Loe raamatut: «Там… (сборник)»

© Голубничий И.Ю., 2014

© ИПО «У Никитских ворот», серия, 2014

«На темных одеждах – дорожная пыль…»

 
На темных одеждах – дорожная пыль,
В ладонях – остатки даров.
В угрюмых надеждах – кромешная быль
И пламя грядущих костров.
 
 
В угасших глазницах – Иллюзии крах
Да девственных снов лепестки,
Сожженных миров остывающий прах
И море смертельной тоски.
 
 
На звездных дорогах мы встретимся вновь
Ведь сходятся где то пути?
И если была между нами любовь,
Прости меня, жено, прости…
 

Скорбный ангел

«Любимых слов прекрасная тщета…»

 
Любимых слов прекрасная тщета,
Мерцанье тайн в трепещущей строке,
Премудрых книг святая нищета,
Тревожное гаданье по руке
 
 
Как мерное качанье в гамаке…
 
 
Холодных дней однообразный ход,
Сомнительный, непонятый никем,
Но кое как прожитый старый год,
И те же трещины на потолке —
 
 
Как тихое течение в реке…
 
 
И все глядишь на темный небосвод
И грезишь о забытом уголке.
Там все как здесь – и розовый восход,
И белые туманы вдалеке,
 
 
Как тени уходящих налегке…
 

«Ты скажешь: „Ночь…“ Прозрачный мотылек…»

 
Ты скажешь: «Ночь…» Прозрачный мотылек
Мне на ладонь доверчиво прилег.
 
 
Я буду ждать. Ни слова, ни строки,
Лишь слабое дрожание руки.
 
 
И страшно думать, что опять во сне
Мой скорбный ангел прилетал ко мне.
 
 
А может, в час позора и конца
Безумие за мною шлет гонца?
 
 
А может, просто сонный мотылек
Устал и, бедный, на ладонь прилег?!
 
 
…И бьются тени в мутное стекло,
Как будто чье-то время истекло.
 
 
А может, просто жизнь совсем пьяна?
Там, на дворе, лихие времена…
 
 
Ты скажешь: «Скучно жить в чужом краю!»
Я темные бокалы достаю.
 

«…И было так: молились до утра…»

 
…И было так: молились до утра,
А после пили до кошмарных грез,
И странно коротали вечера.
 
 
И год прошел, но счастья не принес.
А помнишь, как сияли небеса
Ответом на мучительный вопрос?
 
 
Горели подмосковные леса,
Спокойно спал палач в своем дому,
И сумасшедший слышал голоса.
 
 
И Август плыл в удушливом дыму,
Безжалостно сжигая эту твердь,
Сомнительный, ненужный никому…
 
 
Я раньше думал – так приходит смерть.
 

«…И городов бунтующая твердь…»

 
…И городов бунтующая твердь,
И аромат полей,
И в каждом теле зреющая смерть,
И розы на столе,
 
 
И встречи в отдаленных уголках
Заброшенной страны,
И пьяницы, таящие в зрачках
Младенческие сны,
 
 
И сонные осенние ветра,
Забредшие сюда,
И на окраине забытый храм, —
Забытый навсегда,
 
 
И на стене моей старинный крест —
Как скорбь Его чиста!
И тихий ангел, приложивший перст
К трепещущим устам,
 
 
И звучных слов тревожная мольба
Неведомо о чем,
И странная, невнятная судьба,
И что-то там еще…
 

«Я полюбил в глухие ночи…»

 
Я полюбил в глухие ночи
Смотреть сквозь мутное окно
В холодные, слепые очи
Светил, угаснувших давно.
 
 
Они почти уже остыли
И в синем холоде плывут
Одни, в туманах звездной пыли,
Покуда вовсе не умрут.
 
 
И это мощное сиянье,
Пронизывающее тьму
Лишь путь луча сквозь расстоянье,
Непостижимое уму.
 
 
А ты глядишь, завороженный:
– Какая яркая звезда!
Светильник, ангелом зажженный,
Неугасимый никогда…
 

«…И в небе осеннем сияют они…»

 
…И в небе осеннем сияют они,
Последние тайны храня.
Ни полунамека, ни проблеска, ни…
Ничто не тревожит меня.
 
 
И славно, как встарь, коротать вечера
В блаженном, как встарь, полусне.
Лишь поздние гости – сырые ветра —
Стучатся в окошко ко мне.
 
 
И будят, и напоминают о том,
О чем невозможно сказать,
И лучше в неведенье жить бы святом —
И я открываю глаза…
 
 
Привычные вещи, постель и окно,
Простые владенья мои
Хочу я увидеть, но вижу одно —
Пустые глазницы свои.
 

«В сей поздний час мой дом и пуст и темен…»

 
В сей поздний час мой дом и пуст и темен.
Смотрю в окно. А что же делать, если
Все разошлись давно, один котенок
Не спит, лишь сладко дремлет в мягком кресле.
 
 
Кусочек льда в рубиновом бокале
Растаял – как естественно и мудро!
– А через час холодной светлой сталью
Всех ранит в сердце пламенное утро.
 

Триптих

1.

 
Я видел сон – угрюмая страна,
Не здесь, но где-то на чужой земле,
В какие-то другие времена…
 
 
На башне било час. Восток светлел.
Рожок походный протрубил «отбой».
Над площадью – повешенный в петле.
 
 
Чу! – смолк рожок. Солдаты стали в строй
И, шаг чеканя, двинулись вперед,
И каждый, несомненно, был герой.
 
 
Оставшийся, истерзанный народ
Повешенного вынул из петли,
Не глядя на раскрытый, страшный рот.
 
 
Потом ушли и близких унесли…
Вдали пылал и плавился Восток —
Кровавый шар в космической пыли.
 
 
Там, в небесах, скорбел распятый Бог.
 

2.

 
…А если сон продлится – что тогда?
От смутных грез воспрянут города,
 
 
И род людской, прервав свои труды,
Увидит свет сгорающей звезды,
 
 
Увидит, как сквозь темный небосвод
Какой то странный образ снизойдет,
 
 
И радостно склонится перед ним,
Назвав его Спасителем святым.
 
 
И примет власть надменный имярек,
И кровью обратятся воды рек.
 
 
Отравленный, в полях засохнет злак,
Как бы учуяв некий верный знак.
 
 
И властью облеченные пройдут
По всей земле, творя неправый суд.
 
 
И, воплотив предсказанное встарь,
Своих коней пригонят на алтарь.
 
 
И зацарят средь выжженных пустынь,
Глумясь над прахом попранных святынь…
 
 
– Все тот же сон горящая звезда.
О, Рок, куда влечешь ты нас, куда?!
 

3.

 
– Что происходит со мной?
Даже забыться невмочь!
– Не беспокойся, сынок,
Просто ненастная ночь…
 
 
– Нет, ты послушай, отец:
Нынче на черном коне
Странный, тревожный гонец
В полночь являлся ко мне!
 
 
– Полно, послушай отца:
Это последний гонец
Бродит в преддверье конца,
Только не скоро конец…
 
 
– Папа, он мне рассказал
О разоренной земле!
Страшно смотрели глаза,
Страшен был знак на челе!
 
 
– Это прошедшие дни,
Отзвуки давних тревог.
Перекрестись и усни,
С нами всевидящий Бог…
 
 
– Боже, но как мне забыть
Страшные эти глаза?!
Может, он нашей судьбы
Тайный итог предсказал!
 
 
– Встанет земля из руин,
Пепел развеют ветра…
Все это будет, мой сын,
Все это было не раз.