Loe raamatut: «Самая дружная семья», lehekülg 3

Разлом

– Ася, скажи, сколько ещё предлагать, чтобы ты согласилась и поехала с нами?

– Мамочка, папочка, ну, я запланировала прогуляться по магазинам. Но вы не забывайте меня, отправляйте аудиосообщения. Хорошо?

Когда минутная стрелка отсчитала полчаса с момента разлуки, пришла первая голосовая весточка от мамы: «Дочка, мы взяли напрокат машину – божью коровку с игрушечными колёсами. Поднимаемся на гору, машинка сопит, но справляется».

От папы: «Твоя мама благодаря интернету уже узнала кое-что о тисо-самшитовой роще. Скоро жди подробностей. Целую».

От мамы: «Доехали. Букашка подняла нас так высоко, что внизу виднеются окружённые зелёными горными хребтами белые дома – крохотная деревушка, наполовину скрытая от глаз кронами деревьев. Горные хребты несут крестообразные электрические столбы, под которые подложена тонкая голубая бумага, точно рисовая. Для занятий японской живописью – то что надо. Дочка, правда красиво?!»

От папы: «Оставили машину, дальше только пешком в гору. Ни за что не догадаешься, кто подкрался к нам. Удивительная статуя кавказского барса, готового к прыжку. У её основания густые пучки травы пробиваются меж вздыбленных плиток, словно люди давно покинули эти места… А вот и ограждение виднеется, и билетная касса».

От мамы: «“Рыжий, рыжий, конопатый”. Нас встречает такой милый котёнок! Ася, тебе будет не лишним узнать то, что нам рассказал молодой человек при покупке билетов. Оказывается, этот заповедник – особо охраняемая территория с начала двадцатого века. Первозданные горные леса и альпийская полоса – это наше богатство!»

От Аси: «Всё прослушала. Брожу по торговому центру».

От папы: «Дочь, ты знаешь, где мы сейчас находимся? Уверен, не представляешь. Склоны тектонического разлома – это заповедник! Земля у нас под ногами, а точнее – известняки, двадцать миллионов лет назад легко разломились, как хорошо поджаренный тост. А река Хоста расширила и углубила разлом. Скажи, имеется работёнка для воображения».

От мамы: «Над нами властвуют тропические леса. О, тот самый тис-великан! Какой же он гигант… Хвойное дерево. Кстати, может жить четыре тысячи лет. Такое, как если бы ты попыталась нежно обхватить папу, меня и брата. Его ветви купаются в солнечных лужах. Осенними днями он усеян ядовитыми красными ягодами. А частично обросшая мхом кора – большая чешуя. Самшиты же, стройной фигурой напоминающие берёзы, – везде. Как перчатка обтягивает руку, так рваный мох – их. Дочка, я нашла кусочек неодетого ствола: прегладкий! Самшит он тоже вечнозелёный, а листья у него как у брусники: лодочки. Лохмотья того же мха свисают с ветвей – карандашных линий, если смотреть издалека. Ветками и стволами исчерчено лесное пространство вдоль и поперек. А ещё укутанные в тот же зелёный бархат пни и упавшие стволы. Да-а, непроходимые джунгли! Ася, не устала слушать? Тогда продолжу передавать тебе свои впечатления. Не только солнечные зайчики пробиваются через кроны деревьев-реликтов до лесного ковра из папоротников, ползучих трав, отличающихся формой сочных листьев, но и целые солнечные моря легли между стволов. Папа, ознакомившись с информационным плакатом, рассказал, что днями и ночами по горной чаще бродят кабаны, медведи, дикие коты и шакалы. Ах, ужас!»

От папы: «Разлом-то как на ладони. Вверх нас несли колёса букашки, теперь ногами дошли до смотровой площадки. Невероятная глубина! Левый и правый склоны разлома, буйно заросшие, сливаются внизу в долине. Река Хоста, бирюзовая лента, выглядывает из густых зарослей. Разломилась земля дугой, поэтому горизонт – это левый склон. А ещё выше остроконечные горы цвета синей краски, смешанной с жёлтой».

От Аси: «Я поражена! Присмотрела платье. До связи».

От мамы: «Дочка, так чудесно щебечут птахи. Ты бы слышала! Звонко и трелями: пастух извлекает из своей свирели похожие. Ой, кажется, я потеряла из виду нашего папу… Тропа несколько раз изогнулась змеёй, и папы след простыл. Попробую позвать. Невероятно! Эхом разносится папино имя, летит и летит, не затухая. Храмовая акустика. Спешит, наш родной».

От папы: «Ася, твой папа – настоящая ходячая энциклопедия. Например, мне сегодня стало известно, что из тиса, того самого гиганта, египтяне вырезали саркофаги для своих соотечественников, которых ждала загробная жизнь; кое-какие народы его древесиной платили дань; одних он оберегал; другие не поддались бы ни на какие уговоры и никогда бы не заснули под реликтом, сторонились статного дерева. “Даже тень великана ядовита!” – говаривали они. Самшит же дерево культурное: звуки, издаваемые духовыми музыкальными инструментами из самшита мелодичны, а выполнение объемных гравюр, рисунков на досках из него, издревле – уважаемое ремесло. Похвалишь самого умного папу, дочурка?»

От мамы: «Глыбина слоистого мелового известняка прикрывает меня – да, неплохая крыша. Представь, если бы пошёл дождь, ни одна долгожданная для леса капля не коснулась бы моей широкополой шляпы и папиной банданы. Вышли бы сухими из воды в прямом смысле!»

От мамы: «Буки, буки, буки. Деревья, а не люди, глупенькая! Если серьёзно, люди, дорогая, здесь встречаются очень дружелюбные, улыбчивые и общительные. Энергетика у разлома сильнейшая, а главное – крайне положительная. Всеми клеточками чувствуется, поэтому мне и папе запросто даются нелёгкие подъемы и спуски по природным ступеням. Сидим в беседке, не торопясь рассматриваем буковую поляну: стволы-тела у них светло-серые с белыми коровьими пятнами. Встану-ка и потрогаю: шёл-ко-вые! А собравшиеся кругом буки интересуются нами. Некоторые даже попадали от удивления. Неужели мы так отличаемся от других любителей лазать по горам? Шучу, на самом деле они спилены для каких-то целей, и мы видим их годовые кольца».

От мамы: «Вот мы и на дне каньона у бирюзовой, идеально прозрачной реки. Много солнечных лучей дотягиваются до её дна, где каждый серый камешек сглажен текущей водой. Водица студёная, хотя никакой лёд не сковывает Хосту. Она сводит наши босые ноги. Сухие ветви, оторванные от деревьев когда-то прошедшим штормовым ветром, разбросаны по берегу, а жухлые листки – лодками по водной глади».

От папы: «Ася, рыба, рыба! Столько. Молодые форели в мелководной Хосте радуются солнцу. То зависают, пошатываясь, и течение относит их, то плывут куда глядят холодные глаза, изгибаются, поблёскивая серебром».

От мамы: «Застеленные лесом стены известняка слева и справа от реки как небоскрёбы, разделённые дорогой. Немного отдохнули, теперь обратно наверх. Ух, и крутая лестница! Подглядываем через ветви за уменьшающейся и уменьшающейся Хостой. Сейчас она, поделённая каменистой косой, несётся и бурлит. А когда две бирюзовые косы сплетаются в одну, опять успокаивается, недвижно течёт, рябь – и та исчезает. Чистота! Посреди реки родинками, друг за другом, вырастают крупные валуны, для рассыпчатой воды они не преграда. А у противоположного берега разлом уронил застывшую белоснежную слезу с человеческий рост!»

От Аси: «Слушала, и сердце замирало. Вспоминала нашу с братом поездку к Медовым водопадам, карачаево-черкесским. Дорогу вверх по кавказскому предгорью; обнимаемый горами город Кисловодск; известняковые холмы, покрытые только выцветшей травой, – зимние альпийские луга; мирно пасущихся лошадей со стройными ногами; коров, гуляющих где им вздумается; призрачный Эльбрус; две сестры – две туманные вершины на фоне более близких чёрных гор с солнечно-снеговыми пиками; силу камня и воды: почти вертикальный спуск в ущелье, горную реку, водопад и ещё, замёрзшие брызги; морозный воздух, лёгкий, обеднённый кислородом, учащённое дыхание; обед печёными чебуреками с дымящимся горным чаем на фоне глубокого ущелья и самого большого водопада… Что-то я замечталась, папочка и мамочка, пора возвращаться к приглянувшемуся платью».

От мамы: «Скоро маршрут будет пройден нами. Мы это сделали! Всё-таки не один сложный километр. Напоследок осматриваем мрачную пещеру – акулью пасть, её стены кусаются выступами, а камни вросли в пол. Может, она помнит прямоходящих «человеков разумных» или узколобых неандертальцев. Далёкая и близкая Хоста откуда-то снизу подмигивает солнечными бликами».

От папы: «Без сомнений, сильное место – разлом! Отдохнули душой, зарядили тела, повосхищались невиданными раньше субтропиками, дочка. Хочется, очень хочется вернуться сюда».

От Аси: «Платье не подошло. Но не от этого грустно, а от того, что не с вами. Такую красоту мне стоило бы увидеть, ведь я и Медовые водопады часто вспоминаю. Обещайте, вы проведёте меня по тропам этого удивительного разлома, вместе перекусим у Хосты, наберёмся сил физических и особой энергии… А на следующий год – в Чегем! Слышала, там тоже красотища: горы, ущелья и водопады, но другие. Я хочу полюбоваться ими всеми!»

Душевная рыбалка

Хочу сказать: «Мы с папой – не профессиональные рыбаки, но зато наша рыбалка отличается крайней душевностью». Для рыбалки необязательно иметь навороченный спиннинг и всякие приманки и прикормки. Щедрая Земля-матушка может дать многое, а остальное найдётся под рукой.

Пластиковая банка завалялась на балконе? Сгодится для переноски червей – натуральной наживки. Гвоздём сделано решето из крышки – так земляные червяки живыми и здоровыми (что очень важно!) доберутся до крючков. Но где же отыскать их? Да проще пареной репы. За нашим гаражом место безлюдное, отличная земля и лопата тут как тут. Сейчас разгар лета, и она переводит дух после зимних дней, когда ей приходилось разбрасывать снег перед воротами. Да что я о зиме? Лето цветёт и поёт! Где ни копни за гаражами – червяков хоть отбавляй. И все упитанные, видно, толстели половину ливневого и тёплого лета, не подозревая о нашей первой рыбалке. И не забыть насыпать немного землицы в банку – это комфортная среда обитания, и, если бы червяки умели думать, точно не смекнули бы о предстоящей им роли.

– Лев, не пропало желание сделать удочки? – спрашивает папа.

– Жду не дождусь! – отвечаю я.

Поэтому, подъезжая к даче, тормозим у леса, который летом принадлежит перелётным птахам, комарам, лесным муравьям и другой живности, милой и не очень. Я, внимательно осмотрев зелёное деревце, срезаю две гибкие ветки, но не спешу покидать солнечный лес: обстругиваю их перочинным ножом – это наши удилища.

Катушка лески находится в дачном потёртом комоде. Недолго хлопочу над поплавками и грузилом. Коктейльные трубочки обжигаются над пламенем зажигалки и сжимаются – теперь они запаяны с двух сторон. После немного обрезаю концы и прокалываю иглой отверстия для лески. Никуда без водостойкого маркера и колец из проволоки. А обыкновенные шайбы – это элементарные грузила.

И вот удочки сделаны своими руками, простые, но для душевной рыбной ловли – самое то. А она состоится завтра!

С утра пораньше заправляемся яичницей, берём заготовленные вещи и выдвигаемся к пруду. Золотой край проснувшегося солнца хихикает над крышами; птицы-солисты и птичьи ансамбли распеваются; семицветики, потягиваясь, распускаются.

Опускаемся на перевёрнутые жестяные ведра, достаём пляшущих червяков и закидываем удочки. «Блюх! Блюх!» Крючки с червяками-живчиками и грузила тонут в тихой воде, а поплавки поднимаются над ребристой гладью как носы двух зазнавшихся Буратино.

– Лев, молчим… Теперь главное – не спугнуть… – шепчет папа.

Моё воображение красочно рисует тьму рыбёшек, которые, толкаясь плавниками и хвостами, наперегонки плывут к нашим наживкам. А наяву клёва нету, лишь ветер медленно, но верно сносит поплавки. Проходит время. Нет клёва – и всё тут! Ну и не надо: достаём жаренные мамой семки и начинаем, не торопясь, лузгать их, а папа шёпотом рассказывает невероятные истории.

– Сынок, я где-то слыхал, как один яхтсмен отправился в кругосветку и, попав в абсолютно штилевые Конские широты Атлантического океана, от нечего делать решил порыбачить. Ты ни за что не догадаешься, какую запись сделал он в своём судовом журнале, кстати, последнюю: «О! Горе мне! Я пощекотал самого Кракена-монстра!» Да, да…

По-прежнему тишина, точно воцарившаяся тогда в Конских широтах. Мы перезакидываем удочки и продолжаем поедать семечки одну за одной.

– А другой «удачливый» рыболов, – продолжает папа, – в Шотландии, стране питерских дождей, бархатистых холмов и средневековых замков, поймал лох-несское чудище на живца. И никакого фотоснимка, досадно, правда? Единственное доказательство – это возвращение к жене в отель без любимого спиннинга. «Представляешь, это динозавр проглотил его и мог меня, но я вовремя дал дёру», – слова рыбака. Во как, сын!

Я слушаю, разинув рот и с широко раскрытыми глазами. А вокруг поплавков – ни пузыря, ни круга. Ну, раз так – пора устраивать чаепитие, ведь семечки подъедены. Разливаем заварившийся чай по термосным крышкам и, обжигая языки, не спешим.

– Двое отдыхающих, – сегодня папа щедр на истории, – рыбачили с катера в Чёрном море, когда сладкая девичья песня, доносившаяся откуда-то, привлекла их. Ну и они незаметно уснули, а протерев глаза, распознали турецкий говор. Потом посол России в Турции разъяснил бедолагам: «Таким образом сирены часто подшучивают над ничего не знающими о них рыбаками».

Началось…

– Папа! Папа! Смотри! – вскрикиваю я.

Папин поплавок неожиданно исчез под водой, а за ним – и мой. Удилища, треща, изогнулись. Леска зазвенела будто струна.

– Подсекай, Лев! Вытягивай, что есть мочи! – теперь кричит папа.

Две крупные рыбины, заглотившие наживку, неистовствуют в воде, извиваются, выпрыгивают, бьют хвостами, кидаются из стороны в сторону. Но сражаться целую вечность, до водяных мозолей на руках, не пришлось: быстро одерживаем верх над недовольными рыбёхами.

Мама, пришедшая с приятной новостью (приехали её родная сестра и мой дядя), видя папу и меня с карасями с ладонь, разведя руками, выговаривает лишь пару слов: «Ой! Ничего себе». Да, вот это улов! А кошка, не веря глазам своим, долго обнюхивала немалых карасей, а затем сполна насладилась ими…

– Отлично порыбачили, Лев. Предлагаю опять поохотиться, пора вытаскивать на свет Божий следующих жителей водяного царства, – одним ранним утром говорит папа и вкладывает в мою руку отличившуюся разок самодельную удочку.

Рядом судоходная река

Сейчас мои родители ведут размеренный образ жизни, к сожалению, возраст берёт своё. Папа и мама со мной подростком путешествовали по всей России. Мы посетили много городов необъятной Родины, но наши сердца сильнее забились лишь в одном городе: южном и казачьем Ростове-на-Дону. В череде рабочих дней я нашёл четыре свободных дня и вылетел в этот самый город: мне захотелось привезти свежие снимки любимого Дона и так или иначе ведущих к нему уютных улиц своим старикам и посетить места, отпечатавшиеся тогда в юношеской памяти.

В самолёте я почитал историю ожидающей меня гостеприимной земли. Когда-то по ней кочевали скифы – предки всех русских людей. Видя широкие неспешные воды, поражаясь такой красотой, они, наверняка с трепетом, говорили: «Дон». Дон на их языке означало «река», но без трепета у них бы не получилось, как и не получается у нас, при виде её, выговорить это слово. А дальше… Елизавета Петровна, императрица, в середине восемнадцатого века, в холодном декабре месяце по просьбе казаков своим указом основала на Дону таможню. Чтобы турецкий и греческий товар прошёл через руки хватких казаков (людей свободных, воинов, готовых головы сложить за империю) и достиг северных русских городов. Ростов-на-Дону быстро рос и крепчал. Читал бы и читал, настолько мне интересна история нашего государства, но тень самолёта уже скользит по степным просторам за иллюминатором.

После заселения в номер ростовского отеля с рестораном на первом этаже, где подают лучшую в городе уху, вечером под падающим солнцем, словно под клонящимся к горячей земле жёлтым подсолнухом, первым делом я прогулялся по набережной вдоль Дона-батюшки. Да-а-а, ши-и-рок! Могуч и статен! Притягивает взгляд! Дарит тихую радость. Совсем не изменился.

Ну, как тут не разговориться с рыбаками?

– Рыба есть?

– А то!

– Покажете?

– Что скрывать, смотри.

– Жерех и окунь, неплохой улов!

– У меня? Вот у него!

– Иди сюда. Узнаёшь?

– Как же сома не узнать?!

– Потихоньку клюёт.

– Хорошего вечера, а завтра – ещё рыбы.

– Тебе тоже удачи.

На том и разошлись. Даже спустя века щедр Дон, а сам ничего не требует от человека.

– А где памятник Шолохову? – спрашиваю у пожилой высохшей ростовчанки в широкополой шляпе в сине-белую полоску.

– Михаил Александрович? Никуда не денется. Смотря на свой Дон, размышляет об очередном грандиозном романе про донцов. Чуть не дошли, молодой человек, – доброжелательно отвечает бабушка.

Подходя к монументу, укоряю себя, что до сих пор не нашёл времени на любимый папин роман-эпопею «Тихий Дон». Сейчас, дотронувшись до Шолохова в металле, мысленно дал обещание гениальному писателю и отцу выкроить часок и прочитать уникальную по языку, колоритную книгу про главное: любовь и нелюбовь.

На многолюдной набережной раздетая малышня бегала по бьющим из-под земли струям фонтана. Звонок от родителей отвлёк меня от философских мыслей.

– Привет, Лев.

– Привет, мам.

– Ты где сейчас? На набережной?

– Ага.

– Лев, изменился Ростов-на-Дону?

– И нет, и да.

– Но всё такой же замечательный, мы с папой уверены!

– Невероятный, мам! Я затронул улицы правого берега. Деревянные домишки так же прячутся среди многоэтажек или между обветшалых домов поменьше. А ещё в моих планах – увидеть златоглавые храмы. Всё вместе – воплощение духа казачьего и портового города в камне и дереве.

– Поколения меняются, Лев, а город нерушим. – Мама меня понимает.

Я поболтал с отцом и, счастливый, отправился ужинать, пробовать шедевральную уху в ресторан при отеле.

А утром спустился к донской воде: захотелось позавтракать в плавучем кафе. Заказал любимый мамин чай (душист шалфей!) и смотрел на проплывающие под нежным солнцем сухогрузы-гиганты, на открытые экскурсионные, застеклённые прогулочные и круизные речные суда, на толкачи-буксиры, на частные белые катера и дорогие яхты, на корабли полиции. «Дон, ты настоящий кормилец и труженик», – думал я, наслаждаясь батюшкой Доном и запахом воды, а волны тихо и тревожно разбивались у моих ног.

После стираю подошвы кроссовок о ростовские тротуары.

На третий день куплен билет до Старочеркасской станицы. Прогулочный теплоход отчаливает. Попутчики-ростовчане за столиком – люди начитанные, нескучные. У них и истории про бурлаков: крестьян, которые тянули суда за бечеву, крепкую верёвку, против тихого течения Дона, и это было легче, чем бороться со стремительной Волгой; и про коноводные суда: прирученные лошади, копытами поднимающие пыль над берегами Дона, двигали покорителей рек своей немалой силой; и про паровой транспорт, дымящий, как сухой лист в огне.

Иссушенная земля. Но плодовые деревья благоухают в Свято-Донском мужском монастыре. Здесь под горячим солнцем прошу благословения у отца Модеста, стоя возле его могилы. Он так сострадал незнакомым людям, что горькие слёзы лились из его светлых очей. А я попросил, чтобы у моих родителей и хороших людей было много здоровья.

Местный пляж многолюден. Напоследок искупался в тёплом Дону, будто второй раз крестился…

Вечером же следующего дня уже был у родителей, в нашем городе, показывал им снимки.

– Лев, удачные фотографии, практически все, Ростов-на-Дону очень фотогеничен!

Растроганные воспоминаниями родители не отпустили меня, и я заночевал у них, а рано утром помчался по делам. Перед сном я созваниваюсь со своими стариками, мы часто вспоминаем Ростов-на-Дону и батюшку Дон и планируем, вопреки годам и занятости, вместе повосхищаться ими…

Отдых среди берёз

Машина, раскачиваясь, разрезает лес, и зажигаются красные стоп-сигналы. Длинные рюкзаки отправляются на спины. Каждый шаг тяжёл, а мошкаре и комарам, этаким «мессершмиттам», легко кружить вокруг нас и нападать. Везде берёзы, и птицы судачат о чём-то своём. Неплохая солнечная поляна рядом с круглым озером да песчаный спуск к воде – красота!

– Лев, чего ещё желать! – восторгается мама.

Нами разложена палатка, растянута во все стороны, похожа на планетарную станцию – надёжная защита и от стоящего зноя, и от слишком участливых насекомых, а также дождя, являющегося без спроса.

Чтение любимых книжек и лесной воздух делают своё дело: усталость как рукой сняло!

И вот поставлен мангал, покрытый сажей будто труба, нечищеная трубочистом. Угли раскалены. А котелок подвешен на шампуре, в нём кипятится и заваривается настоящий зелёный чай из листьев брусники, ежевики и черники – всё из щедрого леса. Чуть спустя шашлык пускает сок. Непередаваемый аромат! Дымок стоит от этого, точно двигатель вскипел. Аппетит-то разыгрался, самое время – за скатерть-самобранку.

– Ум-м-м… Вкуснятина!

Укулеле не смолкает, аккорды догоняют друг друга. Бардовские песни душевно звучат нашими голосами: хриплым папиным, льющимся маминым и звонким моим. Незабываемо!

– Кто купаться? – зовёт папа.

Озёрная водица тепла, прекрасно плывётся, но случайный дождь выгоняет на сушу.

В палатке очень уютно: внизу – живая земля, внутри сухо, сверху мелодично постукивает дождь. Электрический фонарь вместо люстры, спальные мешки вместо домашних одеял. Музыка, книги, дневник – всё под рукой. Романтика!

То ли мы не замечаем часов, то ли время прячется далеко в берёзовой роще. Дождь иссяк. Вечереет. Страницы удовлетворённо заложены. Палатка печально опускает свои плоскости – дом разрушен. Складные вещи сжимаются словно от обиды. Багажник проглатывает мокрое и сухое. От света фар разбегаются крупицы темноты.

– Лев, это была твоя идея посетить лес!

Родители довольны, и я тоже.

Иметь возможность отдохнуть среди дикой природы, почувствовать её, подзарядиться от неё – большое счастье, и сейчас мы очень именно счастливы!