Loe raamatut: «Порождённый», lehekülg 5

Две тысячи лет до отчего дома

Необходимо очень быстро бежать. Бежать настолько быстро, что свист ветра покажется трамплином, разгоняющим адреналин в крови. Бежать и ещё раз бежать. Двигаться, уворачиваться, подпрыгивать, смеяться.

Точка бифуркации выбита татуировкой на коре головного мозга. Будет понятно сразу, что я её нашел. Это место обещало быть ярким и свежим, сладким и хрустящим. Мои шаги обгонят боль, а злопыхатели больше не смогут плевать мне в руки и заставлять этим умываться.

Может и не было во мне никакой славы. Не был я особенным человеком, никто от меня этого и не ждал. Именно поэтому мне удалось так легко сбежать. Они думали, что навесят на меня ярлык больного, закроют в белом и просторном здании, накормят кашей, а я всё забуду.

Нет, память моя не подводила меня, ибо я был крупицей антиматерии. В месте Х я встречусь с крупицей материи и произойдёт взрыв эндоморфинов.

Это назовут бредом, рационализацией, сверхценной идеей. Назовут и ошибутся. Потому что я видел Единого и знаю, что он существует. Именно Его любовь и давала мне силы бежать.

Я бежал по степной местности, вокруг была сухая и выжженная земля. Птицы летели задом наперёд, а стервятники даже не хотел смотреть на меня. Был противен им мой вид, словно я – это кусок гнилого мяса. Впереди уже виднелся лес, в котором и находился пункт моего назначения.

Мозг работал в особенном ритме, чувствовалась пульсация и циркуляция крови. Причудливые создания окружали меня и благословляли мой путь. Вот кит, скрещенный со свиньей, он желает мне удачи. Вот лягушка с лапами собаки, она шлёт мне воздушный поцелуй. Капли дождя высасываются из земли и улетают обратно на небеса. Ангелы, что утеряли свои слёзы, требуют их обратно.

Я находился за две тысячи лет до отчего дома. Погружение в пучину чудес затягивало меня всё глубже на дно. За чертой леса начнутся настоящие чудеса и дивные отголоски прошлого будут проявляться всё сильнее и ярче.

Столп из использованных больничных шприцев и ярких таблеток, что не вошли в мой рацион, шёл предо мной и показывал мне путь.

С неба начали падать хлопья снега, которыми я смог утолить свою жажду. Единый ждал меня; потихоньку его голос начинал звучать в моей черепной коробке.

Было тепло и весело. Ветки деревьев хлестали меня по лицу, трава щекотала мои голые икры, а клещи осторожно кусали мои руки и ступни. У клещей был только один подарок для меня, звался он – органическое поражение головного мозга. Здорово, не правда ли?

Так вышло, что частица святости была во всём. Не стоило искать нечто необычное где-то в центре земли или в центре космоса. Космос един и имя ему Единый. Каждая вещь – это сгусток множества измерений, которые принадлежат Творцу.

Слёзы – это кровь Его, перегной – это плоть Его, крики умалишённых – это голос Его. Однако, стоит сказать, что сам я здоровый. Окружающие не видят особых вещей, так как они сами решили огородить себя от этого. Сокрыли целый кусок реальности и назвали это нормой. Норма – это вера в то, что космическая пыль будет съедена пророком и из этого союза родится здоровье. Тысяча лет до отчего дома. Осталось немного.

Нужно порадовать вас хорошей историей. Я очень люблю рисовать, лежит такой вот грех на душе моей. И рисовал я каждый день рисунок разный: розу, что состояла из глаз и улыбок людских. Матери не было, но улыбка её была. Отец был серийным убийцей, но в розе он был ещё младенцем. Моя роза была способна изменить всё плохое и вернуть всё хорошее.

Вот посреди лесной чащи и небольшой пруд, в котором можно креститься. Некие санитары из больницы Y не давали мне провести обряд крещения. Нарушалось священное право на возможность произвести погружение.

В этом пруде не плавали рыбы, но плавали мёртвые лягушки, что до этого приносили в пруд плоть человеков.

Глупенькие, не знали, что мясо наше ядовито для окружающего мира. Свет глаз Единого выжигает сознание, а плоть человеков выжигает возможность жить и процветать.

Картина была такова: я стоял в центре пруда, воды мне было по пояс, дно было мягкое, а окружающая тина грела и целовала моё изученное тело. Руки я развёл в стороны. Закрыл глаза и открыл рот, из него потекла чёрная жижа. Жижа с привкусом угля символизировала болезнь. Они не пытались меня вылечить, наоборот, в их задачу входило сделать меня идиотом. Таким же слизнем, как и те, что живут в местном террариуме.

Ползать и пресмыкаться – значит забыть о том, что есть другие измерения. Их собрало ничто – так они говорят.

Меня же собрала гравитация и Единый. Предки мои формировались в грязевых источниках и использовали отходы Творца на благо своего естества. Пятьсот лет до отчего дома.

Устал. Если будешь веровать, то никогда не устанешь. Цель была простая: пройти через лес, найти место, где встречается вселенная и смерть, а потом действовать по наитию духа.

Лес, что так приятно пах, кончался. Спасибо тебе земля, что была такой мягкой. Тело моё не болит, а душа моя ликует. На укрытой полянке находится деревянный домик. Сразу понятно, что именно его я и искал. Место, где можно провести обряд погружения.

Выглядит он неказисто и блекло, но это ни о чём не говорит. Может это и выглядит так, словно это один этаж покосившейся постройки, но ощущается это совсем иначе. Самая настоящая лестница в вечность. Вот увидите.

Внутри нет ничего. Груда мусора, банок и бутылок. Посередине стоит табуретка, а над ней натянута верёвка с петлёй. Сто лет до отчего дома.

Поднимаюсь на табуретку и потуже затягиваю петлю. Скоро я смогу бегать по лугам и долам, смеяться над своим образом мыслей и считать от одного и до девяноста девяти. Осталось только погрузиться.

Шаг и я уже там, в отчем доме. Ощущается эффект асфиксии. Послание выпадает из моих рук. Постепенно я сливаюсь с окружающим миром, становлюсь частью временного континуума, веду диалог с Единым.

– «Не зря ты пришёл ко мне, сын мой. Тут есть все ответы. Скоро ты узнаешь из чего сделано то яйцо, которое породило Вселенную.

Ты раньше всех понял, что твоя душа – это флешка, которую можно включить или выключить. От этого и зависит процесс актуализации твоего сознания».

Отчий дом начинает проявляться с последним вздохом.

––

Собака дней моих суровых;

Чернявый пёс, что жрал меня;

Я зрел в сомненья самый корень;

И православно желал зла;

Мои способности сокрыты;

Эмоций нет, я падший смерд;

Вкушаю сладкий привкус божий;

И ожидаю крика бед;

Распотрошенный и облезший;

Хрипя трахеей, ты взывал;

И говорил про ангелочков;

Что обрамляли славы зал;

И верю я в великий Свет;

Так принимай же мой совет;

И поскорее отдай душу;

Тому, кто ел кровавый след.

––

Вскрытие было завершено. Патологоанатом вздохнул и сказал вслух: «Бедный ублюдок, у него была аномалия в мозге. А он, наверное, думал, что общается с ангелами или бесами. Тьфу!».

Загадочная икона

– «Икота-икота, перейди на Федота. Икона-икона, не уходи к Федоту. Ведь ты такая загадочная».

Пора сходить на базар. Но идти нужно по порядку. Была среда и шёл я по старому району, что впитал в себя запах смерти всякой твари.

Мусор гнил на улице, в воде, в головах людей. Казалось, что нечистоты и есть тот товар, что так страстно желают купить люди. Но я не был похож на них.

Продавцы вопили: – «Солёная рыба!» – «Сладкий персик!» – «Свежая-гнилая голова свиньи!».

Какофония разных звуков и стонов. Здесь живут, мучаются, умирают. В промежутках пытаются торговать. Торговля телом не есть торговля душой. Не порицайте тех, кто болеет. Тело их находится во власти разврата, а душа принадлежит Богу.

Шагаю по потрескавшейся дороге из старого асфальта. Его сразу положили таким старым, чтобы угодить пожилому поколению. Трещины похожи на морщины. Люк на дороге открыт и ведёт в самые недра. Все там будем. Бледно-жёлтое солнце освещает пути мои, а толстые мухи жужжат и садятся на моё чело. Кто-то переродился и стал мной, а кто-то переродился и теперь торгует грязным куриным мясом.

Всех бы убил, да верю в Бога. Бог завещал убивать только ближнего: сынов, дочерей, старушку мать.

– «Бог-бог-бог, велик мир твой!». Вот потасовка молодых людей, вот пьяница, что разлагается прямо на дороге.

Все делают вид, что так и должно быть. Все безмолвно декларируют тезис, который гласит, что вселенная создана для нас.

8. Демонстрирует это и грязный пёс, довольно скалящий свою пасть в мутной луже. – «Лужа эта создана для меня. Смотри на мои лапки и хвост, им так удобно и прохладно».

9. Делаю вид, что мог не заметить церковную лавку. Фонари на ней горят даже днём. Пока солнце работает на всю мощность, дабы сжечь каждого вампира, старая церковная лавка освещает путь заблудшим душам.

10. Людей нет, но товар есть. Всего один товар женского пола. Она ждёт меня. Загадочная икона. Она источает миро и свет. Миро я слизал, а свет будет выжигать глаза демонов. Надо с ними пообщаться: – «Ангелы, сколько вас там? Много?» – «Много, имя нам Легион».

11. Выхожу на плохо отреставрированную лестницу и поднимаю икону вверх. Тьма вокруг сгущается.

Я остался один, вокруг море психически больных рыб, а икона светит высоко вверх. Это маяк, что сообщает Богу о том, куда плыть не нужно. Пусть всё идёт своим чередом: страдания, смерти, разрушения. Загадочная икона.

12. Эффект отравления благодатью. Миро и псилоцибин работают схожим образом. Лики начинают мерцать, мои мысли теперь принадлежат вселенной, демоны принимают меня за своего. Загадочная икона.

13. Решительно зашагал домой. Там меня ждала Смерть. Моя старушка мать сообщила мне об этом по телефону. Жаль, что телефона у меня уже давно не было. Так бы я не стал отвечать Смерти.

14. Одна улица сменялась на другую. Небо было серого цвета, но слёзы свои успешно сдерживало. Боялось процессии, что разворачивалась на моём пути.

15. На горке из жёлтых листьев лежала мёртвая кошка. В ней уже копошились трупные черви. Запаха не было, скорби тоже.

Четыре маленькие девочки стояли на корточках перед кошкой и дёргали волосы из её субтильного тельца.

16. – «Любит, не любит, любит, не любит», только это и мог я слышать от сих прелестных созданий. Однако, нельзя забывать и о том, что я несу загадочную икону. Они расступаются предо мной и отвешивают поклон.

17. Я прикладываю икону к их маленьким лбам. – «Помолюсь я за вас, девоньки. Помолюсь богу о скорейшей вашей смерти».

Тела тленные сменятся на нетленные. Будете пировать с Творцом и вкушать яства райские. Загадочная икона.

18. Серые многоэтажки вырастают на моём пути. Хотелось бы узнать ответ на безмолвный вопрос: – «Сколько в них подохло муравьёв? Или муравьи – это те же тараканы, только с человеческим лицом?».

18. Икона отвечала мне – «Не мучай себя столь примитивными вопросами. Попробуй посчитать сколько осталось твоей матери старушке». Загадочная икона.

20. Я поднимался на двенадцатый этаж и считал. Понимал, что осталось ей совсем недолго. Поверну ключ в замке, открою дверь, сниму обувь, убью её. Пришло время её, пора возвращать душу тому, кто её любит и ждёт.

Мать всё понимает: расстелила ковёр в зале, сняла с головы платок, встала на колени. Тихо прочитали молитву. «Аминь». Икона была сделана из дерева и серебра. Увесистый и складный артефакт божий. Печать автора не стояла. Загадочная икона.

21. – «Пора». Серия ударов разбила голову старушки матери. От головы почти ничто не осталось.

22. Кровь и серое вещество валялись повсюду, стекали с потолка, впитывались в ковёр. Углы иконы теперь покрыты кровью. На месте головы, где теперь сформирована масса из костей, хрящей, нервной ткани, вижу лик Богородицы. Не зря старался.

Я ведь часто таскал на двенадцатый этаж сумки для матери. Теперь буду таскать саму мать, но по частям. Благо есть и лобзик с мусорными мешками. Загадочная икона.

23. Дверь открывает полицейский и подходит прямо ко мне. Он тощ, усат, высок.

– «Разрешите представиться, начальник следственного комитета, Диавол. К вашим услугам-с. Вижу, что вы человека убили. Ну-с, придётся с вами пообщаться. Документики имеются?».

24. Я показываю икону, с которой до сих пор сползают мозги.

Солнце уже зашло за горизонт, луна не справляется с задачей освещения, но в комнате всё ещё светло. Горит лампада в том месте, где должен быть красный угол. Диавол внимательно смотрит на икону.

Говорит – «Это совершенно меняет ход дела, уважаемый». Начинает крутить свой ус, отрывает его и начинает жевать. – «Мои полномочия тут всё, сударь».

Достаёт свой табельный пистолет и плавным движением указательного пальца вышибает себе мозги. БАМ. Будет еда на днях. Загадочная икона.

25. Крови натекло много. Меня разбирает сильная икота. Возможно, что сам Бог вспоминает обо мне.

Беру кисть для малярных работ и крашу кровью угол. Тот, где раньше не было красного угла. Теперь будет. Ставлю туда икону, встаю на колени и начинаю молиться:

26. – «Икота-икота, перейди на Федота. Икона-икона, не уходи к Федоту. Ведь ты такая загадочная».

Пора сходить на базар…

Сверхтяжесть

1. Стробоскоп искажал реальность, плавил стены, шатал небеса. Порождал какие-то искажения реальности. И куда делся тот Атлант, что должен удерживать небесный свод?

2. Хватит. Убрал стробоскоп в дальний ящик. Ящик был белый, рукоятка была чёрная. Не очень глубокий ящик, зато находится далеко от моего спинного мозга. Если достать из него все провода, то можно заменить кровеносную систему и стать успешным андроидом. Жениться и родить веру.

3. Сожительница смотрела куда-то в потолок, где виднелись звёзды. Посмотрела потом на меня и сказала – «Ваня, я так больше не могу. Мне грустно!».

4. А мне не было грустно. Мы встали с матраса и пошли пить кофе. Чашка кофе напоминала мне Маракотову бездну. Вихри и завихрения, глубина погружения в неё зависит от температуры организма. Сейчас она где-то 36.5.

5. Мешаю кофе не ложкой, но ножом. Режу кубики сахара и топлю маленьких ублюдков в соседней речке. Я сейчас про котят, а не про сахар. Сахар я слизываю с ножа и вскрикиваю – «Гой еси!». Здоровья вам. Сидим на кухне, где есть специальная коробка, которая выполняет роль подставки для чашек. Солнечный свет умело огибает окно и освещает другие квартиры.

Там живут извращенцы. Звенящая тишина и полное отсутствие печали. Сожительница делает солидный глоток, смотрит проницательно в мои глаза и говорит – «Ваня, я так больше не могу. Мне грустно!».

6. Мне не очень-то и грустно. Настроение похоже на удавку, которой я душил старую вахтёршу. Натянутая леска, которая впивается в кожу и оставляет борозды. В эти ямки можно сажать зерно. Хотя поздно, уже двенадцать часов. Хочется раствориться в потолке, стать побелкой. Или хочется, чтобы меня натянули. Натяжной человек вместо натяжного потолка. Тело моё лежит на матрасе, а сердце начинает биться в трубах, кровь пульсирует по электрическим проводам.

Сожительница включает свет, сейчас девять часов вечера, а она не прекращает есть время. Слышу её сопение и смотрю на её вздымающуюся грудь. – «Ваня, я так больше не могу. Мне грустно!».

7. Лежу в гробу и пробую землю на вкус. Сплю. Плохо закапывали, часть ворсинок от старого ковра щекочет мне ноги. Слава богу, что никто не вздумал целовать тело покойника. Это так, словно тебя просят поцеловать старые трусы.

8. Они висят на батарее в ванной. Чищу зубы и смотрю в кусок зеркала, что лежит в моей руке. Сейчас двенадцать часов ночи. Нужно идти спать. Снова. А так хочется поговорить о вечном. С точки зрения вечности имеет смысл лишь старый носок, которым я душил собаку с восьмого этажа.

Этот носок явно что-то знает, но говорить об этом не будет. Вот бы извлечь из него интеграл небесного знания. У меня нет родственников, только коллекция старых журналов по живописи. Один и тот же выпуск на протяжении двенадцати лет. Одеяло начинает трястись, горы и равнины делятся на правых и неправых. Древнее зло воскресает и прорастает из земли. Это сожительница, я вижу её в отражении острого куска зеркала. – «Ваня, я так больше не могу. Мне грустно!».

9. Один быстрый удар осколком по её глотке. Ручейки крови начинают высвобождать энергию. На моих глазах красная пелена. За окном начинает светать.

10. Где-то кричит петух.

Первые апостолы новой веры

1. Хорошо на кладбище! Тишина и гладь, всё вокруг спокойно, нигде не наблюдается фальшивых улыбок. Обувь не бегает по асфальту. Одежда не прикидывается живой. Пыль танцует и резвится, я её не буду мешать.

2. Вокруг много могил. Да я и сам копаю. Медленно, но верно извлекаю отверстие из земли. Нужно освободить то, что вместит в себя оболочку. Доедаю сосиску и смотрю на голубое небо. Сосиску я сделал сам, а вот небо не является моим. Смотрю на зияющую дыру в своей груди. Первые ростки чего-то нового. Удобряю это большой порцией слюны.

На месте отсутствующей совести будет прорастать новая вера. Она будет о лучших проявлениях души человека.

3. Сколько я уже убил человек? Может три, может больше. Нужно считать по пальцам.

4. Хочу сказать, что смерть знает своё дело. Её существование можно доказать эмпирически; есть и возможность проверить теорию бытия смерти самому. Смерть существует каждое мгновение. Она смотрит вам в глаза и втягивает носом секунды вашей жизни. Вот умерла моль в вашем шкафу, вот умер любимый попугай. Он кричал что-то про радугу и возвещал скорый приход коллекторов. Коллекторы слуги смерти, они забирают ваше тело, а она забирает ваше электричество.

5. Есть теория, что смерть построила свою ГЭС, только электричество вырабатывается не с помощью воды, а с помощью крови.

6. Она тоже смотрит разные передачи, ей приятно наблюдать на то, как обыватель тратит свою жизнь на бессмысленные вещи: интересуется весом воздуха, дышит гарью, умывается этиловым спиртом.

7. Мне всегда хочется кричать и плакать. Так много мне дано! Я знаю Бога, а Бог знает смерть. Именно Он и создал её, сделал её Своей ипостасью. Хотя многие не заметили этого. Почему люди игнорируют смерть и разложение?

8. На этих столпах Бог попросил меня построить новую веру. Веру в то, что действительно способно очистить человека и подарить ему новую сущность. Неумолимые коршуны смерти однажды выклюют ваши глаза.

Вы будете нерешительно стоять где-то в стороне, а в вашем теле будет вечеринка микробов.

9. Думаю об этих прекрасных вещах и прогрессирую прямо на глазах. Как удивительно то, что человек так много о себе думает, восхищается собой, а потом умирает от инфаркта. – «Эй, хозяин собственной жизни, ты меня слышишь?» Странно, вся его уверенность растворилась. Мрачно побежал проверять свой суп на плите.

10. Много всего происходит за эти мгновения. Отверстие в земле готово, оттуда доносятся крики грешников. Затыкаю пробоину телом и слышу – «Я не успел сказать моей машине, как сильно я её люблю…».

11. Пожимаю плечами и продолжаю копать. Нужно поскорее укрыть мёртвое тело одеялом из земли. Гомеостаз тела отключён, больше ничего уже не будет греть эту тленную тушку. Теперь моя забота.

12. И почему люди такие неблагодарные? Стоило порадоваться тому, что ты мёртв. Хотя он и при жизни не особо радовался. Этот бедняк (его слова) подошёл ко мне и начал жаловаться на жизнь, на бедность, на Господа.

13. Его не смущало, что я занимался физическим трудом. Даже не подумал о моём свидании с кладбищем и лопатой. Одна бусинка из его жалоб насаживалась на другую, но примерить такое ожерелье захочет только душевнобольной. А я не такой.

14. «Дар у меня есть пророческий» – говорю я ему. – «Хочешь расскажу тебе о жизни новой и научу по-новому смотреть на вещи? Протяну колючую проволоку из твоего сердца. Раскрошу коленные чашечки. Заставлю есть собственные уши. Хочешь?».

15. В тот момент он как-то засмущался и решил меня покинуть. Его наконец засмущал тот факт, что я здесь копаю не просто так. Может к нему пришло осознание всей фатальности нашей встречи. – «Ладно, раз не хочешь, то не буду задерживать». Скалюсь улыбкой в ответ. Он разворачивается, и я со всей силы бью его по голове. Раздаётся хруст.

16. Пока изо рта идёт кровавая пена, а из горла доносится свист, кладу его тело в могилу. Быстро и легко.

Вот теперь можно и оказать первую медицинскую помощь. Достаю свой нож и начинаю методично делать отверстия в теле.

17. Органы мне не нужны, плоть тоже, я лишь хочу облегчить его муки. В стеклянных глазах больше нет жизни. Значит пришло время отрезать указательный палец и укрыть его пластом земли. Кладбище – прекрасное место, он здесь уснул и больше уже никогда не проснётся.

18. Этому и учили меня родители – состраданию. Нельзя просто так убить человека и бросить его на обочине жизни.

Родственникам не нужно переживать за тело, ведь оно в тепле и покое. Будущим поколениям можно не переживать за экологию, ведь однажды его тело сгниёт и сольётся с природой.

19. Я заканчиваю копать и начинает идти дождь. Сигнал о том, что нужные ростки уже посажены. Осталось только найти своих последователей и возвещать миру о том, что скоро у Бога будет новое тело. И то, что было мёртвым, теперь станет живым.

20. Кладбищенские собаки стали моими апостолами, через вирус бешенства они будут распространять нашу веру в мир.