Tsitaadid raamatust «Королевская кровь. Темное наследие»

– Часто встречаю здесь рассвет, – проговорил император мягко. – Светилу в миллионы больше лет, чем мне, а каждое утро оно встает и работает с одинаковым усердием. И нет его сильнее в нашем мире. Великая сила требует великого смирения. Чем больше дано, красная дева, тем больше приходится бороться с собой. Слабому противостоит мир, сильный противостоит сам себе. Но и сильнейшему нужна опора не слабее него – иначе можно рухнуть, разрушив себя. В чем твоя опора, дочь Воина? – В семье, – ответила она без колебаний. Он медленно покачал головой. – Ты – их опора. А твоя? В чем находишь ты покой и силы? Она промолчала, но император и не ждал ответа. – Посмотри на солнце. Это жизнь, но что стало бы с Турой, если бы оно светило круглые сутки? Это тепло, но что стало бы, заслони оно все небо? Есть ли на твоем небе место для луны и звезд?

Он не поддержал шутку, но улыбнулся, подтянул ее еще ближе. – Фактически вы живете со мной, спите со мной, носите моего ребенка. И я хочу быть уверен, что вы никуда не денетесь, Дробжек. Поссоримся или придумаете себе что-нибудь – и ищи вас потом

Холодно. Чистый твердый лед. Вокруг принцессы по краю поднялись в небеса светлые зеркальные стены – на нее смотрела золотистая-Ангелина, лицо ее менялось, искажалось

метной рыжей щетиной, сел в свое кресло. В нем он выглядел очень респектабельно – да и вообще этот деревянный кабинет с красной бархатной обивкой что-то

спасла тебя, увела в тайный ход – дверь

сосредоточена, – объясняла королева. – Тебе

нужна помощь? – спросил герцог через несколько минут у безопасника, закончившего отдавать приказы по телефону. – Маячок? – Если бы, – пробурчал старик

потушили? – предположил Люк с усмешкой. – Отводите подозрения, – с легким презрением пожал плечами Розенфорд.

предусмотрел, отмахнулся от предупреждения старого Тайкахе и своего божественного покровителя, слишком сильным себя чувствовал, слишком счастливым. Урок собственной ничтожности перед

твоя скорость. И ритм. В конце, когда снова дрожали и наливались свинцом руки, а ноги стали заплетаться, Четери вдруг ускорился, стал обидно вспарывать кожу кончиками лезвий