он меня считает во всем виноватой. В конце концов, я только бухгалтер.

– А что он за человек?

– Вообще-то, он был человеком очень добросовестным и неглупым, но в бизнесе не особенно разбирался. Его представления, как бы это правильнее сказать, слишком романтичны, что ли. Взять хотя бы обналичку.

– Обналичку? – переспросил он.

– Ну, это превращение безналичных денег на банковском счете в наличные. Это делается через всякого рода фирмы, которые якобы оказывают нам какие-либо услуги, мы переводим деньги на их счет, они снимают их и передают нам, оставляя себе процент.

– Понятно, так что же ваш директор?

– Пока суммы были небольшими, он все подписывал. Но когда обналичка стала возрастать, запаниковал. Форменные истерики закатывал. В бизнесе в нашей стране честно не бывает, нужно хитрить, и пока суммы обналички были небольшие, он это воспринимал спокойно, а потом вдруг о совести заговорил. Это все равно что заявить: убить человека ножом можно, а застрелить нельзя.

– Может быть, он просто испугался ответственности?

– Возможно, но работа на фирме превратилась в сущий ад. Впрочем, возможно, для конфликтов были и другие причины, но зачем вообще конфликтовать?

– А кто ваши хозяева?

– Вообще-то нашу фирму контролируют двое. Они весь ремонт сельхозтехники в городе захватили.

– Вы можете их описать?

– Постараюсь. Одного зовут Пятак. Это не кличка, это его настоящая фамилия. Он сидел, они оба сидели, но Пятак, если не знать, больше на комсомольца постаревшего похож, на кого-нибудь из партхозактива, а другой – Птица – это кличка, фамилия его Егоров, так тот точно на бандита похож, – черный весь, изломанный, кривобокий и хромает.

– Вы говорили про директора, – напомнил Алексей Тимофеевич.

– Ах да, директор, меня просто тошнило от ненависти к нему, только устроилась так хорошо, а этот идиот все портит. И то, что случилось позавчера…

– Что? – выдохнул он.

Ее по-прежнему не удивляли его вопросы.

– Он был убит возле своей квартиры двумя выстрелами, говорят, так киллеры убивают.

– И что сейчас?

– Ничего, Пятак приходил – нашим отделением фирмы он занимается, – сказал, чтоб я не волновалась, что покойный всегда хорошо отзывался о моей работе, что найдут нового директора.

– Но вы боитесь?

– Нет, я не боюсь, если бояться таких вещей, то вообще работать не надо.

– Тогда что же вас волнует?

– Как что? Ведь это я их убила, у меня черный глаз.

Он чуть не расхохотался и спросил:

– Почему вы так думаете?

– Я давно замечаю, – сказала Елена Ивановна серьезно, – что мои плохие пожелания обычно сбываются. С теми, кто причинил мне зло, случаются несчастья.

Он посмотрел в ее распахнутые глаза и улыбнулся.

– Не думаю, чтоб вы многим желали зла.

– Многим я и не желаю. Но ведь такие вещи неминуемо отразятся на мне или на моей дочке.

Значит, у нее дочка. Он угадал. Она вдруг вскрикнула.

– У меня никогда ничего не получалось, я всегда сама тянула весь воз, – и она заплакала. Она плакала не так, как плачут женщины, когда на них смотрят, красивыми движениями промокая на щеках слезы, а как плачут дети, когда есть кому слушать. Ее лицо по-старушечьи скривилось, а слезы катились из глаз, смывая тушь с ресниц, правда, туши оказалось немного.

– Перестаньте, – сказал он, включая свои самые властные интонации, – перестаньте и возьмите себя в руки.

Такой тон обычно действовал, особенно на женщин. Если человек пришел к психологу, значит, он хочет подчиниться чьей-то воле, чьему-то мудрому совету.

– Не перестану и не возьму! – воскликнула она сквозь рыдания и хлопнула ладошкой по столу. – Я всегда спокойна, я всегда улыбаюсь, дома – для дочки, а на работе мне за это платят, а вы, вы ведь ждете, что я вам заплачу.

И она снова заплакала, всхлипывая с наслаждением. Алексей Тимофеевич в полном восторге смотрел на нее. Она ведет себя совершенно правильно. Ее обаяние разило наповал тех, кто понимает: для него, заплаканная, с размазанной по щекам косметикой, она была очаровательна. А на тех, кто не понимает, не стоило тратить порох, для них она ничем не примечательная женщина, что бы она ни делала. Но, если женщина покоряет сразу и навсегда, одного из тысячи, то ей вполне хватит. Хотя, впрочем, ей трудно найти во всех отношениях достойного ее человека, может быть, поэтому она и плачет, но эта проблема у нее решена, это он тот, кто ей нужен, ей повезло. Кстати, о проблемах. Он сказал:

– Я, конечно, не работаю бесплатно, но и даром денег не беру. Я попытаюсь вам помочь, и, если получится, мы решим вопрос об оплате.

Он, разумеется, никогда и никому такого не говорил. Она посмотрела на него удивленно и уважительно. Глаза у нее были серые с радужной оболочкой, а брови изогнуты, но не подбриты. Он продолжал:

– Перестаньте плакать, теперь нужно, чтобы вы были спокойны.

– Хорошо, – она улыбнулась.

Улыбка не преображала ее лицо, но делала еще более милым. Это улыбается ее душа, думал Алексей Тимофеевич, – можно быть уверенным, что она никогда не репетирует улыбку перед зеркалом.

Он слегка отвел глаза, боясь, что она заметит его взгляд, потом протянул ей руки ладонями наружу.

– А сейчас положите свои ладони на мои.

Она послушно исполнила его просьбу. И когда ее небольшие круглые руки легли на его ладони, он не почувствовал волнения или пронизывающего трепета, он почувствовал себя дома, наконец-то дома. Он сощурился, сосредоточенно глядя как бы сквозь нее, а потом сказал твердо и уверенно:

– Нет, у вас не черный глаз.

И он действительно был в этом уверен. Она снова доверчиво улыбнулась, и он продолжал:

– Все, о чем вы говорили, просто совпадения, поверьте мне. И если в прошлом с людьми, которые вас обижали, что-то случалось, то вы к этому никак не причастны. Вы вообще мало думаете о других.

– Как это?

– Вам ведь безразлично, что подумает или скажет о вас что-то.

– В общем, да.

– Поэтому вам просто лень тратить на кого-то свою энергетику.

– Пожалуй, так, – и она снова улыбнулась.

– Но случай ваш, – он изобразил мрачное раздумье, и раздумывать было о чем, – очень серьезный и опасный, – он не сомневался, что так оно и есть. – Это черная энергетика тонкого мира охватывает многих, сейчас трудно сказать, кого именно, и, если не принять мер, последствия могут быть самыми плачевными. Я вас не пугаю, поверьте мне.

Она слушала его как зачарованная. Потом спросила:

– Что же делать?

– Не знаю.

И он действительно не знал. То есть знал совершенно точно. Это какая-то разборка, от которой лучше быть подальше. Ноги в руки и бежать. Но сказать ей это, значит больше никогда ее не увидеть. Да она ведь и без него знает, что опять искать работу, опять оказаться на мели – это пострашнее разборки. Но в мире ничего не происходит просто так, и эта разборка не случайна. Он сказал:

– Сейчас не знаю, мне нужно поработатьи посмотреть по карме всех, кто в этом задействован. Вы ни о чем не беспокойтесь, но будьте осторожны. Если заметите какие-то изменения, позвоните мне и приходите, – он на минуту задумался, – в четверг. Теперь скажите мне данные, все известное вам про фирму.

Под ее диктовку он записал адрес фирмы, офиса Пятака, офиса Птицы, поставщиков, заказчиков, тех, через кого, по мнению Елены Ивановны, шла обналичка, все имена, которые она помнила.

– Все, – сказал он, вставая, – впрочем, я веду учет клиентов, если хотите, можете не называть свой адрес и фамилию, дайте контактный телефон, номер абонентского ящика или что-нибудь в этом роде.

– Нет, почему же? – Она продиктовала фамилию, свой адрес и телефон.

После ее ухода Алексей Тимофеевич долго смотрел на магический шар.

Как часто встречал он женщин с лучезарной улыбкой и с глазами злых цепных собак. Он никогда не осуждал их. Жизнь тяжела и порой непосильна. Обладатель добрых глаз силен и мудр, он знает, что победит зло и весь мир придет ему на помощь. Она пришла к нему, значит, он достоин этого. Не важно, что она работает на фирме, где идут пока непонятные ему разборки, и озабочена заработком. В сказке все также, если глубже копнуть. Она не так уж сильно отличается от жизни, как принято думать.

Он зашел за ширмы, снял с полки Евангелие, открыл наугад и отсчитал строчки сверху по собственной методе, и вышло: от Иоанна глава 20(25):

«И вот другие ученики сказали ему: мы видели Господа. Фома же ответил им: пока я сам не увижу на руках его раны от гвоздей и не дотронусь пальцем своим до ран от гвоздей, и пока не дотронусь рукой до раны меж ребер Его, – до тех пор не поверю».

Он захлопнул книгу, это было как раз подтверждение его решения. Недаром из всех апостолов он больше всех симпатизировал Фоме.

Алексей Тимофеевич не знал, что такое дисконт и что такое индоссамент, и не считал, что этот пробел так уж необходимо восполнить, но он знал, что такое крыша и что такое пахан, и не сомневался, что эти знания ему придется совершенствовать.

Итак, следует прежде всего дотронуться до ран от гвоздей, дотронуться собственноручно. Он раскрыл свой журнал, в котором записывал данные клиентов, начал внимательно изучать список.