Алина Неверова стала БОМЖом. Странно, конечно. В СССР, считалось, нет бездомных, но теперь девушка поняла, что это не так. Буквально три месяца назад, в июле 1981-го она и представить себе не могла такого. А теперь это стало страшной реальностью, к которой приходилось привыкать. Для того чтоб просто выжить. Хотя зачем? Чтоб сдохнуть в подворотне от голода или замёрзнуть зимой в какой-нибудь канаве? Где-то на задворках сознания у бедной женщины ещё жила зыбкая надежда на чудо, на то, что что-нибудь произойдёт невероятное, и кончатся её мытарства. Сидя на мокром от ночного дождя бетонном бордюре перед входом в железнодорожный вокзал (тут сегодня дежурил добрый милиционер, поэтому можно было переночевать в зале ожидания до семи утра), Алина в который раз вспоминала своё недавнее прошлое и отчаянно себя жалела.

Сначала жизнь её складывалась нормально, как у всех. Несмотря на то, что рано умер папа, матери Алины удавалось неплохо зарабатывать на птицефабрике, где она была старшим технологом производства. Конечно, в их деревне жизнь в первое десятилетие после войны была "не сахар". Жили все, как один, бедно. Вот и Алинка стремилась в город, поближе к цивилизации. Мама, красивая русская женщина, что называется "кровь с молоком", регулярно заводила романы. Встречаться с мужчинами в ветхой деревянной хате, оставшейся ещё от бабки с дедом, тридцатого года постройки, где была одна комнатка с сенями, при наличии повзрослевшей дочери было неудобно. Поэтому, когда Алина засобиралась в город поступать в институт, мать не возражала. Сорокалетней женщине "в соку" необходимо было устроить свою личную жизнь.

И Алина, на радость маме и самой себе поступила с первого раза в педагогический. И стала жить самостоятельно, в общежитии. С мамой она почти не общалась, в деревню ездила редко. Тогда ведь, в 1972-м можно было и на Алинину повышенную стипендию прожить. Не мудрено, что с мамой, которая телеграммой сообщила Алине, что вышла замуж за иностранца и уезжает в Америку, девушка прощаться не поехала. Вроде бы уже год мать не видела, и не скучала особо… Да и маме она не сильно нужна была, та всё своё счастье устраивала. А про деревню и убогий покосившийся свой домик вообще вспоминать не хотелось.

Выучилась девушка на учителя русского языка и литературы и сразу устроилась в среднюю школу. Преподавать ей нравилось, дети уважали молодую учительницу. Как же горда была Алина, когда через два года в школе, в 1979-м ей доверили класс! Пятый "А". Она стала классным руководителем. Это такая ответственность, и такая интересная работа. Достойная! К этому времени она уже год как была замужем за инженером Володей, с которым они жили в квартире его родителей. Свекровь недолюбливала Алину. Считала, что сын взял её с "голой ж....". Алина особо внимания на это не обращала, так как витала в облаках от любви и от своего счастья: муж, квартира, любимая работа – всё есть! Да и не понятно было: сами-то, семья Володи, не шибко богатыми были, такой же средний класс, как сама Алина. Свекровь – обычный кадровик на предприятии лёгкой промышленности, муж – инженер на заводе, свёкор – военный пенсионер, ветеран. Чем они лучше Алины? Подумаешь, происхождение её им не нравилось! Будто если из деревни – то человек второго сорта.

Как-то Алина обмолвилась мужу о ребёнке:

– Вова, я мечтаю о ребёнке, – сказала она прямо.

Вова без восторга воспринял этот разговор:

– Дорогая, рано нам об этом пока думать. Давай "на ноги сперва встанем".

– Мне уже двадцать пять. Что значит "на ноги встанем?" Мы уже давно самостоятельные люди. Работаем. Жить есть где.

– Ну как это есть? – завёлся Володя. – Не с мамой и папой же жить, когда родится ребёнок!

– А что такого, мы же одна семья! У нас две комнаты, – недоумевала Алина.

– Алин, ты итак с мамой не ладишь, а что потом будет?

– Это не я с ней не лажу, а она ко мне придирается. Да мне всё равно! Хочу иметь ребёнка, ты понимаешь? Имею право. Я бы давно забеременела, но ты так редко со мной… Бываешь.

– Потому и редко, что не готов стать пока отцом!

– Это из-за мамы, да?

– Отчасти. Мама считает, что нам сначала надо обзавестись своим жильём. И я с ней согласен.

– Знаю, но твоя очередь на квартиру от завода подойдёт, дай бог, через пятнадцать лет!

– Не выдумывай, очередь движется быстро. Мы – молодая семья. Максимум через 5-6 лет дадут.

– В тридцать что ли рожать? Я старухой стану, Вов! Может родим ребёночка, тогда и, глядишь, быстрее процесс пойдёт. С очередью, а?

– Ты что! Скажи спасибо, что меня вообще в эту очередь поставили. У нас на четверых итак больше девяти метров площади приходится на человека. Не положено, но учитывая, что я ценный специалист…

На этом и заканчивались все разговоры о ребёнке. Алине, как любой нормальной женщине, требовалось реализовать свой материнский инстинкт. Мечта родить превратилась в навязчивую идею. И помехой всему было отсутствие пресловутых собственных квадратных метров. Ну как быть? Хорошо, что у одного из учеников Алины Дмитриевны папа был членом горисполкома. Алина обратилась к этому добропорядочному человеку за советом. Мужчина пообещал помочь Алине, уважаемой учительнице, классному руководителю своего чада, встать в очередь на квартиру в новосторое, который будет сдан уже через месяц. Примерно через три её молодая семья получит ключи от трёхкомнатной квартиры. Не просто так, конечно, помочь. После этого обнадёживающего разговора Алина летела домой, как на крыльях.

– Говорю же Вам, Софья Фёдоровна, – убеждала она свекровь, – всё получится. Все так делают умные люди. У нас будет трёшка. Скоро. Места всем хватит.

– Ты с ума сошла! Дать взятку должностному лицу!

– Это будет не взятка, а благодарность за содействие. Чувствуете разницу? Он так и сказал. Александр Матвеевич – уважаемый человек. Деньги будут переданы председателю горисполкома. Он говорил, что это – обычная практика. Нам же итак положено, как молодой семье. Просто ждать десять лет не придётся.

– Алина, – увещевала свекровь возбуждённую невестку с раскрасневшимися щеками, – это ведь преступление.

– Нет!

– Да какая разница, – скептически заметил муж Владимир. – У нас и денег-то таких нет. Взятка или благодарность – всё равно…

Алина уже продумала и это:

– Мы можем продать эту двушку, а вырученные деньги отдадим Александру Матвеевичу. Решайтесь, Софья Фёдоровна.

– Ты ополоумела, девочка моя! Квартира – кооперативная, она принадлежит нашему ЖСК, а не лично мне или отцу.

– А Вы вспомните про Корнеевых с первого подъезда, многодетная семья. Они в очереди на улучшение жилищных условий стоят. На прошлом собрании жильцов председатель ЖСК о них упоминал. Им и достанется наша квартира, а Вам, Софья Фёдоровна, вернут Ваш пай.

– Не, на такое я пойти не могу.

– Мам, – неуверенно промычал Володя, – может Алинка права?

– Вова, ты-то хоть не начинай. Да и отец не согласится.

– Софья Фёдоровна, – не уступала Алина, – Иван Григорьевич как Вы решите, так и сделает.

Свекровь была непреклонна:

– Это рискованно. Да и где мы будем жить до тех пор, пока вам с Вовой не дадут эту новую трёшку. Ты говоришь, три месяца?

– Да, Александр Матвеевич обещал три месяца подождать. Поживём у Марины, моей подруги по институту. Её мужа в командировку отправили на Кубу до сентября. Она мне ключи оставила, за цветами следить. Там и поживём пока.

– Уж больно просто всё получается, Алин. Да и боюсь я. Никогда взяткодателем не была. Как представлю…

– Я сама деньги передам, не бойтесь. Александр Матвеевич, сами понимаете, уважаемый человек, партийный. И он благодарен мне за сына! Я его в отличники за год вывела по русскому-литературе, а там он и алгебру подтянул. Ну соглашайтесь же, Софья Фёдоровна! Это же ради нашего с Вовой счастья!

Сам Вова молча слушал. Видно было, что он не разделяет энтузиазма жены. Менять привычный образ жизни он не торопился. Ребёнок – да. Он не против был бы стать отцом, но ведь это дополнительные траты… Они итак, в целом, не богаты. Сыты, одеты, но не более того. На курорте, например, ни разу не были. А ему хотелось отдохнуть. От нудной работы с девяти до шести плюс иногда с выходными… А тут ещё Алина родит и не будет работать. Накладно. Квартира, конечно, станет больше, но, опять же с родителями…

Три дня шли дебаты в семье Неверовых. Свекровь была против Алининого плана, свёкор – ни да, ни нет, Володя то склонялся на сторону жены, то на сторону матери. Но Алина была упряма и настойчива. В итоге Софья Фёдоровна сделала то, за что потом неоднократно себя корила и казнила: продала свою кооперативную квартиру. Вернее, сдала обратно в собственность ЖСК, получив свой первоначальный пай, составлявший с учётом износа жилья тысячу двести советских рублей. В течение недели Неверовы выселились и переехали на квартиру Марины в микрорайоне на окраине города, а счастливые Корнеевы в числе двоих взрослых и четверых детей заселились в их бывшую двушку, а в своей однушке оставили бабку с дедом. Уверенная в себе Алина уговорила свекровь продать этим добрым людям и свою мебель, мотивируя это тем, что денег на благодарность для Александра Матвеевича немного не хватало, а у Марины поставить диван, две кровати, стол, стулья и финский гарнитур было негде.

И вот, настал день "икс", когда Алина с чувством выполненного долга отнесла кругленькую сумму, обёрнутую в газету и аккуратно упакованную в непрозрачный целофановый пакет своему благодетелю, с которым в разгар летних каникул у неё была назначена встреча в городском парке в кафе "Мороженное". Александр Матвеевич угостил учительницу пломбиром в железной вазочке, и сам съел такое же. Взял деньги. Не пересчитывая убрал пакет с купюрами в красивый кожаный дипломат. На прощанье мужчина широко улыбнулся Алине и велел ждать звонка от него через неделю, когда формальности будут улажены и председатель горисполкома, его начальник, получит деньги. Тогда Алине надо будет расписаться в документах на получение жилплощади.

Всё было как в сказке. Александр Матвеевич даже показал Алине чертежи её нового дома, план трёхкомнатной квартиры с большой девятиметровой лоджией. После встречи с ним Алина села на автобус и помчалась по указанному адресу. Своими глазами она увидела свой новый дом. Он был девятиэтажным, и уже казался жилым, несмотря на то, что в окна ещё не были вставлены рамы. На территорию почти оконченной стройки её не пустил сторож, но это было не важно. От радостного предвкушения внутри у девушки всё затрепетало. Завтра она привезёт сюда свою несговорчивую свекровь и любимого Володю. Вот теперь-то Софья Фёдоровна её зауважает! И Вова будет спокоен, что их будущий ребёнок будет расти в нормальных условиях, а не в тесноте. Как здорово!

Прошло две недели, а Александр Матвеевич так и не позвонил. Алина часами просиживала возле телефона. В душу девушке закралась неприятная тревога. Свекровь тоже ходила чернее тучи. Володя внешне казался спокойным, но это потому, что он сильно уставал на работе, вечером с ног валился, и было ему не до эмоций. Вскоре свёкор со свекровью начали, что называется, "метать икру":

– Позвони ему сама! – настаивала Софья Фёдоровна.

– Да, пора бы уже, – поддерживал её Иван Григорьевич.

– Я звонила… Телефон не отвечает, – оправдывалась измученная от волнения Алина.

– Ни черта себе, не отвечает! – вступал в разговор Володя. – Не мог же он забыть, денежки-то были немалые. Уже три недели ни слуха, ни духа от твоего Александра Матвеевича!

– Ты должна поехать к нему домой, – сказала Софья Фёдоровна строго, – не нравится мне всё это. Пахнет афёрой… И зачем я тебя послушала!

Алина снова звонила и звонила, но ответа не было. И вот, двадцать пятого августа, как все учителя, Алина вышла на работу. Предстояло подготовить класс на первое сентября. Сразу же она была вызвана к директору, который сообщил Алине, что её ученик Чернышов Сёма, сын Александра Матвеевича, переехал летом в другой район, и переведен в другую школу. Директору показалось странным, что от этой новости у Алины Неверовой слёзы брызнули из глаз. По какому адресу теперь живёт её "спаситель", Алине не сказали. Директор не знал. Тогда она отпросилась домой, сославшись на сильную головную боль, и поехала на такси прям к зданию горисполкома. Хорошо, что оно было в центре города. Алина села на скамеечке напротив входа и приготовилась ждать. Через час примерно, из дверей вышел Александр Матвеевич с каким-то мужчиной. Они направились к белой "Волге" на стоянке возле входа. Алина кинулась наперерез им, задыхаясь от возмущения и стресса:

– Здравствуйте, Александр Матвеевич! – крикнула она, подбежав вплотную. – Я – Неверова Алина Дмитриевна.

Мужчины остановились.

– Да-да, день добрый, – поздоровался Александр Матвеевич, прервав разговор со своим собеседником, который тоже кивнул Алине в знак приветствия.

– Давайте, отойдём, – предложила Алина, взглянув на другого мужчину, – я Вашего звонка ждала, по поводу…

Как ни странно, Александр Матвеевич не поспешил отвести её в сторонку, а прямо и открыто смотрел на Алину, даже немного недоумённо. Он ответил:

– А, Вы о Сёме? Вас должен был директор школы предупредить, что мы поменяли место жительства и, соответственно, школу. Вы извините, я спешу.

Александр Матвеевич вновь обратился к своему попутчику, повернувшись к Алине спиной:

– Ну, идёмте, Василий Петрович, машина ждёт. Так на чём мы остановились…

У Алины мурашки побежали по телу. Ей уже стало наплевать на какого-то другого мужчину, и она понеслась вслед быстро удаляющейся паре:

– Постойте! Причём здесь Ваш сын? Я о деньгах, о квартире. Вы что?!

– Это Вы – что? – Александр Матвеевич удивлённо вскинул брови. Он открыл переднюю дверцу Волги, а тот мужчина уже сел за руль.

Алина осмелилась схватить за рукав пиджака Александра Чернышова. Мужчина, кстати, был высоким и крупного телосложения. Раньше Алина как-то не обращала внимания на его внешность, но теперь заметила, какой неприятно-обрюзгшей была фигура этого человека: мясистая шея плавно перетекала в грудь, а сверху почти сливалась с круглым подбородком в мелких красных прыщиках. Жирный живот нависал широкой складкой над ремнём засаленных серых брюк, едва прикрытый снизу трещащей по швам рубахой. На блестящих глубоких залысинах выступили капельки пота (конец августа выдался жарким). Круглые очки в пластмассовой оправе неуклюже примостились на переносице, от чего глаз, как таковых, было не видно, и за их выражением проследить было невозможно. Александр Матвеевич с силой вырвал руку, от чего боль пронзила пальцы правой руки девушки. Он резко открыл дверцу пассажирского сиденья автомобиля, быстро сел и захлопнул её. В открытое окно Алина стала кричать, заикаясь и запинаясь от нахлынувшего на неё возмущения и страха:

– Да-а чт-т-то Вы себ-б-бе позволяет-т-те?! Вы должны мн-н-не! Вернит-т-те деньги! Или я… Я с Вам-м-ми р-р-разберусь! Вы пожал-л-леете!

Александр Матвеевич быстро стал закрывать окно машины, что-то объясняя мужчине за рулём, который уже нажал на педаль газа. "Волга" медленно стала набирать скорость, и Алина побежала за ней, продолжая сыпать проклятиями в адрес Александра Матвеевича. Она видела через заднее стекло, как Александр Матвеевич, разговаривая с водителем, покрутил пальцем у виска, кивая в сторону бегущей Алины. Потом он приоткрыл окошко, и, оглянувшись назад, прикрикнул несчастной женщине:

– Дамочка, Вы бы успокоились, а не то придётся милицию вызвать! Будете меня преследовать, заявление на Вас напишу!

Алина остановилась, как вкопанная. Она чётко осознала, что её провели. Что теперь будет? Бежать. Скорее бежать к своим, упасть в ноги Софье Фёдоровне, и будь, что будет. Она мудрая женщина, что-нибудь придумает. Как же она в глаза посмотрит семье, мужу? О, ужас! Лучше сквозь землю провалиться.

Придя домой, Алина бросилась на кровать лицом вниз и принялась рыдать пуще прежнего. Володя был на работе. Свёкор стал успокаивать Алину, отпаивать холодной водой. Свекровь же стояла спиной у окна, теребя пальцами веточку алоэ на Маринином окне. Сколько бы Алина не билась в истерике, а объясняться с родственниками всё равно придётся. И она, хлюпая и глотая сопли рассказала им как на духу о своей встрече с Чернышовым. Свекор схватился за голову, а Софья Фёдоровна процедила сквозь зубы:

– Ах ты, гадина подколодная. Что ты наделала!

Алина зарыдала ещё громче, а свекровь сделала непроницаемое лицо и сказала:

– Завтра пойду к председателю горисполкома.

Вернувшийся вечером муж, уже узнавший по телефону от матери про события сегодняшнего дня, не стал жалеть Алину.

– Что ты натворила! Эх ты… – сказал он удручённо, плюхаясь в чужое кресло и обхватив голову руками в области лба. – Подумать только. У нас ведь ничего теперь нет. Даже собственного стула! Я ещё, дурак, от своей очереди на жильё отказался на заводе. А может ты денежки сама прикарманила, а?

Алина оторопела. Горечь обиды поглотила её целиком, слёзы вновь подступили к горлу:

– Что ты такое говоришь, милый? И куда же я их, по-твоему, дела? Как ты мог подумать такое?

– Хватит уже милым меня называть! Когда ты это всё придумывала и нас уговаривала, ты думала только о себе! Разве не так?

– Нет! Я думала о нас всех. Откуда я могла знать?

– А ведь мама предупреждала!

Алина не выдержала и вышла на балкон. Там она закрылась на щеколду и не выходила до утра. Она то плакала, то беспокойно дремала, свернувшись калачиком на циновке. А утром с опухшим лицом поплелась на работу, не сказав домочадцам ни слова. Она чувствовала себя настолько подавленной, что сил даже в глаза посмотреть родным не было.

Глава вторая

Поток воспоминаний БОМЖихи Алины прервал гудок прибывающей электрички. Она встала и поплелась к уличному привокзальному кафе. Три минуты назад она заметила, что от крайнего столика отошла молодая пара, которая перекусывала слойками с кофе. На столе они оставили кусок недоеденной булочки и один из стаканчиков, наполненный кофе на треть. Девушка подошла, воровато оглянулась и быстрым движением руки смахнула лакомство себе в кошёлку, а кофе допила прям там. Есть отходы из мусорок она ещё не научилась, так как БОМЖом была ещё не долго, всего три месяца, и воспоминания о том, что она была обычным интеллигентным человеком, ещё были свежи. Ей претило рыться в мусорных баках, но она прекрасно понимала, что это – пока. Всё ещё будет, впереди зима. Алина переместилась на автобусную остановку под козырёк. Народу ранним утром не было, поэтому можно было спокойно полежать на сухой деревянной скамейке. Правда рядом отирался мальчишка-подросток. Вечно взъерошенный, он звонким голосом предлагал каждому встречному взять у него бесплатную газету объявлений, стопку которых он носил в потёртой дермантиновой сумке через плечо. Алина часто видела его на вокзале и терпеть не могла, так как своими криками мешал спать. Ну что ж поделать, такова она, уличная жизнь… Девушка съела кусок слойки, которая, к счастью, оказалась с мясом. И снова всплыли воспоминания трёхмесячной давности:

Придя в тот день из школы, в которой, слава богу, пока не было учеников, а только коллеги, которые странно посматривали весь день на отёкшее от вчерашней истерики лицо Алины, она застала странную картину: свёкор со свекровью собирали чемоданы, а Володя сидел в кресле и молча курил. В груди защемило, но Алина решила взять себя в руки и обратилась сразу к Софье Фёдоровне:

– Вы обещали сходить к председателю горисполкома.

– Ну,

– Так сходили? Рассказали ему всё об Александре Матвеевиче?

– Да, мне удалось попасть на приём. И разговаривали мы не только с ним вдвоём, Александр Матвеевич тоже присутствовал.

Свекровь говорила вроде бы спокойно, но Алина заметила, как ритмично подёргивается веко её правого глаза.

– Ты знаешь, – продолжала Софья Фёдоровна, – мне столько хочется тебе высказать, всё, что я о тебе думаю, но не буду. Жизнь сама накажет тебя за то, что ты сделала. А я уже наказана. За своё легкомыслие.

– Софья Фёдоровна, простите меня, пожалуйста!

– Простить?! Да такого позора, как сегодня утром, я за свои пятьдесят шесть лет не испытывала ни разу! Естественно, эти уважаемые чиновники в голос твердили мне, что никакой взятки им не давали, а Александр Матвеевич вообще говорил, что ты раньше казалась ему хорошей уважаемой женщиной, грамотным педагогом, и надо же! Как он ошибся в тебе, узнав что ты аферистка и взбалмошная дура. Придумать такое! В общем, они меня на смех подняли и посоветовали разобраться в инциденте самим, в кругу семьи. Иначе, хуже будет. Вот так!

– И Вы думаете, что это я? Вы им поверили? – голос Алины дрожал.

– А что, ты можешь доказать обратное? – съязвил Володя, прикуривая вторую подряд сигаретку.

– Да уж, натворила ты делов, девочка, – вставил свёкор свои "пять копеек".

– Нет, я им не поверила, – ответила свекровь, – но это не меняет дела. Мы уезжаем.

– Куда? – спросила Алина с надеждой в голосе. Ей показалось на миг, что Софья Фёдоровна уже не так зла на неё и приняла решение о том, как им выкарабкаться из этой плачевной ситуации.

– Под Николаев. На Украину. Это единственное место, где на хуторе у нас осталась дальняя родня. Что ещё делать? Ты оставила нас на улице.

Свекровь застегнула молнию на чемодане и устало села на ковёр рядом с ним. Она тихо заплакала, от чего у Алины сжалось сердце. Она терпеть не могла Софью Фёдоровну, но теперь готова была ползать у неё в ногах, вымаливая прощение. Володя подошёл к матери, обнял её за плечи.

– Мамочка, не надо. Прошу. Всё образуется.

– Боже, как я могла? Как могла так глупо профукать своё жильё? Как могла пойти на поводу у неё?.. Господи-и-и – причитала всхлипывая женщина.

Алина подошла к шкафу, где висели её вещи. Она вытащила дорожную сумку и стала быстро складывать свои платья, повернувшись спиной ко всем. Вдруг она почувствовала толчок в бок. Это был муж. Он оттолкнул её от шкафа и выхватил сумку из рук, бросил на пол. Столько ярости было в его глазах! Алина испугалась.

– Что ты делаешь, мне больно! – вскрикнула она

– Шла бы ты отсюда. Иди, погуляй где-нибудь до вечера. У нас поезд в шесть тридцать. Ключи будут у соседки. Век бы тебя не видеть!

– В смысле? – пролепетала обескураженная Алина. – Я – твоя жена! Или… Вы хотите без меня уехать? Как?

– После того, что ты сделала, – прошипела Софья Фёдоровна, – скажи спасибо, что я тебя не придушила голыми руками! Ты разрушила всё, что у нас было! Ты – мерзавка! Убирайся, ненавижу тебя!

– Да как вы все так можете? Вова! Да, я оступилась, но ведь я хотела как лучше!

Но разговаривать с ней больше никто из Неверовых был не намерен. Володя резким движением вытолкнул Алину за дверь. В подъезде было тихо, и кричать тут Алина постеснялась. Сдерживая рыдания она выскочила на улицу и пошла в сторону городского парка, где ходила-бродила до семи часов вечера, выжидая, когда её муж с родителями покинут квартиру Марины, которая, к слову, возвращалась из командировки через неделю.

Ни адреса, ни телефона. Ничего не оставили ей родственники. Даже не верится, что так быстро разрушилась её семья, рухнули планы, надежды на счастье. Оставаться в квартире подруги больше не было смысла. Им втроём с ребёнком Алина будет в тягость. Да и стыдно рассказывать кому-то о том, как она опозорилась, как её все бросили. Алина собрала свои вещи, поместившиеся в большую сумку, взвалила её на плечо и, написав короткую записку с благодарностью Марине, ушла. Ключи отдала соседке. Оставалось одно: вернуться в деревню. Там, решила Алина, она передохнёт, оправится немного от стресса и вернётся в город. К своим ученикам. Она зашла в школу, написала заявление об увольнении, забрала трудовую книжку. Даже отрабатывать не заставили, так как на её место уже была претендентка, и для неё было бы лучше начать знакомство с новым классом прям с первого сентября.

Девушка села в электричку до конечной остановки: деревни Балагурово, где родилась и выросла. Через пять часов показались первые покосившиеся домишки её маленькой деревеньки. Всего восемьдесят восемь домов, практически все жители которых были работниками птицефабрики. Алина вышла, размяла ноги. Направилась к дому по широкой просёлочной дороге, с трудом волоча тяжёлую суму. Изредка ей встречались знакомые лица, она здоровалась, но не останавливалась. Каково же было её удивление, когда свернув на свою улицу, она увидела нечто странное: за сельским клубом, куда по субботам девчонкой она бегала на танцы с подружками, стоял вовсе не её родной старенький домик, а солидный двухэтажный терем, обнесённый высоким дощатым забором. Справа и слева от него тоже были какие-то незнакомые дома, но поменьше, одноэтажные. Алина поспешила в терем. Постучала. Ворота открыла, слава богу, знакомая тётя Тамара, бывшая соседка. Раньше они жили рядом через дом, она дружила с Алининой мамой и работала тоже на птицефабрике. Тамара, сорокапятилетняя пышная женщина в цветастом платке в накинутой на плечи фуфайке и в калошах на босу ногу, увидев Алину, заговорила быстро и каким-то извиняющимся тоном:

– Алиночка, детка, здравствуй, родная! Ой, сейчас я выйду, – засуетилась она, выходя наружу и прикрывая за собой калитку. – Ты прости, пригласить тебя не могу.

– Здравствуйте, тётя Тамара. А почему Вы здесь? Где мой дом?

– Я сейчас всё объясню, миленькая. Этот дом начальник птицефабрики нашей построил, Ефимов. И переехал сюда с семьёй из города. Год назад. Ты ж не приезжала… А я у них садовником устроилась подрабатывать, понимаешь?

– Чё-то не поняла, – еле выдавила Алина, – а мой дом снесли что ли?

– Ну что ты, нет! Пожар здесь был большой. Почти три года назад, как мать твоя съехала. Четыре дома дотла сгорели. Вот и отстроили новые. А на этом участке Ефимов построился.

– Да как же так? Я же тут прописана! Была…

– Ну не знаю, не знаю… Ты больше четырёх лет не появлялась. Ты же замужем, живёшь в городе с семьёй, работаешь. Да и адреса твоего мать не оставила. Кстати, так ждала тебя Елена, думала попрощаться приедешь с ней перед её отъездом.

– Тёть Тамар! Нужна я ей сто лет! Она только о своей Америке и думала, когда мужа заграничного нашла. Как ещё умудрилась, в нашем захолустье.

– Не в Америку, а в Австралию мамка твоя укатила. А мужик хороший ей попался, хоть и по-русски не бельмеса. Он фермер, в Россию с делегацией по обмену опытом прилетал. Здесь на птицефабрике и встретил нашу Ленку-красавицу! Ты бы видела, как глаза у него блестели, когда свадьбу их играли, на мать твою, как на богиню смотрел.

– Меня больше интересует, как мне быть теперь?

– Ты о чём, Алин? На кой чёрт тебе сдалась развалюха твоя старая. Кстати, можешь у меня остановиться, сейчас ключи дам. Помнишь, где я живу? Ты расскажи хоть, как семейная жизнь?

Алина буркнула, что семейная жизнь у неё нормальная, как у всех. Взяла ключи и отправилась домой к тёте Тамаре отдыхать с дороги. Завтра она уедет отсюда. Нет у неё и здесь дома теперь. И мать её за тридевять земель, за океаном.

Вечер у Тамары был проведён в тёплой дружественной обстановке. По мнению Тамары. Она донимала бедную девушку вопросами о муже, о её городской квартире, о работе учителем и тому подобном. Алина нехотя отвечала, врала как могла. Наутро, нагруженная корзиной с печёными пирожками и банкой деревенской сметаны в довесок к итак нелёгкой сумке, она уехала обратно в город. К двум часам дня она уже стояла перед кабинетом директора своей школы, который, несмотря на первое сентября и только что отгремевшую линейку для второй смены, всё же нашёл время для разговора с Алиной. Девушка рассказала своему бывшему начальнику, которому всегда импонировала, заранее придуманную историю о том, что к ним переехали жить старенькие бабушка с дедом её мужа, и теперь им мало места вшестером в двухкомнатной квартире. И попросила узнать, не найдётся ли им комнатка в студенческом общежитии педагогического института хоть на время. Директор сказал, что он не решает такие вопросы, но обещал задействовать свои связи и что-нибудь придумать для хороших людей. Ночь Алина впервые провела на улице, укрывшись от посторонних глаз в парке на детской площадке в маленьком деревянном домике. Утром, немного "помятая" после такой ночёвки, снова пришла к директору за ответом. Оказалось, в общежитии нет свободных мест. Вот если бы для одного человека, то ещё ладно. А для двоих – нет. Сказал, придти через месяц, возможно, ситуация поменяется, а он будет иметь её в виду. Спросил, где она теперь работает. Алине ничего не оставалось, как выдумать очередную ложь о том, что у неё нашли серьёзное заболевание, и она несколько месяцев будет лечиться, прежде, чем сможет приступить к работе.

В общем, теперь Алине надо было продержаться месяц, и потом снова идти к директору школы в надежде, что ситуация изменится. Начались трудные времена для девушки. Пока было тепло ночевала на скамейке в парке. Алина панически боялась двух вещей: что её увидит кто-то из бывших учеников или их родителей и что она может попасться в лапы какого-нибудь сутенёра и стать проституткой. Да, это было по-настоящему страшно. Она видела уличных девушек "по вызову" несколько раз, и обходила стороной. Вернее даже оббегала. И боялась она не напрасно: Алина ведь была очень хорошенькой: среднего роста, стройная, с упругой пышной грудью, густыми каштановыми волосами до плеч и большими зелёными глазами, которыми "заколдовала" когда-то своего Володю, как он сам сказал. Чтоб избежать подобной участи, девушка на последние деньги купила в магазине парик и носила его вместо шапки, сдвинув на лоб так, чтобы пряди прикрывали глаза и щёки. Ещё она напялила на себя сразу трое брюк, два платья, три свитера и осенний плащ. Во всём этом одеянии она ходила медленно и сгорбившись, изображая старуху. И на всякий случай отправилась бомжевать в другой район города. Так она была в безопасности.

В октябре стали лить дожди, и Алина впервые спустилась в подвал. Тут её, слава богу, встретили нормально такие же, как она бездомные. Такие же оборванные, голодные, да ещё и пьяные люди без определённого возраста. Чтоб сделаться для них своей, и чтоб не прогнали, Алина садилась с ними за распитие спиртного и делала вид, что пьёт. Пить эти непонятно откуда взявшиеся напитки она, конечно же, не могла, поэтому незаметно выливала под стол на земляной пол. Этим людям Алине пришлось отдать часть своих вещей, в том числе шубу из искусственного меха, подаренную к свадьбе. Теперь на ней спала какая-то баба, видимо, главная в подвале. А днём она же в этой шубе ходила по помойкам. Слёз у Алины уже не было, и через месяц к директору школы она не пошла. Потому что вид был у неё – ещё тот: немытая, нечёсаная, грязная… Да и надежд она особо не питала уже.