Loe raamatut: «Книжка с картинками»

Обоснование

Как появилась эта книжка и зачем она нужна?

Эта книжка – попытка дать честный взгляд на события, быть свидетелем которых и пережить которые мне довелось. Она о том, как девочка из маленького закрытого наукограда, дочь советских инженеров оказалась в круговороте событий последней четверти XX века и первой четверти века XXI в России: крах СССР, дикий капитализм, формирование олигархической модели государства, отчаянные и, конечно, напрасные, но губительные попытки сохранить эту модель полицейскими методами. Одновременно – становление гражданского общества в России, несмотря ни на что.

Моей задачей было максимально точно выразить словами то, чему я была свидетелем, то, что чувствовала при этом. В моём случае писательство – это подбор слов, наиболее точно отображающих смысл происходившего. Все события, люди, имена, места подлинные.

Одновременно, это взгляд художника на время, в котором довелось жить и людей, с которыми довелось общаться. То есть взгляд человека, мыслящего образами, картинками.

Это также и рассказ о том, как уязвим ребёнок в мире взрослых.

Ещё здесь есть взгляд на трагизм русской истории через призму парадоксальности русской ментальности. То есть, почему, говоря словами Вени Ерофеева, всё в нашей жизни и в жизни нашей Родины происходит «медленно и неправильно». Или быстро, но тогда ещё неправильнее.

Здесь нет ответов на три вечных вопроса русской интеллигенции.

Но, есть предположения, что:

1) Кто виноват? – Мы сами. Наша беда – это не дураки и дороги, а полное отсутствие чувства меры.

2) Что делать? – Быть строже к себе и снисходительнее к другим.

3) Где мои очки? – Скорее всего, на лбу.

Глава I Музыка

Музыка

Елена Григорьевна Капилевич – пышногрудая рыжая дама, мой первый учитель по сольфеджио.

Работать она не очень любила, а вот нас, детей, любила – да.

Рассказывая о чём-то, Елена Григорьевна могла есть, краситься и даже переодевать колготки, задрапировавшись занавеской у окна.

И вот однажды она поставила пластинку и, по своему обыкновению, вышла из класса. Тут же поднялся гвалт. А из динамика винилового проигрывателя на меня обрушилась музыка. Это была первая часть сороковой, соль- минорной симфонии Моцарта.

Желая слушать это, я встала на стул, прижалась ухом к динамику и закрыла глаза…

Очнулась от того, что Елена Григорьевна мягко обняла меня.

«Музыка», 2020 г.

Инструмент

Моим первым инструментом в Москве стало пианино «Родина». Старое, чёрное, прекрасно сохранившееся, с великолепной механикой, мягкой и глубокой клавиатурой, как у «Бехштейна».

Оно пришло ко мне чудесным способом.

Сняв квартиру, я расклеила в соседних дворах объявления следующего содержания: «Возьму в аренду фортепиано за 50 000 рублей в месяц». В 1995 году это было эквивалентно десяти долларам.

Отозвался дяденька, обстановка в квартире которого состояла из дивана в комнате, стола, газовой плиты и табуретки на кухне, множества пустых бутылок повсюду и той самой «Родины», огромной, чёрной и прекрасной.

Дальше возник вопрос – как перетащить «Родину» из одной халабуды в другую?

Ранним субботним утром я пошла к метро «Кузьминки». Там уже маялись с похмелья местные. Я сказала, что у меня есть 3 бутылки водки и надо перенести инструмент. Дядьки не поняли (как сами потом признались), что за инструмент и радостно согласились, решив, что это что-то слесарно – плотницкое. Увидев пианино, компания ошарашенно переглянулась… Но, три бутылки водки!!! Пианино стащили с четвёртого этажа, перекатили через двор. И стали поднимать на седьмой этаж. Грузового лифта не было, пролёты и лестницы были очень узкими. Мужички выпили две трёхлитровых банки воды. Конечно, это было очень жестоко с моей стороны подвергать таким испытаниям людей с похмелья. В своё оправдание могу лишь сказать, что тогда была с алкоголем на «Вы» и, поэтому, даже близко не представляла себе глубины их страданий и масштабов их усилий.

Через два часа моя «Родина» стояла на месте. Вдобавок к трём бутылкам водки, дядьки вытребовали у меня стакан и луковицу. Хотели ещё хлеба, но хлеба не было.

Для нас с «Родиной» наступили золотые времена. Играть можно было ночами напролёт. С одной стороны моя халупа соседствовала с шахтой лифта. Крысы, деловито шнырявшие по ней вверх и вниз, ничего против звуков фортепиано, видимо, не имели. С противоположной стороны была кухня и соседка претензий не высказывала. Внизу никто не жил. А в квартире сверху ютилась беженка из Грузии, преподаватель музыкального училища в Тбилиси. Она приходила ко мне по утрам часто с такой просьбой: «Пожалуйста, ноктюрн Шопена, который сегодня в два часа ночи играла, повтори ещё раз». А ещё она говорила: «Да вы здесь счастливые. У вас электричество есть. И вода». В Грузии тогда не было и этого.

Миланская консерватория

В кино и мультиках важные, переломные моменты обязательно подчёркнуты музыкой. Жаль, что эта опция не включена в данную нам здесь и сейчас версию жизни. Было бы ещё занятнее. В один из моментов моей жизни невероятно не хватало такого вот «бздынь!», которое сопровождает некоторые гениальные идеи кота в мультике «Том и Джерри».

Дело было на конкурсе имени Дино Чиани в Милане в 1999 году. Надо сказать, что в мире пианистов по-русски не говорят только англичане, французы, итальянцы, испанцы и скандинавы. Остальные все говорят. Китай, Бразилия, Ближний Восток – учатся у нас, в России. США, Израиль, Германия – это преимущественно музыканты с русскими корнями, то есть выходцы или дети выходцев из СССР. Про сами страны бывшего СССР и страны Варшавского договора и говорить нечего – итак всё понятно.

После отборочного тура мы большой компанией сидели на полу в коридоре Миланской консерватории около батареи, грелись. Из средств для согрева, кроме батареи, была ещё большущая бутылка виски из duty free. На закуску – одна шоколадка на всех.

Рассказывали по очереди о своих ощущениях. Когда очередь дошла до меня, я рассказала о каком-то чрезмерном, диком волнении перед выходом на сцену, таком, что в голове мелькнуло: «Господи, зачем мне это надо?!» В ответ на это признание мои новые знакомые один за другим восклицали: «Ой, и я чувствовал, чувствовала тоже самое!»

– Ребят, а что дальше?

– Как что? Немного отдохнуть – и следующий конкурс.

Вот здесь и было время и место прозвучать тому самому «бздынь!» из мультика про мышонка и вечно гоняющегося за ним кота. Ощущение, как будто проживаешь определённый момент жизни и смотришь на него со стороны одновременно. Так выскакиваешь из колеса, если случилось завертеться в нём, как белке…

Глава II Рождённые в СССР

Дунькина радость

Снаряжали меня родители в дорогу, в муз. училище, как могли.

Шёл 1990 год. Мама дала денег и велела идти в магазин, к открытию после обеденного перерыва и «купить то, что выкинут».

Минут за 20 до окончания обеденного перерыва около всех дверей всех магазинов СССР, и продуктовых, и вещевых, плотная толпа, не протиснешься. Особенно рискуют те, кто в первых рядах: рискуют быть не на шутку придавленными о двери напирающей толпой товарищей.

Участвовать в этом, когда тебе пятнадцать – странно и смешно, и кажется глупым. Наверное, это не кажется ни тем, ни другим, ни третьим, если тебе нечем кормить детей.

Продавщицы эту толпу боятся, и, есть ощущение, что ненавидят. Хотя, я могу ошибаться.

И вот, двери открываются, толпа врывается, продавщицы выталкивают тележку со снедью и мгновенно захлопываются дверью подсобки.

Толпа катает эту тележку по магазину минуты три.

Тележка пустеет, толпа теряет к ней интерес.

Я подхожу к тележке. На дне – разорванный пакет с конфетами «Дунькина радость» (это карамель в сахаре без фантиков). Беру его. Иду на кассу.

«Выход», 2020 г.

Есть ли Бог или таких не берут в комсомольцы

«Есть ли БОГ?» – этот вопрос волновал меня с 5-ти лет.

Сейчас меня этот вопрос не волнует. Точнее, для меня это давно уже не вопрос.

А в 5 лет всё было не так однозначно. По телеку и радио с утра до ночи говорили, что Бога нет.

А бабушка читала на ночь Живые помощи. И это было так волшебно! Из тёплой коричнево-золотой темноты выплывали причудливые закруглённые образы: «аспидая василиск», «попереши», «лев со змеем».

И вот, каждую ночь, засыпая, я решала для себя, так есть Бог или нет? Одну ночь засыпала с решением, что есть, другую – что нет.

Однажды я рискнула спросить у своей одноклассницы, тихой и молчаливой девочки, а верит ли она тому, что нам говорят на политинформации. Сделав испуганное лицо, одноклассница прошептала: «Конечно, а ты что, нет?!»

Мой отец ночами слушал радио Свобода. Сквозь треск глушилок прорывались невероятные тексты, они действовали на разум также, как ледяной душ на тело.

Картина мира раскалывалась.

В итоге, когда пришла пора вступать в комсомол, я просто физически не смогла впихнуть в свою голову их ордена. Хотя, в это же время легко выучила наизусть 1-й, до-мажорный концерт Бетховена.

В общем, не приняли меня в комсомол.

И слава Богу.

Лебединое озеро

Большая часть моих сверстников обожает балет «Лебединое озеро» не за музыкальные характеристики, а за то, что именно этот балет крутили по обеим ТВ программам и по радио, когда умирал очередной председатель ЦК КПСС.

Лебединое озеро почти всегда означало день, свободный от школы и от домашки, ведь дистанционного обучения и интернета ещё не было. И мы отрывались от души, собираясь у кого-нибудь из одноклассников. Прыгали на диванах, играли в бой подушками и ели хлеб с вареньем.

Выходить на улицу запрещалось, под угрозой проблем на работе у родителей. Предписывалось скорбеть. Но скорбеть категорически не

получалось! Мы, дети, не ощущали взаимосвязи между своими жизнями и дедушками на трибуне мавзолея. Взаимосвязь между Лебединым озером и днём свободы ощущалась гораздо отчётливее.

«Танец», 2006 г.

Школьные сны

До какого возраста Вам снились сны о школе, мой уважаемый читатель? Все ли они были кошмарными?

Я училась в единственной на тот период специализированной английской школе в Арзамасе-16 (так раньше назывался ЗАТО Саров). Преподавание было отменным. Программа основательная и сбалансированная настолько, что после восьми лет обучения мои знания оказались достаточными для того, чтобы во всех остальных учебных заведениях, где мне довелось обучаться, сдавать английским экстерном, а также легко сдать английский на кандидатский минимум для защиты диссертации. Кроме ежедневных уроков английского, на английском нам также преподавали географию и историю, были предметы «технический перевод» и «внеклассное чтение». Отдельное внимание уделялось произношению. Классы были оборудованы по последнему слову техники на тот момент.

В эту школу брали лучших. Отбор был очень строгим. В лучшие я не попала. Но, моя мама, человек исключительной настырности (кое качество мною было от неё перенято), записалась на приём к директриссе, Клавдии Александровне Фокиной. Про эту наистрожайшую даму ходили легенды. Когда, спустя 10 или 15 лет, мы навещали её дома на пенсии, она оказалась милейшей, обаятельной старушкой. Но, в пору директорства Клавдии Александровны, её все трепетали. В сознании семилетней меня она отпечаталась высокой, худой, с безупречной осанкой, строгим лицом и тщательно спрятанной добротой в глазах.

– Хочешь учиться в нашей школе? – спросила она.

– Нет, это не я хочу, это мама моя хочет.

Меня приняли. В школе было весело. И интересно. Особенно интересно было на литературе, где разрешалось рассуждать и говорить, и химии, где мы делали опыты. Однако, излишняя самостоятельность и творческость не приветствовалась.

– Опять отсебятина! – досадовала классная руководительница.

– Отсебятина, отсебятина, Собятина-отсебятина! – дразнились мои школьные друзья.

Впрочем, школе так и не удалось вытравить из меня «отсебятину». Вся моя жизнь – сплошная «отсебятина».

Но, честно говоря, мы, дети, были счастливы. Лично мне страдания доставляла только физика. Я не успевала за учителем. Доска из зелёного оргстекла, находившаяся за возвышением кафедры, ужасно бликовала. Софиты, направленные на неё, усиливали этот эффект. Отец, который знал физику блестяще, помочь мне не мог. Он раздражался от моего непонимания очень быстро, не понимал, как можно не понимать элементарных вещей и ругался «дурой».

– Я не ду-ураааа! – рыдала я, размазывая слёзы по щекам.

– Вот ведь, дура, да ещё и признаться не хочет!

За решение задачек отцом учитель выставляла «двойку», потому что они были решены не тем алгоритмом, который был нужен учителю. Например, не в три действия, а в одно. Или с помощью формулы, учителю не известной. Отец просил передать учителю, что она тоже дура. Я не решалась.

Ситуация достигла апогея, когда я продавила родителей и они дали согласие на моё поступление в музыкальное училище. Этому предшествовала череда скандалов, попытка уйти из дома и угроза, что, если нет – учиться не буду. В школу ходить буду, а учиться – нет. Единственное условие от родителей было – ни одной тройки за девятый класс, ни в одной из четвертей. Троек у меня и не водилось. А тут, как назло, завелась. По физике, разумеется! Да ещё и в первой четверти. Чтобы скрыть этот факт, несколько раз пришлось «потерять» дневник за год: отцовской бритвой я счищала чернила, подправляла «3» на «4» и отдавала дневник на подпись родителям. Потом также подправляла «4» на «3» и отдавала дневник на подпись классному руководителю. Бумага не выдерживала, начинала рваться – дневник «терялся».

И вот, эта самая физика и фигурировала в моих кошмарных снах вплоть до моего сорокалетия. Например, снится как будто я сыграла концерт, вышла за кулисы и оказалась в кабинете физики, а там контрольная. Или, идёшь по Москве, открываешь дверь куда-нибудь и попадаешь в школьный коридор, ведущий опять в кабинет физики! В последнем кошмарном «физическом» сне я сдавала физику за дочь. Маша должна была приготовить мне шпаргалку, но, когда экзамен начался, шпаргалки у меня не оказалось. А голос из взрослой жизни и говорит: «Ну что, читай внимательно вопрос! В вопросе ответ уже есть!»