Loe raamatut: «Королевская кровь. Расколотый мир», lehekülg 5
Глава 4
Четверг, 26 января
С утра семикурсники Ситников и Поляна дисциплинированно, несмотря на каникулы, явились в тренировочный зал. Но лорд Тротт не пришел и на этот раз. Телефон у него теперь был выключен, и Зеркало, которое они рискнули выстроить, привычно вздулось пузырем и рассыпалось.
Студенты потосковали, решили не терять время и начали повторять уже пройденное, перемежая упражнения зевками. Все-таки язвительный и безжалостный в обучении профессор был куда лучшим стимулом, чем простое «надо».
Через пару часов Матвей заглянул в башню ректора. Секретарь Неуживчивая, увидев его выжидающее лицо, почти сочувственно пожала плечами. И добавила:
– Господина ректора не было еще, Ситников. И не знаю, будет ли сегодня.
– Спасибо, – гулко и невесело проговорил семикурсник. Ему почему-то казалось очень важным сообщить Александру Даниловичу об Алинкиных снах, но деваться было некуда. И время поджимало. Дома у родителей Светланы его уже ждали мать с сестренкой: он должен был попытаться открыть Зеркало в Тафию, а если не выйдет – поехать с ними через городской телепорт.
Ситников с тяжелым сердцем вышел из здания университета, покурил и открыл переход к тете и дяде, пообещав себе вернуться днем и попытаться найти Свидерского снова.
Максимилиан Тротт
Четверка друзей после эпичной драки Мартина с Максом проговорила до раннего утра: сначала Тротт рассказывал о том, что на самом деле случилось с Михеем и с ним самим семнадцать лет назад, потом отвечал на вопросы, перешедшие в общие воспоминания. Кофе было выпито столько, что к утру оно стало давать обратный эффект. Первой сломалась Вики – уснула у Мартина на плече.
– Хочешь – оставайтесь здесь, – с трудом переступая через себя, предложил Тротт тихо. – Разложим диван, все равно на нем сидите.
– Ага, – шепотом фыркнул блакориец, повертев сломанной рукой, – запасаешься закуской на утро?
– Не смешно, Кот, – сухо проговорил Макс.
– Еще бы после почти суток бодрствования было смешно, – не смутился барон. – Спасибо за предложение, дружище, я прямо слышал, как твоя мизантропия бьется в истерике, пока ты это озвучивал. Но я откажусь. Вики будет спать в моем доме, понимаешь?
– Нет, – еще суше ответил Тротт. Мартин бросил веселый взгляд на Алекса, допивающего очередную чашку кофе, – тот усмехнулся в ответ, двинул рукой, и перед блакорийцем открылось Зеркало.
– Спасибо, Данилыч, – барон поднял Вики на руки, морщась от ноющей боли на месте перелома, и ушел. А Свидерский остался. Помог Максу убрать посуду, подождал, пока тот домоет ее. Природник, наведя на кухне идеальный порядок, вернулся в гостиную и снова встал у окна, закурив и недовольно разглядывая потрескавшиеся стены, выбитую дверь, осыпавшуюся штукатурку.
– Я завтра сам проведу экзамен, – нарушил тишину Александр. – Тебе лучше избегать университета, Макс. Там слишком много дармовой силы.
Тротт скривил губы, немного подумал и распахнул окно – в ночь. В гостиной сразу посвежело. Докурил. И только после этого повернулся и посмотрел другу в глаза.
– Нет, Сань. Ты либо веришь мне, либо нет.
– А ты-то сам себе веришь? – поинтересовался Свидерский напряженно.
Макс снова замолчал, раздумывая. И кивнул. Уверенней, чем ощущал себя.
– Я справлюсь, Данилыч.
– Ну хорошо, – Александр поднялся и направился к инляндцу. Тротт коротко дернул губами – словно понимал то, что сейчас будет. – Давай проверим тебя, Макс, – Свидерский протянул руку. – Дай мне докачать тебе источники. Если не сорвешься – я успокоюсь и больше не вернусь к этому разговору. Ты по-прежнему мой друг, но я не могу рисковать студентами. И ты должен это понимать.
– А если я тебя опустошу? – едко и зло спросил Тротт. – Готов рискнуть?
– Я – готов. А ты? Уверен, что справишься? Или больше не появишься в университете? – в тон ему ответил Алекс. – Ну что? Что решаешь, Макс?
Звенящая пауза, разбавляемая только ледяным ветром из окна и шорохом деревьев. Взгляд глаза в глаза – напряженный, злой. И звучный хлопок, когда Тротт впечатал свою ладонь в ладонь Александра.
– Качай, – процедил инляндец. И задохнулся от потока хлынувшей в него энергии.
Через несколько минут Свидерский опустил руку – резерв Макса был полон. И Тротт, подняв побледневшее лицо с каплями пота на висках, отшатнулся с громким выдохом, сжимая кулаки, окинул Алекса ненавидящим болезненным взглядом и, шатаясь, побрел на кухню. Раздался звук льющейся воды; Свидерский, пройдя следом, увидел, как друг, сунув руки под воду, умывается и трясет головой, заливая свежую футболку.
– Прости, – сдержанно проговорил ректор МагУниверситета.
– Убирайся, Алекс, – инляндец не повернулся, ожесточенно плеская в лицо воду.
– Я верю тебе. Теперь верю, Макс. И ты, не терпящий сантиментов, поступил бы так же.
– Возможно, – Тротт выключил воду, достал белоснежное кухонное полотенце и стал вытираться. Повесил его на стул, брезгливо потянул с себя мокрую футболку. – Но проблема в том, Сань, что ты-то не можешь не понимать: моя выдержка сейчас никак не гарантирует, что я не сорвусь в университете. Или на улице. Или на наших очередных посиделках. Ты не Март, который, конечно, больше притворяется разгильдяем, чем является им на самом деле, – но ему проще мне верить.
– Я понимаю, – согласился Алекс ровно. – Но теперь я готов рискнуть.
– Спасибо за доверие, – буркнул Тротт зло.
– Не за что, – усмехнулся Свидерский. – Мне пора. Очень надеюсь, что и ты научишься нам доверять, Макс. Тебе стоило рассказать нам обо всем куда раньше.
Тротт покачал головой, посмотрел на свои плечи, забитые защитными знаками.
– Раньше, – тон его был едким, – я бы не прошел твою проверку, Данилыч. Увидимся в университете.
Дом инляндца опустел. Он посмотрел на часы – было четыре утра. Спать не хотелось совершенно, и Макс занялся привычным успокаивающим трудом: вытер пыль в лаборатории, пропылесосил пол от осыпавшейся штукатурки. После уборки опять сделал себе кофе – чтобы до занятий с Поляной и Ситниковым поработать в лаборатории, – и там-то, на диване перед столом, его и сморило.
Проснулся он позже полудня. Непонимающе сфокусировал взгляд на чашке с остывшим кофе, посмотрел на часы и, очень недовольный собой, поднялся.
Экзамен по основам стихийных закономерностей должен был начаться через два часа.
Алина
– А бледная-то опять какая, – проворчал Аристарх, оглядывая пятую принцессу дома Рудлог. – И глазища испугааанныя! А что у нас с витой-то? Ой, довела себя, студентка-то бедовыя, до истощения, – он так истошно причитал, что Алинка краснела и одновременно хихикала, – как на ногах-то держишься? А ну быстро сдавать злодею последний экзамен, и потом чтобы на каникулах отоспалась и отъелась! А сейчас наклонись-ка. Ближе!
Алинка, тяжело вздохнув (по правде сказать, ее трясло от страха), послушно наклонилась почти вплотную к каменному глашатаю, и тот звучно поцеловал ее в щеку. Ощущение было такое, будто прохладной галькой провели по коже. В голове немного посветлело.
– На удачу, – подмигнул камен.
– Да не боись, козочка, – заорал сзади Ипполит. – Все ты сдашь! Сама видела, не такой уж и сатрап энтот рыжий! Перевоспитуется помаленьку!
Мимо них спешили Алинкины однокурсники, раздался дружный ор остальных каменов: «Пять минут до начала пятой пары!», – и она вздрогнула, крепче сжала рюкзачок и обреченно произнесла:
– Все, мне пора…
– Иди-иди, – поторопил ее Аристарх – и принцессу словно подтолкнули теплой воздушной рукой. Алина вздохнула и послушно зашагала к аудитории, ощущая, как сохнут губы от волнения, а внутри все холодеет и дыхание учащается – будто не хватает воздуха.
Одногруппники в аудиторию заходили тихо, организованно; все разговоры, как по волшебству, прекращались за несколько шагов до дверей. Алинка тоже зашла, пискнула: «Здравствуйте, профессор Тротт», – не удостоившись и кивка, и быстро-быстро поднялась наверх, подальше от него, на самый последний ряд.
Рыжеволосый профессор стоял у окна, сунув руки в карманы синих брюк, и следил за входящими ледяным взглядом. Лицо его по обыкновению было высокомерно-презрительным, и вся фигура выражала недовольство. Вот он посмотрел на наручные часы, нахмурился – и словно в ответ на движение его бровей заорали камены, оглашая начало пары, захлопнулись двери аудитории и на них появились цифры, начавшие обратный отсчет времени экзамена.
– Как вы знаете, мы пишем тест, потом отвечаем на мои вопросы, – проговорил Тротт, обводя взволнованных студентов тяжелым взглядом. В помещении стояла звенящая тишина. – Тесты, – листы с заданиями вспорхнули со стола, начали опускаться перед первокурсниками, – совершенно разные, поэтому списывать бесполезно. Услышу хоть слово – удалю из аудитории. На первую часть экзамена дается час. Приступаем.
Шелест опускающихся листов прекратился. Спланировал один и перед Алиной, и она поспешно схватила его – от волнения в глазах все расплывалось. Засопела, приходя в себя, вчиталась в первые вопросы, быстро пробежала все – и радостно, почти торжествующе хмыкнула:
– Да!
Тут же ойкнула, зажала рот ладонью и с ужасом посмотрела на профессора. В аудитории не могло стать еще тише – но стало. Студенты сжались, не поворачиваясь. А лорд Тротт холодно взглянул на Алинкину ладонь, потом ей в глаза – и унизительно было оттого, что прекрасно он понимал, как она его боится, – обвел взглядом затихших первокурсников, раздраженно стукнул ручкой по столу и снова начал что-то писать в своем блокноте.
О, как она разозлилась! И от злости этой ей полегчало, и стало мерзко, и захотелось прокричать все накипевшее ему в лицо. Ну как же это? Как можно так обращаться с людьми, что тебя боятся до визга и паники? Разве это может быть приятно?
Принцесса сопела и яростно отмечала правильные ответы, почти не думая над вопросами, и через некоторое время полностью увлеклась тестом, забыв и о профессоре, и о своей злости. Прошел первый десяток минут, полчаса… Алина недовольно ежилась: в аудитории явно холодало. Но она этого не замечала. Рука еще выводила ответы, а сознание уже погружалось в странный транс. Внутри за какое-то мгновение разлилось холодное тянущее ощущение, кожу стало покалывать, а она все писала и писала, не замечая ничего вокруг. Пока не стало слишком поздно.
* * *
Профессор Тротт покрутил запястьем – его еще покалывало от недавней дружной вибрации сигнальных нитей Вики и Мартина. Правда, длилась она какие-то мгновения, почти сразу после того, как началась пара, а затем нити снова пришли в состояние покоя. Он на всякий случай периодически касался их – но нет, никакой опасности больше не ощущалось, все были живы. Сказав себе, что обязательно свяжется с друзьями после экзамена, Макс переключил внимание на аудиторию.
Студенты шуршали ручками, не поднимая глаз, и инляндец, убедившись, что никто не оказался достаточно глуп, чтобы списывать, достал свои записи по текущим проектам, начал набрасывать формулу усиления настойки для ночного зрения.
Час, отведенный на тестовое задание, почти закончился, когда в висках резко запульсировала кровь и Тротт отчетливо почувствовал давление темной сущности. Глубоко вздохнул, переживая краткое головокружение, и сжал зубы, потому что запел, зашептал внутри дикий голод – как вчера, когда Саня испытывал его, – и подернулся воздух вокруг студентов белесым сиянием, и сразу стало ощутимо, какое количество энергии течет по старым стенам университета и сосредотачивается в его основании, под ногами.
Макс пережил этот приступ, выровнял дыхание, закрыв глаза. Похожее уже случалось, когда темные во главе с Чернышом пытались открыть проход в Нижний мир, – и потом, когда начали появляться устойчивые цветки-порталы. С этим он уже умел справляться. Усилил щиты. И только решил, что все закончилось, как голод рванулся изнутри с такой дикой силой, что Тротт почти потерял сознание. Сжал кулаки, впиваясь ногтями в ладони, выдохнул, приходя в себя, открывая глаза, и вздрогнул.
Студенты обмякали, с глухим стуком один за другим валились лбами на столы, свешивались со стульев, соскальзывали на пол. В аудитории истошно пиликала сигналка и с каждой секундой становилось все холоднее.
Неужели все-таки выпил? Но как? Ничего не почувствовав?
Сверху раздалось тонкое восклицание. Макс поднял голову – и замер.
За столом, недоверчиво оглядывая засыпающих однокурсников, сидела Богуславская. Аура вокруг нее пылала яркой тьмой, знакомой, родной тьмой – и именно к ней, а не к нему, текла дымка энергии ее однокурсников и разноцветные струи стихий со стен аудитории. Принцесса явно видела их: коснулась одной, прерывисто вздохнула, перевела на Макса сияющие ядовитой зеленью глаза и с ужасом, жалобно прошептала:
– Профессор… профессор Тротт… что же со мной происходит?
Он пришел в себя, рванулся к ней из-за стола, создавая обратный щит, – а Алину вдруг затрясло, бросило на пол, и она застонала, корчась на верхней ступеньке, обхватывая себя руками. Аура ее будто взбесилась, полыхая то тьмой, то огнем – они сплетались, вгрызались друг в друга, и все сильнее и сильнее тянулись к ней потоки энергии.
– Помогите… – простонала она со слезами, поворачиваясь к нему с каким-то детским отчаянным доверием. – Помо… а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!
Тонкий крик прервался: девчонка судорожно задергалась, глаза ее закатились, – и Макс, несущийся вверх по ступенькам, бросил на нее обратный щит, отсекая каналы подпитки, накрыл плотными куполами спящих студентов. Принцессу выгнуло дугой, щит дернуло изнутри, будто под ним произошел взрыв, но он удержался, и инляндец опустился рядом с девчонкой, прижал пальцы к ее вискам – чтобы усыпить, позволить пройти странно болезненную инициацию во сне. То, что это именно инициация, Тротт понял сразу: именно так должна была выглядеть пробудившаяся темная аура.
Но подавить Богуславскую ментально он не успел. Она снова распахнула глаза, согнулась, зарыдала прерывисто, хватаясь за него, царапая, и голос ее повышался, срывался:
– Больно, больно, лорд Макс, помогите! Пожалуйста-а-а-а-а-а!
По глазам полоснуло вспышкой тьмы – и его отшвырнуло назад, в стену аудитории над доской. Дверь в помещение распахнулась, упавший Тротт увидел изумленного, сверкающего щитами, сжавшего мощнейшую Ловушку Алекса. Успел усмехнуться – его ведь пришел нейтрализовывать, – когда по аудитории пронесся еще один радиальный выброс энергии, снесший обратный щит над принцессой и выбивший из Макса дыхание. Загудели, завыли старые стены университета, и от них со всех сторон к Алине хлынул такой мощный поток стихий, что ее тоже впечатало в стену – и камень вокруг от радужного марева, от плотности заворачивающейся и всасывающейся в девушку энергии начал обугливаться. Вокруг Богуславской полыхнуло тьмой и огнем так, что ее на несколько секунд перестало быть видно, – и все в одно мгновение стихло, будто в принцессе всего на секунду открылся вакуум, всосавший силы, равные резерву сотни старших магов, и схлопнулся, швырнув ее обратно на пол.
– Что происходит, Макс? – Александр, благодаря щитам оставшийся невредимым, задал банальнейший из вопросов. Отключил щелчком пальцев вопящую сигнализацию, выставил вперед руки, прикрыл глаза, чтобы ощутить, все ли в порядке с университетом.
– Сам не видишь? – огрызнулся Тротт, снова поднимаясь наверх. Его колотило – от изумления, от неослабевающей тяги подпитаться, от чужого страха и слез. От своего бессилия.
– Щиты поставил ты? – поинтересовался Александр. Макс посмотрел на спящих студентов – от его защиты осталась лишь тонкая дымка.
– Да.
Тротт застыл наверху, у принцессы: то, что он испытывал, нельзя было назвать изумлением. Это было нечто стократ сильнее – и невозможнее.
– Спасибо. – Голос Алекса слышался словно сквозь вату, а сам он, похоже, обходил студентов, проверяя их состояние. – Если бы не ты, мы имели бы мертвый первый курс университета в полном составе. А сейчас, слава богам, здоровы, скоро проснутся. Она действительно темная? Вижу ауру, но поверить не могу.
Макс потряс головой.
– Да, – повторил он глухо, глядя на Богуславскую.
Сломанная кукла с совершенно другой внешностью. Тонкие руки, аккуратные губы: верхняя – пухлой дугой, немного обнажающая передние зубы, а нижняя – тоньше, меньше, отчего выражение лица чуть обиженное и хищное. Упрямый подбородок, слишком сильно выступающий вперед, ярко выраженные скулы, высокий лоб и широко расставленные глаза. Нос кажется маленьким. Волнистые светлые волосы, очень длинные, и сама вся тонкая, хрупкая.
Макс опустился рядом на колени, еще надеясь, что ошибся, провел рукой над телом принцессы, сканируя, все ли в порядке. И осторожно отвел пряди волос с ее лица. С очень знакомого лица, очень юного.
За спиной раздались шаги, рядом остановился Александр.
– Мне только что звонил принц-консорт, – сказал он. – Я едва успел в кабинет перейти. У них какое-то чрезвычайное происшествие, поэтому он потребовал прервать экзамен и перенести Алину Рудлог во дворец. Я уже спускался, когда почувствовал сигналку аудитории. Жива?
Макс заторможенно кивнул. В голове плескалась пустота, он никак не мог собраться с мыслями, и накатывало ощущение, что он вот-вот поймет что-то ужасающе важное.
И тут на него свалилось осознание.
Дочь королевы, из-за которой сорвался Михей. Из-за которой рухнула его собственная жизнь.
Так похожая на нее.
Сколько ей? Он никогда не интересовался, но ведь не больше семнадцати.
Темная.
Дочь Михея? Или?..
– Макс, – эхом этих мыслей, очень осторожно проговорил Александр, – ты понимаешь, откуда в семье Рудлог могла взяться темная? Понимаешь?
– Посмотри, – попросил Тротт сипло. И снова коснулся светлых волос, бледного лица, на котором виднелись почти незаметные веснушки. Повернул голову к Александру – тот чуть сощурил глаза, переходя в первый магический спектр. И покачал головой.
– Ты не ее отец, Макс.
Инляндец выдохнул и закрыл глаза, переживая невозможное облегчение и приходя в себя.
– Надо перенести принцессу в храм, а потом будить, – проговорил Свидерский. – Хотя… пробуй сейчас, Макс. Подпитка у нее прекратилась, в данный момент она неопасна. Сможешь? Я позвоню ее родным. Черт, только этих проблем не хватало…
– Попробую, – Тротт потянулся к вискам принцессы, закрыл глаза. И с сожалением поморщился, увидев реальность, в которой сейчас находилась Алина Рудлог. Высокий папоротниковый лес. Влажные мхи, которых не могло быть на Туре. Кислые до оскомины ягоды яне́рника – их сейчас жадно срывала девушка. Ни на что не надеясь, позвал ее, потянулся всей ментальной мощью, но принцесса не слышала, не реагировала. Разорвал контакт, снова поморщившись, сильно ущипнул ее за тонкую кожу на внутренней стороне плеча – там, где больнее всего. Тело дернулось, но глаза она не открыла. И он вздохнул.
– Боюсь, – сказал Тротт, – здесь ее уже не добудиться, Сань. Она не реагирует никак на сигналы. Будто тело и сознание связаны лишь функционально. И еще, Саш. Похоже, Алина Рудлог и есть та беловолосая дар-тени, которую ищут псы императора на Лортахе. Именно ее я видел в своем сне в Лакшии. Только тогда у нее были черные крылья.
Свидерский устало посмотрел на друга.
– И ничего нельзя сделать?
– Можно, – Тротт осторожно поднял Богуславскую и уложил ее на парту. Рука с тонким запястьем свесилась вниз. – Я все равно планировал ее искать. Сегодня же уйду в Нижний мир, там найду и научу, как подняться обратно. Только принцессу нужно изолировать от возможной подпитки. И меня, Алекс.
Александр еще раз представил, как будет объяснять все королевской семье, с усилием потер затылок ладонью и потянулся за телефоном – набрать своего секретаря. Но не успел – трубка завибрировала у него в руках. Свидерский посмотрел на номер, поднес аппарат к уху, выслушал собеседника.
– К сожалению, я в ближайшее время вряд ли смогу перейти к вам. Записывайте, наблюдайте, сообщите в МагКоллегию, пусть усилят вас отрядами боевых магов, и будьте осторожны. Я свяжусь с вами, как только решу текущие дела. Благодарю за информацию.
Вздохнул, отключаясь, посмотрел на Макса.
– Звонил руководитель наблюдателей за порталами в Нижний мир с помощью твоих камер, Макс. Сказал, первый раз такое. Отчитались все группы, расположенные у гор, от Милокардер до Северных пиков. Около получаса назад открылся первый портал, и с тех пор они открываются и закрываются непрерывно, друг за другом. И они все устойчивее.
– Понятно теперь, почему ее сорвало. И я чуть было к ней не присоединился, – буркнул Макс, еще раз проходясь рукой над телом Богуславской. – Хотелось бы узнать, в чем причина такой резкой активности.
– Начался конец света? – невесело предположил Алекс, набирая на телефоне номер Неуживчивой.
Макс снова приложил пальцы к вискам Алины, слушая вполуха.
– …Проректора по воспитательной работе и кураторов всех групп в аудиторию тысяча семь, немедленно, пусть проследят за тем, как просыпаются студенты. Я не смогу ждать их пробуждения – вынужден срочно уйти во дворец вместе с лордом Троттом. Да, я проверил, со студентами все в порядке. Объясните, что стражи университета решили пошутить, усыпив весь курс, и что экзамен переносится.
– Врать нехорошо! – укоризненно прогудело со всех сторон, и ректор досадливо буркнул в воздух, отключая телефон:
– Молчите уже. В долгу не останусь.
– Да шуткуем мы, – пробубнили стены, – не понимаем нешто? Вы, главное, девоньку-то разбудите. Слышь, малец? Мы тебя не выдавали, ты отплати, постарайся уж.
– Похоже, скоро каждая собака будет знать, – с раздражением проговорил Макс, отнимая руки от висков бледной Богуславской, – кто я такой.
Пальцы путались в светлых волосах, длинных и волнистых, и непривычный облик первокурсницы тоже раздражал, царапал, как и непонятно откуда взявшееся чувство вины. И тревоги.
– Не от меня, – откликнулся Алекс, набирая номер принца-консорта. – Это я могу тебе обещать, – он отвлекся на голос в трубке. – Ваше высочество? У меня неприятные новости…
Около получаса назад, Инляндия
У подножия Холма королей во всю мощь ревели сирены. К месту взрыва неслись десятки машин – от служб спасения до автомобилей госбезопасности. Затянулось уже лазурное солнечное окно в грозовом вихре над бывшей усыпальницей, и ураган набирал силу. Фон Съедентент при первых каплях дождя накрыл место взрыва щитом, и по куполу сейчас ожесточенно секло ливнем с градом. Сверкали молнии, и гул стихии заглушал вой маячков спасательных служб.
Вики, закрывшая отошедшему королю глаза, пробормотала короткую молитву, поднялась с колен, прижалась к Мартину и так несколько мгновений стояла, словно обессилев. Затем тряхнула головой, потерла запястьем глаза и создала Зеркало.
– Куда, Вик? – напряженно поинтересовался барон.
– Исполнить обещание, – откликнулась она. Блакориец не стал ее останавливать – направился туда, где раньше находился выход, чтобы встретить машины.
В королевском кабинете засверкала и налилась силой ртутная гладь перехода – и оттуда тихо ступила на натертые воском полы измазанная гарью черноволосая волшебница. Дворец был мирен и покоен, и не верилось, что хозяин этого кабинета больше не вернется сюда, не закурит сладкие сигареты, не будет диктовать указы, стоя у окна спиной к собеседнику.
Вики прерывисто вздохнула, вспомнив утреннюю свадьбу и несчастную леди Шарлотту, овдовевшую через несколько часов после обряда. К ней тоже придется прийти. Передать последние слова.
Мысли текли тяжелые, горькие; волшебница аккуратно перебирала корреспонденцию на столе, пока не наткнулась на большое увесистое письмо в сером конверте. Взяла его, повернулась к Зеркалу – и замерла, аккуратно подняв руки. На пути ее раскачивались, поднимаясь с ней вровень, две белесые, полупрозрачные в полумраке кабинета змеи-овиентис.
Овие́нтис
– Добрый день, почтенные хранительницы, – вежливо поздоровалась Виктория и даже поклонилась, стараясь, однако, не делать резких движений.
– Недобрыйс-с-с-с, – горько прошипела одна, мотнув башкой.
– Мы с-с-с-с-скорбим, – вторила другая.
– Вы уже знаете? – поразилась Виктория.
– Знаемс-с-с, – прошипела одна из змей. – Ветер принес-с-с-с-с.
В окна кабинета бился ураган, залепляя их дождевой смесью. Сухо щелкали синеватые призрачные вспышки молний, освещая помещение, и тут же раздавались тяжелые раскаты грома.
– Знаемс-с-с, – повторила овиентис. – Намс-с пус-с-с-сто и холодно, колдунья. Но с-с-с-службус-с-с с-с-свою нес-с-с-сем… Зс-с-сачем ты приш-ш-ш-шла с-с-с-сюда?
– По приказу вашего господина, почтенные хранительницы, – медленно проговорила Виктория и протянула вперед конверт. – Чтобы исполнить его последнюю волю.
– Пос-с-с-с-смотримс-с-с-с, – прошипела одна из стихийных духов Воздуха.
– Проверимс-с-с-с, – зашелестела вторая. – Пус-с-с-с-сти, колдуньяс-с-с-с…
Вики, поколебавшись, сняла щиты и поморщилась. Одна из овиентис приблизилась вплотную, обвилась вокруг тела, прихватив и шею – чтобы сразу сдавить, если окажется, что волшебница врет, – и прижалась холодной башкой к ее виску. Голова сразу заныла, заболела. Вторая хранительница ждала неподвижно, только глаза светились голубым.
– Видимс-с-с-с, – прошипела овиентис, ослабляя хватку и возвращаясь на пол. – Веримс-с-с. Зс-сс-абирай то, зс-с-са чемс-с пришлас-с-с, колдунья. И уходис-с-с-с…
Перед Зеркалом волшебница оглянулась. Змеи, белые, холодные, доползли до королевского кресла перед столом, на котором были аккуратно разложены бумаги, и сейчас оплетались вокруг резных толстых ножек. Замерли, застыли, положив вытянутые головы – одна на подлокотник, другая на спинку. Лежали молча, как собаки, которые верят, что погибший хозяин вернется, и ждут у порога.
– А вы? – спросила все-таки Виктория.
– А мыс-с-с будемс-с-с жс-с-сдать, – тихо прошелестела одна из овиентис. – Временис-с-с, когда ветерс-с-с вернетс-с-ся в Глоринтийс-с-ский дворес-с-с…
* * *
В спальне пятой Рудлог было тесно. Принцесса Алина лежала на кровати, рядом сидела королева – трясла сестру за плечи и, ничуть не стесняясь посторонних, всхлипывала. Ангелина, положив Василине руки на плечи, застыла как ледяная скульптура, периодически сжимая пальцы до боли и не замечая этого. Впрочем, королева никак не реагировала, а Ани винила себя, что не рассказала семье сразу, как узнала, что не предотвратила очередную катастрофу. И ей было так больно, что в спальне ощутимо холодало, а истощенный Нории хмурился, но не двигался с места. Не время. Потом. Он утешит ее, она излечит его.
С другой стороны кровати расположилась Марина: она тоже не плакала, но была очень бледна и периодически начинала почесывать руки выше запястий и щеки. Его светлость герцог Дармоншир отошел к окну и наблюдал за происходящим оттуда – и ни на секунду они с женой не пересеклись взглядами. Но сейчас никому не было до этого дела.
Звонок ректора МагУниверситета, сообщившего, что произошла чрезвычайная ситуация и он готов доставить принцессу Алину во дворец и рассказать подробности, прозвучал почти у самого телепорта. Марина категорически отказалась оставаться в замке Вейн, пока своими глазами не увидит младшую сестру и не узнает, что с ней произошло.
Семья спешно перешла в Семейное крыло дворца Рудлог. И когда рядом с принцем-консортом появились двое магов, один из которых передал Байдеку на руки изменившуюся Алину, новоиспеченная герцогиня Дармоншир с усталой иронией проговорила:
– Так и знала, что, если с Полей ситуация улучшится, тут же у кого-то из семьи ухудшится. У нас иначе быть просто не может.
Только что они все (присутствовали здесь и спешно вызванный Тандаджи, и присоединившийся к нему Стрелковский со срочным отчетом о событиях в других государствах) выслушали краткий рассказ лорда Тротта о произошедшем на экзамене и дополнения от Александра Даниловича, пережив несколько минут недоверия, гнева и изумления. Василина так и вовсе возмущенно переспросила:
– Лорд Свидерский, лорд Тротт, вы утверждаете, что моя сестра – темная? Этого не может быть. У нас в семье никогда не было потомков Корвина Черного.
– Может, Василина, – вполголоса проговорила Ани. – Я об этом и хотела тебе рассказать. Нории видит ее темную ауру.
Дракон подтверждающе склонил голову, и королева растерянно осела на кровати. И на несколько секунд глаза ее сузились, пока она всматривалась в младшую сестру, – а когда вышла из оцепенения, губы ее дрожали.
– Это правда, – прошептала она. – Но… как же я раньше не видела? И кто… кто тогда ее отец?
– Думаю, – спокойно сказал Святослав Федорович, – единственный, кто способен пролить свет на этот факт, это Игорь Иванович.
Стрелковский в упор посмотрел на Макса; инляндец поджал губы, опустив глаза, и услышал:
– Ничего конкретного я сейчас, к сожалению, не могу сказать, моя госпожа.
– Про Алину ты тоже знал, отец? – тяжело поинтересовалась Василина. Святослав печально покачал головой:
– Я всегда считал ее своей дочерью.
Вцепившаяся в него Каролина начала всхлипывать, затем и вовсе разрыдалась: «А я? А я?» – спрашивала она, и после небольшой суматохи Святослав Федорович увел умываться и отпаивать успокоительным совершенно впавшую в истерику дочь – для самой младшей Рудлог событий дня оказалось чересчур много.
Пока длилась семейная сцена, Тандаджи, Стрелковский и Байдек по второму разу выслушивали Александра Даниловича и Тротта, а инляндец ощущал неприятный холодок под взглядом расположившегося в кресле дракона. Голодная тяга внутри не ослабевала, и Максу с трудом давались разговор и нахождение рядом с людьми.
Здесь он чувствовал себя душно и неуютно: слишком много рядом полыхало огня, слишком внимательно следил за ним красноволосый Владыка, да и спальня была маленькой для такого количества народа. С настоящей принцессиной кроватью: рюши на атласном белом покрывале, резные изогнутые ножки, балдахин на четырех столбах, лепные птички-веточки на стенах и очень девичий будуар. Домашнее платье, небрежно брошенное на спинку стула, и смешные тапочки с шелковыми цветами на носках у порога. И внезапно среди этого бело-розового великолепия – тяжелый рабочий стол и перед ним на стене – множество формул, изречения знаменитых философов, магов и ученых; высокие книжные полки у стола, сплошь забитые не художественной, а научной литературой. Книги везде: на подоконнике, на стульях, на прикроватной тумбочке – там Макс узрел и собственную монографию о стимулятивных растениях с целым ворохом разноцветных закладок, и биографию с полным сборником научных статей. Дернул краешком губ то ли от удивления, то ли в усмешке, отвернулся.
– Лорд Тротт имеет опыт взаимодействия с темными, в том числе и с активными темными, он, как вы знаете, один из сильнейших менталистов мира, – повторил Александр, немного повысив голос, – на этих словах к нему повернулись все присутствующие в комнате. – Он полагает, что в состоянии вернуть вашу сестру, ваше высочество.