Loe raamatut: «Про Петю и косточку»

Корректор Галина Шинелева

© Иван Алексеевич Барминов, 2022

ISBN 978-5-0056-2773-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Введение

Старый пятиэтажный дом из белого кирпича. Сейчас, в современном мире, он выглядит как спокойный, немного уставший от жизни дедушка. На его крыше три нелепых выступа из красного кирпича, непонятно, то ли это дымоход, то ли вентиляция. А может быть, строителям нужно было деть куда-то этот кирпич, и они выложили им на крыше три выступа, которые теперь, подобно волнорезам на море, рассекают воздушные потоки.

Торец дома выходит на улицу, достаточно оживленную для этого не самого большого города. Поток машин из четырех полос почти не прекращается весь рабочий день. И только ночью здесь становится так тихо, что можно услышать звуки прибывающих поездов. На торце дома, над пятым этажом, можно увидеть странное маленькое окошко. Когда на него смотришь, теряешься в догадках, что там. Вероятно, самый прозаичный вариант ответа – чердак. Но это так скучно! Гораздо интереснее представить, что это хозяин квартиры на пятом этаже сделал дырку в потолке и построил себе на крыше маленькую комнату, чтобы можно было прятаться ото всех и наблюдать за происходящим на улице.

Однако даже такой удивительный вариант не устроил воображение Пети, когда он впервые увидел это окошко. На самом деле он подумал, что там живет Карлсон. Это ведь уже не этаж, это на крыше, значит, там живет кто-то не совсем обычный. И потом, совершенно непонятно, как туда можно зайти. Очень похоже, что туда можно только залететь. Ну а кто умеет летать и живет на крыше? Конечно, Карлсон!

Эта мысль пришла в голову Пети много лет назад, когда ему было чуть больше года. Петя жил на втором этаже пятиэтажного дома из белого кирпича и очень любил мультфильмы. И он совершенно не ожидал, что с ним произойдет эта история.

Утро, чайник и первые шаги

Среда, пятиэтажный дом в центре провинциального города К., квартира на втором этаже, 06:30. Четыре дня до происшествия.

Ясное майское утро постучалось первыми лучами солнца в окна квартиры. Стройная молодая женщина в цветастом длинном халате вышла из комнаты, прошествовала мимо большого лакированного шкафа в коридоре, открыла белую деревянную дверь со стеклом посередине и зашла на кухню. Поискав по сторонам глазами, она нашла металлический эмалированный чайник с нарисованными цветами и черной окрашенной ручкой. Эмаль местами потрескалась, а кое-где и отлетела, так, что проступил металл, который начал ржаветь. Женщина взяла чайник одной рукой, а другой открыла крышку, заглядывая внутрь. Внутри видны слои накипи, их так много, что даже странно, что они не отваливаются внутрь сами собой. Хотя нет! Вот же несколько кусочков чего-то светлого плавает в слое воды на самом донышке.

Женщина, которую, кстати, зовут Еленой, или Еленой Васильевной, или просто Леной, решила, что воды очень мало и сделала шаг к раковине. Она раскачала чайник в руке, чтобы вода начала кружиться, а затем вылила остатки воды в раковину вместе с кусками накипи. Затем Лена раздвинула грязные тарелки и стаканы в раковине так, чтобы мог поместиться чайник, поставила его туда и включила холодную воду. Печально вздохнув, Лена посмотрела на картонную пачку с содой, стоящую на краю раковины.

Набрав примерно треть чайника, Лена уже хотела вытащить его, но подумала, что сегодня будний день, и родителям нужно на работу, а значит, они скоро придут завтракать. Так что она набрала еще немного воды и вытащила наконец чайник из раковины. Поставила его на плиту, взяла спичку, зажгла ее и поднесла к конфорке. В тот момент, когда она второй рукой повернула ручку включения газа, кто-то сзади сказал: «Ма!» Лена чуть дернулась, ее рука со спичкой отдалилась от конфорки, и газ не зажегся.

Лена обернулась и увидела Петю, своего сына, который подполз на четвереньках к ней на кухню. Елена испытала что-то вроде неудовольствия, что ее отвлекают. «Не мог поспать еще пять минут!» – подумала она, собираясь немного позлиться, но в этот момент пальцы ее левой руки стало жечь, она выронила догорающую спичку и затрясла рукой.

«Блин!» – воскликнула она, поднося руку к лицу и дуя на ожог. Петя внимательно смотрел на нее, потирая ручкой глазки. В этот момент он думал: «Мама пришла на кухню. Я тоже, я хочу есть. Зачем она трясет рукой? Что такое „блин“? Я пока не слышал. Очень интересно. Хочу узнать, что это». Он ничего не сказал, так как складывать слова в предложения у него пока получалось не всегда. Петя увидел, как мама достала вторую спичку, зажгла газ на плите, подошла к нему и взяла за руку.

В это время в дверном проеме показалась мощная, статная фигура – это бабушка, одетая в платье с причудливым узором, пришла позавтракать. Виктория Ивановна была грузной женщиной с повышенной потливостью и скачками давления, поэтому передвигалась она не спеша, величественным шагом. От ее былой красоты не осталось и следа, хотя она сама так вовсе не считала. Ее очень огорчало, что уже в следующем году она станет пенсионеркой. Это казалось ей очень странным, ведь она все еще была так молода в душе. Она тщательно следила за своим внешним видом, поэтому даже на обычный семейный завтрак вышла в одном из своих любимых «платьев для дома», с узором из, на первый взгляд, бессмысленного нагромождения различных геометрических фигур и завитков. Однако Виктория Ивановна знала, что подобный узор на самом деле говорит о ее тонком уме и богатом воображении. Вот, например, эти два бирюзовых треугольника на плече напоминали египетские пирамиды. А небрежные зеленовато-коричневые черточки и кружочки в центре платья выглядели как заросли чертополоха, в которых произошел взрыв, но лишь культурно-образованный человек с высокой душевной чувствительностью был способен понять, что эти мазки являются намеком на картину «La Orana Maria» Поля Гогена. Без всякого сомнения и ложной скромности, Виктория Ивановна считала себя одной из тех избранных, кто может видеть подлинное искусство там, где оно есть. Когда однажды дочь сказала ей, что эти узоры на платье – всего лишь мазня сумасшедшего дизайнера, Виктория Ивановна огорчилась, но затем утешила себя мыслью, что на детях гениев природа обычно отдыхает.

Сегодня утром, наряжаясь для похода на кухню, бабушка надела на шею бусы из крупного искусственного жемчуга, чтобы украсить свою роскошную багроватую шею, которая оставалась открытой в вырезе платья с причудливым узором. Кроме того, Виктория Ивановна надела очки в прозрачной пластмассовой зеленоватой оправе и в качестве завершающего особенного штриха нацепила на грудь огромную английскую брошь с изображением одномачтового двухпарусного корабля. «Сегодня я совершенно неотразима!» – подумала она, входя на кухню. Хотя надо признать, что совершенно посторонний человек, глядя на нее, вполне мог бы подумать: «Какая странная женщина, кто знает, какие чудачества ей могут быть присущи!»

Так или иначе, Виктория Ивановна вошла на кухню, вызвав неодобрительный взгляд дочери и захватив все внимание Пети. Он увидел, как входит его любимая бабушка, такая большая, цветастая и добрая!

Бабушка улыбнулась Пете, и он увидел ее красивые, блестящие золотые зубы. «Я тоже такие хочу», – подумал Петя. Он подполз к бабушке ближе, еще раз посмотрел, какая она вся большая, блестящая, разноцветная. Петя подумал, что бабушка, вероятно, самый сильный и главный человек на свете, и ему захотелось стать таким же большим и сильным, как она. Но что он мог? Он уже привык, что может только ползать по полу.

Пол был таким надежным, твердым, было очень удобно передвигаться по нему, опираясь на ручки и ножки одновременно. Иногда Петя чуть приподнимался от пола, выпрямляя спину и поднимая голову вверх. В эти моменты он мог взглянуть на пол с высоты и увидеть, каким далеким тот становился. Но ощущение далекости пола пугало Петю, поэтому обычно он снова принимал свое привычное положение на четвереньках и быстренько уползал куда-нибудь.

Однако в это утро что-то заставило его быть более смелым, чем обычно. Может быть, бабушкина брошь, на которую он смотрел, не отрываясь. А может, он захотел доказать маме, что она зря так пренебрежительно смотрит на него по утрам. Вообще, ему не нравилось, что мама какая-то вечно занятая и напряженная. Он думал, что она должна очень радоваться его появлению, но это происходило не всегда. Несколько дней назад он решил, что она так к нему относится из-за того, что он такой маленький, что он находится так недалеко от пола. От того самого пола, по которому ходят мамины ноги. Точнее только их маленькая, нижняя часть. А вообще, они очень длинные и уходят куда-то вверх, туда, где у мамы грудь, а дальше лицо. И он очень хотел вырасти хотя бы немного, чтобы стать ближе к маминому лицу. Он мечтал, что чем ближе он будет становиться к маминому лицу, тем чаще она будет улыбаться ему.

Поэтому когда в то утро он ощутил что-то вроде прилива смелости, он тотчас начал действовать: подполз к бабушке, ухватился за подол ее яркого платья и стал подтягиваться ручками кверху. Петя стал перехватывать складки ее платья своими ручками по очереди, так, что ему пришлось потянуться немного выше. Потом еще немного выше, и он вытянул спину кверху. Но затем длина ручек закончилась, спина уже не могла растянуться еще выше, хотя он очень старался. Он почувствовал, что в ножках появляется какое-то напряжение, как будто это из-за их согнутого положения он не может подползти по платью еще немного вверх. Тогда он напряг ножки, и они стали выпрямляться. Возможно, Петя потерял бы равновесие, но ведь он крепко держался ручками за складки бабушкиного платья. Он изо всех сил разжал ноги в коленях, и получилось, что он уже стоит на полу, опираясь на стопы. Петя понял, что если сейчас распрямит спину, то сможет ухватиться за узор из черточек и кружочков в районе бабушкиного пупка. Он не знал, выдержат ли его ножки новое положение, ведь он так никогда еще не делал, но он все же решился попробовать.

Петя выпрямился и теперь стоял на ногах, держась за бабушкино платье. Это положение было совсем непривычным, он пошатывался, но все же стоял. Он попробовал не держаться за платье и чуть не упал, но бабушка подхватила его за ручки и потащила чуть в сторону, с восхищением смотря на него. Петя видел, что пол очень далеко, и ему на секунду захотелось побыстрее упасть на него, опираясь всеми конечностями, как раньше. Но кроме высоты пола он видел неподдельное бабушкино восхищение, ее гордость за его первые шаги, поэтому он перестал бояться и сделал еще несколько шажков. Бабушка повела его ближе к мойке, и он прошагал и это расстояние.

Петя оперся ручками на мойку, он уже едва стоял, ножки сильно тряслись. Но это все было ерундой по сравнению с ощущением чего-то невероятного внутри. Он понял, что только что прошел небольшое расстояние на ногах, как это делают взрослые люди. Он улыбался, и на ямочках его пухленьких щечек играло солнышко. Он посмотрел на бабушку, поймал ее радостный взгляд и улыбнулся еще шире, открыв обозрению несколько зубиков. Бабушка сказала:

– Какой молодец! Сам прошел, уже почти как взрослый. Ты моя умничка!

От этих бабушкиных слов и особенно благодаря какой-то особой интонации, которую Петя улавливал практически кожей, по всему его телу разлилось приятное тепло. Теперь он сам чувствовал себя ласковым, сияющим солнышком, готовым всем дарить свой свет.

Елена Васильевна все это время молча наблюдала за ними. Неудовольствие на ее лице сменилось проблеском одобрения, и неожиданно она почувствовала какое-то облегчение. Она заметно вздохнула и подумала: «Боже мой, как быстро растут дети! Только вчера еще был…». И тут же другая мысль вышла на первый план: «Честно говоря, скорее бы он уже вырос, мне бы стало полегче, я бы могла выйти на работу и избавиться от этого ежедневного ада по уходу за ним». Занятая этими мыслями, мама Пети продолжала молчать до тех пор, пока Виктория Ивановна не обратилась к ней:

– Лена, ну что ты стоишь, как истукан? Посмотри, какой же он молодец! Он весь сияет, ну похвали же его!

Елена Васильевна подошла к Пете, взяла за ручки и сказала: «Ты у меня самый умный, самый лучший мальчик на свете!» Петя был очень-очень рад, хотя от него и не ускользнула какая-то легкая мамина грусть. Он заметил, что ей будто было тяжело говорить все это, и она быстро вернулась к приготовлению яичницы на плите.

Петя еще немного постоял, почувствовал, как ноги стали очень тяжелыми, и опустился на пол на четвереньки. Он только что сделал свои первые шаги, и ему казалось, что теперь у него все получится, что все будет так, как он захочет.

Василий Степанович

Прошло около получаса. Петя сидел в своем личном деревянном стульчике и наблюдал за остальными. Прямо напротив него сидела бабушка и со смаком кушала поджаренный белый хлеб, пролитый молоком и посыпанный сахаром, запивая крепким сладким чаем. Бабушка была такая красивая: пухлые в складочку губы, жирные от масла, крошки хлеба вокруг рта, озорной взгляд, который она время от времени бросала на Петю. А еще она периодически показывала ему язык и все, что находится у нее во рту. Бабушка широко открывала рот, демонстрировала Пете частично пережеванную еду, потом начинала усердно с нарочито серьезным выражением лица жевать, а затем показывала уже пустой рот и говорила:

– Все, ничего нет, теперь хлебушек у меня в животике. – При этом она поглаживала себя в районе узора из черточек и кружочков.

Если бы Петя знал, что такое клятва, он мог бы поклясться, что на свете нет никого лучше и красивее его бабушки.

Рядом с ним сидела мама и контролировала, как он кушает кашку. Кашка была на самом деле вкусная, манная, но Петя знал, что если съесть ее быстро, никто не будет заставлять его ее есть. Поэтому он неторопливо пожевывал то, что было у него во рту, периодически заставляя маму говорить:

– Петя, давай жуй-жуй-жуй! Ну-ка быстро, кушай кашку! Давай еще ложечку, и еще!

Петя мотал головой в сторону, уклоняясь от очередной ложки с кашкой, но она все равно настигала его, и он позволял запихнуть себе в рот еще каши. Пете очень нравился процесс завтрака, и он искренне не понимал, почему мама так торопится и становится недовольной от того, что он старается продлить себе это удовольствие.

Вдруг раздались тяжелые глухие шаги в коридоре. Было слышно, как идет кто-то солидный, основательный, серьезный. Даже хлопки от ударов задних частей тапок о пятки были какими-то более четкими, важными, чем у других людей. Не просто «хлоп-хлоп» и «шлеп-шлеп», а «хло-оппп… Пауза… хшлео-опп». Сразу было слышно, что идет не обычный человек, а Большой во всех смыслах человек. По крайней мере, примерно так думал Петя каждый раз, когда слышал неторопливую поступь своего дедушки.

Еще несколько важных шагов, и в проеме двери показался сам Василий Степанович. В его лице сразу бросались в глаза несколько характерных черт: нахмуренные брови, полукруглые складки под глазами, две выделяющиеся на фоне щек своей глубиной складки от носа книзу и опущенные вниз уголки рта. В целом его лицо можно было бы сравнить с диспозицией советской армии, в которой он когда-то служил. Брови со складками под глазами представляли собой полевые штабы командования армии. Далее от основания переносицы вниз тянулись «окопы» для связи с линией фронта. И наконец, линия рта с постоянно немного поджатыми губами и складки вниз от уголков рта олицетворяли переднюю линию военных укреплений.

Василий Степанович еще совсем молодым человеком попал на фронт и прошел три года войны, в итоге получив небольшую контузию, ранение живота и повредив ногу, оставшись хромым на всю жизнь. За боевые заслуги он был награжден Орденом Красной Звезды. В документе о его награждении в разделе «Описание подвига» было записано: «командир стрелкового отделения стрелковой роты моторизованного стрелково-пулеметного батальона ст. сержант Кузнецов Василий Степанович, выполняя боевые задания командиров на фронте борьбы с немецкими захватчиками во время рейда бригады по тылам противника проявил доблесть и мужество. В бою в районе населенного пункта Мал. Виски он из своего личного оружия уничтожил до взвода немецких солдат. Кроме того во время отражения одной из контратак уничтожил свыше 20 немецких солдат и офицеров. За свои смелые действия способствовавшие выполнению боевых ззадач, поставленных во время рейда бригады по тылам противникастарший сержант Кузнецов Василий Степанович, достоин награждения правительственной наградой орденом «КРАСНАЯ ЗВЕЗДА»¹.

После войны Василий Степанович долгое время работал бухгалтером в управлении органов правопорядка, обзаведясь неплохими связями. Так что в семье Пети он был очень авторитетным ее членом, у которого всегда можно было спросить совета или получить помощь в решении каких-то насущных проблем.

Для Пети же он был словно небольшой хмурой тучкой в ясном сияющем небе бабушки. Она всегда старалась побаловать ребенка, дедушка же периодически пытался объяснять, что нужно делать, а что нет. Но, несмотря на некоторую строгость деда, Петя почему-то знал, что тот его крепко любит, поэтому в то утро очень обрадовался, когда человек с боевыми морщинами на лице вошел на кухню, подтянул растянутые на коленках треники и почесал сквозь белую разношенную майку выступающий живот.

– Доброе утро!! – раскатисто поприветствовал дед сидящих на кухне людей.

– Доброе утро! – в голос ответили Виктория Ивановна и Лена.

Петя улыбнулся, приветствуя деда, и открыл рот, безмолвно шевеля губами. Внутренне он сказал «привет, дед».

Дед важно прошествовал на середину кухни, остановился между плитой и столом и о чем-то задумался, переводя взгляд со стола на шкафчик и почесывая лысеющую макушку.

– Ну что ты, старый, забыл, зачем пришел? – иронично спросила Виктория Ивановна. – Небось, не помнишь, что на кухне делают?

– Да ну тебя, карга заедливая! – отмахнулся дед и продолжил оглядывать кухню.

Лена наблюдала привычную картину полушутливо-раздраженного общения родителей и думала, что необязательно, наверное, было матери поддевать его с утра. «Радовалась бы хотя бы тому, что он здесь, рядом», – грустно подумала она, вспомнив Алексея, своего мужа.

– Пап, что ты потерял? – с лаской в голосе спросила Лена.

– Да вот, помню, со вчерашнего дня арахис где-то должен был остаться.

– Какой тебе арахис! – резко встряла бабушка. – С твоим гастритом кашку нужно с утра кушать, давай я тебе сейчас пшеничной сварю!

– Сама жри свою кашу! – грубо ответил дед. – Я хочу арахис!!

Петя почувствовал витающую в воздухе напряженность и даже перестал проглатывать кашку, раскрыв рот, так что она стала понемногу стекать вниз. Но дед быстро это заметил, весело, насколько это было возможно с его суровым лицом, подмигнул Пете и, дурачась, произнес:

– Хочу, хочу, хочу мой арахис! Он же такой вкусный!

От этого Пете стало легко и весело, он вышел из оцепенения и облизал стекающую по губам кашу. Бабушка отмахнулась от мужа, сосредоточившись на своем хлебе с сахаром, а Лена молча открыла один из верхних шкафчиков и достала тарелку с поджаренным арахисом.

– Не зря я вчера столько нажарил! – довольный дед уселся к столу и стал ловко очищать пальцами шелуху от орешков и закидывать их себе в рот.

Петя не отводил глаз от процесса поедания орехов дедом. Он видел, как его дед добился своего, несмотря на препятствие в виде бабушки. А еще у него было такое красивое испещренное морщинами лицо! Петя подумал, что здорово было бы стать дедом, когда он вырастет. А еще ему очень захотелось попробовать арахис. Он даже протянул ручку к тарелке деда, но мать резко остановила это:

– Тебе нельзя, ты еще маленький!

«Я большой!» – подумал Петя и тоскливо посмотрел на мать, но она была непреклонна. Он с надеждой взглянул на деда, но тот лишь вздохнул и пожал плечами.

– Что поделаешь, внучок, эти бабы вечно чего-то боятся, но это их право. Ничего, через годик-другой поедим арахиса вместе!

Петя знал, что ему сейчас один год. Он подумал, что годик-другой – это так долго, это значит прожить еще столько же, сколько он уже прожил, и даже больше. А попробовать-то хочется сейчас! Он вздохнул и решил, что попробует расти немного быстрее, это должно было сработать! И продолжил свой завтрак.

Алексей и его знакомство с Леной

Петин папа, Алексей Николаевич, очень любил свою жену Лену. Но еще больше он любил археологию. Алексей получил образование историка и прошел профессиональную переподготовку на археолога. Он работал в музее и участвовал во всех экспедициях, в которые его приглашали. Тайны древних захоронений, возможность найти старинные предметы, узнать чуть больше о человеческой истории захватывали его с ног до головы. Он мог часами рассказывать собеседнику о своих экспедициях, нисколько не смущаясь угасающим интересом того к теме его монолога.

Наверное, в том числе и поэтому, у него долгое время не получалось завести длительных серьезных отношений с девушками. Часто в компаниях, начиная говорить и знакомиться с кем-то, он и сам себя ощущал экспонатом, потому что то, что было интересно ему, заинтересовывало других лишь на некоторое время. Вдоволь насладившись экзотичностью его познаний, люди, и симпатичные девушки в том числе, быстро теряли свою вовлеченность и переключались на другие темы разговоров. При этом они иногда даже старались подключить к этим новым темам и Алексея, но он каждый раз искренне недоумевал, что же может быть интереснее археологии.

Когда вы заходите в музей, картина или наконечник древнего копья на какое-то время приковывает все ваше внимание, но через пару минут вы теряете всякий интерес и идете дальше. Алексей чувствовал себя именно такой картиной, поэтому старался больше общаться с другими археологами, среди которых, увы, было не очень много женщин, и еще меньше таких, какие нравились Алексею.

Если в обществе археологов в плане заведения любовных отношений шансов было немного, то в музеях дело обстояло несколько иначе. Довольно часто серьезные молодые девушки интересовались историей, древними предметами, и тут познания Алексея пригождались, как нельзя кстати. Он получал достаточно внимания, встречался с кем-то, но вот только не влюблялся настолько, чтобы пытаться выстраивать более или менее серьезные отношения. Лет через десять такого существования он решил, что ему суждено быть несчастливым, что для такого, как он, мир навсегда разделен надвое: в одной части находятся чудесные красивые белокурые создания, лишенные понимания важности археологической науки, в другой – удивительный мир открытий, находок и тайн, в котором нет места любви.

Когда он встретил Елену в местном краеведческом музее несколько лет назад, то поначалу просто обомлел и долго смотрел на нее. Он понимал, что эта невероятно красивая, по его мнению, девушка вряд ли будет разделять с ним его интерес к монеткам, вазам, тарелкам и ложкам из камня.

Поэтому когда он увидел, как эта молодая миловидная девушка с копной серебристых волос, собранных в несколько распушенный пучок на голове, активно доказывает экскурсоводу, что вот эта глиняная урна древлян относится не к десятому, а к восьмому веку, он вдруг почувствовал, как у него внутри будто начали варить большую кастрюлю борща, так ему стало тепло от предвкушения чего-то очень хорошего. Он немедля подошел к ним и беспардонно спросил:

– А что это вы тут обсуждаете?

Белокурая девушка чуть отстранилась, удивляясь, кто это позволяет себе вторгаться в беседу интеллигентных людей, и внимательно осмотрела незнакомого мужчину. Его симметричное круглое лицо было чисто выбрито и внушало доверие. Кроме того, он беззастенчиво улыбался во всю ширину своих щек. «Наверное, хочет понравиться», – не без тени самодовольства подумала Елена и сказала:

– Вообще-то, приличные люди сначала представляются, а потом задают вопросы!

Алексей сначала внутренне вздрогнул от строгости тона этой такой нежной на вид девушки, а потом подумал, что у нее, помимо красоты и интереса к древностям, есть еще и характер, и эта мысль подогрела его симпатию еще больше. Вслух он произнес:

– Алексей, главный научный сотрудник института изучения древлян! – и улыбнулся, приглашая девушку оценить его юмор и настойчивость.

Елена слегка улыбнулась, но быстро подавила свое желание рассмеяться, бросив в Алексея еще один строгий взгляд со слегка прищуренными глазами:

– Очень смешно. А вы там, в этом мифическом институте, наверное, находитесь на самообеспечении – что найдете, то и носите?

Алексей вдруг не без стыда осознал, что одет в самый старый свой свитер и джинсы, в которых он был в последней экспедиции и которые постирал вручную, по-видимому, не очень хорошо. Отступать было некуда, и, поддавшись какому-то внутреннему чувству, он ответил в тон вопросу:

– Я всегда подозревал, что мне чего-то немного не хватает до совершенства! Собственно, поэтому я и подошел к вам. Думаю, такая красивая девушка, как вы, сможет навести порядок в моей жизни.

Экскурсовод Марина Петровна, невысокая сухонькая интеллигентная женщина лет шестидесяти, внимательно наблюдала за ходом беседы двух молодых людей и после последней фразы Леши очень четко подметила, что они оба смотрят друг на друга с неподдельным интересом, хотя блондинка и старается это скрывать. Желая помочь им попробовать создать какое-то общее чувство, Марина Петровна произнесла:

– Что ж, дорогие мои, вижу, вам есть о чем поговорить, а мне пора пойти попить чаю и подготовиться к следующей экскурсии. Всего вам доброго! – И она ушла в направлении комнаты отдыха.

Елена находилась под впечатлением напора этого молодого человека, ей хотелось улыбаться и кокетничать, но это ведь было бы так неприлично, поэтому она лишь отводила в сторону глаза и старалась не показывать своей симпатии, однако Алексей уже все понял:

– Не смущайтесь, я и правда никогда раньше не видел такой прекрасной девушки, как вы. Хотите, я покажу вам монеты из последней экспедиции, которые пока еще не выставили для обозрения? А если они вам понравятся, вы позволите пригласить вас на чашку кофе, идет? Да, и кстати, как вас зовут?

– Лена, называйте меня Леной, и давай уже перейдем на «ты». Но этот свитер все равно ужасен!

– Я знаю, завтра пойдем на рынок, и ты выберешь мне новый, более подходящий, договорились?

Они еще некоторое время о чем-то беседовали, все больше раскрываясь и испытывая странные, но очень приятные чувства. В то время они еще не сразу поняли, что влюбились друг в друга с первого взгляда.

Волшебные ощущения от соединения того, что Алексею казалось разъединенным навеки – интереса к его любимому делу и женской красоты – продолжались на протяжении следующих нескольких месяцев и не только не ослабевали, но и раскрашивались новыми оттенками. Алексей сравнивал свою любовь с созданием Микеланджело фрески «Сотворение Адама». Алексей думал, какую же невероятную работу провел Микеланджело, день за днем вырисовывая потолок Сикстинской капеллы маленькими ничтожными мазками красок. Как он не потерял своего энтузиазма? Как смог сохранить целеустремленность и веру в то, что результат будет стоить затраченных усилий? Алексея всегда вдохновляло трудолюбие талантливого художника. Ему казалось, что чем больше Микеланджело делал, тем больше получал удовольствия. Так и в своей любви, чем больше Алексей исследовал личность Лены, тем больше он восхищался. Чем глубже и насыщеннее становились их отношения, тем больше он влюблялся в нее.

Особенно волнующим было ожидание Алексеем чего-то особенного, какой-то разгадки его собственной жизни. Как известно, великий художник в изображении фрески «Сотворение Адама» зашифровал строение головного мозга человека, таким образом навеки запечатлев образ собственных знаний и передав свое восхищение от того, что в материальном – столь обыденном кусочке тела, как мозг – может быть создано нечто совершенно божественное, одухотворенное, идеалистическое – например, идея создания и художественный образ этой фрески.

От отношений с Леной Алексей тоже ожидал чего-то невероятного, какого-то необычного откровения, «просветления», как это бывает модно говорить. Он ждал, что еще чуть-чуть, и ему откроется истинный смысл жизни, и дальше он будет всегда счастлив и спокоен. Он верил, что скоро обретет возможность испытывать подлинное вдохновение от каждого прожитого дня. Алексей чувствовал, что он на пороге открытия нового уровня ощущения собственных эмоций. На пике этих ожиданий он прожил около года, в течение которого даже отказался от нескольких предложений поехать на раскопки.

А затем оказалось, что жизнь состоит из реальных событий – беременность, роды, маленький, вечно визжащий и хотящий чего-то человечек. Оказалось, что его надежды на «просветление» – не более чем иллюзии. Что его белокурая Леночка стала совсем скучной, серой, невыспавшейся. Что его первенец, которого он поначалу ждал с нескрываемым энтузиазмом, не так уж сильно его и радует.

Алексей понял, что состояние, когда он ожидал наступления «просветления», само по себе и было лучшим временем в его жизни, и что его невозможно вернуть. К такой потере, потере того, чего на самом деле и не существовало в реальности, он не был готов. Алексей стал грустным и задумчивым, страдая от того, что теперь внимание жены делилось между ним и ребенком.

Поэтому, когда выдалась возможность уехать в очередную экспедицию на раскопки, он, не раздумывая, согласился.