Велел царь-государь всех боярских дочек от мала до велика на смотрины свезти. Да не знал он не гадал, что в евойных землях красных девок уродилось что яблочек наливных. Попробуй, выбери. На первый-то дён глаза у царя разбежалися, На второй дён в кучку собралися, а на третий так царь умаялся, что все девицы ему на одно лицо стали казаться.,
Осерчал царь, заблажил, – хороши мол красны девицы, да в царёвы снохи не годятся. Ни статью, не вышли, ни родом-племенем. А годятся на то лишь королевны заморские. Вон, у короля Шпуньского старшАя дочка на выданье, да у Таньюханьского владыки меньшая подросла.
Всё бы хорошо, да пока послов снаряжали, пока толмачей выискивали принцесс заморских тамошние женихи порасхватали.
Так-то, выбирал Дормидонт, выбирал, не заметил, что уж и средний сынок басом заговорил и у младшего усы расти начали.
Загрустил тут государь, закручинился. Велел созвать бояр думных, зело умных, стал у них совета испрашивать. Явилися те бояре, поклонилися: – Зря ты, царь-надёга печалишься. Чем голову ломать, вспомни лучше про устои наши нерушимые, про традиции спокон веку идущие. Вспомни, как отцы-деды поступали, что нам заповедали.
Как, сказывают, цари-то в стародавни времена сынов женили? – Без затей, попросту: – выведут добрых молодцев во чисто поле, дадут в руки лук тугой да стрелу калёную. Куда та стрела упадёт, там и судьба царевичу невесту найти.
А чтобы всё соблюсти, ничего не нарушить, надо, чтобы младшой-то царевич не куда попало стрелу послал, а на дальне болото на лягушачье, там лягушку зелёную изловил, да на ней потом и женился. Мол обернётся та лягушка девицей красы-невиданной и будет всем оттого счастье превеликое. А чтобы не усомнился никто, что было в ихнем царском роду эдакое диво, была царевна заколдованная, книги толстые есть рукописные.
По нраву боярский совет царю Дормидонту пришёлся, повеселел он от забот избавившись, и велел древние традиции соблюсти, устои вековечные не рушить, а вывести царевичей во чисто поле, – пускай пред всем честным народом удалью красуются да судьбу пытают.
– Стой, стой! Что ж ты, Ненила Федосьевна, нам сказки о нас же самих сказываешь?
– А вы и заслушались.
– Как тебя не заслушаться. Только мы ведь к тебе не за сказками, мы за советом пришли да за помощью.
– Что тут посоветуешь? Разве что головы не терять. Была б я кудесница али фея заморская, знала бы, чем вам помочь. А я только и умею, что сказки сказывать.
Ладно, буду я думать над вашей бедой. Всю ночь глаз не сомкну, может что и надумаю. А вы к себе идите, да спать ложитесь.
– Ага, утро вечера мудрёней?
– Не мудрёней, сынок, – мудреней.
* * *
Да уж, учудил царь Дормидонт на старости лет, выставил родных сыновей на посмешище. А на Василия-то царевича разве что колпак скомороший не нацепил. Долго теперь при всех дворах девятицарствия будут перемывать их косточки.
Будто мало принцесс да царевен на белом свете. И дочек боярских. Ну пусть даже купеческих. А хоть и крестьянских. Нет, надо было вспомнить про устои да традиции!.. – тут у царевичей слова приличные кончались и начинались те, что не каждому уху слушать подобает, а царским сыновьям и знать не положено.
Традиции! Не было никаких традиций! Сказка была. Нянька её сказывала. А традиций не было. И лягушек в их роду не было! Ни простых, ни заколдованных. Не было!
Традиция! Нет такой традиции – из родных сыновей шутов балаганных делать. Батюшка не подумал, что с его внуками никто на три колена вперёд родниться не захочет? Побрезгуют, скажут: – «А, это те, в ком кровь лягушачья!»
Разве так по людскому закону жену себе выбирают? Да попробуй против отцова приказа хоть слово скажи. Не любит царь Дормидонт супротивного слова. Он и за шёпот супротивный в бараний рог скрутит.
И не поплачешься никому, тебя же и попрекнут: – «Негоже добру молодцу носом хлюпать, сырость разводить». Разве что нянюшка Ненила Федосьевна выслушает да утешит как сумеет. Так и она ничем помочь не в силах.