Вот это прозвучало реально оскорбительно, хотя с другой стороны ― оно и к лучшему. Девочки-то ладно, пускай наслаждаются, но чтоб ещё и парни палили в открытую мой член… Ну такое себе это достижение в копилку, так что норм. Мне и в трусах неплохо.

Короче: раздели меня, усадили на стул в дальней части аудитории, поставили позади завешенную белой тканью ширму, присобачили к стремянке настольную лампу, направив свет, включили таймер и велели не шевелиться.

Чего уж. Не шевелюсь.

Сижу, оседлав стул спинкой вперёд, сложив на спинке руки, и с трудом сдерживаю порыв почесать нос.

Как часто бывает: когда нельзя ― начинает зудеть буквально всё. Но терпим, раз подвязался на кипиш. Не скулить же как баба. Так что отвлекаю себя тем, что без зазрения совести таращусь на Скворцову.

Специально выбрал такой ракурс, чтоб сосредоточить фокус внимания точно на ней.

Я ― на неё, она ― на меня.

Понятно, что помимо этого меня пристально разглядывают ещё дохрена кого, но вся эта затея ведь ради чего устроена? Позлить её. Правда коварный план почти сразу даёт сбой.

Да, первые минут десять Карина не разочаровывала, покрывая меня мысленно, судя по испепеляющему взору, отборнейшим матом, но её недовольство удивительно быстро перетекло в не менее занимательную одухотворённость.

По разглаживающимся складкам на лбу буквально можно проследить всю степень затягивания в творческий процесс. И, надо сказать, это весьма залипательно.

До мурашек, которыми покрывается моя кожа от каждого брошенного ею на меня взгляда. Сосредоточенного, внимательного, плавно скользящего по моему телу и впитывающему… Каждую мелочь, каждый изгиб, каждую чёрточку.

В альтернативной реальности, в мире, где не существует тактильности, это могли бы быть просто охеренные предварительные ласки. Несмотря на наличие посторонних, момент прямо-таки сугубо интимный. Находись мы сейчас в спальне, за закрытыми дверями, отвечаю, я бы не выдержал…

Но в данных обстоятельствах приходится. Выбора нет, потому что установившуюся между нами невидимую связующую ниточку так и норовят оборвать.

Ребята частенько подходят, чтобы сделать центровку глаз, рассмотреть поближе какие-то только им важные нюансы или же просто для того, чтобы убрать волосы, закрывающие моё ухо.

Охренеть. Меня трогают, разглядывают как экспонат, обходя кругом и с холодным отстранённым безразличием изучают… Причём, не как объект сексуального влечения, даже не как человека, имеющего хоть какую-то половую принадлежность.

Просто материал, который нужно оформить. Очень странное, необычное, но прикольное ощущение. Будто я участник какого-то чудаковатого перфоманса. А суетливая, вечно недовольная всем преподша, только добавляет всей ситуации сюра: ходит от одного студента к другому, подмечает ошибки и бубнит, бубнит, бубнит.

– Данилин, ты видишь, как падает свет на фигуру? Сверху. Вот и рисуй только то, что видишь сейчас. И не выдумывай лишнего.

– Не забывайте прорисовывать тени и блики.

– В древнем Египте во время занятий мимо учеников ходил человек с бамбуковым стволом и бил по спине за кривой рисунок. И заметьте, спустя столько веков мы до сих пор восхищаемся теми работами. Улавливаете, к чему я веду?

– Вы посмотрите, какие работы висят в коридоре, и что малюете вы, бестолочи мои. Застрелиться не хочется?

– Скворцова, что за скелет? Он здоровый парень в отличной физической форме. Зачем ты делаешь из него узника Освенцима?

– Ничего не знаю. Я художник, я так вижу, ― обиженно бурчат. Кажется, кто-то не любит, когда его отчитывают.

– Видь по-другому! Подойди ближе, если зрение шалит, ― назидательно муштруют её, заставляя смущённо рдеть, от чего меня распирает на улыбку. Едва удаётся ту удержать. Шевелиться же нельзя. И мимики это тоже касается.

А тело-то тем временем начинает сдавать позиции. Задеревеневшая спина ругается, отяжелевшие свисающие кисти сводит, а по нервным окончаниям растекается покалывающее онемение.

Когда писк таймера оповещает, что начинается перерыв и тело снова ненадолго принадлежит мне, с трудом удаётся для начала хотя бы просто встать.

Воу. Как же приятно просто двигаться!

Приятнее этого только до хруста костей хорошенько размять мышцы и, без предупреждения сделав упор лёжа, отжаться пару десятков раз на кулаках. Чтоб застоявшуюся кровь разогнать. Ну и взбодриться. А ведь это только первые полчаса. Лишь одна четвёртая от того, что запланировано на сегодня.

Пздц. Я хоть выживу после?

Выживу. Куда денусь. Вот кофейка бахну, который мне услужливо преподнесла симпатичная блондиночка, и можно снова отправляться на экзекуцию.

А пока остаются последние минуты, пользуюсь возможностью, чтобы, наконец, и самому рассмотреть аляпистую творческую компашку. Не всё же им одним.

Кого здесь, конечно, только нет: и обколотая недопацанка с каре, и недодевочка, который недомальчик с длинным хвостиком в зауженных джинсах, и толстушка-хохотушка с разноцветными прядями на тонких жидких волосёнках, смотрящими жутко нелепо. Мда.

Но есть и нормальные Я бы даже сказал: слишком нормальные, мало чем примечательные. Настолько, что попросту теряются на их фоне. Сразу видно: у кого всё в порядке с менталочкой, а у кого эксцентричность настолько шкалит, что последствия этого выливаются не только во внешность, но и в повадки.

Карина, меланхолично помешивающая свой кофе вынутым из пучка карандашом, одна из таких. Всё в ней: начиная с волос и яркого макияжа, вплоть до колготок в сетку и громоздких ботинок на высокой подошве ― словно один сплошной вызов. Себе, обществу и… не знаю. Всему миру, наверное.

Даётся сигнал продолжать и таймер снова включается. Блондиночка, что на протяжении последних минут всячески трётся вокруг меня, кокетничая напропалую, неохотно возвращается к мольберту, а я на "пыточный стул".

Отсчёт следующего получаса пошёл.

А затем ещё полчаса. И ещё…

Блять. Я, конечно, не рассчитал силы воли. Шило к концу второго часа отчаянно рвёт очко, требуя хоть какого-то движения. К тому же от монотонного шуршания бумаги, гудения потолочных ламп и пропитавшего мастерскую запаха масляных красок меня начинает тупо убаюкивать.

Хотя уснуть как раз-таки сложно. Студенты продолжают то и дело подходить, вырывая своей суетливостью из сонного оцепенения. Одни, как блонди, с разрешения снимают на телефон какие-то части моего тела. Другие, как Скворцова, просто присаживаются рядом на корточки, делая быстрые наброски в блокнотах.

Невольно заглядываюсь на лёгкие и точечные штрихи, стремительно появляющиеся на белом листе. Изгиб кистей, намётки пальцев, которые настолько налились свинцом, что я давно их не чувствую. Контур ногтей. Даже грязный кант мизинца и порванный заусенец на безымянном не ускользает от её зоркого взгляда.

Карандаш в женской руке порхает словно живой, играя в копирку: Ctrl C ― Ctrl V. Я бы так не смог. Чертить линии, вычислить радиус, угол наклона, разработать подробный план проекта и объёмную форму с расчётом конструкции ― это запросто, а вот оживить неоживимое за считанные минуты… Признаю свою некомпетентность.

– Кирилл, не отвлекайтесь, ― напоминает преподша, последние четверть часа лениво ковыряющаяся за своим рабочим столом. Устала раздавать ц/у.

На самом деле, все уже устали. Некоторые ребята давно наушники втыкнули в уши. Заметно, что им становится скучно, ведь обычно так долго один "сеанс" у них не длился. Это сегодня было решено сделать исключение, чтобы наверстать потраченные ранее академические часы.

Забывшись, выпрямляюсь. Пздц. По ощущениям на спину словно добрую тонну булыжников нагрузили. Завтра, наверное, не разогнусь.

– Я почти раздет. Ты передо мной на коленях… Чем не эротическая фантазия, а? ― тихо, практически одними губами шепчу, залипая на длинные ресницы и яркие перламутровые тени на веках.

Так близко и, блин, даже ничего не сделать. Ни щелбана отвесить, ни куснуть за нос, ни… поцеловать. Почему нет? Я бы поцеловал.

– Каждый думает в меру своей испорченности, ― огрызаются, не поднимая головы.

– Лучше тебе не знать, о чём я думаю, глядя на то, как ты лихо управляешься со своим инструментом. Уверен, и с моим бы не подкача… ― со свистом втягиваю воздух сквозь зубы, когда меня сердито щипают за голень. Хорошо так щипают, с прокручиванием. Вырвав часть волос. Еле удержался, чтоб не заорать. ― Хулиганка. Любишь пожестче, да?

– Люблю делать больно. Другим, ― заверяют меня, вставая с карачек и возвращаясь за место. Ненадолго. Голень ещё печёт, обещая в скорейшем времени синяк, когда пиликает очередной таймер. Последний на сегодня.

Всё! Аллилуйя! Свобода!

Следующий заход в среду, но всего на час. Больше не получится, потому что аудитория понадобится другой группе.

– Так вы, типа, встречаетесь или не встречаетесь? Если нет, то чего он вокруг тебя так вьётся? А если да, то куда девала Славика? ― запрыгивая в джинсы и затягивая ремень, слышу болтовню блондинки, крутящейся около Карины.

– Что за Славик? Был же Василий, ― подключаюсь я, с трудом влезая без "ложки" в найки.

– Какой Василий? ― удивляется куколка. ― Ещё и Василий? Скворец, ты гарем собираешь?

Ну какой же она скворец? Она… не знаю, Колибри. Маленькая, юркая и яркая. Хотя, кстати, скворцы вроде на самом деле фиолетовыми бывают.

– Да. Меня тоже это интересует. Я-то наивно верил, что у тебя единственный, ― саркастично хмыкаю, закидывая футболку на плечо и заглядывая птичке-невеличке в мольберт. ― Дай глянуть, чего ты там начирикала. А то вдруг рога мне пририсовала, ― нет. Рогов нет. Есть лишь наброски силуэта без лица, стоп и кистей, в полный рост и это… круто. Хоть и пока, конечно, самого себя распознать сложно. ― Ля, а я правда красавчик!

Карина раздражённо отпихивает меня локтем, убирая работу в папку, а ту ― в громоздкую сумку.

– Рога поищи у своей девушки, ― фыркают с досадой. ― Они у неё настолько ветвистые, что олени от зависти перегрызутся.

– Оо, так у тебя есть девушка? ― огорчается блонди.

– Нету, ― отмахиваюсь.

– Есть, ― закатывает глаза Скворцова. ― Но такая мелочь его не заботит, так что совет да любовь. Развлекайтесь, детки. Помой, будь любезен, ― суют мне пустую кружку и, попрощавшись с преподом, стремительным росчерком выскальзывают из аудитории.

Ловлю выжидательный взгляд блондинки, прожигающей всю мою правую половину лица.

Ждёт.

Чего ждёт? Приглашения на свидание? Ну да, она в целом ничего. Разок закутить можно было бы с… Ёпрст, а зовут-то её как? Называли же имя, сто процентов.

Ай, ладно. Похрен.

– Помой, а. Будь товарищем, ― играя в "горячие пирожки" передаю эстафету с грязной тарой ей и лечу следом за Скворцовой. ― Принцесса-ебаннеса, далеко собралась?

– Далеко, Кирилл-дэбилл.

Кирилл-дэбилл, как оригинально.

– Долго придумывала?

– Да не, само озарило. Пока любовалась на тебя битые два часа. Ты на кой хрен вообще подписался в эти мутки? Тебе оно зачем?

– Как зачем? Чем чаще я у тебя на виду, тем скорее ты влюбишься в меня как кошка.

Карина тормозит, разворачиваясь вполоборота.

– Изначальная ставка была вроде просто секс. Когда условия поменялись?

– Ну так приятный бонус никто не отменял. А почему нет? Мне будет приятно.

– Крестовский, ты просто конченый… ― не договаривает. Пробует на вкус, перебирая, но подобрать нужного определения не может.

– Ммм? ― насмешливо ухмыляюсь. ― Запас оскорблений иссяк? Всё, сдулась?

Издав усталое и протяжное "пфф", Карина попросту уходит. Обратно вниз, к проходной, а там к парковке. Молчит и когда я загружаюсь без спроса в машину, внутри которой стоит просто убийственная духота. Пока кондиционер набирает обороты, открываю окно. Иначе задохнёмся.

– Где тебя высадить? ― сдавая задним ходом и ловко обтекая припаркованные на обочине тачки, интересуются у меня. ― Советую выбрать место самому. Иначе скину, где сама пожелаю.

– В смысле, скину?

– В коромысле. Неужели ты думал, что я буду нянчиться с тобой весь день?

– А почему нет?

– Может, потому что у меня есть личная жизнь?

– Личная? Без меня? Это что-то новенькое.

Сарказма не оценивают.

– Повторяю вопрос: где тебя высадить?

Молчу. Вместо этого впитывая её манеру вождения. Внешне расслабленную и даже будто бы легкомысленную, но исходящая от неё концентрация затопляет салон какими-то новыми для моих рецепторов феромонами.

– Никогда бы не подумал, что девушка за рулём ― это настолько сексуально, ― чистосердечное признание как есть. Положа руку на сердце, до нашего знакомства я был непоколебимо уверен, что бабам водить нельзя. Категорически.

Карина, не отрываясь от трассы, достаёт из бардачка пачку влажных салфеток, кидая ту на мои колени.

– Слюни подотри, ― виртуозно уходят вправо, не снижая скорости. Потенциальный занос переходит в полноценный мини-дрифт, в рамках допустимых на дороге правил. Точечный и выверенный. Ювелирная работа. Вот уж точно от чего впору слюни пустить.

Вообще, то, как она улавливает вибрации авто и чувствует габариты даже незнакомой тачки, я оценил ещё в прошлый раз. И уже тогда, будем откровенны, знатно запал на это, потому что не каждый мужик-то справится с механикой с той грациозностью, с которой управлялась она с моим Мустангом.

Запал тогда и, кажись, сейчас история повторяется.

Догадывается ли Карина об этом или нет, но у нас с ней гораздо больше общего, чем она думает. Потому что я каждой клеткой чувствую её нетерпение и безошибочно замечаю подрагивающее женское колено. Кое-кто страстно желает надавить на педаль и прибавить газку, но держится, чтобы не нарушать пдд.

– Ты никогда не гоняла? По-взрослому? ― спрашиваю я, озарённый шальной идейкой.

– По-взрослому, это как?

– Хочешь, покажу? Только для этого тебе придётся освободить для меня всю ночь вторника.

POV СКВОРЦОВА

С брошенными ма напоследок словами: "Я хз, куда меня везёт этот маньяк, но, если что: где искать труп ― спрашивайте с него", гордо выходим в ночь. Хотя одиннадцать вечера не просто так зовётся "вечером", так что вроде как и не ночь. Ладно, не столь важно.

Важнее, другое.

– Рискнёшь? ― болтают протянутым мне ключом от машины, висящим в колечке на пальце.

Рискну ли я снова сесть за руль его Мустанга?

– Как два пальца об асфальт.

Ну, ладно. Не два пальца, погорячилась, хотя опыт уже есть. А вот в прошлый раз я немного себя переоценила, так как на механике ездила исключительно в автошколе, но ничего. Вроде быстро сообразила: что к чему, обвыклась и не опозорилась. Согласитесь, было бы крайне неловко заглохнуть посреди дороги, слишком быстро отпустив сцепление.

Сейчас меня накатывает примерно тоже состояние: закипающий адреналин вперемешку с ссыкливым волнением накосячить. Сложно с щелчка переключиться, когда несколько лет водишь исключительно на автомате, поэтому первые минуты чувствую себя бараном на выпасе и жду насмешек от Крестовского.

Которых, вот же удивительно, нет. Молчит. Однако при этом внимательно следит за каждым моим движением, меланхолично играя зажатой в уголке губ зубочисткой. Что ещё больше нервирует.

Блин.

Зря я, наверное, согласилась ехать с ним в одной тачке.

Зря вообще согласилась куда-либо ехать, но любопытство пересилило. А эта хитрюга ещё и условия обозначила: чтоб колёса были общие. Это он так, как понимаю, предусмотрительно лишил меня возможности свалить, привязав к себе.

– Я на экзамене? ― включая поворотник, сворачиваю к выезду из коттеджного комплекса, который, как и все элитные жилые районы, заканчивается кпп. Чтоб не шастали посторонние с пустыми вёдрами и завистливо не плевали на наши газоны.

– Нет.

– Тогда чего таращимся?

– Я не таращусь, а наблюдаю. Где училась водить?

– Где и все. Инструктор толковый попался.

А ещё безумно симпатичный и вообще клёвый парень, ставший моим первым. Во всех смыслах: первым в сексе, первой любовью, да и вообще первым парнем, с которым я захотела построить отношения.

Не вышло.

Разница в возрасте и на тот момент моя сильная неуверенность в самой себе на фоне брекетов и лишнего веса, всё испортила, но расстались мы мирно. Без скандала.

Наверное, по-другому и не могло сложиться, ведь на тот момент мне было всего шестнадцать, а ему… хм, около двадцати вроде как. Может, чуть больше.

– Что ж, неплохо, ― признает Кирилл. ― Очень неплохо. Особенно для девчонки.

Вот спасибо, Ваше Величество. Одарил благословением. И как я без него раньше жила?

– Попахивает дискриминацией, не чувствуешь?

– Не. Я чувствую только свой одеколон.

О, да. В "Dior Sauvage" утопает весь салон. А заодно и я. Но аромат так-то реально клёвый, хоть и знать ему об этом не обязательно.

– Не ты один. Можно было и поменьше на себя лить. Иначе девушки помрут от передоза раньше, чем успеешь их склеить.

– Ты это о себе?

– А я тут причём? Меня ты не клеишь. Меня ты просто бесишь навязчивостью.

– Не соглашусь. Смотри: ты сейчас со мной, по доброй воле, сидишь в моей тачке и едешь туда, куда я велю. Хочешь ты того или нет, но кое-кто всё-таки склеился. Пусть и чисто из интереса.

Чёрт. А ведь он дело говорит.

– Как склеилась, так и расклеюсь обратно. Если мне не понравится то, что увижу. И только попробуй начать домогаться.

– Не планировал, но вот ты сказала и резко захотелось.

– Не советую.

– А иначе, что? Снова будешь кусаться?

– Зачем мне твои микробы? У меня и своих достаточно, Просто получишь коленкой по бубенчикам и на ближайшее время забудешь в о том, что их можно пускать в ход.

– Кощунство. Давай обойдёмся без этого? Я своими бубенчиками очень дорожу.

– Тогда за что так нещадно их эксплуатируешь? Где милосердие? Даже портовые шлюхи, услышав количество твоих беспорядочных половых связей, выпали бы в осадок, посоветовав убавить прыть.

– А, ты аж такого обо мне мнения? Лестно. Ну… Я не отрицаю, у меня было достаточно девушек, но всё же не переоценивай мою аморальность. Всё подряд я тоже не трахаю.

Какой избирательный. Ну да, нам же только моделей подавай.

– Он ещё и привереда, вы гляньте.

– Я бы предпочёл определение: избирательный.

– Да нет, всего лишь охреневший. Зато дурнушки могут быть в безопасности. Твоя брезгливость спасёт их.

– А кто сказал, что дурнушек я не беру? Знаешь, какие порой они оказываются страстные и благодарные? Особенно если где-нибудь в клубе выбираешь её, а не стоящую рядом хорошенькую, но пустоголовую подружку. Но что важно: в отличие от пустышек они понимают, что к чему и не тешат иллюзий, кидая нелепые обидки.

Нормально так. Всем выделил нишу в своей пищевой цепочке, никого вниманием не оставил. Миссионер с великим предназначением, блин.

– И к какой категории у тебя отношусь я? Я вроде не уродка, но и иллюзий не тешу.

– Ты не уродка, ты ― чумичка. Дерзкая. Горячая. Сексуальная.

– Ммм, мягко стелишь. Смотри аккуратнее, а то сейчас ещё растаю. Потом обивку не отмоешь.

Ничего на это не отвечает. Только смотрит с кривой ухмылкой. И задаёт вопрос совсем из другой оперы.

– Слышишь?

– Что?

– Что-то кряхтит в движке. Тормозни. Глянем, что там.

Не выдерживаю, разразившись хохотом.

– Ха, ну уж нет. Второй раз такой номер не прокатит.

Не он один помнит ночную безлюдную улицу Амстердама, его дебильнейший "предлог" и меня… Оказавшейся верхом на нём.

– Жаль. Вдруг бы сработало, ― Крестовский с усмешкой перекидывает зубочистку на другую сторону рта. ― А знаешь, что мне ещё в тебе нравится? Ты не идёшь в руки без боя. Поэтому заполучить тебя будет втройне приятно.

– Неужели правда думаешь, что у тебя получится?

– Получится. Ты не первая такая недотрога.

Очаровательно.

– И сколько продержались прошлые?

– Самая выносливая сдалась спустя пару лет.

– Вау. А ты настойчивый. Одобряю. Но спорим, я побью её рекорд?

– Другой ответ меня бы разочаровал. Однако в этот раз всё будет куда быстрее.

– Ты либо слишком самонадеян, либо попросту тупица.

– Снова обзываешься?

– Ага. И ты мне ничего за это не сделаешь. Знаешь, почему? Потому что вряд ли хочешь получить свою красотку всмятку.

– Готов рискнуть, ― Мустанг слегка рыскает, ловя мою неожиданность, когда рука Кирилла ложится… между моих ног, сжимая внутреннюю часть бедра.

– Стряхни конечность, фетишист. Греть потные ладошки будешь в другом месте.

– Переубеди меня.

Да запросто!

Резко выкручиваю руль, вылетая на встречку, в последнюю секунду уходя от столкновения с одинокой легковушкой, ослепивший нас на мгновение вспышкой фар. Прости, мужик на жигулях. Ты, наверное, в штаны наложил от испуга, но я контролировала ситуацию, так что опасности не было.

К сожалению, водитель этого не знал. Разъярённое бибиканье, ещё долго звенит в ушах, зато добиваюсь желаемого. Лапать меня перестают.

– Ну точно чумичка! ― выдыхает Крестовский. Не поняла, он что… в восторге? Вот же конченый псих. Конченый, но… прикольный. Люблю тех, у кого не все дома. Главное, чтоб невменяемости было в меру.

– Ещё какая. А знаешь, в чём самая прелесть? Письма счастья за превышение скорости в этот раз будут прилетать не мне, ― коварно скалюсь, подбавляя газа.

Мы как раз выезжаем за черту города, в мало населённую её часть, где кроме напичканных на каждом углу заводов и фабрик нет ни души. Особенно в это время суток.

Мелькающие дорожные знаки то и дело просят не разгоняться до восьмидесяти, но на спидометре быстро набирается за сотку. Правда перед подсвечивающимися пешеходными переходами всё равно слегка сбавляю. Мало ли что.

Так и едем. Крестовский задаёт направление, я ― послушно следую указаниям, заезжая в такую глухомань, в которую одна по трезвому уму ни за что бы не сунулась. По-моему, тут даже сеть не ловит, потому что вышек на ближайшую округу раз-два и обчёлся.

Зато есть огромный по площади пустырь. Земля неровная, в колдобинах, мало зелени, много поваленных деревьев и ещё больше старых технических отходов, возвышающейся горой ― последствия сошедшего не так давно оползня, после которого бульдозеры сгребали сюда весь мусор.

Но до самого пустыря так и не доезжаем, тормозя на съезде мало популярной у жителей трассы. Обычно даже в дневное время здесь редко когда образовывается затор, а ночью так и вовсе максимум "транзит" раз в час проедет. Но не сейчас.

Сейчас замечаю длинные колонны припаркованных по обе стороны четырёхполосной дороги авто. Подсчитать сложно, но навскидку точно больше сотни тачек. С включёнными аварийками и развивающимися на ветру флагами.

При приближении даже замечаю затесавшийся по центру, пересекая сплошную, эвакуатор, на котором под грохочущую музыку, как на сцене, танцуют… девочки?

Да, точно. Полуголые девочки гоу-гоу.

О, прям совсем полуголые. Топлес.

– Я вижу сиськи, ― хмыкаю, тормозя после повелительного жеста одного из парковщиков в светоотражающем жилете, выступившим нам наперерез. ― Зачётные, кстати.

– Твои лучше, ― опустив окно, Кирилл протягивает чуваку несколько скрученных купюр крупного номинала, тот записывает номер машины и разрешает проехать дальше, услужливо ориентируя: куда нам можно встать.

Комплимент сомнительный, но, так и быть, приму его.

– Значит, ты привёз меня на уличные гонки.

– Ты привезла. И насколько могу заметить, не особо этому удивлена.

– До меня доходили слухи о твоих увлечениях. Сложить два и два несложно. Это правда, что тебя едва не загребли за то, что ты кого-то убил на одном из таких мероприятий?

– Правда. Но не совсем "убил". Это был несчастный случай.

– С летальным исходом?

– И с ним тоже. Тогда четверо, включая меня, серьёзно пострадали. Трое выкарабкалось, четвёртому не повезло.

Ого. Мало того, что не отрицает, так ещё и невероятно буднично об этом сообщает. Будто вылезшего после дождя червячка случайно задавил.

– Миленько, ― медленно продвигаюсь вперёд, жмурясь от развернувшегося впереди файер-шоу. А у них тут весело. И народу просто куча. Самой бы не тирануть кого ненароком, а то лезут прямо под колёса. ― А теперь ты решил попытать удачи со мной? Вдруг тоже откинусь? Типа, так не доставайся же ты никому?

– Глупости не говори. Тебе ничего не угрожает.

– Точно?

– Точно. Шмель отличный орг. У него редко когда случаются осечки.

– Шмель. Погоняло так себе для нарушителя закона. Не очень впечатляет, ― красиво запарковываюсь между скромненьким опелем и глянцевой новенькой бэхой. Разброс в качестве тачек тут мощный. Где ещё увидишь старенькую Ниву рядом с оттюнингованным под завязку Порше? ― Не поняла. Это сборище для вип-мажоров или сюда берут всех подряд, лишь бы мотор не глох?

– А ты чего ждала? Понтов и экшена? "Форсажа" пересмотрела? Сюда приезжают выпустить пар: неделя началась тяжело, босс – козёл, подчинённые – идиоты… Народ приезжает за дозой адреналина, общается, курит кальян и разъезжается. Здесь неважно, на какой тачке ты приехал. Главное, желание участвовать. А если хочешь сборище фриков без тормозов, тогда вперёд и с песней к "Койотам". Вот там не удивляйся, если окажешься в реанимации. У них правил вообще никаких нет.

– Дай угадаю, именно там и случился инцидент с летальным исходом?

– Неважно, ― уходят от ответа, отстёгивая ремень безопасности.

Неважно. Ага. А чего тогда напрягся? Но всё же не настаиваю. Может, не так уж и наплевать ему, как показалось вначале.

– Неважно так неважно, ― глушу мотор, бросая беглый взгляд на приборную панель, где, игнорируя специальную подставку, небрежно валяется последний айфон. Высвечивающий на беззвучном входящий. Без фотки, только короткое имя. ― Тебе тут Эля звонит какая-то. Дай угадаю, твоя девушка? ― с тихим злорадством тянусь к зелёной кнопочке.

– Не трогай!

Поздно.

– Упс, я случайно. Сорянчик, ― наигранно виновато скалюсь.

Крестовский, скрипя зубами, вынужденно переключает на громкую связь.

– Да.

– Привет, Кирюш. Опять вне зоны доступа? Еле дозвонилась.

Какой приятный голос. Не противный так точно.

– Здесь ловит плохо.

– Здесь, это где?

– Здесь ― это здесь.

– У тебя там вечеринка?

Она, наверное, имеет в виду долбящую музыку, которую едва глушит металлический корпус Мустанга?

– Не совсем. Так, встретился со старыми знакомыми. У тебя что-то срочное? Давай я позже перезвоню.

– Позже перезванивать не обязательно. Лучше встречай меня в аэропорту послезавтра.

Крестовский буквально давится зубочисткой, отгрызая кусок и проглатывая.

– В смысле? ― с трудом сдерживая кашель, хрипит он.

– В прямом. Я убедила папулю отпустить меня на свадьбу отца моего жениха.

Нет. Кашель удержать не получилось.

– Ж-жениха?

– Пришлось сказать ему, что ты сделал мне предложение. Иначе бы не отпустил познакомиться с твоими родителями.

– Эля, ты охренела? Что за самоуправство?

– Не злись, Кирюш. Я же не просто так: у меня для тебя есть важная новость, которую не рассказывают по телефону. Плюс, я ужасно соскучилась. А ты разве нет?

– Кхм… Соскучился, ага. Слушай, давай я всё-таки позже перезвоню, окей? Въезжаю в туннель, ― Крестовский отключается поспешно, тихо цедя сквозь зубы: "бляяя".

– Какой туннель, бестолочь? ― хихикаю. ― Сам себе противоречишь. Она ж не настолько дура.

– О, да. Она не дура, ― зарывая пальцы в волосы, присвистывает тот. ― Поэтому и приезжает. Почуяла опасность и едет территорию помечать.

Какие у них, однако, крепкие и доверительные отношения. И зачем это всё, если он от неё только что не ныкается?

– Надо же, ― меня снова уносит в хохот. ― Оказывается, на свете существует та, что держит твои фаберже в ёжовых рукавицах. А она мне уже нравится.

– Заткнись. Просто заткнись.

Затыкаюсь. Но про себя всё равно тихо ржу. Просто его физиономия… О, эта секундная гримаса паники стоила того, чтобы приехать. Хотя бы ради того, чтобы увидеть её.

Жаль только, что она очень быстро уступает место привычной беспечности.

– Ладно. Херня. Разрулим. Вылезай из машины, здороваться пойдём. Ну и в заезд впишемся, если ещё есть место.

В заезд? Ого, это сильно. Я, конечно, люблю иногда полихачить, но в гонках прежде ещё не участвовала. Не доводилось. Ма, если узнает, инфаркт схватит. Она в принципе не очень рада тому, как я вожу.

Выходим на улицу, утопая в коктейле ароматов. Палёная резина шин, кострище от огненного шоу и мой любимый запах бензина моментально отправляют на второй план поселившийся в ноздрях привкус Кировского одеколона.

А тачки, кааакие тут есть тачки…

И я, разумеется, не о стандартном ширпотребе, а о красавцах спорткарах. Голубой Ягуар F-Type, серебристый Шевроле Камаро, и… мамочки, держите меня семеро, король дорог ― Bugatti Veyron Super Sport.

Возле каждой торможу, обтекая ванильной лужицей. Крестовскому приходится ревниво подталкивать меня в лопатки, ворчливо приговаривая:

– Ветреная женщина. Как быстро ты предала мою крошку, стоило только фарами поманить. А ещё меня осуждаешь.

– Я не виновата. Оно само-о-о-о… ― застываю как вкопанная возле Харлея. Вот это мотоцикл, вот это агрегатище. Какие формы, какая брутальность, какая…

Настолько впечатляюсь байком, что не замечаю его хозяина: высокого, широкоплечего блондина. Стоявшего к нам спиной и с кем-то разговаривающего, но при виде Крестовского моментом переключающегося.

– Дарова, ― парни обмениваются рукопожатиями, а я… А я словно вьетнамские флешбеки ловлю, вглядываясь в знакомые черты. Он изменился. Стал уже не просто симпатяжкой, а прямо-таки охрененно красивым мужиком. ― Когда Борзый сказал, что ты снова в городе, я даже не поверил сперва. Надолго?

– Пока не знаю, как карта ляжет. Давно сменил Хаммер на Харлей?

– Чередую.

– Смотрю, гонки приносят куда больше прибыли, чем раньше.

– Ты многое пропустил.

– Догадываюсь, ― Кирилл замечает мой пристальный взгляд. И блондин, наконец, тоже. ― Это…

– Карина Скворцова, ― улыбается Шмель.

И я тоже не могу сдержать улыбки.

Вот ведь ирония. Только-только же вспоминала его!

– Даниил Шмелёв. Как тесен мир. Ну, привет… Шмель.

– Привет, ― смеётся тот. ― И правда, что ещё можно сказать в таких случаях, да? А ты похорошела. И теперь… с Крестом? Засада. Кажется, зря я тебя тогда упустил.

– Так. Стопэ, ― напрягается Крестовский. ― Не понял. Вы что, знакомы?

Шмелёв не торопится отвечать. Лишь продолжает лукаво улыбаться, оставляя право ответа за мной.

– Конечно, знакомы, ― хмыкаю. ― Сложно забыть того, кто лишил тебя девственности.

Olete lõpetanud tasuta lõigu lugemise. Kas soovite edasi lugeda?